Определяя структуру брака, Творец наделил его не только «различными благами и целями», но и его «собственными законами» (G.S. 48), которые служат для поддержки первых. Среди этих «собственных», или присущих самой природе брака, законов есть два, которые указывают, «какой», по Божественному установлению, должна быть общность супружеской жизни и любви. Это законы единства и нерасторжимости. Согласно первому, брачный союз должен быть «исключительным», то есть он возможен только между одним мужчиной и одной женщиной. Второй требует, чтобы этот союз был «постоянным», продолжающимся до смерти одного из супругов. Закон единства исключает «полигамию», то есть одновременное брачное сожительство мужчины со многими жёнами, а закон нерасторжимости нарушается при «разводе», то есть при расторжении брака, провозглашённом гражданской властью при жизни обоих супругов.

В церковном Учительстве одно из последних наставлений в защиту единства брака, или моногамии, принадлежит Иоанну Павлу II. Во время своего пастырского визита на Африканский континент Папа, говоря о супружеском союзе, которого Бог пожелал «от начала» его установления, заявил: «Это паломничество к истокам равным образом указывает нам, что первая супружеская пара по замыслу Божию была моногамной. Вот почему нас поражает главным образом то, что цивилизация в то время, когда складывался этот библейский рассказ, в целом была далека от такого культурного образца. Эта моногамия — не западного, но семитского происхождения, — предстаёт как выражение межличностных отношений, в которых каждая из сторон признаёт равноценность и целостность личности другой стороны. Такое моногамное и персоналистическое представление о человеческой паре является абсолютным откровением истоков. Оно несёт на себе печать Бога и заслуживает всё более глубокого рассмотрения».

Тот же самый Понтифик в своём апостольском призывании о «задачах христианской семьи», напомнив о том, что первая общность людей есть та, что «устанавливается и развивается между супругами», и она «уходит своими корнями в естественную взаимодополняемость, существующую между мужчиной и женщиной», заявляет: «Подобной общности в корне противоречит полигамия: она прямо отрицает замысел Бога, явленный от начала, поскольку идёт вразрез с равным личным достоинством мужчины и женщины, которые в браке даруют себя друг другу во всецелой, а потому единственной и исключительной любви».

В то время как полигамия является нездоровой традицией, ограниченной лишь некоторыми культурами и регионами, развод, к сожалению, стал повсеместно распространённой практикой, подобно «мору» или «эпидемии», заразным явлением, которое разрушает, разлагает соединительную ткань семьи. Он не оправдывается и тем, что принят почти всеми гражданскими законодательствами, поскольку «брак», «рождающийся» из согласия супругов, не только с их точки зрения, но и «с точки зрения общества является нерушимым по Божественному распоряжению» (G.S. 48). Человеческий закон не может изменить закон Божественный, каковым является закон нерасторжимости.

Единство и нерасторжимость называются также «существенными свойствами брака» (кан. 1056). Правда, они определяют не само его существование, которое, как предполагается, уже образовано другими элементами, а лишь образ его существования. И всё же они являются существенными свойствами. По самой природе своей брак должен быть таким, а не другим. Если одно из этих свойств при бракосочетании позитивно исключается, то согласие сторон будет несуществующим и, следовательно, недействительным.

Требование единства и нерасторжимости брака исходит из того, что их посредством поощряется и защищается благо супругов, потомства и общества. Если бы некая человеческая сила могла решить судьбу действительного брака и обусловить его конец, то брак был бы тут же скомпрометирован. В связи с этим Второй Ватиканский Собор напоминает, что «священные узы», каковыми является брак, «ради блага как супругов и детей, так и общества, не зависят от человеческого произвола» (G.S. 48).

«Нерасторжимое единство» предполагается самой природой брака «как взаимоотдачи двоих людей» (G.S. 48). Целостность и вечность заложены в логике всякой истинной любви. Кто любит и искренне дарует самого себя, тот любит и дарует самого себя навсегда, не раздумывая, не отрекаясь, безоговорочно и безвозвратно, бессрочно и безгранично.