Вчера они заявились.

Полицейские. Пришли вечером, когда мы только что вернулись с работы и были наиболее уязвимы.

Раздался стук в дверь, мы открыли, а там – они. Инспекторша и два полицейских. Констебли – так, кажется, их называют. Если, конечно, они были констеблями.

Инспекторша сразу принялась трепаться. Видно, что назубок выучила свою речь. Обычное бла-бла-бла: «Наши искренние извинения… Рутинная проверка… Ничего, если мы походим тут немного?.. Нет-нет, никаких подозрений, но, сами понимаете, в делах подобного… камня на камне, лишь бы найти девочку».

Мы сами не видели девочку с обеда. Что, если она проснулась и плачет? Можно, конечно, было отказать и отправить их за ордером, но это возбудило бы подозрения. Они бы решили, что нам есть что скрывать. И вернулись бы. Уже с ордером и стремлением перевернуть тут все вверх дном.

Поэтому мы их впустили. Пошли на такой риск. Доверились себе и своей великолепной способности подготовиться ко всему, в том числе – и к подобному.

«Нет проблем, входите, прошу, – так мы ответили. – Я только-только с работы, сейчас чайник на плиту поставлю. От моей работы такая жажда просыпается, знаете ли. Может, тоже чашечку?»

Мы намеревались их чуточку притормозить. Задержать на кухне хоть на несколько минут. С тем чтобы был шанс улизнуть под благовидным предлогом. Например: «Тысяча извинений, пойду только переоденусь». Улизнуть и проверить, как там наша девочка. Если проснулась, пришлось бы как-нибудь выпроваживать их. Пока бы они получали свой ордер, мы бы избавились от девочки.

Слава Господу, пока еще дом англичанина – его крепость.

Не выгорело. Они отказались от чая.

«О'кей, – сказали мы. – Вы не будете против, если я все-таки почаевничаю?»

Нам требовалось чем-то занять свои руки. Не то чтобы мы проявляли нервозность – железный самоконтроль выгодно отличает нас от прочих, но нашим рукам требовалось действие. Движение рассеивает нервную энергию.

Двигаться, но не суетиться. Иначе бы мы себя выдали.

Осмотр занял у них кучу времени. Мы слышали их, топот по лестницам, на чердаке, в гараже. Они обошли газон, заглянули в сарай, прогулялись по саду.

И ничего не нашли. Девочки там никогда не было. Она была только в двух местах: в соседском гараже, который они не осматривали, и в нашем тайнике.

Это очень хороший тайник. Он сотни лет вводил людей в заблуждение и, как мы подозреваем, будет вводить еще столько же.

При условии, если девочка продолжит молчать.

Это обстоятельство приводило нас в ярость. В любой момент она могла проснуться, и мы ничего не могли с этим поделать. Но мы ничего не предпринимали, даже пока полицейские лазили по саду. Не могли рисковать тем, что кто-нибудь из них опять сунется в дом и застукает нас.

Они заходили в комнату, в которой находится девочка. Она лежала там, в трех футах от них.

Три фута. Тридцать шесть дюймов, отделяющих победу от поражения.

Куда ближе, чем мы сами, и ближе даже, чем нам бы хотелось.

Потом они оттуда вышли. Отправились обыскивать другую комнату.

Вскоре все закончилось. Инспектор нас поблагодарила.

«Ваши соседи что, в отъезде?» – спросила она.

Мы кивнули.

«Кажется, за границу подались. Или в Шотландию, вроде бы упоминали о Хайленде. Мы мало общаемся».

«Хмм… – протянула она. – Ну, что же, спасибо за сотрудничество. Еще раз извините за беспокойство».

«Ну, что вы, – ответили мы. – Какое там беспокойство. Всегда к вашим услугам. Такая трагедия…»

И они ушли, так и не узнав, как близки были к цели. Двадцать минут спустя девочка начала приходить в себя, заворочалась, забормотала.

Это становится небезопасным. Мы должны действовать. Решено.

Завтра. Время девочки наступит завтра. Завтра утром.

– Передай ему, чтобы не беспокоился.

Джулия замерла у подножия лестницы. Из гостиной, через приоткрытую дверь, явственно доносился голос свекрови. По ее святошескому тону (сердитое безразличие пополам с многострадальным долготерпением) Джулия догадалась, что речь идет о Саймоне.

– Он хочет просто заскочить на минутку, – произнес Брайан. – Проведать нас, то да се.

– Просто заскочить хочет? Что ж, значит, мне придется просто выскочить. В общем, Брайан, выбор за тобой. Я свою позицию изложила четко. После того как они с женой со мной поступили, видеть его я не желаю.

– Мам, все это случилось сто лет назад, – продолжал уговоры Брайан. – Может, подошло время оставить прошлое – прошлому? В конце концов, он прилетел из такого далека.

Каких только человеческих слабостей и глупостей, приводящих к развалу семей, не видела Джулия за годы работы адвокатом. Пьянство, наркотики, семейное насилие, азартные игры, унижение, равнодушие, неверность… Обычно развод становится закономерным итогом конфликтов и несчастий, вызванных комбинацией данных факторов, причем страдают все члены семьи. Особенно – дети. Последние либо пытаются отстраниться от происходящего, либо выступить в качестве миротворцев.

Видимо, Саймон выбрал первый способ, а Брайан – второй. И следовал ему до сих пор.

– Похоже, ты не понял, – сказала Эдна. – Мне совершенно безразлично, сколько прошло времени и какой путь он там проделал. Он выбрал свою дорогу сам, вот пусть и живет как знает. Кстати, тебя он тоже бросил. В точности как ваш папаша. А я, Брайан, осталась с тобой. Но если ты считаешь, что интересы Саймона важнее моих, что же… Валяй, флаг тебе в руки. Беги к нему, и начинайте изображать счастливых братьев. Только без меня. И учти, я запомню, что именно ты выберешь.

Что-то звякнуло о кофейный столик. Вероятно, Эдна собралась уходить. Не желая быть застигнутой на месте преступления, Джулия быстренько юркнула в столовую и притаилась.

Через минуту громко хлопнула входная дверь.

Из гостиной вновь послышалось приглушенное бормотание. Джулия вышла из своего убежища и потихоньку заглянула в приотворенную дверь. Брайан стоял у окна и разговаривал по телефону.

– Тебе лучше не приходить, – произнес он. – Мама только что ушла, но скоро вернется.

Выслушав ответ Саймона, он сказал:

– Да не в этом дело. Видишь ли, по существу, я с ней согласен. Ты же почти не общался со мной все эти годы. И теперь претендуешь на то, чтобы я испортил свои отношения с ней ради тебя? И не подумаю, Саймон.

Новая пауза.

– Ничего она мной не манипулирует! Она все разложила по полочкам как есть!

Джулия покачала головой. Им манипулировали, да еще как. Эдна не только заставила его отказаться от встречи с братом. Она заранее знала, что Саймон обвинит Брайана в слюнтяйстве, скажет, что он под каблуком у матери. Так же как знала, что Брайан бросится ее защищать, братья поссорятся, и в результате ее влияние на младшего сына усилится. Вот же сука!

Джулия распахнула дверь и вошла в гостиную. Брайан обернулся.

– Ладно, пока, Саймон. Мне надо идти, – сказал он, положил сотовый на подоконник и уставился на Джулию. – Чего тебе? Что ты так на меня смотришь?

Джулия улыбнулась. Теперь она понимала мужа куда лучше, чем прежде. Пожалуй, ее отношение к нему поменялось. Сейчас ей было его даже жаль. А еще она сожалела, что с самого начала не имела понятия, через что он прошел. Наверное, это ничего бы не изменило. Она бы все равно в него влюбилась, затем разлюбила – подобные вещи вне нашей воли. Однако чувствовала бы себя увереннее, зная, что в распаде семьи виновата не она одна. Брайан изначально имел дефект. Который и развел их в разные стороны, а вовсе не чувства Джулии.

– Мне надо идти, – сказала ему она. – По делам.

Дела заключались в том, что она намеревалась навестить своего деверя. Джулия почти не знала Саймона и вряд ли могла считать его своим другом, но ей хотелось с ним поговорить. Разобраться, что именно приключилось у них с Эдной.

Позвонила в отель. Ей повезло. После разговора с Брайаном Саймон решил смотаться в Лондон повидаться со старым приятелем, но согласился встретиться с ней на вокзале и выпить кафе.

Взяв дымящиеся стаканчики, они уселись на скамейке на второй платформе. Брайн раскрыл упаковку с яйцами по-шотландски, смял обертку и сунул ее в карман.

– Эх, и воняет же оно, – сказал он. – Сам не знаю, зачем его взял. Решил, наверное, вспомнить детство. Отец всегда покупал нам эти яйца, когда мы ездили в Лондон.

– И часто вы туда ездили?

– Время от времени. Садились на 125-й и ехали до Юстонского вокзала. Вот с этой самой платформы.

– Как ты думаешь, куда он делся? – спросила Джулия, прямо глядя Саймону в глаза. – Ваш отец?

Саймон ничего не ответил. Он вдруг словно бы снова превратился в подростка, растерянного и озлобленного. Затем пожал плечами.

– Понятия не имею, – ответил он. – Наверное, живет где-нибудь в Италии. Он всегда обожал эту страну. Восторгался их стилем, твердил о том, что итальянцы умеют жить и расставлять приоритеты. Эдна, разумеется, была с ним не согласна. Называла всех их ленивыми мошенниками. А когда мне исполнилось тринадцать, отказалась ехать туда в отпуск. И мы отправились в Шотландию. Купаться в ледяном море и кормить мошкару. Убогое местечко, зато «полезное для воспитания характера», как выразилась наша дорогая мамочка. Думаю, отец теперь где-нибудь на тосканском побережье, живет себе под вымышленным именем. В Италии такое вполне прокатит.

– Почему он вообще вас оставил?

– А сама не понимаешь? – едко ухмыльнулся Саймон. – С мамулей нашей сталкивалась? Ну вот. Очень может быть, что когда-то они были счастливы. Потом возненавидели друг друга. Эдна любому жизнь отравит, было бы желание. Полагаю, отец не стремился к тому, чтобы ему изгадили следующие тридцать лет жизни, вот и удрал.

– Тебя не напрягает, что он ни разу с тобой не связался?

– Еще как, – кивнул Саймон. – А с тех пор, как сам сделался отцом, напрягает особенно сильно. Но он поступил так, как посчитал нужным.

– Я думаю, это Эдна запретила ему с вами общаться в обмен на свободу, – произнесла Джулия. – По-моему, вполне логично.

– А знаешь, раньше мне это как-то в голову не приходило. Может быть, ты и права. Что ж, еще один резон ненавидеть дорогую мамулю.

– Ты поэтому уехал, да? Потому что ненавидишь ее?

– За этим ты и пришла? – горько усмехнулся Саймон. – Спросить меня об этом?

– В общем и целом. И еще чтобы попрощаться.

– Лаура не понравилась мамуле с первого взгляда. «Самовлюбленная», «нахальная», то есть «американка до мозга костей», как она ее охарактеризовала. Лично мне, напротив, именно это в ней и импонировало. Когда стало понятно, что у нас с Лаурой все серьезно, Эдна решила взять ситуацию под контроль. Да, она у нас такая. Впрочем, ты и сама небось заметила. В глубине души-то она добрая. И намерения у нее всегда самые благие. Проблема в том, что она не выносит чужого мнения, если оно отлично от ее собственного, и вылезет из кожи вон, лишь бы настоять на своем. И вины за собой не почувствует, она же никогда не ошибается.

– Да уж, – пробормотала Джулия. – Это одна из ее наиболее «привлекательных» черт.

– Один раз, когда дети были еще совсем маленькими, мы с Лаурой гостили у Эдны. Отец к тому времени уже год как пропал. Лаура отправилась на пробежку, и мамуля затащила меня на кухню, заявив, что нам надо поговорить. О Лауре. Она сказала, что у Лауры есть любовник. Американец. Эдна якобы услышала, как Лаура говорила с ним по сотовому. В подробности не вдавалась, но совершенно точно установила, что Лаура собирается со мной развестись, оттяпав половину наследства, оставленного мне отцом, после чего вернуться в США к тому мужику.

– А ты? Рассказал Лауре?

– Дело в том, что ее семья находилась в стесненных обстоятельствах, поэтому все это звучало довольно правдоподобно. Плюс, когда я встретил Лауру, она была уже с кем-то помолвлена, о чем мамуля никогда не забывала мне напоминать. Мол, изменила один раз, изменит и во второй.

«В точности как обо мне и Крисе, – подумала Джулия. – Эдна не желает, чтобы люди забывали свои ошибки».

– Так с Лаурой-то ты поговорил?

– Не потребовалось. Она вернулась раньше, чем собиралась, – колено заболело, – и сама все услышала. Кстати, повела себя молодцом. Вошла к нам на кухню, лучезарно улыбнулась Эдне и поблагодарила за то, что та дала нам повод уехать. Сказала мне, что поменяет билеты на другую дату – мы тогда жили в Лондоне – и начнет немедленно искать работу в Штатах. Мы сразу уехали.

– А скандал? Эдна говорила, что был какой-то скандал.

– Был, как не быть. Только позже, когда она узнала, что Лаура рассказала всю историю нашим друзьям. Мамуле тогда крышу снесло, – усмехнулся Саймон. – А Лаура ответила, что если бы Эдна не хотела, чтобы люди узнали, то и поступать так не следовало. Как сейчас вижу: стоит с телефоном у уха и грозит пальцем, как будто Эдна находится прямо перед ней. «Лучше не совершать поступки, за которые тебе потом может быть стыдно, Эдна». Просто умница.

– И вы уехали?

– Ага. В Сиэтл. Это было самое верное решение в моей жизни. Эдна мне, конечно, мать, и мне тяжело это говорить, но без нее мне куда лучше. Она постоянно создает вокруг себя напряжение, дискомфорт.

– Верно. Мне бы очень хотелось, чтобы Брайан был способен повторить твой поступок.

– Может, еще и повторит. Я, по крайней мере, очень на это надеюсь. Как говорится, встречу с распростертыми объятиями. Передай ему, если удастся.

– Попробую.

Громкоговоритель прохрипел, что опаздывающий поезд на Лондон прибывает в 14.05. Саймон поднялся, протянул руку Джулии.

– Удачи тебе, – сказал он. – Особенно в том, что касается Анны.

Когда поезд медленно отполз от перрона, Джулия поняла, что плачет.

В гостиной ее ожидал Брайан.

– Нам надо поговорить, – сказал он. – О нас. О нашем браке.

– Прекрасно, – ответила Джулия. – И что?

– Между нами все кончено, – сообщил Брайан.

Даже не попытался смягчить удар. Джулия бы поклялась, что он наслаждается своей прямотой.

– Я отсюда переезжаю. Поговорил с мамой, и она предлагает пожить у нее.

Ничего другого от него и ожидать было нельзя. Вернуться к мамочке в его возрасте, м-да. Будет жить под ее крылышком, пока та не умрет, чтобы потом оказаться брошенным на произвол судьбы, неспособным даже позаботиться о себе. Эдне-то его возвращение на руку. Можно будет в полном объеме восстановить контроль над сыном. Джулия его не винила. Она помнила, что рассказал ей Саймон о попытке Эдны разбить его брак и о том, как близка она была к этой цели, ведь Саймон оказался настолько зависимым, что не смог разглядеть ее истинных намерений. Вот и Брайан не видел теперь того, что Эдна делает с ним самим, поскольку так и не смог вырваться из гравитационного захвата своей матери.

– Не сомневаюсь, что она тебе предложила, – ответила Джулия. – Однако…

– Ты о чем? – перебил ее Брайан.

– В каком смысле?

– Я об этой твоей шпильке: «Не сомневаюсь, что она тебе предложила». Что ты имела в виду?

– Ничего, – примирительным тоном сказала Джулия. – Ничего такого.

– Не отпирайся. Так что, все-таки?

Ну, ладно. Раз уж он настаивает…

– Я о том, что не удивлена желанием твоей мамочки вернуть себе своего маленького мальчика, дабы лучше присматривать за ним и защищать от опасностей внешнего мира. Саймон сумел высвободиться, ты – нет. Но я не возражаю. Ты прав. Нашему браку конец. Не говоря уже о том, что именно мне выпала честь первой сообщить тебе об этом. Если ты решил, что настал момент для формального разрыва, что ж… Вали к мамочке. Уверена, вам понравится стареть вместе.

– Ну, и паскуда ты, Джулия, – процедил Брайан. – Самая настоящая паскуда. Что ты видела от моей мамы, кроме постоянной помощи и поддержки? И ты еще смеешь огрызаться на нее. Она очень хорошая мать. Она никогда не заставляла меня ждать ее за воротами школы.

– А ей и не нужно было. Она же сразу спровадила тебя в интернат, чтобы о тебе заботился кто-нибудь другой.

Джулия махнула рукой. Спорить было бесполезно, а куда там денется Брайан – не ее забота. Вот только все это было ужасно не ко времени.

– Делай что тебе заблагорассудится, – продолжила она. – Только не сейчас. В тот момент, когда вернется Анна, мы должны быть вместе, по крайней мере какое-то время. Кстати, не забудь о прессе. Они ж с цепи сорвутся.

– К чертям собачьим прессу. Это твоя проблема. А если Анна вернется, мне будет начхать, вместе мы или нет. Я буду занят. Буду упиваться счастьем, – он опустил глаза. – Можно я тебе еще кое-что скажу? Она не вернется. Я много читал о подобных случаях, пообщался со спецами… Если пропавшего ребенка не обнаруживают в течение суток, шанс на его возвращение пренебрежимо мал. Она исчезла, Джулия. Ушла навсегда.

Джулия знала, что он часами напролет сидит в Интернете, читая о похищениях и переписываясь с так называемыми «спецами». Это был его способ пережить случившееся, дававший ощущение, что он чем-то занят, ищет какие-то ответы. В итоге он уже смирился с потерей Анны, убедил себя, что она ушла и можно начать потихоньку забывать о ней. Избежал ошибки Джулии, упорно продолжавшей цепляться за призрачную надежду на возвращение дочери.

– Но с ней может быть все хорошо, – сказала Джулия. – Может быть. Тогда мы понадобимся ей оба.

– Верь во что тебе хочется, – ответил он. – А я не могу.

– Итак, все кончено? Ты переезжаешь?

– Сегодня вечером, – кивнул он. – За вещами заеду на днях. Потом решим, что делать с домом, деньгами и всем таким прочим.

Джулия решилась на последнюю попытку. Брайан ее не волновал, она лучше его знала, что их брак накрылся медным тазом. Только момент был крайне неподходящий. Ко всему прочему, ей не хотелось оставаться в доме одной. Лучше уж Брайан, чем полное одиночество.

– Может, все-таки подождешь? – спросила она. – Неделю-другую?

– Нет. Не выйдет. И причина очень простая, Джулия. Я тебя видеть больше не могу. На дух тебя не переношу. Слышать не могу, как ты ходишь тут туда-сюда, меня убивает сама мысль, что я нахожусь в одном доме с женщиной, растоптавшей мою жизнь. Меня не интересует, что будет с тобой дальше. Хочу наконец подумать о себе.

Он поднялся и вышел. Джулия услышала, как он звякнул ключами от машины и открыл входную дверь. До нее донеслись щелчки фотоаппаратов, голоса репортеров, выкрикивающих свои вопросы. Затем Брайан уехал.

Она так и осталась сидеть в кресле. В комнате повисла тишина. Прежде Джулия множество раз оставалась одна и слышала тишину, но на сей раз все было иначе.

Ей казалось, что тишина не закончится никогда.