22. Смутные времена
Спустившись в гостиную, я обнаружил там Дэнни и Чарити, а также констебля Джонса, еще двух офицеров полиции и толпу растерянных копов в штатском.
– Где сержант Миллер? – спросил Джонс. – Я думал, он с вами.
– Нет, – ответил я. – Я его не видел.
– Что у вас с ногой? – спросил Джонс. – Похоже, придется наложить швы.
Я опустил глаза: правая штанина потемнела от подсыхающей крови. Бурый Дженкин глубоко рассек мышцу, но с момента моего побега из часовни я просто не чувствовал боли.
– Я… э… зацепился, – сказал я. – Об острый угол чемодана.
– Что ж, похоже, придется наложить швы, – повторил Джонс. – И сделать прививку от столбняка.
– Куда же тогда делся Дасти? – спросил один из офицеров, вынимая сигарету и зажигая ее одной рукой. – В доме викария – миссис Пикеринг, похожая на мясной прилавок в Сэйнсбери. Здесь весь этот бардак, а Миллера нигде нет.
– Я думал, он с вами, – повторил Джонс, нахмурившись, будто я только что вошел в комнату.
Я покачал головой:
– Простите, я не знаю, где он.
И в каком-то смысле это была чистая правда. Я не знал ни где он, ни что с ним. Я лишь молился, чтобы он не слишком сильно страдал.
– Езжайте-ка со своей ногой в больницу, – сказал Джонс. – Мы вернемся позже. У меня есть к вам несколько вопросов.
– Хорошо, – ответил я.
Меня начал бить озноб. Меня трясло от шока и физического перенапряжения, не говоря уже о ране, которую нанес Бурый Дженкин. Я сел в кресло и закрыл лицо руками.
Ко мне подошел Дэнни, потом Чарити.
– С тобой все в порядке, папа? – с тревогой в голосе спросил сын.
Я взял его за руку и сжал:
– Я в порядке. Меня поцарапал Бурый Дженкин, вот и все. Этот детектив прав. Возможно, придется наложить швы. А ты как? Ты в порядке?
Дэнни кивнул.
– А другой мужчина… что с ним случилось?
Я посмотрел на входную дверь. Она словно освободилась из рамы. Последний офицер покинул дом.
– Закрыть или оставить открытой? – спросил он.
– Что?
– Дверь. Закрыть ее или оставить открытой?
– Открытой.
– Это произошло, да? – спросила Чарити. – Нечестивая Троица? Она возродилась?
– Да, – ответил я. – Молодой мистер Биллингс хотел стать… он хотел стать ее частью в некотором роде. Но в последний момент Миллер оттолкнул его и занял его место.
Чарити, казалось, задумалась.
– В таком случае вашему Миллеру предстоит множество странных путешествий в неведомые человеку места. В каком-то смысле вы должны ему завидовать.
– Спасибо, мне и здесь хорошо. Где Лиз?
– Лиз заперлась у себя в комнате. Пока она нам не угрожает. Но скоро она станет намного сильнее. Три ее сына начнут расти у нее внутри, и я уже не смогу ее контролировать. Я и сейчас мало что могу сделать.
– А помнишь, ты предлагала подождать, пока она родит, и после этого уничтожить ведьмовскую сущность, которая в ней живет. Стоит ли нам это делать?
– Это единственный способ остановить ведьмовскую сущность и не дать ей вселиться в другую женщину, потом в следующую, а потом, наконец, в Ванессу Чарльз. Это единственный способ изменить будущее, которое ты видел.
– А другого варианта нет?
– Такого, чтобы быть абсолютно уверенным в успехе, нет.
Какое-то время я молчал, раздумывая.
– А что? – спросила Чарити. – У тебя есть какие-то опасения?
– Опасения? – Я до сих пор не мог привыкнуть к ее взрослой манере общения. – Да, опасения у меня, конечно, есть. Я видел, что случилось с Ванессой Чарльз. Она была очень толстой, просто огромной, и все эти твари шевелились внутри нее. А потом ее буквально разорвало на куски.
– И что? – спросила Чарити. Лицо ее ничего не выражало.
– Вот этого я и боюсь. Я не хочу, чтобы Лиз через это прошла. Не хочу, чтобы ее разорвало на куски.
Чарити надолго замолчала, потом заговорила:
– Ты понимаешь, какую ответственность возьмешь на себя, если не уничтожишь эту сущность раз и навсегда? Понимаешь, что, если выживет хотя бы одна ведьмовская сущность, Древние всегда смогут вернуться?
– Да, я своими глазами видел эту тварь – Йог-Сотота. Но, может быть, если мы так убиваем свой мир, если воздухом станет невозможно дышать, а вода в морях загустеет от химических отходов, – может, мы этого заслуживаем?
– Тогда какое тебе дело, что будет с Лиз? – спросила Чарити.
– Конечно, мне есть дело. Она мне нравится. Нравится в любом случае. Может быть, я даже люблю ее.
– Тогда, конечно, можно попробовать другой вариант, – сказала Чарити. – Ты можешь вернуться в то время, когда она впервые появилась здесь, и все изменить.
– Как изменить?
– Как хочешь. Выбор за тобой. Но, если она не останется здесь, если в нее не вселится ведьмовская сущность, которой была одержима Кезия, и если ты не дашь ей зачать Нечестивую Троицу, она будет спасена. Даже если ведьмовская сущность останется в живых.
– А мы не можем сжечь дом? Если ведьмовская сущность прячется в доме, может, проще его поджечь?
– Она все равно выживет – в золе, в земле. Ее можно уничтожить лишь в момент рождения трех сыновей. Когда она отдает всю свою силу детям. Когда она совсем слаба.
– И как ты уничтожишь ее? – спросил я. – Что ты сделаешь? Наложишь какое-то заклятие?
Чарити улыбнулась и покачала головой:
– Нет, есть только один способ: ты позволяешь ведьме вселиться в тебя, позволяешь ей заползти к себе в душу, а потом… – тут она сделала пальцем режущий жест по горлу, – ты умираешь, и забираешь ведьмовскую сущность с собой.
Я уставился на нее:
– Ты собираешься сделать это? Ты хочешь убить себя?
– Это единственный способ.
– Тогда забудь об этом. Я не собираюсь стоять рядом и смотреть, как Лиз разрывает на куски, а ты перерезаешь себе горло. Даже не надейся. Забудь.
– Я готова сделать это, – заявила Чарити.
– Может, ты и готова, но я – нет!
– Ты уверен?
– Да, – ответил я. – Я уверен.
– В таком случае, – сказала она, – мы должны попробовать другой вариант.
Она повела нас с Дэнни в сад, провела через лужайку и через ручей. Мы перелезли через кладбищенскую стену и пошли между могилами. Джеральд Уильямс, призван к Богу 8 ноября 1886 года в возрасте 7 лет. Мне тяжело было смотреть на надгробия. Джеральда Уильямса утащили в будущее, убили и зажарили, принесли в жертву злому богу. Сюзанна Гослинг, обретшая покой.
Мы протиснулись в двери часовни. Под ногами хрустели обломки черепицы. Я огляделся вокруг. Кезия Мэйсон на фреске по-прежнему ухмылялась мне, но еще не было никаких следов предстоящей жуткой бойни. Небо было ярко-синего цвета, сквозь разбитое окно порхали бабочки.
– Смотрите, – сказала Чарити, поднимаясь к подоконнику и указывая на сад.
Я встал рядом с ней и выглянул в окно. Трава была аккуратно скошена, на круглых клумбах цвела герань. А надгробий не было. Ни одного.
– Это утро, – в недоумении произнес я.
Дэнни присоединился к нам.
– Смотри, папа, – он указал на море. – Вон снова эта рыбацкая лодка.
В этот момент я заметил, что кто-то вышел из дверей кухни Фортифут-хауса и направился уверенно и спокойно по залитой солнцем террасе. Это был мужчина в черном фраке и высокой черной шляпе. Он шел, держась за лацканы и оглядывался по сторонам, словно производил осмотр.
Посреди лужайки он остановился, сложив руки за спиной и, очевидно, наслаждаясь морским бризом.
– Эй, вы! – закричал я. – Да, вы, на лужайке!
Мужчина обернулся и посмотрел на часовню с мрачным, недовольным видом. Но потом развернулся и быстро зашагал по направлению к дому.
– Эй! – крикнул я. – Эй! Постойте!
Но мужчина не обращал на меня никакого внимания, шагая к дому своими длинными, похожими на ножницы ногами.
Распахнулась дверь, и – ой! В дом влетает красноногий злой портной!
– Идем, Дэнни! – воскликнул я. – Мы должны догнать его.
Мы спустились на пол и протиснулись через дверной проем. Поспешили вниз по заросшему травой склону. Балансируя, перебрались через ручей. И, задыхаясь, бросились по лужайке к террасе. Подойдя к дому, я увидел, что дверь кухни приоткрыта. Я точно знал, что закрывал ее, когда мы выходили на улицу.
Жестом приказав Дэнни держаться позади меня, я медленно и очень осторожно приблизился к двери. Резко распахнул ее. Ударившись о стену, дверь завибрировала, а потом замерла.
– Кто здесь? – крикнул я.
Ответа не последовало. Я остановился и прислушался. Затем крикнул:
– Я знаю, что вы здесь! Я хочу, чтобы вы вышли!
Ты действительно хочешь, чтобы он вышел? Этот мрачный тип в высоком цилиндре?
После очередной длинной паузы я услышал поспешное шарканье в коридоре и звук открывшейся входной двери. Не раздумывая, я кинулся через кухню и с грохотом распахнул дверь в коридор. И в тот же момент заметил, как из входной двери выскочил кто-то в черном и бросился бежать со всех ног вверх по крутой подъездной дорожке.
Я кинулся в погоню, хотя уже знал, что преследую не мужчину с бакенбардами в высоком цилиндре. Добежав до дороги, я увидел, что от меня улепетывает невысокая светловолосая девушка в черной толстовке и льняных шортах, с тяжелым вещевым мешком, болтавшимся на плече.
«Лиз», – подумал я. Вот он, этот момент и этот шанс. Тот самый момент, когда я могу спасти ее от Фортифут-хауса и от страшной участи Ванессы Чарльз. Когда я могу спасти ее от себя.
Это может иметь другие последствия – столь же ужасные. Но, по крайней мере, Лиз будет в безопасности.
Я остановился, а она продолжала бежать. Я слышал стук ее сандалий по горячему летнему асфальту. Затем она исчезла за лаврами. Я долго стоял на дороге, уставившись в то место, где видел ее в последний раз. И вдруг понял, что мое сердце разбито.
Дэнни подошел и остановился рядом.
– Кто это был? – поинтересовался он.
Я покачал головой.
– Не знаю. Девушка. Она не сказала мне, что хотела.
Мы пошли обратно к дому.
– Хочешь что-нибудь попить? – спросил я. – На пляже есть кафе.
– Джин с тоником, – ответил он серьезным тоном.
Держась за руки, мы пересекли лужайку. Утро было теплое и спокойное. Я посмотрел на часовню. Что-то вокруг нее изменилось, но я не мог понять, что именно. Потом до меня дошло. Надгробий больше не было, только заросший сад с чахлыми яблонями и густой травой.
Отпустив Лиз, я изменил судьбу сирот Фортифут-хауса. Конечно, все они давным-давно умерли. Но никто насильно не забирал их отсюда.
– А где?.. – внезапно спросил Дэнни, оглядываясь по сторонам.
– Где кто?
– Не знаю, – ответил он. – Я думал, здесь должен быть кто-то еще.
Мы спустились по крутой тропе к набережной и дошли до кафе. Сели на улице, у стены, чтобы Дэнни мог видеть рыбака, ставившего сети. Пожилая женщина, похожая на бабулю из «Уолтонов», подошла к нам, вытирая руки о фартук. Дорис Кембл, живая и здоровая, с улыбкой на лице.
– Что вам угодно? – спросила она.
Дэнни уставился на нее, а затем прошептал:
– Кока-колы.
– А не джин-тоник? – поддразнил я его.
Он покачал головой, не сводя глаз с Дорис Кембл. Вид у него был такой, будто он увидел привидение.
– На пляже много крабов, – сказала она. – Ты можешь устроить крабьи бега.
Позже, когда Дэнни играл среди камней, Дорис подошла и села рядом со мной. Я потягивал пиво с довольным видом, прикрывая рукой глаза от утреннего солнца.
– Он ничего не вспомнит, – сказала она помолчав. – В отличие от вас. Но это был ваш выбор – изменить ход вещей. И вся ответственность за происходящее сейчас лежит на вас.
– Вы живы, – сказал я. – А как там Пикеринг, Миллер и Гарри Мартин?
– Они тоже все живы. Никто из них о вас даже не знает.
– А что-то вообще происходило? – спросил я.
Она кивнула:
– Да, все это происходило. И происходит до сих пор, где-то в параллельном времени.
– А что с Древними?
– Вы могли навсегда лишить их шанса вернуться. Но вы сделали другой выбор. Теперь вы можете только молиться и делать все, чтобы не настал тот день, когда Земля будет загрязнена настолько, что Древние смогут возродиться к жизни.
– А молодой мистер Биллингс? А Мазуревич?
– Они ушли отсюда. Из этого времени. Но они по-прежнему где-то есть.
– А Бурый Дженкин?
Дорис накрыла ладонью мою руку:
– Послушайте совета, Дэвид. С Бурым Дженкином всегда держите ухо востро.
На следующий день мы покинули Фортифут-хаус. Агентам по недвижимости я сказал, что наш семейный врач из Брайтона сообщил мне о подозрении на шумы в сердце, поэтому тяжелая работа мне противопоказана. Я пообещал вернуть им свой аванс. И возвращаю его до сих пор, по пять фунтов в месяц.
Мы с Дэнни вернулись в Брайтон и сейчас живем на Клиффтон-террас, в квартире моего старого друга, Джона Смарта. Мне здесь нравится. Солнце и воздух. Удобный спуск к набережной, только подниматься обратно чертовски утомительно.
Я храню лишь один сувенир из Фортифут-хауса. Это черно-белая фотография молодого мистера Биллингса, стоящего на лужайке возле особняка, датированная 1888 годом. Я взял ее не потому, что она мне нравится. Я взял ее потому, что Кезия Мэйсон смогла оживить снимок с помощью колдовства. Это как барометр. Как водоросли. Как флюгер. Если молодой мистер Биллингс снова будет искать Бурого Дженкина, я должен буду знать об этом заранее.
Каждое утро, готовя кофе, я выполняю что-то вроде ритуала. Внимательно изучаю эту фотографию. Она висит рядом с плакатом «Гринпис».
Сегодня утром, 15 октября, мне показалось, что я различил за изгибом зеленой лужайки темное треугольное пятно. Я поднес фотографию к окну, чтобы рассмотреть ее при солнечном свете. Во дворе, среди зарослей бузины, Дэнни играл со своими игрушечными грузовиками. Волосы у него блестели на солнце. Похоже, он строил что-то вроде муниципального центра отдыха.
Я принялся внимательно изучать пятно на фотографии. Возможно, оно всегда было там, и я просто не замечал его раньше. Это могло быть что угодно.
Но это могла быть и шляпа.
Кончик уха или вскинутая вверх когтистая лапа.
Это могло быть то существо, которое до сих пор, каждую ночь, преследует меня в кошмарах. Существо с длинными когтями, желтыми глазами и такими же желтыми клыками, почесывающееся и хихикающее за стенными панелями моего разума.
Это могло быть сгорбленное, не знающее жалости и бесконечно злобное существо, несущееся к нам по лабиринтам времени.
КОНЕЦ