Глава 60

По пути в больницу, куда я еду навестить папу, снова звоню Карлу. И опять бодрый голос робота предлагает мне оставить ему голосовое сообщение, что я послушно и делаю.

– Здорово, Карлос! Ты, часом, не смылся из страны? – говорю я в трубку как можно бодрее и радостнее. – А то я уже о тебе беспокоюсь. Забегу сейчас повидать маму, потом еду к отцу в больницу. Уже десять утра. Ты где, ленивый паршивец?

После этого держу путь в сторону Эустон-роуд.

Карл вполне может быть еще в постели. Сейчас совсем не его время дня. Хотя на самом деле даже не знаю, когда бывает это «его время». Какая-то часть его существа всегда не прочь поваляться где-нибудь в уютном гамаке. Карла нередко посещают грандиозные замыслы, но, как правило, он слишком ленив, чтобы спустить ноги на землю и пойти воплощать их в реальность. Первый раз, когда мне довелось увидеть его по-настоящему чем-то одержимым, – это когда Карл заявился ко мне с этой своей идеей насчет «Минуты славы». Это лишний раз показывает, что глубоко внутри в нем таки скрываются честолюбивые амбиции – раз уж он способен порой себя мобилизовать.

Потом я подумала, что он мог с утра пораньше сдернуть куда-нибудь за завтраком – может, уже даже несет мне какие-нибудь свежеиспеченные вкусности. Но Карл и тут меня удивил, не появившись. По крайней мере, надеюсь, что с ним все в порядке.

Когда я заскакиваю к маме в газетную лавку, она вовсю работает за стойкой. Терпеливо дождавшись, пока она полюбезничает с каждым своим покупателем, отсчитает сдачу и поправит разложенные газеты, я подхожу к ней.

– Привет, Ферн. – Наклонившись над стопкой Daily Mails, матушка быстро целует меня в щеку. Мама всех нас безумно любит, просто она не любительница слащавых проявлений чувств. – Каким ветром сюда, детка?

– Да я вот тут подумала, что ты, возможно, захочешь знать новости насчет папы. – Я еще не сообщала ей, что произошло. И, честно говоря, чем меньше подробностей она узнает о моей роли в том, что папа угодил в больницу, тем лучше – не то хорошая взбучка мне гарантирована. Вся информация насчет папиного инфаркта (или, как он выражается, «сердечко шальнуло») идет к матери через брата.

– Джо сказал, он хорошо себя чувствует, – отвечает мама, продолжая ворошить газеты. От типографской краски подушечки пальцев у нее почерневшие – но в целом очень даже ухоженные ручки.

– Да, хорошо. – Я набираю воздуха и говорю: – Мам, он зовет тебя.

Единственная ее реакция на мои слова – это приподнятая с легкой иронией бровь. Не представляю, что мама хочет этим сказать, хотя и подозреваю, что ничего хорошего.

– Ты ведь даже у больницы-то не появилась, – говорю я даже с большим укором, чем следовало бы.

На что, опустив сложенные руки на конторку, мама совершенно спокойно спрашивает:

– А ты уверена, что он не придуривается опять?

– Теперь уж точно взаправду, – качаю головой.

Однако на лице у нее читается недоверие. В этот момент появляется новая волна покупателей, и я отодвигаюсь в сторонку, чтобы мама могла их обслужить. Пока она занята, я вытягиваю шею, пытаясь заглянуть в заднюю каморку – узнать, не там ли мистер Патель.

Когда мы вновь остаемся одни, я еще раз берусь за дело:

– Ты нужна ему. Просто сходи его навести. Всего лишь поздоровайся. Это все, о чем я тебя прошу.

Вздохнув, мама складывает руки на груди.

– Скажи на милость, почему я должна это сделать?

– Потому что он все еще твой муж, – осторожно напоминаю я. – Неужто у тебя не осталось к нему вообще никаких чувств?

Мамина непреклонная осанка немного проседает. Похоже, я все же нащупала тоненькую брешь в ее броне.

– Джо сказал, отец уже вне опасности.

– Ему уже лучше, – соглашаюсь, – но он все равно еще не совсем, скажем, готов бежать Лондонский марафон.

– Это не тема для сарказма, юная леди, – строго предупреждает мать. Теперь она явно перешла в оборону, и это, пожалуй, добрый знак.

– Сходи с ним повидаться. Ну пожалуйста! Прошу тебя! – прибегаю я к мольбам. – Пожалуйста! Врачи говорят, что ему нельзя расстраиваться, а это его как раз очень сильно огорчает. – На самом деле врачи мне этого не говорили – но, разумеется, сказали бы, будь они в курсе нашей ситуации. – Просто загляни к нему с цветами.

– С цветами? – аж фыркает мама. – Для этого старого кобеля? Он не заслуживает цветов.

Она настолько разгорячилась – того и гляди, заведет сейчас тираду – мол, «ненавижу твоего отца», что мне вообще невыносимо слышать. Мой папа, конечно, не ангел, но все же и не такой уж плохой человек.

Я успокаивающе поднимаю ладони:

– Ладно, ладно, я все поняла. Если ты не желаешь его видеть – это твое право. Я сделала все, что могла.

Мамины губы с неумолимостью поджались. Не представляю, как можно быть настолько бессердечной! Лично для меня это верное доказательство, что ее нежные чувства сейчас направлены куда-то к другому объекту.

– Но если с ним что-то случится, мам, знай: я пыталась тебя уговорить. Запомни: я сделала все, что в моих силах.