Итак, правда о безалаберной мамаше выплыла наружу. Мы так и представляем ее потягивающей вино в баре или развалившейся в кресле, пока маникюрша в белом халатике, согнувшись, обрабатывает ей ногти. При этом она распространяется, что дочь – это все, что есть у нее в жизни, единственное, что наполняет смыслом ее существование.

А сама даже не потрудилась вовремя приехать и забрать девочку после уроков.

Опоздала и не забрала дочь. На первый взгляд звучит невинно, подумаешь – с каждым может случиться. Какое же это преступление, чуточку опоздать? И тем не менее! Бывают случаи, когда ничтожное опоздание приводит к потере чего-то очень-очень ценного. Когда это опоздание ставит под удар прекрасный, совершенный цветочек.

Быть родителем – это огромнейшая ответственность. И данная мать свой экзамен провалила. За что и была наказана. Мы же, в отличие от некоторых, испытание выдержали: девочка у нас.

Цветочек спит. Когда утром мы к ней входили, ее веки дрогнули, но и только.

На сей раз мы все сделали правильно. Лекарство усыпило ее на всю ночь, а утренняя доза – еще на двадцать четыре часа. Вчерашней ошибки мы больше не повторим.

Прекрасная работа. То, другое лекарство, оказывающее влияние на память, нам неприятно, в конце концов, девочка слишком мала. Однако самое простое успокоительное средство угрозы для нее не представляет. Можно давать его столько, сколько нужно. Впрочем, осталось недолго. Время почти пришло.

Когда час исполнения нашего плана пробьет, мы об этом узнаем.

Сейчас еще рано.

Но он пробьет совсем скоро.

Джулия устроилась на кухне с ноутбуком. Голова болела так сильно, что в глазах двоилось. Поспать удалось всего часа два. Два часа непрерывных кошмаров. Остаток ночи она пролежала в темноте, то и дело проверяя, не пришла ли эсэмэс, не звонил ли кто-нибудь, чтобы рассказать новость об Анне или, на худой конец, о треклятом уборщике. Который, она точно это знала, и похитил ее дочку и которого нерасторопная полиция до сих пор не нашла. Человек сгинул без следа. Кто же еще может быть похитителем, верно? А иначе зачем исчезать? Как только его обнаружат, найдется и Анна, Джулии сразу же позвонят. Телефон упорно молчал.

На рассвете она встала, спустилась на кухню и принялась просматривать новости. Умом понимала, что ничего хорошего она там не обнаружит, кроме дополнительной головной боли и нервотрепки, но все равно делала. Словно стремилась себя наказать.

Все оказалось даже хуже, чем она себе представляла.

Миссис Краун выглядит весьма неоднозначной фигурой. С одной стороны, она страдающая мать, с другой – трудно не прийти к заключению, что она каким-то образом виновата в произошедшей трагедии: не приехала за дочерью и намеревалась уйти из семьи».

Руки Джулии тряслись. Им было мало обвинить ее в халатности, теперь они раскопали и о ее желании развестись с Брайаном, приплетя его к утверждениям, будто она собиралась бросить дочь.

Она, конечно, ничего такого делать не собиралась, но кого это теперь интересует, правда?

Джулия продолжила читать. Оказалось, первая статья – это еще цветочки. Прочие не слишком церемонились, намекая даже на ее возможную невменяемость. Как выразился один из этих типов, «какая нормальная женщина захочет бросить пятилетнюю дочь и мужа? Только та, которая постоянно опаздывает и не забирает вовремя дочь из школы. Решающая все свои проблемы необдуманными и опрометчивыми поступками». Некоторые прямо намекали на то, что она замешана в исчезновении Анны.

И публика с восторгом подхватила этот намек. Рыцари без страха и упрека из «Твиттера» вывалили на всеобщее обозрение свои самые гнусные фантазии:

Это было ответом некоему существу под ником @ DB2FCT, написавшему:

Хэш-тег #НедостойнаяМать стремительно набирал популярность, о чем говорило растущее количество просмотров.

Похоже, больше всего их взбесило то, что она якобы собиралась бросить Анну. Бред какой-то: народ взбудоражило единственное преступление, в котором она виновна не была. Наряду с горем и чувством вины в душе у Джулии вызревала обида. На нее много что можно было повесить, только не это.

Единственной ложью они не ограничились. По мере того как Джулия листала страницы браузера, всплыла еще одна: о любовниках. Большая часть газет избегала публиковать подобное, но одна, то ли самая наглая, то ли особенно уверенная в своих адвокатах, тиснула-таки «разоблачительную» статью. Новость мгновенно разнеслась по «Твиттеру», уже с новым хэш-тегом, ставшим даже более популярным, чем все предыдущие: #ДжулияКраун#Шлюха

Это было уже чересчур. Джулия захлопнула крышку ноутбука. Взгляд уперся в картину, висевшую над камином. Пейзаж маслом: золотой пляж под ярко-голубыми, бездонными корнуэльскими небесами. Один из тех, которые сотнями продаются в местных художественных салонах. Живописцу не хватало ни мастерства, ни воображения, однако ему удалось поймать какую-то глубинную сущность тамошнего морского побережья. Пусть даже ваши воспоминания далеки от истины, именно так вы потом вспоминаете о своем отпуске, сидя зимой в унылом офисе и слушая коллег, бормочущих по телефонам, или стук пальцев по клавиатурам. В этот момент летний отдых на море представляется вам совершенно так же, как на этой картине: сплошные золото и лазурь, безупречные, бесконечно манящие.

Как бы ей хотелось сейчас попасть туда. Поваляться на теплом песке, затем окунуться в свежие морские волны и так до бесконечности, пока ее тело окончательно не растворится во всем этом. И никогда не вернется к нынешней буре.

Интересно, что она сама думала прежде, слыша подобные истории, следя за телерепортажами и читая статьи в Интернете? Не чувствовала ли злорадного ликования при виде чужих страданий, вместе с тем осуждая наглых журналюг, беспардонно вываливающих на всеобщее обозрение грязное белье во имя обогащения жадных издателей?

Да, может быть, и чувствовала. Но не ощущала себя соучастницей, поскольку не покупала их мерзкие листки и не подписывалась на их поганые веб-сайты. То есть вроде бы не спонсировала их, но все же почитывала выложенный в свободный доступ контент, а ее клики и бездумные комментарии добавляли ему веса, возбуждая общественный интерес. Точнее – общественное любопытство. Которое и было raison d’être всего этого цирка уродов.

А теперь Джулия угодила в самую середку. Столкнулась лицом к лицу со злобным морализаторством, превратившим мать пропавшей дочери в преступницу. Отвратительная современная версия публичного побития камнями. Люди жаждут жареных фактов, и преступная, безалаберная, распутная мать им как нельзя кстати. Что может быть лучше страдающей матери? Только страдающая мать-шлюха, разрушительница семейного очага.

Хотя Джулия такой не была.

Не было у нее никаких любовников, дочь бросать она тоже не собиралась. И что с того? Это же игра! Где ложь-то? Хотела она развестись? Хотела. Прибавим еще явную нерадивость – и готов враг общества номер один.

Но откуда все-таки они узнали? О двух ее самых больших неудачах в жизни: утрате дочери и несостоятельности как жены? Есть только одно объяснение. Единственный человек, который мог все рассказать, хотя зачем ему это понадобилось, Джулия не понимала.

Она положила ноутбук на сосновую кухонную стойку и потопала вверх по лестнице. Настало время – им с мужем нужно было поговорить.

В их бывшей гостевой комнате ощутимо воняло. По спертому воздуху и неподвижности тела на постели Джулия догадалась, что Брайан спит. На рассвете она слышала, как в кухне звякнуло стекло и хлопнула дверца шкафчика. Спустившись вниз, обнаружила в раковине пустой стакан, на ободке которого остался липкий след его губ, след дешевого бурбона. Джулии стало противно.

Неудивительно, что он заснул. Сон, пусть даже пьяный, стал для них обоих великой драгоценностью, но ждать, пока муж проснется, Джулия не могла. Успеет еще отдохнуть. У него будет вагон времени.

– Брайан! – позвала она. – Брайан, проснись!

Он не пошевелился. Нога, бледная и худая, свешивалась с края кровати. Внезапно ее затопила волна сожаления. Не из-за дочери, а из-за того, что случилось между ней и Брайаном. Сожаление о неудавшемся браке, о той жизни, которую они собирались прожить вместе. Она не могла понять, как они дошли до такого, как допустили, чтобы все закончилось так печально. Единственное объяснение, которое вертелось в ее в голове: за годы, прошедшие после их первой встречи, оба они выросли, но вместо того чтобы срастись воедино, разъединились. Как бы там ни было, они стали новыми людьми, совершенно не подходящими друг к другу.

– Брайан! Вставай!

От резкого окрика тот заворочался, неразборчиво забормотал. Что-то вроде: «Убирайся, оставь меня в покое».

– Брайан, нам надо поговорить.

Он распахнул глаза. На лице проступило напряженное, тревожное ожидание.

«Вот дерьмо!» – сокрушенно подумала она, почувствовав, несмотря на злость, жалость к мужу. Хуже того, что она собиралась сделать, и придумать было нельзя. Он вообразил, что Джулия будит его, чтобы сообщить новость об Анне. Хорошую новость, разумеется, раз она не рвет на себе волосы.

Брайан приподнялся на локтях.

– Они ее нашли, да? – спросил он. – Или того уборщика?

«Дерьмо! – Джулия отрицательно покачала головой. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо».

– Нет, – сказала она. – Но мне надо с тобой поговорить.

Надежда на его лице сменилась отчаянием, затем полным разочарованием, отражая, словно в зеркале, состояние его души. Гнев Джулии стремительно испарялся.

– Потом, – промычал он, опять заваливаясь на подушку.

– Сейчас, – уже более мягко сказала Джулия. – Извини, но…

Он ничего не ответил. Джулия так и стояла в дверном проходе.

– Брайан, это важно.

Он повернул голову и посмотрел на нее.

– Ты это нарочно, да? – спросил он. – Разбудила меня, чтобы я решил, будто у тебя хорошие новости?

– Нет, я не нарочно.

– Ну да, конечно. Как же, не нарочно.

– Правда. Я такое бы не сделала и злейшему врагу. У нас с тобой имеются проблемы, довольно серьезные, но ты ведь не мой злейший враг. Отнюдь.

– Чего тогда тебе надо? О чем нам с тобой говорить?

– Сам знаешь.

– Ничего я не знаю.

– Скажи, зачем ты это сделал, Брайан? – спросила Джулия, закрывая глаза.

– Что?

Почему-то она решила, что нужно дать ему шанс исповедаться. Вряд ли это могло исправить причиненный им вред, но, по крайней мере, они смогли бы поговорить как взрослые люди. Если же он примется все отрицать, то разговор превратится в бессмысленное препирательство.

– Ты знаешь.

– Не знаю. Так что я еще натворил?

– Брайан, сейчас не место и не время. Давай будем честными друг с другом.

– Хорошо, давай. Почему бы тебе для начала не объяснить, что я такое сделал, а затем я скажу, делал я это или нет? Обещаю, отвечу как на духу. В конце концов, что мне терять? После того, что сделала ты сама.

– Ладно, – согласилась Джулия. – Зачем ты им все растрепал?

– Это прессе, что ли?

Джулия кивнула, чувствуя торжество: он признался! Но длилось оно недолго. Что-то было не так. Брайан отреагировал слишком спокойно и обыденно. Словно его подлое предательство было само собой разумеющимся поступком.

– О прессе, о прессе. Так зачем ты это сделал?

– Даже и не думал. По-моему, мы еще вчера об этом поговорили. Должно быть, это кто-нибудь из родителей или из школы. Во всяком случае, не я. С чего ты вообще это взяла?

– Я не о том. Я о другом.

– О чем же?

И тут до нее дошло, что он еще не читал сегодняшних новостей. Решил, что она толкует о вчерашней статье. Лжец из него был неважный. Как и актер. Настолько правдоподобно сыграть полное неведение он бы не сумел. Следовательно, об их распавшемся браке раззвонил действительно не Брайан. И не он сочинил ложь о ее изменах и намерении бросить Анну. Брайан был не из таких, кто лжет не моргнув глазом, а на допросах ведет себя как завзятый партизан. Захоти он даже соврать, сломался бы при первом нажиме. Когда они только начали встречаться, Джулия узнавала, что он купил ей на Рождество или день рождения, просто спрашивая: «Ювелирное украшение? Что-то из одежды? Абонемент в спа-салон?» Стоило ей угадать тип подарка, его отнекивание приобретало иной, более мрачный оттенок, и Джулия понимала, что попала в точку. Тогда она начинала задавать уточняющие вопросы: «Кольцо? Цепочка? Браслет? Бриллианты? Серебро? Золото?» Милая игра, которая теперь закончилась навсегда.

– О, там много чего понаписано! На любой вкус.

– Где – там?

– В Интернете. Обо мне.

– Например?

– Например, что наш брак развалился, потому что я хотела уйти, оставив Анну тебе.

– А ты хочешь? Было бы неплохо.

– Не надейся. Перетопчешься. Мы бы договаривались… Я хочу сказать, мы договоримся о совместной опеке. Ты хороший отец и нужен Анне. Я ей тоже необходима. И уж разумеется, я не собиралась ее бросать.

– Ну, – протянул он, – чего сейчас-то об этом рассуждать…

– Еще они утверждают, что у меня есть любовник, ради которого я и собиралась бросить семью.

– А он есть?

– Нет.

Джулия замолкла. Она ясно видела, что ему на самом деле все это безразлично. У него на лице было написано: «Извини, но это твои проблемы». И он был прав. Это ее проблемы. Ей в одиночку придется отстаивать свою репутацию. Переживать косые взгляды коллег и клиентов, шепотки по поводу ее профнепригодности: какой же она адвокат по бракоразводным процессам, если устроила подобный ералаш в собственной жизни? И никому не интересно, что все это – ложь. Доказать-то она ничего не сможет. Как доказать, что у тебя нет любовника? Можно доказать только его наличие: фотографии, записи с камер, пробы ДНК… Но доказать отсутствие? Все, что тебе остается, – это отрицать.

Ко всему прочему она может отрицать лишь часть обвинений: «Любовника у меня не было, дочь я бросать не собиралась, но я действительно хотела развестись и опоздала за дочерью в школу».

Не очень-то убедительно. Даже если каким-то чудом ей удастся на этом настоять, пятно все равно останется. «Говнюшка», – как выразилась бы Эдна. Да, свекровь оказалась права.

Хотя… Есть один способ. Из арсенала политиков. Отрицать все скопом. Но в этом случае ей понадобится помощник. Джулия набрала в грудь побольше воздуха.

– Я хочу заявить, что не собиралась бросать Анну и что никакого любовника у меня не было, – она сделала паузу. – И что не собираюсь с тобой разводиться.

– Но ты же собираешься, – возразил Брайан. – Тебе хочется новых, более волнующих ощущений. Сама мне это говорила. А я – зануда. У меня интересов никаких нету. А что до твоих публичных заявлений… Возможно, в твоей новой жизни найдется место для приятеля, но не для Анны. Откуда мне знать?

– Ну, пожалуйста, пожалуйста, скажи им, что я не собиралась разводиться! Они пишут, что я объявила тебе об этом неделю назад. Ты мог бы дать опровержение.

– Мог бы, – согласился Брайан. – Но, во-первых, это вранье, а во-вторых, будет смотреться довольно странно, когда после моего заявления ты свалишь через несколько недель или через несколько месяцев, или когда там ты планируешь оставить меня в покое, – он отвернулся к окну. – В общем, разбирайся со всем этим сама, Джулия. Как хочешь, так и разбирайся.

В его голосе послышалось скрытое ликование, взбесившее Джулию. Может, он ничего и не говорил прессе, но случившимся был доволен, она это видела. Просто наслаждался своей властью, возможностью отказать.

И Джулия сделала то единственное, что пришло ей в голову. Хлопнула дверью. Звук вышел похожим на ружейный выстрел. Представила, как Брайан от неожиданности подпрыгнул на кровати.

Так себе утешеньице.