Несмотря на разделение церквей, греки и латиняне поддержи­вали между собой торговые и политические сношения, когда это было им выгодно.

Еще при Гильдебранде папы сумели сблизиться с норманна­ми, которые превратились весьма скоро в союзников Рима и как таковые стали усердно притеснять и грабить греческие провин­ции южной Италии. Положение Византии резко ухудшилось с тех пор, как турки задались целью захватить их империю.

В 1168 г. император Мануил Комнин, узнав про соперниче­ство между германским императором Фридрихом I и папой Алек­сандром III (1159—1181), предложил папе... короновать его За­падным императором, в замен чего тот обещал ему свои услуги в деле воссоединения церквей.

Папа отклонил первое предложение, находя его "опасным для общего мира", но очень заинтересовался вторым, вследствие чего он выслал в Константинополь двух кардиналов для перегово­ров с греками. Кардиналы приняли участие в особо созванном совещании, по инициативе патриарха Михаила Анхиальского. Они сообщили условия Александра III для воссоединения церк­вей, а именно: 1. Признание главенства папы на всю Церковь; 2. Признание его права принимать апелляции. 3. Поминание папы в диптихах Восточных церквей.

Историк Макарий Анкирский пишет: "После многих споров и попыток легатов привлечь всех на свою сторону отчаялись в соглашении... Император, Собор и весь сенат решили совершен­ным отлучением отсечь от церковного общения папу и его сто­ронников, предоставляя Богу их судить. Не предали их всецелой анафеме, как прочих еретиков, потому, что это народ великий и знаменитый, но не приняли их и в единение церковное. Записали это и в книги, где вместе изложили неповрежденное православ­ное учение веры на тот конец, чтобы ни латиняне не беспокоили Восточных патриархов касательно того, что они осуждены, ни опять греки латинян, — следуя апостольской заповеди: "ерети­ка, после первого и второго вразумления, отвращайся, зная, что таковый развратился и есть самоосужден".

При Иннокентии III состоялся также 4-й крестовый поход (1202—1204), в котором приняли участие, с благословения папы, многие западные вельможи. Рыцари желали нанести сокруши­тельный удар туркам путем покорения Египта. Они договори­лись с венецианцами, располагавшими значительным флотом, о перевозе туда их войск. Однако хитрая торговая республика, прежде чем предоставить крестоносцам свои корабли, постави­ла им условие отобрать у венгров город Зара. Пока велась оса­да этого города, в лагерь крестоносцев прибыл греческий на­следный князь Алексей, который стал просить рыцарей прийти на помощь его отцу, императору Исааку Ангелу, свергнутого с престола своим братом. Алексей считал крестоносцев воинами Христа, защитниками закона и справедливости, посвятившихся святому делу — отвоеванию Гроба Господня от неверных му­сульман. Следовательно, доверие его к ним было полное.

Венецианцы, узнав о его ходатайстве, сразу сообразили, ка­кую выгоду могла им принести экспедиция в Константинополь. Поэтому они всемерно поддержали просьбу Алексея и склонили рыцарей к изменению их маршрута.

Крестоносцы взяли столицу приступом и очень скоро заставили греков горько раскаяться в их доверии к западным христи­анам. Трудно перечислить бесчинства и ужасы, учиненные ими в Константинополе. Рыцари разграбили город дотла, осквернили древние храмы и жестоко отнеслись к жителям. Отец Жюжи ха­рактеризует этот эпизод следующим образом: 'Так называемые "освободители Гроба Господня" на самом деле преследовали цели завоевания себе государств, будь то за счет неверных или же христианской империи. Они этим изменили своим самым свя­щенным обязательствам" (M.Jugie. "Schisme Byzantin", p.252).

Пользуясь династическими распрями греков в своих и вене­цианских интересах, крестоносцы сумели извлечь выгоду из со­здавшегося положения. Объявив Византийскую империю упраз­дненной, они провозгласили "Латинскую империю"¹ и выбрали императором графа Фландрского, Балдуина.

Историк Никита Хониат, бывший очевидцем злодеяний крес­тоносцев, описывает, как они искали повсюду золото и драго­ценности, убивали, насиловали и пьянствовали. Жители столи­цы спасались во все стороны от этого ада. По дороге в Селимв-рию Никита повстречал маститого патриарха, Иоанна Каматира, оборванного, босого, идущего без жезла и без гроша в кармане.

Узурпатор Балдуин получил в свое владение Константино­поль с европейскими берегами Босфора, с одной стороны до Мидии и Агатополя, с другой — до Зурула, Феодорополя и Визы.

Его соратники Вонифатий — маркиз Монферратский, Генрих Дандоло — венецианский дож и другие рыцари поделили между собой остальные земли, а также имущество разграбленных церк­вей, монастырей и византийских вельмож.

Венецианец Фома Морозини получил назначение в качестве первого латинского патриарха, а его соотечественники, купцы, забрали в свои руки все торговые центры и всю экономическую жизнь порабощенной империи.

Иннокентий III прислал свое благословение крестоносцам, а также новому императору Балдуину. Папа решил, что раз, во­лею Всевышнего, нечестивая схизма перестала существовать, следовательно, он сделался главой Восточной церкви, неожи­данно достигнув того, о чем не могли мечтать его предшественники. Теперь следовало окончательно стереть следы ненавистной Греческой Церкви. Отец Жюжи пишет следующее: "Мероприятия папы и высшего латинского духовенства в "Латинском Иерусалимском королевстве", равно, как и в новой "Латинской империи Константинополя", не смогли сгладить враждебность и 1риготовить путь к мирному соглашению. Следует отметить, что в эту эпоху латиняне относились к греческой церковной дисцип­лине и литургии так же, как греки XI в. относились ко всему латинскому. Вместо прежней терпимости, они заставляли греков принимать латинские обряды, объявив их превосходство над византийскими. Латиняне стали укоренять среди греков придир­чивую схоластику, игнорируя подлинные традиции Восточной церкви... Они хотели все переделать до мелочей под влиянием новых теорий, зародившихся в западных университетах и не имеющих никакого отношения к догматике" (там же, с. 253).

Римское духовенство, мстя грекам за прошлое, воспользова­лось разбойничьим захватом их империи для сведения счетов с "схизматиками". Разумеется, Иннокентий III, творец инквизиции и палач альбигойцев, не стал препятствовать своим подчи­ненным.

Римские историки, в частности упомянутый нами о. Жюжи, стыдясь поведения своих единоверцев, старательно смягчают и затушевывают роль самого папы в этот позорный для него пери­од. Противореча самим себе, они стараются объяснить "невеже­ством" и "незнанием церковной истории Востока" насилия ла­тинских клириков, допущенные при насаждении в Византии рим­ских обрядов. На место православных иерархов повсюду стали возводиться латинские.

То же самое было сделано и в Восточных патриархатах за время хозяйничания на их территориях "боголюбивых" кресто­носцев. Можно без преувеличения утверждать, что Римская цер­ковь сочла возможным употребить для уничтожения православ­ных церквей те же методы, что и большевики после Второй миро­вой войны в занятых ими странах, где неугодные Кремлю чинов­ники заменялись своими ставленниками.

Константинопольский патриарх и новый император Феодор Ласкарис переселились в Никею. Они мужественно отвергли все предложения латинян, касающиеся унии, не желая сговаривать­ся с узурпаторами. Твердость эта сильно укрепили греческую нацию в ее сопротивлении врагам, которых подавляющее боль­шинство народа ненавидело как еретиков и разбойников, избе­гая с ними всякие сношения.

Захват Византии и поведение латинян греки рассматривали как логическое следствие созревшего папского деспотизма и само­го папу осуждали за то, что он не удержал своих рыцарей от кощун­ственного осквернения православных храмов и святынь ("Qu`est-ce que l`Orthodoxie?", par P.P. Dumont, Mercenier, Lialine, p. 91).

В то же время крестоносцы заняли старинную святыню Пра­вославия, Святую Гору Афон. Как и в столице, латиняне не по­стыдились подвергнуть православные монастыри кощунствен­ным грабежам, что, естественно, еще усугубило ненависть к во­инам папы. Они зверски жгли и мучили православных монахов, верных Вселенской Церкви.

На острове Кипре находилась одна из древних православ­ных церквей, получившая самостоятельность еще с III Вселенс­кого Ефесского Собора (431 г.). Латиняне, захватившие Кипр, превратили остров в венецианскую колонию, каковой он оста­вался с 1195 по 1570 г. ПапаСелестин III (1191—1198), желая угодить первому кипрскому владельцу Амори де Люсиньян, со­здал на Кипре в i 195 г. архиепископскую кафедру. Централь­ное управление находилось в Никозии, прочие же кафедры уч­реждены были в городах Пафос, Линиассоль и Фамагуста.

Латинское духовенство, разумеется, немедленно присвоило отобранные от православных земли и имущество. Из четырнад­цати греческих кафедр было оставлено четыре, причем право­славным архиереям запрещалось находиться в городах, где име­лись латинские кафедры!

Киприоты во главе со своим духовенством все время оказы­вали неустрашимое сопротивление латинянам, рассматриваемым как еретики.

Когда крестоносцы захватили Константинополь, псевдопат­риарх латинский, венецианец Фома Морозини, попробовал при­соединить Кипр к своей кафедре, но безуспешно.

Всячески преследуемые и унижаемые латинскими "оккупан­тами", многие священники и монахи нашли себе приют в Арме­нии. Особенно противились православные насильному введению в литургию пресловутых латинских "опресноков". Заметим, что папа Авиньона, Климент VI (1342—1352), приказал в случае смешанных браков вторично миропомазывать православных ("Archives de l'Orient Latin", 1884, t. II, p. 207).

В 1231 г. латиняне подвергли пыткам 15 монахов острова, отказавшихся изменить Православию. Одних привязали к конс­ким хвостам и волокли по терновнику и скалам, других же, во главе с их игуменом, сожгли на костре.

Патриарх Герман, узнав об их мученической смерти, писал папе Григорию IX (1227-1241) в Рим: "Причина нашего разделе­ния — тиранство, угнетение и вымогательство Римской церкви... Умерьте себя скромностью, пусть врожденная римская жадность немного ослабеет... Не ищите только выгод в наших внешних несчастьях". Слова эти полезно вспомнить в нашу эпоху.

Папские легаты подавали пример бестактности и жестокос­ти. Отец Жюжи пишет: "Легат папы испанец Пелагий д'Альбано приехал в Романию как жестокий инквизитор. Он захотел прину­дить силой все православное духовенство и монахов публично признать главенство папы. Чтобы добиться этого, он принял на­столько жестокие меры, что даже Генрих Фландрский принуж­ден был заступиться за преследуемых. В конце концов легату пришлось удовольствоваться провозглашением в греческих цер­квах имени папы в конце литургии. Вместо обычного поминания императора Константинопольского он добился провозглашения: "Многая лета владыке Иннокентию, папе древняго Рима". Кар­динал Пелагий имел от папы полномочия "насаждать и искоре­нять, созидать и разрушать".

Убедясь в безуспешности инквизиционных методов среди пра­вославных, Иннокентий III вынужден был предоставить грекам свободу совершения служб по византийскому обряду ввиду не­возможности склонить их к латинству. Однако папа заявил, что это явилось лишь временной мерой, "пока римская кафедра не сообщит своих решений по этому вопросу" (там же, с. 253-254).

Согласно приказу папы, епископов, переходящих в латинство, рукополагали заново по римскому чину.

В 1215 г. созванный папой в Риме Латеранский С обор утвер­дил и одобрил все действия латинян на Востоке, выразив свое удовлетворение тем, что, благодаря крестоносцам "единство водворилось в Христианской Церкви".

На этом же соборе, псевдовселенском, латиняне разыграли недостойную комедию соединения церквей. Латинские патриар­хи-узурпаторы Константинополя, Антиохии и Иерусалима, став­ленники крестоносцев, торжественно выступили якобы от име­ни греков и сирийцев, заявляя об "унии" названных патриархов с Римом и поклялись папе в их верности. Фактически же, в их лице восточные латиняне соединились с западными, эта бутафория имела целью увеличить престиж папы в Европе.

К счастью для греков, в 1261 г. с помощью Генуи, соперницы Венеции, императору Михаилу VIII Палеологу удалось, нако­нец, освободить Византию от латинян и очистить ее от следов их эфемерной империи.

Кажется невероятным, что поведение католиков в Констан­тинополе почти не отличалось от действий турок, два века спус­тя завоевавших эту столицу. Что же касается их политики в от­ношении Православной Церкви, то следует признать, что турки отнеслись к ней несравненно гуманнее.

"Латинское иго" оставило после себя неизгладимые следы среди греков. Отец Мерсенье так заключает свое описание этого эпизода: "Поведение латинян более углубило разделение, чем горы сочинений, и накопило в греческом мире почти неугашаемую ненависть к латинству" ("Qu'est-ce que l'Orthodoxie?", p. 89).

Прямым следствием "латинского ига" явилось раздробление Греческой империи. Верные древнему принципу: "разделяй и властвуй" рыцари образовали в занятых областях несколько новых государств, которые достались вельможам, участвовав­шим в крестовом походе. Появились Никейская и Требизондская империи, Ахайское и Морейское княжества и Эпирский деспотат. После изгнания латинян Константинопольский патриар­хат, столь мужественно отстоявший чистоту вероучения греческой церкви, также остался ослабленным, так как от него отдели­лись уже в 1204 г. сербы, образовавшие Печский патриархат, и болгары — образовавшие Тырновский в 1219 г. За время окку­пации среди народностей, составлявших империю и отделенных от нее рыцарями, некоторые привыкли к независимости и после освобождения Византии стали продолжать вне ее орбиты свою национальную жизнь. Избавившись от крестоносцев, Византии почти сразу пришлось готовиться к обороне против другого вра­га — воинствующего ислама, угрожавшего ее границам. Лати­няне же оказали туркам огромную услугу, ослабив империю: новые государства, ими созданные и отделенные от Византии, в лице которой они потеряли природный стержень и защитницу, одно за другим были поглощены турками и этим облегчили им доступ к греческим землям.

Угроза ислама заставила императора Михаила VIII Палеолога, освободителя своего отечества от латинян, в продолжении более 20 лет придерживаться унизительной политики сговора с недавними угнетателями Византии. Императору пришлось про­сить помощи у тех, которые столько лет пытались насильно лати­низировать греков, которые по приказу пап Григория IX (1227— 1241) и Иннокентия IV (1243—1254) обрушились на Никею но­вым крестовым походом, дабы силой добиться унии... Папа Александр IV (1254—1261) недавно соглашался, даже взамен унии, не принуждать греков к прибавлению "филиокве" и обе­щал признать Константинопольского патриарха наравне с узур­патором латинским патриархом столицы. Все это пришлось за­быть несчастному Михаилу VIII.

Разумеется, помощь против турок была ему обещана взамен той же унии. Неся тягчайшую ответственность за судьбы Визан­тии, ему не только пришлось поступиться своими собственными убеждениями, но и претерпеть жесточайшую оппозицию со сто­роны народа и духовенства, противившихся всякому сговору с еретиками. Папы, понимая безвыходность положения императо­ра, в соответствии с этим увеличивали свои требования. Перего­воры продолжались безрезультатно при папах Урбане IV (1261— 1264) и Клименте IV (1265—1268). Наконец, при Григории X (1271 -- 1276) состоялся в 1274 г. Лионский Собор, который Рим­ская церковь окрестила "Вселенским". Восточная Церковь была на нем представлена всего двумя греческими епископами. На соборе была подписана "уния", первым условием которой было признание греками приставки "филиокве". Условие это было занесено собором в текст соглашения без предварительного об­суждения с греками этого важного пункта, так как два един­ственных представителя этой церкви приехали в Лион уже после составления текста соглашения. Епископы привезли с собой на Собор списки собранных подписей за унию, признанные позже историками фальшивками. Словом, Собор явно доказал, что гре­ки отнеслись к унии, как к неизбежной формальности для получе­ния скорейшей помощи против турок, а папа — как к очередной попытке латинизировать попавших в беду греков. Помощи им не было оказано никакой. Уния эта продлилась 8 лет. Папа Ни­колай III (1277—1280) потребовал от греков прибавки "филиок­ве" к Символу Веры, так как на Лионском Соборе представите­ли Византии признали ее лишь в принципе. Папа доказал свое полное невежество, заявив, что греческий обряд может быть со­хранен постольку, поскольку он не противен вере... ("Qu'est-ce quel'Orthodoxie?",p. 93).

Вообще, папы, которых после Лионской унии сменилось пять, проявили в отношении греков полнейшее непонимание. Им было приказано, например, принять на жительство в столицу папско­го легата, а в другие города римских нунциев, которые должны были наблюдать за выполнением греками папских указов; импе­ратору и его духовенству было предложено возобновить прися­гу и т.д. Михаилу пришлось согласиться и на эти бестактные требования. Сами римские историки отзываются далеко не лест­но о Лионской унии. Грумель пишет: "Уния эта пришла слиш­ком поздно ввиду того, что крестовые походы чересчур ожесто­чили друг против друга греков и латинян, и слишком рано, так как время еще не успело сгладить между ними неприязнь; для постоянной унии не хватало необходимого духовного располо­жения, чтобы ее провести в жизнь и закрепить. Уния эта была и осталась лишь актом официальным и вынужденным, совершенным вне участия всего народа. Следовательно, она несла отпе­чаток неестественности и фальши, что подчеркнули греческие историки и о чем латинские монахи из Пера даже предупреждали Святейший Престол, что так увеличило подозрительность пап в отношении Византии и возбудило новые их требования. Прежде чем объявлять унию, следовало провести в жизнь согласие путем духовного и умственного сближения двух миров. Пришив к ста­рой одежде схизмы новую ризу унии, получился результат, о ко­тором сказано в Евангелии: "Ибо вновь пришитое отдерет от ста­рого, и дыра будет еще хуже" (Мф. 9,16)" ("Dictionnaire de Theologie Catholique", Grumet, t. XI, col. 1409, art. L:le H Concile de Lyon).

Как только скончался император Михаил (1282), уния немед­ленно рухнула. Народная реакция выявилась с невероятной си­лой: труп Михаила запретили хоронить по христианскому обря­ду, униатский патриарх Иоанн Веккос был моментально лишен сана и заперт в тюрьму, вместе со всеми главными сторонниками унии, а более мелким было позволено принести покаяние перед Церковью по особому чину. Миро, освященное Веккосом, было выброшено на улицу. Преемник Михаила, Андроник II (1282-1328), покровительствовал антилатинской реакции и на после­дующие предложения пап отвечал молчанием или категоричес­ким отказом.

Папа Климент V, сделавшийся по желанию французского ко­роля первым Авиньонским папой (см. § 3), анафематствовал Анд­роника в 1307 г., что ничуть не повлияло на греков. Тогда папс­кая курия, переселившаяся в Авиньон, решили всемерно доби­ваться нового похода против Византии, чтобы вновь силой под­чинить себе "схизматиков". К счастью, времена были уже не те, и западное рыцарство, поглощенное междоусобными войнами, не интересовалось больше крестовыми походами.

В 1323 г. турецкая опасность до того встревожила императо­ра, что он принужден был снова прибегнуть к политике Михаила и обратиться за помощью к папе. Папа ответил: "Сперва уния — затем помощь" ("Qu'est-ce que l'Orthodoxie?", p. 93).

Почти весь XIV век прошел в бесплодных переговорах, имев­ших место в 1333, 1339, 1343, 1352, 1367 и 1417 гг. При всяком усилении турецкого нажима, императоры, вопреки враждебнос­ти народа, возобновляли свои ходатайства перед папами и полу­чали все тот же ответ. Запад был неспособен на бескорыстную поддержку против неверных.

В 1369 г. император Иоанн V Палеолог сам отправился в Рим, где его заставили принять латинство, но его самопожертвование пропало даром, так как никто из греков не последовал его при­меру. С 1392 по 1399 г. Константинополь оказался блокирован войсками султана Баязида, который разбил французов и венг­ров под Никополем. Император Эммануил Палеолог в свою оче­редь отправился в Европу и стал просить помощи в Лондоне, Париже, Павии, Падуе, Венеции и т.д. Повсюду он был встре­чен сочувственно, но помощи не получил ни от кого. Вонифатий IX (1389—1404), видя, что Византии грозит смертельная опас­ность, пренебрег даже обычным шантажом унии и опубликовал специальное обращение "Бреф", призывая западных христиан помочь грекам (Барониус, "Анналес", 1398 г.). Надо сказать, что в этот момент Римская церковь сама переживала смуту, вызван­ную распрями римских и авиньонских пап, учинивших знамени­тую "Великую Западную схизму", о которой будет сказано сво­евременно. Вероятно, это и удержало Вонифатия от требования у греков прекращения их "схизмы", так как он не мог изжить свою собственную. Кроме того, Эммануил являлся непреклон­ным противником унии; турецкая опасность, побудившая его к мытарствам по западным столицам, однако, не толкнула импе­ратора на путь компромисса. Во время его пребывания в Париже один ученый Сорбонны представил ему свою диссертацию, за­щищающую не только еретическую приставку "филиокве", но и сам принцип главенства папы. Антилатинские диспуты ученого императора оказались прерванными счастливой вестью о пора­жении Баязида монгольским ханом Тимуром (20 июля 1402 г.). Судьба дарила Византии еще 50 лет независимости.