Книга: Мистериум. Полночь дизельпанка (сборник)
Назад: Искусство любви Владислав Женевский
Дальше: Сноходец Евгений Просперов

Акримония мисс Галор
Анна Дербенева

Детектив Натан Элерт понял, что сильно влип, когда увидел трупы своими глазами.
Это были те же бомбисты, которых пресса столь щедро одарила вниманием накануне. Их имена, вписанные в историю города крупным шрифтом передовиц, красовались на заголовках с неделю. Они прославились черными делами и окончили свои дни подобно скоту на бойне.
Отгремел шторм, ветер в маленькой бухте унялся, а три выпотрошенных трупа, распухших и жалких, качались под пирсом в темной воде, словно мрачные поплавки, привязанные к балкам. Судя по странгуляционной борозде и отрубленным рукам, зачинщиком был черный по центру. Убийцы явно хотели, чтобы тела нашли, и вот теперь бедняги всем своим видом предостерегали от повторения их ошибок.
Эти люди принадлежали к «Обществу чистых рас» – секте религиозных фанатиков, помешанных на новых богах, что явились в мир якобы для наведения высшего порядка. Несмотря на подозрительную малочисленность, «чистильщики» считались крайне опасными, не гнушаясь вырезать нечистокровных целыми семьями. Иногда их удавалось поймать, иногда нет – но полиция осторожно, по косточкам разбирала каждое дело. Элерту такой подарок достался уже на третий день службы в мегаполисе, и не требовался штатный провидец, чтобы знать – головная боль обеспечена. К тому же преступников убили не в схватке, ведь обычно «чистильщики» расползались по углам сразу после очередной жестокости. Растворялись в разных городах, залегали на дно. Этих же вычислили и поймали спустя неделю, вытащив из теплых безопасных нор.
Что и говорить, не стоило бедолагам покушаться на жизнь Ривера Четэма, ведь каждому известно, что портить жизнь власть имущим – дорогое удовольствие.
В обществе ходили слухи, что раньше Ривер Четэм был не абы какой аристократ, а принадлежал к расе Глубоководных, после совершеннолетия пережив редкую обратную мутацию. Баронесса Оливия Четэм молчала как рыба, избегая сказать лишнего о рождении сына, а ее дом, включая прислугу, эту позицию принял безоговорочно. К своим сорока годам Ривер оброс не только интересными сплетнями, но также и влиятельными друзьями, став успешным политиком с характерной специализацией на подводных городах. Но у монеты две стороны, и реверсом интересной славы обернулось пристальное внимание психопатов и культистов.
Имея свое мнение насчет чуждых рас, ехать к Четэму, да к тому же натощак, детектив хотел менее всего, но комиссар посоветовал не тянуть. Не забыв снабдить добрым советом на дорогу:
– Будь поделикатнее, сынок. Ты в городе без году неделя, заодно и узнаешь, кто нынче у руля. И о глубоководных лучше смолчи – да и сам все поймешь, как увидишь его дом.
Элерт к сведению принял. Но энтузиазма в себе все так же не обнаружил.
Особняк бывшего мутанта, а ныне дипломата, расположился в самом центре тихой улочки Гидранжи. Маленький престижный район с незримой охраной по периметру – здесь не летали дирижабли, не тарахтели дешевым топливом ветхие машины и даже робот-почтальон следовал от ящика к ящику чинно и с достоинством.
Ветер играл опавшими листьями на узких дорожках у почтенных особняков, а по небу перекатывались серые равнодушные амебы туч. Детектив подумал, что вот сейчас не отказался бы от согревающего глотка доброго виски. Но потом вспомнил, что накрепко завязал, и хмуро выбрался из машины. Новая жизнь и новый город диктовали трезвость и ясность. Ни шага в сторону. Сигаретный окурок щелчком отправился в чистенькую урну из тесаного камня, а человек, подняв воротник пальто, зашагал к дому. Наверное, стоило подобрать слова, вспомнить уловки и отвлекающие ходы, но ничего выдумать так и не удалось – едва он взошел на первую ступеньку крыльца, как входная дверь, окованная геральдикой и новомодными изображениями щупалец, плавно уехала в стену дома. На пороге замерла девушка. Пару секунд они смотрели друг на друга молча, как бы прикидывая, кто первым заговорит. Девушка была хорошенькая – невысокая хрупкая блондинка с длинными пушистыми волосами. Она куталась в теплую шаль зеленой шотландской клетки. Эмалевая заколка-стрекоза поблескивала в волосах, зрачки темно-серых глаз девушки расширились, потом сузились.
– Кениг, опять репортеры? – хрипловато позвала она. – Я же просила…
– Нет-нет, – поднял руку в замешательстве Элерт. – Я из полиции.
– Тогда удачи, – потеряв всякий интерес, обронила блондинка и шагнула с порога.
Незваный гость потеснился, пропуская незнакомку.
За ней из недр особняка выступил сухощавый высокий мужчина лет тридцати. Его лицо было внимательно и бесстрастно, а судя по строгому костюму и чемоданчику с красным крестом на крышке, он принадлежал к гильдии врачей.
– Хозяин на месте? – указал на дом Элерт, но вдруг смутился и обернулся в замешательстве.
Не может быть ошибки – это же Ария Галор! Та самая актриса, которую обожала Нора, его бывшая жена. Обожание, надо сказать, иногда принимало абсурдные формы – стрижки под ее героинь, сочетания одежды, частая смена любовников. Элерт поежился от неприятных воспоминаний. И все же в жизни актриса была в разы милее и выглядела куда более прилично, чем в любой из своих ролей.
Девушка села в припаркованный у обочины черный автомобиль и хлопнула дверцей, врач поспешил на водительское сиденье.
Тем временем позади зачарованного копа раздались шаги, и на пороге возник хозяин дома. Облаченный в синий костюм недешевого вида, Ривер Четэм, подтянутый и благопристойный, производил впечатление уверенного в себе дельца средних лет. Залысины на висках и легкая проседь добавляли очков солидности, а глаза мутно-зеленого цвета смотрели с легким прищуром, но внимательно и прямо.
– Поклонник мисс Галор или же вы по делу? – на одном дыхании затребовал хозяин.
– Полиция, отдел расследования убийств.
Ривер Четэм сделал приглашающий жест и шагнул обратно в дом. На его ногах были черные кожаные туфли. Собирался ли он куда-то или же ходит в туфлях даже по дому – опять загадка.
Комиссар всяко намекал, что барон получил свое прозвище за странности, но до сей поры интрига оставалась нераскрытой. Дом как дом. Внутреннее убранство особняка было выполнено в классическом английском стиле – резная деревянная мебель с неяркой обивкой, приличное собрание книг, а на столе в гостиной – тяжелые антикварные канделябры. Семейные портреты заполняли пространство стен.
А вот в рабочем кабинете царил технократический стиль, но было кое-что напрочь выбивавшееся из строгости дизайна стекла и металла – все помещение, значительных для кабинета размеров, было уставлено аквариумами разных форм и величин. Некоторые выделялись пятнами тусклой подсветки, другие, напротив, прятались в темноте по углам. И во всех емкостях, от малых до великих, застыли разноцветными гидрами десятки видов морских анемонов – актиний. Уотерхаус – так прозвали Четэма за его любовь к водному царству еще приятели по Оксфорду.
– Чаю? – любезно предложил хозяин дома.
– Благодарю, я ненадолго. Быть может, вы слышали о происшествии близ Мандарин-стрит?
– Мне известны факты, – поморщился Уотерхаус, – но если думаете, что дело как-то связано со мной, посоветую не делать спешных выводов.
– Но разве связь не очевидна? – пожал плечами детектив. – Даже если предположить, что вы не знаете деталей самого убийства, вы определенно в курсе, за что они могли поплатиться.
– Смело, детектив! – Улыбка политика была хищной, а глаза оставались холодными. – Согласен, такой вариант логичен. Но не думаете же вы, что у меня есть фанаты, способные совершить подобную дерзость в надежде на безнаказанность.
Элерт раскрыл было рот, но тут перед глазами встало пухлое и при этом до комичности серьезное лицо комиссара, а в ушах словно прозвучало: «Никаких вопросов о глубоководных!» По-видимому, это считалось общественно неприличным, как расовые предрассудки или шовинизм. Только с какой стороны к делу ни подойди, а плавники торчат.
Четэм улыбался, и от глаз бежали лучики-морщинки. Элерт тоже улыбнулся в ответ, но потом вспомнил истерзанные трупы, посерьезнел и откланялся. Он не верил никому, и это себя оправдывало. Нужно обязательно расставить все по местам и вывести Уотерхауса на чистую воду. Однако вот же каламбур.
На улице тем временем моросил дождь, листва стала мокрой и примятой и под ногами больше не хрустела. Элерт сел в машину с чувством глубокой неудовлетворенности собой. В пригородном отделении он считался одним из лучших детективов, так что непозволительно и в мегаполисе ударить лицом в грязь. Он задумчиво посопел, стукнул обеими руками по рулю и вставил ключ в зажигание. Спустя пятнадцать минут сквозь разгулявшийся ливень проглянули размытым светом фонари набережной. Детектив не потрудился даже вытащить ключ из зажигания – кому нужна его развалюха, да еще в такую погоду. Словно услышав его мысли, сверкнула молния, раскат грома сотряс небосвод, а дождь, будто притихнув от такого порицания, перешел в спокойную ровную морось. Свинцово-серую поверхность моря утыкали мириады водяных иголок, пирс же оставался тих и безлюден.
Элерт еще раз припомнил виски, раскрыл зонт и задумчиво направился вперед по причалу, осторожно ступая по старым доскам, неплотно подогнанным и кое-где расшатавшимся от старости. Этот причал использовался частным владельцем на протяжении добрых тридцати лет. Неподалеку пустовали эллинг для яхт, кафе и даже двухэтажный гостевой коттедж, но однажды хозяин уехал и продал свой участок, и более за ним не следили. Постройки обветшали, а на пустыре стало возможным все, даже прятать трупы вполне анонимно.
Элерт оглядывался по сторонам, стараясь разглядеть детали, которые мог не заметить раньше, но лишь зря потратил время. Разочарование нахлынуло с новой силой, и он уже с тоской покосился на мокрый автомобиль, но тут боковое зрение уловило дерганье на самом краю пирса. Он прищурился и сделал шаг в ту сторону. Невероятно, но на мокрые доски как будто кто-то полз оттуда, со стороны моря. Он различил лишь одну руку синюшного вида, покрытую странными язвами. Рука вдруг дернулась и, подброшенная, шлепнулась на доски одиноким нелепым предметом. Она была отделена от тела по самый локоть. Оторвана или отрублена? Элерт замер, и казалось, дождь резко стал в два раза холоднее. Оголенная кость виднелась из обрубка, там, где должен быть сустав. Пришло оцепенение, глаз от предмета на краю пирса оторвать было невозможно. Но тут в щель между досками вдруг протиснулись два длинных склизких пальца с загнутыми когтями. Перепонки между ними не оставляли сомнений, что люди здесь ни при чем. Пальцы обхватили лежащую руку поперек кости предплечья и, повернув, резко дернули вниз. Кость хрустнула, рука исчезла. Только волны накатывали на балки с шелестящим звуком. Зонт в руке Элерта мелко задрожал. Его владелец попятился, не особо глядя по сторонам. И лишь когда ступил на бетонные плиты набережной – развернулся и быстрым шагом направился к машине. Он схватился за ручку дверцы, когда в спину что-то ударило: легкое, маленькое, – но от неожиданности он чуть не подпрыгнул. Обернулся и уставился на землю у правого ботинка, куда предмет упал с глухим звуком. То был палец взрослого человека, скорее всего мужчины, однако не целиковый, а только две последние фаланги с почерневшим широким ногтем. Элерт сглотнул. Древние чудовища не являлись из воды, убийцы не нападали с кривыми ножами и пистолетами, свор голодных собак тоже не наблюдалось. Но весь страх мира будто сконцентрировался в этом маленьком, абсолютно безобидном, по существу, предмете, что лежал у ноги. Детектив за краешек вытянул из кармана не первой свежести носовой платок, наклонился и поднял им улику. Зачем-то пробормотал «спасибо», забрался в машину и уехал.

 

Поролон внутри матового черного кейса был специально вырезан под три предмета. Выпивая утренний кофе, доктор Кениг непременно отщелкивал замочки и осматривал содержимое. Препарат следовало хранить недолго, до помутнения бледно-голубого состава. Если же темнел, его немедленно утилизировали. Горел синим пламенем, в прямом смысле. Две ампулы препарата лежали наготове к инъекции, а третьим предметом в кейсе был новенький «парабеллум», зарегистрированный на Центр. И пусть лекарством его не назвать – успокаивал. Кениг проверил магазин, вложил обратно.
Центр он покинул в половине десятого утра, позже обычного – сегодня так позволял график съемок Арии. Гравийная дорожка сквера с молодыми вишневыми деревцами по бокам осталась позади. Кениг осмотрел машину и невольно поморщился – пора бы съездить на мойку, да только где найти свободное время. В последние дни Ария беспокойна, а значит, и у него забот по горло.
Клиника утром выглядела на редкость тихо и безлюдно – пациентов еще не выводили на прогулку. Из столовой доносился негромкий ровный гул – время завтрака. Кениг вошел в здание как обычно – с черного хода. Поднялся на второй этаж, нашел дверь нужного кабинета. Стараясь не задеть плечом расцарапанную ногтями краску на двери, сестра Этиль, здешняя вертихвостка, как раз входила с кипой белых полотенец. Традиционно подмигнула Кенигу и чуть замешкалась, пропуская внутрь.
– Все-то вы без выходных, – нараспев посетовала женщина и поправила белоснежный колпак.
– Стараюсь, – буркнул Кениг.
Он никогда особо не разбирался в этих штучках – обольщениях и прочей трате времени. Наука всегда была на первом месте, и порой он ненавидел Арию за то, что она занимала немыслимое время в его сутках. А иногда, напротив, – жалел, что не может побыть наедине с ней чуть дольше. Отчасти потому, что на прошлой неделе случилось непредвиденное и странное – как-то вечером Ария поцеловала его и он ответил. Медсестры и врачи относятся к пациентам объективно, это является одним из показателей профессионализма. Никакого перехода на личности, тем более если личность с расстройством куда более тяжелым, нежели классифицируемый психический недуг.
Сегодня дежурил шотландец – доктор Атертон, рыжеволосый толстяк с чувством юмора чуть ниже плинтуса. Кроме этого, он вполне откровенно презирал свою пациентку, находя ее истерики во многом надуманной и подкрепленной артистизмом игрой. Кениг был благодарен ему, но только лишь за то, что, пока девушка под присмотром, имел возможность поспать. Вот пожалуйста: Атертон насмешливо кривился, скрестив руки на груди и глядя на пациентку, которую как раз отстегивали от кровати. Медсестра деловито освободила руку девушки и спрятала жгут в карман.
Стоило признать – Ария сегодня не в лучшей форме. Но вот она услышала голос Кенига, отвечающий на приветствие шотландца, и тотчас обернулась.
– Привет, цербер, – произнесла насмешливо, но тут все та же медсестра взяла ее под локоть и увела переодеваться. Босые ноги пациентки зашлепали по полу.
Уборщица заметала с пола осколки стекла – какой-то чудак догадался принести ночью цветы, да еще с вазой. Атертон задумчиво тронул оторванный ремень на железной койке, покачал головой. Хорошо, палата отдельная и заперли ее вовремя. У края белоснежной ванны лежал окровавленный бинт. Фанатик, впрочем, сам виноват – кому понравится чужак, который наблюдает за твоим сном.
Рыжий, сопя, протянул Кенигу исчерканный бланк – отчет о прошедшей ночи. Он явно не видел никакой мифической подоплеки в болезни девушки. Интересно, видел ли ее сам Кениг. На этот вопрос он пока не находил ответа – слишком разными бывали показатели приступов и периоды ремиссии.
Кениг пролистал отчет, читая по диагонали. Результаты ночи стандартные для обострений. Побочные действия Препарата – крики, истерика, кошмары – все на месте. Торпора нет.
– Почему бы вам не перевести ее в Центр? – Атертон не преминул и сегодня задать дежурный вопрос.
Кениг рассеянно кивнул, открепил листы от планшета и сложил отчет пополам:
– Потому что пока не зафиксировано ни единого случая, когда бы она угрожала вашей безопасности.
– Так если вы думаете, что она, ну… Опасно держать здесь фрукт такого сорта.
– Позвольте мне судить. – Кениг терпеть не мог оправдываться.
– Лишь бы не опоздать. Знаю один случай в клинике моего шурина под Абердином – солдатик там год назад лежал, вроде как с язвой желудка. Молодой, только что из Африки. Все кошмары мучили. Врачи с ног сбились – консилиум собрали, да чего только не прописывали. А потом он посреди ночи возьми и превратись в зубастую мразь – так двух медсестер и дежурного врача сразу в куски. Кровь, говорят, по стенам текла.
– Все под контролем. Не нравились Кенигу такие разговоры. Правды много, да в ответ сказать нечего.
Арию наконец привели. Кружевное платье-футляр ловко драпировало покрытое синяками тело, ниспадая до самого пола, рукава прятали руки, воротник скрывал шею. От девушки тонко пахло душистым мылом и сиренью. Волосы аккуратно расчесаны и мягкими локонами уложены на плечи. Сестра Этиль хоть и легкомысленна, но определенным талантом обладала: синяки и ссадины на лице актрисы были замазаны мастерски, и даже макияж выполнен аккуратно и естественно.
– Я похожа на куклу, приготовленную в подарок, – улыбнулась Ария сквозь легкую усталость.
Кениг заметил рассеянные движения и слегка заторможенную походку, склонил голову набок.
– Тебе лучше?
– Да, ты же знаешь, скоро это пройдет, – кивнула девушка. – Их таблетки здорово помогают успокоиться.
– Хорошо. – Он взял ее под руку, сжимая в другой черный кейс. Так они и покинули здание.
Накрапывал дождь. В парке перед больницей витал аромат опавшей листвы и астр.
– Закурить есть? – спросила Ария.
Вообще-то она бросила лет в четырнадцать, но иногда ведь можно.
Кениг открыл для нее дверь авто и проследил, чтобы она пристегнула ремень безопасности.
– Тебе вредно – кожа лица испортится. Для работы плохо.
– А еще настигнет рак, верно, доктор? Не будь так строг. Или у тебя есть «слеза Молли» из района 12?
– Вот уж какой дряни у меня не водится! Хочешь, чтобы полиция в лучевую тюрьму упрятала? И давай покончим с подобными разговорами, мисс Галор.
– Как скажешь.
Кениг поджал губы и завел мотор. Девушка смотрела на черных птиц, что кружили над цветными кленами по обочинам. Дорога была мокрой, трава по сторонам загородного шоссе – все еще ярко-зеленой, несмотря на осень. По джазовому радио Мидж Уильямс распевала о поисках любви, безуспешных, но полных надежд. Ария любила эту песню, вот и сейчас, выпуская дым в приоткрытое окно, подпевала негромко: «Но скажи мне, как же мы встретимся, где в мире этот божественный момент, где эти руки…»
– Черт, – спохватился Кениг, сворачивая с дороги.
– Джек, ты спятил? – Девушка свела брови домиком, стряхивая пепел с новой одежды. – Это вроде моя перспектива.
– Чушь. У тебя обсессивно-компульсивное расстройство, или невроз навязчивых состояний. Плюс Препарат, но мы с этим работаем. Однако я кое-что забыл.
– Вколоть мне свою дрянь?
– Это не дрянь. – Кениг одной рукой нашарил на заднем сиденье чемоданчик, быстро достал из него один шприц.
– Но она не работает. Я как была психичкой, так и…
– Ария, ты не против?
– Кто против, – вздохнула девушка, протягивая свободную руку.
Кениг поднял бровь. Ария выбросила сигарету в окно.
Он достал жгут, зафиксировал руку и сделал ей укол. Девушка откинулась на сиденье и зажмурилась: под веками вспыхнул фейерверк, звуки стихли, рефлексы упали до нуля. Спустя пару секунд, когда игла вышла из вены, она уже спала. Обычная реакция, пациент спит после стандартной дозы около тридцати минут. Доктор внимательно посмотрел на часы – до особняка Ривера Четэма двадцать минут, не больше. Заявленное начало приема – через добрый час. Кениг аккуратно уложил пустой шприц обратно в футляр, щелкнул замочком и принялся дальше слушать радио, постукивая по рулю в такт музыке. У него не было ни малейшего желания появляться в доме Уотерхауса раньше положенного. Мимо с шорохом проезжали машины, и доктор вдруг подумал, что в последнее время совсем не следил за своей. Неплохо бы все-таки помыть и навощить, а то черный лак запылился и потускнел.
Ария была тиха и спокойна, он любил такие моменты. Почти счастье – не меньше дружеского, не более платонического. В эти минуты она не играла роли, не врала себе и маска холодного отчуждения слетала, показывая хрупкость и ранимость. Вдвойне отвращал Четэм, которого тешило звание мецената и заказчика сложных исследований, к тому же он оказывал такую милость бывшей любовнице в обмен на ее связи в собственных интригах, не заботясь о ее репутации. Кенигу это не нравилось. Бывший глубоководный, став человеком, не перестал быть скользким типом.

 

Элерт отдал палец трупа эксперту сразу, как вернулся. Но потом силы оставили его. По соседству с моргом находился архив, в этот поздний час совсем пустой и тихий. И вымотанный догадками сыщик просидел над выписками до глубокой ночи, да так и уснул за старыми отчетами. Он все еще не понимал мотивов Глубоководных, а еще с чего бы Четэму помогать Арии и чем конкретно занимается Центр исследований, который, в свою очередь, курировал основной Фонд Уотерхауса.
Одно было ясно как день – попортить кровь главному подозреваемому еще та задачка. Рука трупа не шла из мыслей, но Элерт понял, что нужно бы привести себя в порядок – для этого он отправился умываться в служебный туалет и с опаской посмотрел в зеркало. Оттуда ему ухмыльнулся подозрительный тип с колючей щетиной и всклокоченными волосами, безуспешно поправлявший мятую рубашку.
Бостон, вдруг подумал он с ужасом, и тип в зеркале растерянно обернулся к двери. Бедный пес сутки ничего не ел и бог знает что сотворил с квартирой. Детектив вернулся в архив, схватил пиджак и отправился домой.
Доберман встретил его жалобным лаем, отчаянно виляя хвостом и ластясь к ногам. Бостон – все, что осталось у Элерта от прежней жизни, они были настоящими друзьями по несчастью.
– Извини, приятель. – Хозяин потрепал пса за уши и зашагал к холодильнику. Выудил оттуда сосиски и принялся чистить. – Пиво ты не пьешь, – рассуждал детектив, – а больше ничего и нет.
Спустя пару часов, выбритый и свежий, он стоял перед Уотерхаусом. По всей видимости, дом политика был полон гостей, и кого не ждали, так это полицию.
– Простите, сэр, я забыл уточнить. – Элерт обожал играть роль неуклюжего копа, действуя на нервы. – Исследования, что проводятся в Центре, могли стать причиной повышенного внимания к вам? В частности, недуг мисс Арии Галор изучают именно там?
Брови Уотерхауса поползли вверх.
– У каждого свои источники информации, – скромно заметил детектив.
И ни словом не обмолвился, сколько пришлось заплатить чужому информатору.
– У Арии болезнь, лейтенант. Акримония души, что тут поделаешь. Обычные лекарства могут и не справиться. В моем же Центре можно рассчитывать на помощь куда более могущественную, чем ненадежные руки человеческих докторов.
– Эта болезнь может быть опасна для окружающих?
Четэм холодно усмехнулся.
– Даже ее врач знает, что нет. Она безобидна.
– Она бывшая наркоманка, убившая в прошлом своего агента. – Это не было козырем, но Элерт копался в досье не напрасно. – Разве нет?
Лицо Четэма совсем перестало быть дружелюбным.
– Дела минувших дней, мистер, к тому же ее оправдали. Вы и сами знаете, раз имели терпение отыскать старые пересуды.
– Конечно, – согласился детектив.
Пока рано делать выводы, но Уотерхаус был взбешен. Детектив, напротив, удовлетворен – похоже, былая форма возвращалась.
Однако, вернувшись в участок, он понял, что рановато вздернул нос. Эксперт не смог определить, кому принадлежал палец, – полумертвого от страха, его увезли в больницу нынче с утра, пока детектив видел десятый сон в полицейском архиве. Бедняга надолго слег по неизвестной причине и не мог произнести ни слова, от ужаса пережив инфаркт. Улику передали другому эксперту, но Элерту было совершенно ясно, что Уотерхаус – редкое чудовище. Стоило учитывать его связи – от них и в полицейском участке нет убежища.
Нужно было обдумать план действий. Возможно, разработать некую стратегию, чтобы поймать Уотерхауса на горячем. Тем более подозрения укрепились на следующее утро, когда в одном из скверов близ площади Танжерин нашли свежую жертву резни – на сей раз тело женщины. Суетились эксперты, зеваки толкались за полосатым оцеплением, а мимо, неслышно шурша колесами, ползла темно-синяя машина. Открылась дверь и один из полицейских фотографов сел на заднее сиденье, рядом с Ривером Четэмом. В ту минуту Элерт готов был сожрать собственный значок, и встретился с дипломатом взглядом, полным ярости. Лицо Четэма выражало заинтересованность максимум.
Труп женщины ранее ходил на работу в небольшое машинописное бюро и никоим образом не водился с террористами. Но препарирован был почти так же, как «чистильщики»: – разорван живот, отсутствуют печень и сердце, выкачана кровь. Бывалого копа рвало в кусты, пока эксперты собирали с земли подсохшие кишки в специальные пластиковые контейнеры.
Комиссар, само собой, устроил экстренную взбучку – в городе такого не бывало, а маньяк – слишком большая роскошь. Натан Элерт молча слушал эти крики, прикидывая, затевалось ли все это для отвода глаз.
Битый час он ездил по городу в поисках Арии Галор, пока в офисе ее агентства не выдали страшную тайну. Небольшой трейлерный городок расположился за высохшей речушкой на западной окраине города, прямо в карьере, оставшемся от разработок железной руды. Здесь проходили съемки нового вестерна. Горстка «индейцев» размахивала бутафорскими томагавками и улюлюкала под одобрительные комментарии бородатого режиссера, нависшего над массовкой с камерой, закрепленной на стреле в двух метрах над землей. Лошади безмятежно поедали сено из сеток на столбах невдалеке. Сверху, с обрыва, детектив мог видеть, как среди трейлеров расхаживает в своем ковбойском костюме Форрест Эбби, главная звезда экранов. В стороне, под зонтиками, стояли в два ряда раскладные стулья. На дальнем ряду были свалены в кучу вещи и кое-что из реквизита, а на первом расположилась знакомая парочка. Ария в цветном кринолине, разодетая под барышню колониального юга, кашляла, приложив ко рту тыльную сторону руки, а доктор придерживал ее за талию. Вокруг актрисы суетились гримерши – три девушки неопределенного возраста с выбеленными по моде лицами и модными высокими начесами. Ария улыбнулась, мол, все в порядке, и закурила, одолжив у кого-то «Лаки Страйк».
Доктор усадил девушку в кресло, выдернул сигарету из пальцев и затянулся сам. Ария негромко засмеялась – ее алая помада с сигаретного фильтра оказалась на его губах. Он возмущенно закашлялся, стер следы помады и втоптал сигарету в рыхлую землю.
Элерт миновал трейлеры и осветительные фургоны, отправляясь дальше, скользя в сумерках невидимым охотником, ловцом чудовищ. Недолго вам осталось мутить воду, улыбнулся он. Жертвы будут отомщены.
Но город, если верить официальным документам, был чист. Конечно, в архивах имелись белые пятна, но кто и что именно там зачищал – оставалось тайной, слишком хорошо все сработано. Детектив просмотрел все данные об убийствах, хоть отчасти похожих на эти, – ничего. Мегаполис будто и не сталкивался с подобным со времен пришествия Мифов. Личные связи помогли детективу раздобыть серьезные распечатки полицейских сводок из пары городов поменьше, для сравнения. Ничего. Если что-то обнаруживало связь с Мифами, все данные немедленно переходили в ведение Центра общерасовых исследований – вотчину Четэма. А там и концы в воду.
Вытащить из информаторов удалось немногое. Говорили, в том Центре практикуют ми-го и даже мэр получает информацию дозированно, по запросу. О, вот это уже хоть что-то: доктор Джек Эдуард Кениг служил куратором Фонда Четэма и одновременно инспектором Центра. Блестящие отзывы, талантливый ученый. Пишет диссертацию под началом профессора Вайнштайна, хм. А тот вместе с ми-го разрабатывал сыворотки от неклассифицируемых болезней, а также участвовал в экспериментах, которые по неведомым причинам были интересны ми-го. На таких экспериментах материалом служили обыкновенно смертники и добровольцы – неизлечимо больные, а также те, кто завещал свои тела науке. По официальной версии.
Телефонный звонок прозвучал иерихонской трубой в тихом офисе. Элерт поднял трубку, проведя ладонью другой руки по двухдневной щетине на подбородке.
Бросайте это дело, советовал комиссар. Ищите тех, кто принадлежит Обществу чистильщиков, займитесь расследованием, которое вам подходит. Он, похоже, вообще любил давать советы.
– А как же маньяк?
Комиссар натужно засопел.
– Вот оно как складывается, парень. Четэм предложил нам помощь; по его инициативе этим займется один из отделов Центра.
– Но ведь Четэм сам подозреваемый! – Элерт уставился в потолок.
– Нам нечего ему предъявить, детектив. Подумаешь, лечит актрису-наркоманку и вроде как был глубоководным – все это говорит лишь о том, что он человек широких взглядов, что при его профессии достойно и не порицается. И не цепляйся к Арии, девочка безобидна.
– Да просто котенок! – Элерт в сердцах бросил трубку.

 

– Котенок, – плакала Ария, – мой малыш.
Кениг ненавидел холодные осенние вечера, когда из-за ее двери доносились эти звуки. Что угодно, только не жалобные всхлипы и причитания, похожие на пьяный бред. Ведь потом приходили кошмары и она терялась в них во сне и наяву, а значит, он и сам почти не спал. Виной всему были, разумеется, инъекции. Препарат давал побочных действий чуть меньше, чем полезных, но даже это было шагом вперед. Ведь раз попавшись на положительном результате СТИЧ, оказываешься на карандаше у Центра. Мощным якорем ее болезненных наваждений была эта бесполезная связь, вещь из мрака. Золотой медальон, а в нем – прядь светлых детских волос, мягких точно пух. Ее сыну удалось родиться, но совсем не довелось пожить. Его горло обвила пуповина, и в ту осеннюю ночь пятнадцатилетняя мать долго обнимала сверток с мертвым тельцем, шепча:
– Котенок… мой котенок…
Она до последней минуты не хотела его рождения, как не хотел и отец, пожилой агент юной актрисы. Но все изменилось в один миг. А уже через неделю она прикончила того агента и только благодаря Четэму была оправдана. Но политик обладал особым чутьем, и потому ее кошмары, затяжные и изматывавшие, заставляли его всерьез беспокоиться. Как бывший глубоководный, он слишком хорошо понимал, что Мифы берут нужное не спрашивая. А в современном мире так неудобно быть сумасшедшим. И если Ария не хотела сдаваться – ей нужно помочь. Ария не сдавалась. И была молодцом, пока не начинала говорить со своим мертвым ребенком. И горевала, что несправедливо его одиночество и то, что малыш не слышал даже голоса матери. И раз она сама не решилась на это – значит, ни у кого не было прав лишать ее сына жизни.
Она пробовала не спать, но ресурсов организма не хватало надолго; она пробовала бить вдребезги посуду – но вокруг лишь становилось больше разбитых предметов. И тем более разбитой казалась себе она сама. Каждый раз, когда избавление от страха и неумолимой вины казалось близким, приходила ночь, забирая душу.
Сегодня ветру за окном подвывала стая бродячих собак, и Ария забилась в угол комнаты, закрыв уши руками. Не зря Кениг присматривает за ней, что и говорить: когда она слышала, что он там, за дверью, было гораздо терпимее. Девушка шмыгнула носом. По стене напротив пошла рябь, темнота у зеркала над туалетным столиком качнулась и замерла. Надо сказать Уотерхаусу, что фюллер завелся снова, уж он ей поверит, он знает, что она всегда могла чувствовать такие вещи. Вот почему однажды они сошлись. И расстались тоже поэтому. Стараясь не смотреть в сторону фюллера, девушка вытерла мокрый нос платком и вышла на балкон. В одну минуту высушив слезы, ветер нежно и осторожно перебирал встрепанные локоны, охлаждал лицо. Пальцы ее теребили воротник изумрудно-зеленого платья, саваном закрывающего фигуру. Ария прикусила губу и посмотрела вниз с балкона. Что, если… Что, если закончить кошмары, оборвать, как старую паутину? И смерти не придется делать одолжение, приходя за потерянной душой.
Но кажется, у Смерти было иное мнение. Она, как ни странно, пришла.
Ария отшатнулась и, зажмурившись, попыталась дышать глубоко. Кениг учил ее дыхательной гимнастике как средству от приступов паники. Наконец она открыла глаза и, облокотившись о перила балкона, наклонилась вниз – только видение не исчезло. Смерть правда явилась за ней. Она ползла по стене высотки, черная с лиловым, подняв уродливую морду навстречу жертве, двигалась медленно, хрипя и издавая странные звуки, похожие на причмокивания, стоны и всхлипы. Эти звуки то и дело перекрывали сирены машин внизу, в разноцветной автомобильной пробке, срывались порывами ветра. Слышно было тяжелое дыхание. Смерть была гадкой, похожей на большую черную кляксу, болезненную опухоль не теле здания. Многочисленные конечности постепенно вытягивались, превращаясь в подобие паучьих лап. Мерзость ползла все выше, и стало понятно, что тело ее покрывала негустая шерсть. Из-под когтей с треском вылетали кусочки кирпичей. Ария услышала будто со стороны тихий жалобный скулеж, но оказалось, этот звук издает она сама. Шагнуть бы назад, убежать отсюда куда глаза глядят, но ноги словно приросли к холодному выступу балкона. Смерть шла за ней, только все было не так, совсем не так. Непременно должен быть Котенок. Он должен прийти за ней, иначе нет никакого смысла. Она ждет его, он должен сам.
– Котенок, – пробормотала девушка.
Никакого смысла. Но разве у смерти вообще есть смысл? Какая глупость. Что это – отвратительно сильное зловоние оттуда, снизу, оно никак не вязалось с понятием о смерти. И разве у смерти не должно быть атрибутов – косы, ворон, маски доктора Чумы, наконец? Ария поднесла руки к лицу, закашлявшись от едкого дурмана, выбрасываемого существом. Но разве можно назвать смерть существом?..
– Джек! – срывающимся голосом позвала девушка. – Я больше не буду, Джек.
Тварь, словно услышав, подняла морду. Прожектор с высоты соседнего здания прочертил по уродливому телу, и Ария содрогнулась, внезапно поняв, что это не сон. Холодный пот двумя каплями медленно скатился по спине, колени задрожали. И она, наконец, закричала.
Существо на стене было совершенно точно заляпано кровью, и запах самой мрази смешивался с духом крови – так пахло чье-то нутро. И эта тварь на самом деле вполне могла стать ее смертью. Эта мысль отрезвляла. А морда внизу оскалилась десятками зубов-иголок, конечности вытянулись вверх, к маленькой человеческой фигуре, пятившейся с балкона в темноту комнаты.
Кениг распахнул дверь в тот момент, когда две из лап монстра вцепились в ограждение балкона, а остальные конечности взлетели вверх подобно черным лентам. Раздались тихие хлопки, как будто аплодисменты в соседней комнате, и в воздухе над балконом повисло лиловое облако едкого вещества. Ария схватилась за горло.
– Матерь божья! – воскликнул доктор, схватил девушку за руку и потащил из комнаты.
– Сделай мне укол, Джек, – срывающимся голосом просила Ария в темноте коридора.
Слышно было, как тварь ломала стены в ее спальне.
– Боюсь, милая, дело не в нем, – отозвался Кениг, заталкивая ее в кабину лифта, влетел следом и нажал минус третий этаж. Прав был Четэм: здание хорошее – ведь бункер есть вовсе не под каждым в этом городе. Спасет ли он – другой вопрос. В тишине лифта играла незатейливая музыка. Пальцы Арии с побелевшими от напряжения костяшками сжимали лацканы его пиджака.
– Я плохая мать, Джек. Ведь в этом все дело?
– Не говори глупостей, при чем здесь это?
– Смерть пришла забрать меня в ад за то, как я жила. Только она другая. Мир изменился – и Смерть, наверное, тоже.
– О нет. Эта мразь раньше была человеком, уверяю тебя, – быстро говорил Кениг, словно боясь остановиться и снова впустить тишину в кабину. – А потом пришли кошмары, такие, как раньше были у тебя, помнишь? И эта особь впала в торпор, а потом переродилась в СТИЧ-больного. Он неуправляем, но, к сожалению, у этих существ есть избирательная память и он запомнил тебя. Ничего, мы с Четэмом занимаемся им.
– Уотерхаус может сделать его человеком?
– Нет, но может убить. Ми-го в Центре будут рады заняться таким препаратом. Они ведь мутанты, по сути.
– Эти СТИЧ?
– Да. Тот, что наверху, сейчас переживает стадию Демона. Эта стадия характерна тем, что Демон отращивает многочисленные конечности и, охотясь, вырывает строго определенные органы жертвы, чтобы достроить тело… ох, прости…
– Демоны…
– Четэм знает его – этот парень был человеком… Ты меня слушаешь?
– Четэм и сам монстр. Разве есть бывшие чудовища?
– Значит, бывают.
– Джек…
– Что?
– Сделай мне свой укол, пожалуйста. Сейчас…
– Ария! – В его голосе зазвучала тревога. – Что с тобой? Посмотри на меня…
– Сделай укол, и все пройдет.
Звуки стихали, кабинка уплывала куда-то вдаль, искажаясь и тускнея.
– Ария! – донеслось издалека.
И все пройдет…

 

Наутро Элерт дежурил у дома Четэма. Похоже, с делом дипломата нужно завязывать – кошмары только участились, и в последнее время Ария и бывший глубоководный занимали все мысли. Коп понимал, что совсем перестал следить за собой и в этой несвежей рубашке ходил, кажется, третий день.
– Ну что еще? – нелюбезно осведомился Четэм, открывая дверь.
– Пришел поговорить о Фондах, – устало произнес Элерт, потирая глаза. Изображение было словно изнутри калейдоскопа – подозреваемый двоился и рассыпался на части. Детектив тряхнул головой, и вроде стало лучше.
– Поговорим, как съездите на труп, – вместо возражений ответил дипломат.
– Труп?
– Вам обязательно нужно на это посмотреть, – поднял бровь Четэм. – Поймите, я хочу, чтобы вы запомнили детали. Это важно, в противном случае ничего не поймете.
Детектив махнул рукой, не желая спорить.
Труп и правда был. Бродяга, просто какой-то бездомный одиночка, подвешенный за руки к балке под самым потолком в заброшенном промокшем доме, стены которого сплошь покрывала черная и зеленая плесень. Кое-где закопчен потолок – наверное, очаг недавний обитатель разводил где придется; странно, как раньше не угорел. Элерт пару минут бездумно разглядывал нити кишок, свисающие до самого пола, пока его желудок не воспротивился этому зрелищу. Он больше не мог этого выносить, и комиссару скажет, что дело не по его части. Тот, наверное, даже порадуется. Или в постовые переведет – водить пьяниц из парка домой – все одно лучше, чем это. Он вышел из убогого грязного театра преступления и отправился домой.
Бостон наделал на ковер. Элерт по привычке сунул пса мордой в лужу – всем нужно уметь отвечать за свои поступки.
Через полчаса, когда он наконец вымылся и побрился, в дверь постучали.
На пороге стоял шофер дипломата, а из черного авто на улице выглядывал и сам хозяин.
– Вы хотели увидеть Центр? – поинтересовался бывший глубоководный, делая знак водителю. – Я покажу вам его. Но хочу сперва кое-что прояснить.
– Внимательно слушаю.
– Вы нездоровы, Натан Элерт. Только наверняка не подозреваете об этом.
– Почему же. Плохо сплю в последнее время, – пожал плечами тот, устраиваясь на сиденье рядом.
Машина тронулась.
– Вы не спите вовсе, – резко оборвал его Уотерхаус. – Вы превращаетесь, когда вздумается, в мерзкую тварь и летаете по городу в поисках добычи. Вы убиваете людей, а хуже всего то, что ваш мозг запомнил интерес к Арии и ко мне, так что даже после торпора вы хотите до нас добраться.
– Вы еще и сумасшедший, – осенило детектива. Он достал сигарету и прикурил ее.
Водитель покосился в зеркало и приоткрыл окно.
– Мы разрабатываем Препарат, способный остановить болезнь, которой вы страдаете, на ранних стадиях, но тут очень важно не упустить время. Увы, время упущено, – продолжал меж тем Уотерхаус. – Эксперт из участка едва выжил, став свидетелем вашей трансформации; впрочем, еще непонятно, выживет ли. Возраст дает о себе знать.
Элерт мотнул головой, он перестал понимать, что происходит.
Центр высился впереди, и маяком на верхушке суперсовременного здания сияла буква У.
– Уотерхаус, – догадался Элерт, указав на знак сигаретой.
– Верно, – кивнул собеседник.
Машина остановилась на бетонной площадке перед зданием, и двое прибывших под конвоем здоровенных охранников проследовали на верхний этаж. В руках охраны были полицейские револьверы, и шутить парни не собирались. Наверху, под самой крышей, не водилось хитрых лабораторий. Не было некроборгов, мутантов, Древних. Там лишь пустовало треугольное помещение, центр которого забрали, как клеткой, металлической решеткой.
– Вы обещали мне Центр, а показываете лишь город через сетку, – горько усмехнулся Элерт.
Четэм достал из кармана флягу, глотнул сам и протянул копу.
– Зачем вам тратить время, Натан? Как и мне. От вида ми-го вы по меньшей мере сойдете с ума, а я бы хотел, чтобы вы сознавали себя до конца. И поверьте, делаю вам подарок. Если рассматривать последние минуты, вид на город куда приятнее.
– Что за бред вы несете? – Элерт швырнул флягу оземь.
Четэм вышел из клетки, охрана расступилась и втолкнула туда замену – безумного вида паренька лет двадцати пяти.
– Густав Адер, задержан полицейскими в районе Горки, приговорен к смерти за двойное убийство, – пояснил Уотерхаус и, обойдя клеть, вложил в руку Элерта револьвер.
– Одна пуля, и прошу, не разочаруйте меня.
Элерт уставился на оружие.
– Вы ждете, выберу ли я сожрать его и впасть в… торпор? Ведь тогда ми-го получат для исследований монстра?
– Таков был уговор с ними. Но мне интересно, что выберете вы.
– Обойдутся и человечиной, – усмехнулся детектив и выстрелил.
Густав Адер упал, истекая кровью.
– Два человека тоже сгодятся, – прищурившись, рассудил Четэм.
Ночь была тиха. На порог дома с окнами на старую Блум-стрит вышла молодая женщина. Ночные фонари выхватили ее силуэт из сплошной серости здания, тени на котором завораживали движением корнеподобных фигур – то качались на ветру ветки деревьев. Листва опала, и их причудливые кроны скрывали улицы черными паутинами. Воздух с едва слышным свистом вошел через сжатые зубы, длинная юбка со шлейфом подмела ступени, пока девушка сходила вниз, на безлюдную улицу, тяжело опираясь на кованые перила. Час до рассвета – время смерти. Ария посмотрела через плечо в окно, там, где спал в кресле Кениг. Ему не нужно знать. Воздух был сладким. Все пахнет приятнее, когда бросаешь курить. Мимо по улице полз многоокий шоггот, переваливая тело точно амеба. Еще одно порождение ада. Кругом чудовища, отныне и навсегда. И лишь одна душа из всех должна остаться с ней, пусть даже во сне. Она всегда знала – лишь сны могут повторяться из ночи в ночь с удивительным постоянством.
Богато одетая женщина привлекла беспризорников, сидевших у костра близ пустыря. Двоим она дала немного денег, и они, счастливые, убежали их тратить в круглосуточной пекарне за углом, что источала волшебные ароматы. У костра остался лишь один ребенок, лет шести-семи. Его ноги были искривлены и худы, он не мог ходить. Зато у него были чудесные светлые волосы и ясные глаза. Отблески костра играли на чумазых щеках.
– Котенок, – прошептала она. Рука с зажатым ножом пряталась в широком рукаве. Рукава напоминали крылья, да и само платье было черным, как вороново крыло. Смерть должна быть правильной, чтобы стать настоящей.
Женщина наклонилась к ребенку и взяла его за подбородок холодными пальцами, шепча ласково:
– Котенок. Это только сон.
* * *
Конечно, всегда остается шанс, что все мои измышления не больше, чем бред больного воображения, страшный сон измученного человека.
Но письма реальны, как реальны и записи, которые я заполняю непривычным почерком. Реальна и жизнь за окном, совсем не такая, как раньше: газеты с названиями неведомых земель, указы от имени невероятных божеств, силуэты непривычных существ в толпе. Но, может быть, все это только сон?
Я так часто думаю о нем, потому что невыносимая усталость стала моим постоянным спутником. Вот уже три недели я стараюсь не спать. Изматываю себя до последней точки, пока голова не становится тяжелой, а ноги сами не несут меня на кушетку, что стоит здесь же, в кабинете. Это единственный выход: утомленный до изнеможения, я почти мгновенно проваливаюсь в тяжелое забытье без сновидений и грез.
Еще когда я только собирался в Мискатонийский университет, то знал, что провиденский Отшельник сам считал себя сноходцем. Человеком, который может проникать в сны как в созданную реальность и изменять ее.
Теперь я все чаще встречаю в письмах откровения сноходцев и понимаю: Мифы принесли с собой доступную многим дорогу в Страну Снов. Практически каждый может воспользоваться ею. Но далеко не всем стоит пробовать, и уж тем более единицам дано вернуться. Устав от беспросветной действительности, многие предпочтут остаться во сне навсегда.
Не думаю, что это выход. По крайней мере, не для меня.
Назад: Искусство любви Владислав Женевский
Дальше: Сноходец Евгений Просперов