Тоннель был длинным, узким и абсолютно темным, не считая слабого желтого огонька, плясавшего вдали. Этот ход шел глубоко под землей, прорезанный в вечной мерзлоте тивианской тундры.

Жуков полз вперед, толкаясь локтями и нащупывая опору носками поношенных ботинок. Он был крепким мужчиной, и тоннель для него был слишком темен. Он с трудом протискивался сквозь него. Мысль о том, что сверху на него давило не меньше двухсот футов скал и льда, не придавала ему уверенности в себе.

В лицо ему полетели осколки, и он остановился, отплевываясь, не в силах поднять руки и смахнуть соль, которая уже щипала глаза. Отчаянно моргая, он сквозь слезы видел ботинки Милоша, который полз по тоннелю впереди него.

– Эй! – крикнул Жуков.

Его голос тут же стих, прозвучав точно так же, как Жуков себя чувствовал.

Скованно.

Оставалось лишь радоваться, что он не страдал клаустрофобией. Путь по ледяному, совершенно темному тоннелю был явно не для слабонервных.

Милош ответил Жукову, но тот не понял его слов. Он вообще почти ничего не говорил с самого начала их путешествия. Жуков знал лишь, что Милош что-то нашел и полагал, что Жуков захочет на это взглянуть.

Жуков подождал, пока проводник не опередит его на пару футов, надеясь таким образом спастись от очередной порции соленых ледяных осколков, и затем продолжил путь. На пару секунд он застрял в тоннеле, не в силах пошевелиться, но затем вдохнул и почувствовал, как стены снова расступились. Он прополз еще немного и снова вдохнул, прекрасно понимая, что в тоннеле недостаточно места, чтобы его грудная клетка расширилась полностью. Чем дальше они продвигались, тем поверхностнее становилось его дыхание.

Он задумался, сколько пройдет времени, прежде чем их отсутствие заметят. Казалось, они ползли уже не один час, но лагерь высоко над ними спал крепким сном.

Они более десяти лет проработали на соляной шахте в Ютаке. Об этой шахте Жуков слышал еще до того, как его сослали в этот лагерь. О ней хотя бы понаслышке знали все жители Тивии. Это был худший из лагерей, куда отправляли самых опасных, самых страшных преступников. Массовых и серийных убийц, некоторые из которых – по слухам – были еще и каннибалами. И таких, как он: предателей, которые были виновны, пожалуй, в худшем преступлении на свете.

В государственной измене.

Здесь, в Ютаке, в самом жутком из лагерей, они до самой смерти трудились почти в полной темноте в соляной шахте, прорезанной в толще вечной мерзлоты.

Вот только Жукову нравилась работа. Да, было темно, но он любил темноту, к тому же, кое-какое освещение у них все же имелось. Они рубили каменную соль, используя только кирки и буры. Соль, конечно, была твердой как скала, но Жукову не претила работа. Он привык трудиться, чтобы поддерживать форму и укреплять свои силы в ожидании того дня, когда придет пора.

Когда настанет время уйти отсюда.

В соляной шахте было еще и слишком тесно, но это тоже не пугало Жукова. Шахта не полностью состояла из замкнутых пространств – таких мест было немало, но основное пространство представляло собой анфиладу огромных пещер, и в некоторых потолки были так высоки, что терялись в темноте в сотнях футов над головой.

Да, Жукову нравилось работать в шахте. Он провел там много лет, терпеливо отбивая соль от стен, пока его товарищи по несчастью ломались один за другим. Их тела убивала работа, а разум разрушало ощущение, что они оказались в ловушке, что мир катится в тартарары и сгущается тьма.

Милош появился в шахте через несколько месяцев после Жукова. Еще несколько месяцев спустя из всей бригады шахтеров их остались только двое. Так они работали вместе долгие-долгие годы.

А потом, несколько месяцев назад, Милош сказал, что нашел кое-что. Его и еще троих узников отправили бурить разведывательный ствол на новом участке разработки.

Милош вернулся один. Он доложил лагерному начальству, что этот район непригоден для добычи соли, а почва нестабильна. И двое его спутников погибли под камнепадом.

Начальники лагеря поверили ему на слово. Но Жукову он рассказал совсем другую историю —о тоннеле, причем не естественном, а вырубленном вручную в соляной толщи в самой дальней части огромной пещеры. Жуков не стал спрашивать, что случилось с его спутниками, а сам Милош не стал об этом говорить.

Они решили выждать. Два месяца. Даже три, чтобы наверняка. Удостоверившись, что начальникам лагеря нет дела до той шахты, Милош возглавил их маленькую экспедицию. Ночью они покинули бараки и по трескучему морозу добрались до шахты. Там они спустились вниз, и Милош показал дорогу к своей пещере. Тоннель действительно был рукотворным. В соли был выдолблен прямоугольный проем, за которым начинался широкий тоннель, постепенно становившийся все уже и уже, пока, в конце концов, стены не сужались настолько, что взрослому мужчине приходилось с трудом протискиваться вперед, подобно змее.

Но Милош настаивал. Он сказал, что на другом конце тоннеля кое-что есть. И он хотел показать это Жукову. Конечно, это могло оказаться ловушкой, но Милош мог избавиться от товарища и более простым способом.

Жукова в лагере знали – он даже был знаменит. Он провел там много лет, дольше, чем любой из начальников, которых военная академия отправляла управлять лагерем. Кое-кто из узников поговаривал, что он когда-то был героем Тивии, но в это на самом деле никто не верил. Все пересуды да слухи. Но и их хватало. Остальные не трогали его, признавая его авторитет и уважая легенды, которые его окружали.

Исключением был лишь Милош. Он был ровесником Жукова, может, немногим его старше. У них сложилась если не дружба, то точно близкие отношения. Милош никогда не спрашивал, кем был Жуков когда-то и за что он оказался в Ютаке, но и сам никогда не рассказывал Жукову, почему его сослали. Тот и не спрашивал. Ему не было до этого дела – что бы ни сказал Милош, Жуков все равно бы ему не поверил. Он знал, как работают лагеря.

Вполне возможно, Милош был подсадной уткой, агентом, направленным верховными судьями, чтобы убить Жукова, устранить человека, который казался им опасным даже среди бескрайних снегов. Жуков был опасен уже потому, что выжил. И он подозревал, что ни один из узников трудовых лагерей за всю историю Тивии не прожил в них столько, сколько прожил он. И в этом состояла проблема. Верховные судьи наблюдали за ним, и это их беспокоило.

Они боялись.

Но, пробираясь по тоннелю, Жуков решил, что он не слишком в этом уверен. Может, Милош и не был агентом. Может, его отправили в лагерь, потому что он был серийным убийцей-каннибалом, и он не убил Жукова у всех на виду, просто потому что ему хотелось в одиночестве съесть мозги своего товарища.

А может, он действительно что-то нашел. И хотел поделиться своим удивительным открытием с единственным человеком в лагере, которому он полностью доверял.

С Жуковым.

Послышался шорох, в лицо Жукову снова полетела соляная пыль, а потом его обдало струей холодного воздуха. Секунду спустя в глаза ему снова забилась соль, после чего Милош протянул ему затянутую в перчатку ладонь.

Жуков не стал отказываться от помощи, схватился за руку и вскоре вылез из тоннеля. Они оказались в небольшой камере. Свет ворваниевого шахтерского фонаря Милоша вспыхнул голубым, когда Милош поднял его вверх. С трех сторон их окружал камень и лед. Стоя в центре камеры, Жуков мог раскинуть руки и коснуться стен. Потолка не было видно – Милош посветил фонарем вверх и что-то пробормотал, но Жуков его не слушал. Над ними была непроглядная тьма. Не исключено, что они стояли под открытым ночным небом.

Внимание Жукова привлекла противоположная стена.

Милош замолчал, поняв, что спутник не слушает его, и сильно хлопнул Жукова по плечу.

– Я же говорил, друг мой, я же говорил, – сказал он, после чего отнял руку и сделал шаг к стене. Свет фонаря заплясал по ее поверхности. – Я слышал о подобных местах, но найти такое здесь – здесь! – просто невероятно. Просто невероятно.

Жуков пошел на свет.

Противоположная стена маленькой камеры была целиком соляной. Из соли были вырезаны две высокие колонны с каннелюрами. Они обрамляли широкую, около шести футов, полку, которая фута на четыре уходила в глубь стены. Как и колонны, она была искусно вырезана из соли и украшена изящным орнаментом. Работа была на удивление тонкая – соль ничуть не уступала по красоте резным камням, украшающим Зал Народа Цитадели Дабоквы. Жуков и представить себе не мог, когда появилось это святилище. Здесь, в темноте и вечной мерзлоте, его могли вырезать как накануне, так и тысячу лет назад.

В самом центре полки лежала куда более удивительная вещь – нож. Бронзовый, с двумя прямыми лезвиями, каждое длиною в фут. Лезвия блестели в свете фонаря Милоша. Отблески их сияния на мгновение ослепили Жукова, и он моргнул. Должно быть, всему виной была игра света, но ему показалось, что свет, отраженный от них, был не синим, а темно-красным, и когда он снова прикрыл глаза, на веках заплясали тени – отголоски увиденного пламени.

Жуков подошел к алтарю и провел подбитой мехом перчаткой по промерзшей соли. Холод чувствовался даже сквозь толстую кожу.

Вдруг он одновременно услышал и ощутил, как кровь прилила к голове и зашумела в ушах, словно волны далекого океана, синего моря, которое он не видел уже целых пятнадцать лет.

Нож вспыхнул красным, затем желтым и снова красным.

Послышался гул великого пожара, рев адского огня, доносившийся с бескрайних просторов времени.

– Видишь, друг мой? – сказал Милош, но Жукову показалось, что он стоит за дверью, за холмом, в тысяче миль от него и пытается перекричать ветер. – Это алтарь – святилище Чужого! Значит, когда-то его последователи были здесь, но теперь их здесь нет. Должно быть, есть и другие тоннели, ведущие прочь из Ютаки. – Милош посмотрел на Жукова. – Эй, ты меня слушаешь?

Жуков кивнул. Давление внутри его черепа резко возросло, он потянулся к ножу. Как только его пальцы коснулись рукояти, шум в ушах прекратился. Тишина обрушилась на него так внезапно и была такой абсолютной, что Жукову стало больно. Он покачнулся.

– Есть другой выход, – сказал Милош. – Слушай, если мы найдем другие тоннели, может, даже в горах, мы сумеем сбежать. Под землей мы сможем спастись от волков и медведей, к тому же здесь теплее – морозно, но жить можно.

– Да, теплее, – прошептал Жуков.

Не сводя глаз от ножа, он поднял руку, снял перчатку и снова коснулся рукоятки голыми пальцами. Она была горячей, и этот жар распространился по руке Жукова, дошел до плеча и наполнил все его тело. Теплом. Теплой кровью.

– Жуков?

Он повернулся, и Милош попятился. Жуков опустил глаза и обнаружил, что до сих пор держит нож. Он был теплым. Сквозь плотно сжатые пальцы Жукова сочилась кровь.

Затем послышался шепот. Где-то у него за спиной. Кто-то стоял там, позади него, неуловимо присутствовал. Тихий голос, шепот, песнь.

Нахмурившись, Милош поднял руки.

– Ты меня слушаешь? Я говорю, отсюда есть выход. Жуков? Жуков, ты меня слышишь?

Жуков кивнул и склонил голову, прислушиваясь к песне и наблюдая, как у него в глазах танцует пламя.

Голос шептал. Нож ему пел.

Он рассказал ему все на свете.

Он рассказал ему, что делать и как.

– Да, – сказал Жуков, снова кивнув. – Да, выход есть.

Шагнув вперед, он всадил нож в живот Милошу. Глаза его товарища округлились, он пошатнулся, земля ушла у него из-под ног. Жуков шагнул ближе и вогнал лезвия глубже, не давая Милошу упасть. Лица узников сближались, пока их носы не соприкоснулись. Жуков заглянул в глаза своего спутника и увидел в них отблески пламени, пылавшего многие тысячи лет назад, увидел пляшущие тени, увидел силуэт, диковинную сущность, стоящую у него за спиной.

Милош захлебывался кровью, а Жуков орудовал ножом, снова и снова проворачивая сдвоенные лезвия. Милош кашлял, в лицо Жукову летели кровавые брызги.

– Да, – снова сказал Жуков. – Да, выход есть.

Затем он отступил и выдернул нож. Милош рухнул на пол ледяной камеры и больше не двигался. Фонарь выпал из его руки и ударился о камень. Маленькая емкость для ворвани внутри него накренилась, огонек замерцал. В этом жутковатом свете, умирая, Милош смотрел на Жукова, открыв рот от неожиданности и страха.

Слушая песню, которая тихо звучала у него в голове, Жуков опустился на колени возле его тела и принялся за работу.