Согласие, из которого рождаются супружеские узы — это акт, задуманный внутренне; однако брачующиеся должны выразить его внешне, дабы его происшедшее изъявление можно было установить перед лицом партнёра и той общины, членами которой они являются. Поскольку внешнее выражение обретает свою действенность благодаря внутреннему намерению, оно должно верно отражать его. В кан. 1101, § 1 излагается принцип, согласно которому «предполагается, что внутреннее согласие воли стоит за соответствующими словами или знаками, используемыми при бракосочетании». Это норма основана на том, что обычно, особенно в наиболее серьёзных обязательствах, лица имеют обыкновение искренне заявлять и открывать то, что чувствуют в своём сердце и желают разумом. Поэтому, если при заключении брака брачующиеся говорят, что намереваются заключить его без каких-либо оговорок, ограничений или условий, необходимо считать, что их внутреннее намерение соответствует тому, что они выражают внешне.

Но это предположение, обычно являющееся правилом, допускает в определённых случаях доказательство обратного. Действительно, может случиться так, что у обеих сторон или у одной из них внешнее выражение согласия не соответствует внутреннему намерению, поскольку посредством первого они действуют так, будто хотят действительно заключить брак со всеми его элементами и существенными свойствами, но вторым «исключают» его, отрицают согласие, лишают его специфического предмета или изменяют его.

Такое исключение должно быть произведено «позитивным актом воли», с особым намерением: действительно выраженным, сознательным, твёрдым, постоянным, «преобладающим» над общей волей, с которой приступают к бракосочетанию, и отменяющим его. Такой акт может быть совершён обеими сторонами или же одной из них. Нет необходимости в том, чтобы он был представлен в соглашении между ними, разделялся другой стороной или был известен ей. Он может быть «актуальным», задуманным в сам момент бракосочетания, и «потенциальным», если он был выражен ранее и не был отменён впоследствии.

Исключение может касаться прежде всего «самого брака». Стороны или одна из них намереваются совершить только внешний акт заключения брака, не изъявляя внутреннего согласия, единственно с целью, полезной им, но чуждой или даже противоречащей цели супружеской общности. Например, они могут совершить обряд бракосочетания и, следовательно, считаться супругами, чтобы получить наследство, приданое, дом, дать законное имя внебрачному ребёнку, чтобы удовлетворить какое-то лицо или причинить ему страдание. Заключение брака, то есть само выражение согласия, понимается как чистая формальность, не имеющая значения и не влекущая за собой супружеского обязательства. Объектом, который преобладает в таком акте волеизъявления, является не брак, «исключённый» из его сферы или «не включённый» в нее, а чуждая или противоречащая ему цель, на которую направлены устремления обоих брачующихся или одного из них. Не только в их согласии отсутствует свойственный ему предмет, но и само оно не существует, поэтому отсутствует даже тот корень, из которого вырастает брак.

Стороны могут даже хотеть заключить брак, однако обе они или одна из них позитивным актом воли исключают какой-либо «его существенный элемент». Выражение, использованное в кан. 1101, § 2 — скорее общее, как и соответствующие выражения, содержащиеся в кан. 1095, где в п. 2 говорится о тяжком дефекте способности суждения относительно «существенных прав и обязанностей брака», а в п. 3 — о неспособности взять на себя «существенные обязательства брака» по причинам, связанным с психическим здоровьем. По поводу этих выражений Иоанн Павел II, сказав, прежде всего, что «в новом Кодексе, особенно по части брачного согласия, были кодифицированы многие определения естественного права, одобренные юриспруденцией Суда «Рота Романа», заявляет: «Но ещё остаются в брачном праве очень важные каноны, которые по необходимости были сформулированы неконкретно и до сих пор ждут своего определения, чему могла бы действенно способствовать прежде всего квалифицированная юриспруденция Суда «Рота Романа». Я думаю, например, об определении ‘defectus gravis discretionis iudicii’ (тяжкий изъян здравого рассуждения), или ‘officia essentialia’(существенные обязанности), или ‘obligationes matrimonii essentiales’ (существенные обязательства брака), о которых говорится в кан. 1095, а также о дальнейшем уточнении кан. 1098 об умышленной ошибке — и это если говорить лишь о двух канонах». Юриспруденции поручено уточнить и описать существенные обязанности, права, обязательства брака и, следовательно, указать, что является «существенными элементами» брака, из которых происходят первые.

Исследование нужно провести и по определению брака, данного в общих чертах в кан. 1055, § 1, где брак представлен как «общность всей жизни» между мужчиной и женщиной «по самой природе своей направленная ко благу супругов и к порождению и воспитанию потомства». Среди элементов, указанных явно или неявным образом в этом определении, необходимо различать «существенные», устанавливающие брак, и «дополнительные», которые благоприятствуют его прочности, его счастью и полноте.

В определении любой реальности необходимо различать ближайший род, образованный элементами, общими с другими подобными реалиями, и специфическое отличие, происходящее из тех элементов, которые определяют её собственный облик. То же различие необходимо проводить и в определении брака. Ближайший род брачного союза в нём обозначается словами «общность всей жизни», а специфическое отличие выражается словами «направлен по самой природе своей ко благу супругов и к порождению и воспитанию потомства».

Даже если существенные элементы брака, которые выражаются в «существенных обязанностях и правах», в указанном определении могут встретиться в том числе и в той части, где указывается ближайший род, они должны выводиться особым образом из той части, где показано специфическое отличие, то есть из целей, к которым «направлена по самой природе своей» общность всей жизни между мужчиной и женщиной. Вкратце эти цели можно выразить двояко, то есть «благом супругов» и «порождением и воспитанием потомства», что в юридической и соборной терминологии (G.S. 50; 51) получает название «благо потомства».

Согласно кан. 1081, § 2 прежнего Кодекса, «постоянное и исключительное право на тело в том, что касается актов, которые по своей естественной структуре направлены на порождение потомства» есть то, что посредством согласия, специфический предмет которого оно составляет, каждым из супругов приносится другому, а другим принимается. Поэтому только «благо потомства» должно рассматриваться как существенный элемент специфического предмета брака. Применяя этот принцип, кан. 1186, § 2 прежнего Кодекса заключает, что, если «одна из сторон или обе они исключают позитивным актом волеизъявления всякое право на супружеский акт, то они заключают недействительный брак».

Известно, что Второй Ватиканский Собор в своих пастырских размышления о «достоинстве брака» в число тем, которые он позаботился осветить, подчеркнуть особым образом, включил и вопрос о «благе супругов», которое они получают посредством взаимопомощи и взаимного служения (G.S.48). Юриспруденция последующего периода, следуя по стопам соборного Учительства, постаралась защитить и применить в суде положение о том, что не только «благо потомства», но и «благо супругов» должно считаться специфическим предметом супружеского согласия и, следовательно, существенным элементом брака.

В одном из постановлений Суда «Рота Романа» этого периода можно прочесть: «Формальным субстанциальным предметом этого согласия является не только постоянное и исключительно право на тело в том, что относится к <совершению> актов, которые сами по себе пригодны к порождению потомства, причём всякий иной формальный существенный элемент отвергается. Нет: это согласие включает в себя также право на жизненный союз, <осуществляемый> через ту общность жизни, которая, собственно, и называется брачной, а также соответствующие обязательства и право на тесное сочетание личностей и дел, благодаря которому <супруги> «взаимно совершенствуют друг друга, чтобы сотрудничать с Богом в сотворении и воспитании новых живущих <людей>».

Право на указанную общность жизни приравнивается ко «благу супругов», относящемуся, по кан. 1055, к числу тех целей, к которым «по самой природе своей направлена» супружеская общность, и наравне с «благом потомства» оно образует существенный элемент брака.

Отсюда следует, что недействительный брак заключает тот, кто позитивным актом волеизъявления отвергает «право на благо супругов», воплощающееся в их межличностных отношениях, без которых супружеская общность представляется нравственно невозможной. Эти существенные межличностные отношения невозможно перечислить в одной формулировке. Конкретное определение оставлено юриспруденции; при этом учитывается, что общность супружеской жизни приобретает различные формы выражения, изменяющиеся от одной культуры к другой.

Как во «благе потомства», так и во «благе супругов» необходимо проводить различие между исключением «самого права» другой стороны «на супружеский акт», то есть на порождение, которое дополняется воспитанием потомства, или «на общность жизни», то есть на существенные межличностные отношения, и «осуществлением» этого права. Необходимо, чтобы в брачное соглашение было включено и, следовательно, не было из него исключено, «право», а не его осуществление, которое добавляется к уже установленному и закреплённому супружеским соглашением праву. Поэтому сужается сфера специфического предмета согласия и, следовательно, искажает его тот, кто исключает из него это право или не берёт на себя соответствующее обязательство, а не тот, кто исключает его выполнение.

В том, что касается «блага потомства», это различие находит особое применение в тех случаях, когда супруги решают перенести «супружеский акт», совершаемый в его естественной структуре и способный привести к порождению потомства, исключительно на периоды вероятностного бесплодия женщины. Как показывает опыт, не из всякой супружеской встречи происходит новая жизнь. Павел VI в своей энциклике о регулировании рождаемости напоминает, что «Бог мудро установил естественные законы и ритмы плодовитости, которые уже сами по себе разделяют следующие друг за другом деторождения». Таким образом, у женщины бывают периоды естественного бесплодия, которые не являются случайными, но установлены Богом.

Ограничение супружеских актов этими днями поднимает вопрос о том, считается ли брак или соглашение с указанным ограничением недействительным или действительным. Пий XII дал следующий ответ: «Мы должны рассмотреть два предположения. Если уже при заключении брака хотя бы один из брачующихся имел намерения ограничить временем бесплодия само брачное право, а не только его использование, таким образом, что в прочие дни другой супруг не имел бы даже права просить об акте, то это означало бы наличие существенного изъяна брачного согласия, которое повлекло бы за собой недействительность самого брака, поскольку право, происходящее из брачного соглашения, есть постоянное, непрестанное и не имеющее перемежающийся характер право каждого из супругов по отношению к другому. Если это ограничение акта днями естественного бесплодия относится не к самому праву, а только к использованию этого права, то действительность брака не подлежит обсуждению».

Здесь возникает проблема нравственной допустимости подобного поведения, которую Павел VI излагает следующим образом: «Церковь учит, что в таком случае супругам позволительно следовать естественному чередованию, заложенному в способности к деторождению, сходясь в супружеском общении лишь в те сроки, когда зачатие невозможно, и тем самым так контролировать возможное рождение потомства, чтобы только что изложенное нами нравственное учение ни в малой мере не пострадало».

Обычно исключение потомства или супружеского акта на какой-то период времени рассматривается как намерение не позволять осуществлять право или не исполнять соответствующую обязанность, сохраняя при этом само право. Однако это предположение теряет силу в конкретном случае, когда доказывается, что вышеуказанное исключение, пусть даже на какой-то период времени, осуществляется с абсолютной и преобладающей волей отрицать само право и сам долг.

При исключении «права на благо потомства» или «права на благо супругов» позитивным актом волеизъявления брак является недействительным из-за отсутствия специфического предмета согласия. Позитивный акт волеизъявления направлен на предмет, который не является браком, установленным по замыслу Божию и упомянутым в кан. 1055, § 1, поскольку он лишён одного из своих существенных элементов, образующих его особую характеристику.