21. Ритуал рождения и ритуал смерти

Но тут сквозь гром, грохот и стук костей, сквозь шипение мяса и хихиканье Мазуревича я услышал сильный, властный голос:

– Дженкин! Остановись! Приведи его ко мне!

Бурый Дженкин зарычал и полоснул меня еще раз, от злости. Но ему, казалось, ничего не оставалось, кроме как отвести меня к алтарю, где в своей длинной белой простыне стоял молодой мистер Биллингс.

С момента нашей последней встречи молодой мистер Биллингс сильно изменился. Волосы у него были совершенно белыми, лицо испещрено чернильными разводами морщин и несло печать измождения и моральной деградации. Он был похож на человека, отдавшего все – тело и душу.

Он как-то странно улыбнулся мне и протянул руку, словно ожидая, что я ее пожму.

– Значит, вы не послушали тогда моего совета и остались? – спросил он. Голос у него звучал более хрипло, хотя не утратил ни капли властности. – Я знал, что вы ни за что не уедете. И теперь вы здесь. Там, где я вас ждал.

Он постучал себя пальцем по лбу.

– Психология… всегда была моей сильной стороной. Я ждал вас здесь, и вот вы пришли.

– Откуда вы знали, что я собирался остаться?

– Это было очевидно, – сказал Биллингс. – Вы были влюблены в Лиз, не так ли? А влюбленные никогда не слушают советов. Так или иначе, вы здесь. Вы должны были остаться. По крайней мере до тех пор, пока Лиз трижды не забеременеет, чего она и хотела. К сожалению, ее потомство не выжило. 1992 год не годился для этого. Воздух тогда еще был пригоден для дыхания. Но после ее смерти ведьмовская сущность покинула ее, спрятавшись в стенах Фортифут-хауса. И наконец нашла нового носителя. Очаровательную даму – агента по недвижимости. Так процесс продолжался до сегодняшнего дня, когда мы полностью подготовились к последнему великому Обновлению.

Он взял меня за руку и потянул к матрасам, на которых возлежала непомерно раздутая женщина. Ее крошечное лицо безучастно уставилось на меня. Жир стекал с подбородка в расщелину между грудями.

– Позволь представить тебе Ванессу Чарльз, – улыбнулся Биллингс. – Старая дева из Вентнора. И первая в истории человечества ведьма, дошедшая до последних сроков беременности. Вот почему ей нужно столько детей! Молодая плоть необходима для укрепления ее потомства! Только в 2049-м никто уже не может иметь детей. Их тут нет. Поэтому нам приходилось возвращаться в Фортифут-хаус и приводить их из прошлого.

Женщина открыла и закрыла рот, потом внезапно прохрипела:

– Привет, дружок. Я знала, что в конце концов доберусь до тебя. Детка.

– Кезия, – прошептал я.

– О да, дружок. А еще Лиз. Все они. А теперь очаровательная Ванесса. Как насчет последнего поцелуя, дружок?

Она издала тоненький шипящий звук, который, видимо, означал смех. Потом внезапно замолчала. Ее гигантский живот сотряс двойной толчок, и интерьер часовни озарила молния.

– Уже скоро! – радостно воскликнул Биллингс. Но тут он с подозрением посмотрел на меня и нахмурился: – Вы же понимаете, что у меня не было выбора?

– Что вы имеете в виду? – глухо спросил я.

Я не мог отвести взгляда от вздымающегося живота Ванессы. Не мог не думать о том, что было причиной столь мощных встрясок. Не хотел бы находиться здесь, когда на свет появится то, что скрывалось в утробе.

– Что я имею в виду? Что я имею в виду? Думаете, я хотел убивать всех этих невинных детишек? У меня попросили двенадцать детей, и все. И я дал им двенадцать. Я уже говорил вам, почему. Говорил вам, что не хотел давать больше. Я очень сожалею! Я пытался остановить их, пытался! Вот почему я просил вас покинуть Фортифут-хаус. Чтобы беременность Лиз никогда не завершилась. Чтобы ведьмовская сущность умерла в ней. Все три зачатия должны произойти от одного мужчины. Иначе эмбрионы просто атрофируются и умрут. А следом погибнет и ведьмовская сущность. Вот почему Ванесса – единственная оставшаяся ведьма.

– Если б я знал это… – начал было я.

– Да, да, наверное, я должен был объяснить это более четко. Я пытался, дорогой мой сэр. Я пытался. Но вы поступили по-своему!

Земля задрожала, и с горы костей покатились черепа.

Мазуревич прошептал сквозь свои бинты:

– Ей нужно еще больше еды. Время почти пришло!

Биллингс отступил к алтарю, где стоял до этого.

– Мистер Мазуревич – моя повитуха. Не так ли, мистер Мазуревич? Он всегда был повитухой, когда ведьмам приходилось рожать. Те, кто ничего не знали о Древних, об их былом могуществе, боялись мистера Мазуревича. Они даже не догадывались, чего на самом деле нужно было бояться!

Он положил руку Мазуревичу на плечо и сжал его с любовью и даже с нежностью.

– Мистер Николас Мазуревич – это персонаж, которого люди называют Королем Тьмы. Или Старым Ником. Или Старым Царапалой. Иногда его называют Сатаной.

– Пора, Биллингс! – произнес Мазуревич с еще большим нетерпением. – Ее нужно кормить!

– Тогда идем, – сказал Биллингс и схватил Миллера за ключицу. Я не знаю, на какой нерв он нажал, но Миллер ахнул, беспомощно выпучив глаза. Он не мог ни двигаться, ни говорить.

Мазуревич вернулся к Ванессе с большими дымящимися кусками печени и легких и протолкнул их между ее пухлых губ.

– Да, я должен был выразиться яснее. Столько всего я должен был сделать и не сделал. И все эти дети умерли! Мне ужасно жаль, сэр! Ужасно жаль! Я оплакиваю их!

У меня за спиной хихикал Бурый Дженкин.

– Тише, Дженкин, – сделал ему замечание Биллингс. После чего совершенно спокойно отпустил Миллера и поднял вверх руки, как и прежде. – Проблема в том, – его хриплый голос понизился до заговорщического шепота, – проблема в том, что они предложили мне нечто очень особенное в обмен на мои услуги. Если я предоставлю им столько детей, сколько необходимо для их великого Обновления, они сделают меня одним из них. И я тоже обрету власть над миром. И не только над миром, но и над временем и пространством! Я буду существовать вечно, что непосильно человеческому пониманию. Я постигну все мыслимое и немыслимое. Смогу пересекать границы бесконечности. Лишь один человек может присоединиться к ним – лишь один! У моего отца, конечно, был соблазн, но он не позволил бы им забрать детей! Только один человек во всем мире может дать им необходимые знания, чтобы завоевать власть над всеми остальными людьми. По крайней мере, в течение тех нескольких жалких лет, которые осталось жить вам, людям, прежде чем мы будем охотиться на вас, пожирать вас и использовать для всевозможных развлечений.

Миллер отступил от него, потирая шею, и сказал:

– Вы спятили.

Биллингс пренебрежительно махнул на него рукой, затем подошел ко мне вплотную. Настолько близко, что я почувствовал кислый запах у него изо рта.

– Вы тот человек, который мне нужен, Дэвид. Тот, кто знает о Древних. Гауляйтер, если хотите – лейтенант. Человек, который был с ведьмой. Так что, когда я стану одним из Древних, вы сможете говорить от моего имени в мире людей. Я буду Богом, а вы моим Иисусом, понимаете?

Я едва мог говорить. Я вдруг полностью осознал масштаб своей слабости и доверчивости. А еще – своей человечности.

– Вам нравится эта идея, я надеюсь? – спросил Биллингс. – Я же говорил вам, бегите. Но вы не убежали. Нет! Вы слишком любопытны. Слишком легко поддаетесь искушению. Теперь стойте, ждите и смотрите, что сейчас будет. Дженкин, сторожи их, не смей отпускать!

– Ach, merde, – сплюнул Бурый Дженкин. И потянул меня когтем в сторону.

Биллингс снова затянул свою песню:

Земля затряслась с такой силой, что огромные глыбы кладки стали отваливаться от стен часовни и падать на черепицу.

Даже Бурый Дженкин попятился, когда Мазуревич вскинул руку и воскликнул:

– Оно пришло! Наконец пришло! Обновление, Биллингс! Обновление!

Над головами у нас прогремел гром. Силы природы, вызванные Обновлением, были предельно разрушительны. Но это и неудивительно, принимая во внимание, что эта чудовищно растянутая Ванесса Чарльз вот-вот должна была произвести на свет особей, некогда управлявших временем и пространством.

Мазуревич, танцуя, словно какое-то жуткое забинтованное пугало, поднял нож, которым резал мясо. Он повертел им, а потом глубоко вонзил в мягкий блестящий живот Ванессы.

Глаза у Ванессы сузились от боли. Одна из жирных рук беспомощно вскинулась вверх. Но она наверняка с самого начала знала, что должна умереть. Мазуревич начал медленно тянуть нож вверх и разрезал живот, словно издевательски пародируя кесарево сечение. И вдруг тварь, вынашиваемая внутри, решила вырваться наружу.

– О, боже, – выдохнул Миллер. Вся часовня содрогнулась, и молния расколола небо пополам.

Живот у Ванессы лопнул, и из зияющей дыры высунулись извивающиеся щупальца. Серые и блестящие, как у кальмара. Их появлялось все больше и больше, пока весь живот не ожил от их шевеления.

– Сын слюны! – закричал Биллингс. – Сын слюны! Иа! Иа!

Я в ужасе уставился на лицо Ванессы. Она была по-прежнему жива и все чувствовала. Одному Богу известно, какую боль она испытывала. Но в следующее мгновение я услышал треск ребер, и огромный покрытый щупальцами зверь начал подниматься из нее, все увеличиваясь в размерах.

Глаза у Ванессы распахнулись, и из них полились лучи яркого света. Из широко растянутого рта тоже хлынул свет. И вот ее череп взорвался, и дрожащая глобула сияющей протоплазмы – нечто вроде мерцающей газообразной медузы – вытекла во мглу. За ней последовали три или четыре такие же.

– Сын семени! – закричал Биллингс.

Последовал очередной кровавый взрыв. Ванесса разлетелась на куски – на ошметки мяса и костей. И из ее останков восстала гигантская аморфная тень, несущая ауру пронзительного холода и бесконечного зла.

– Сын крови! Текели-ли! Текели-ли!

Три омерзительных детища Древних повисли в воздухе над жутким алтарем из тела Ванессы Чарльз. После многих тысяч лет заточения они, наконец, вернулись, чтобы восстановить власть над опустошенным и отравленным миром. Я не понимал, какова их природа и откуда они появились изначально. Но у меня не было ни тени сомнения, что они считали эту Землю своей, а не нашей. И, вернув ее себе, они не станут с нами церемониться.

Мазуревич вытер нож о пальто и отступил прочь, склонив голову. Но молодой мистер Биллингс приблизился к трем парящим сущностям с распростертыми объятиями, приветствуя их как богов.

– Я вернул вас! – прокричал он. – Я вернул вас! Сын семени, сын слюны и сын крови! Я вернул вас! Теперь вы сможете объединиться! И теперь я тоже смогу стать частью вас!

Я почувствовал, что между тремя сущностями началось какое-то мрачное волнение. Похожая на кальмара тварь принялась скручивать свои щупальца, а сияющие глобулы стали перетекать друг в друга. Над ними в сернистом небе повисла холодная черная тень, словно плащ фокусника перед началом какого-то магического действа.

Я полагаю, это была магия – изначальная дочеловеческая магия, которая за множество столетий дала нам ведьм, целителей и ясновидящих.

Совершенно бесстрашно молодой мистер Биллингс встал посреди кровавых останков Ванессы Чарльз, наступив одной ногой на раздробленный позвоночник, и запрокинул голову.

– Теперь вы сможете объединиться! – воскликнул он. – И я тоже смогу стать частью вас!

Мне пришло в голову, что я стал свидетелем такого же важного генеалогического события, как момент деления первой клетки на две новые. Или появление на суше первой рыбы, выбравшейся из первобытных болот. Или произнесение обезьяноподобным существом первых нечленораздельных слов. Будущее всей планеты зависело от этого решающего момента. Не только будущее, но и прошлое. Мы пришли сюда, кто целенаправленно, а кто по неосмотрительности. Не поздно ли еще отказаться?

Висящая у меня над головой тварь со щупальцами погрузилась в черноту тени, вслед за ней отправились светящиеся глобулы. На их месте осталось гигантское ядовитое облако, такое холодное, что оно светилось ледяным светом. Йог-Сотот, три в одном, Нечестивая Троица, из которой были созданы древние. Ад-на-Земле. А Мазуревич, являвшийся дьяволом, был его повитухой.

Мир прежде не имел для меня особого смысла. Все мы находились на этой планете, вращавшейся в космосе, по причине, которую никто не мог объяснить. Но теперь, когда я стоял в ледяной тени Йог-Сотота, на каждую тайну человеческой жизни, на все наши суеверия и религии, казалось, был найден ответ.

Фундаментальным фактом нашего существования на этой планете являлось то, что мы не были первыми. Нашу фольклорную память будоражили привидения, галлюцинации, мифы и странные суеверия. Время творения, как называли его аборигены. Прошлое время. Время до нас – когда Землей правили Древние.

Низкий барабанный бой буквально бомбардировал уши, когда черная тень постепенно опускалась на молодого мистера Биллингса. Вокруг него потрескивали молнии, между пальцев били разряды. От волос летели искры. Он исступленно кричал, а облако опускалось все ниже и ниже. Изо рта у него, как из сварочного аппарата, вылетал сноп искр.

– Я буду править вами всеми! – кричал он нам. – Я буду жить вечно и править вами всеми!

Не говоря ни слова и даже не взглянув на меня, Миллер бросился к алтарю. Бурый Дженкин кинулся было за ним, ударил по воздуху когтями, но не рискнул идти дальше.

– Сержант! – закричал я. – Сержант!

Но Миллер уже изо всех сил карабкался на гору костей. И я внезапно понял, что он пытается сделать. Только один человек, – объяснял молодой мистер Биллингс, – только один человек сможет, как и Древние, охотиться на вас и пожирать вас. Но что, если этим человеком станет не молодой мистер Биллингс? Что, если этим человеком станет…

Миллер бросился на Биллингса и со всей силы швырнул его на окровавленные останки Ванессы Чарльз. Биллингс в ужасе закричал, но Миллер ударил его ногой. Один раз, а потом еще, еще и еще. Биллингс заскользил вниз по крошащемуся склепу из детских костей, пока не свалился на спину у стены часовни, задрав ногу вверх.

Миллер встал на его место. Выражение лица у него было крайне странное. Блаженное, мученическое, но при этом вопиюще удовлетворенное. Как будто он, наконец, удостоился чести оказать обществу некую услугу. Неудивительно, что он поверил в Бурого Дженкина с самого начала. Он был почти святым.

Холодная черная туча с ревом опустилась на него, словно театральный занавес. Какое Йог-Сототу дело, какого человека она окутает? На мгновение глаза у Миллера засветились, потом по всему телу забегали электрические разряды, волосы встали дыбом, руки вытянулись в стороны. А затем гигантская черная туча с грохотом взмыла вверх, в ядовито-желтое небо. Раздался утробный звук такой силы, что я скорее не услышал его, а почувствовал – по боли в ушах. Вскоре боль прошла.

Ошеломленный Биллингс начал карабкаться, спотыкаясь, на гору костей, пока не достиг окровавленной опустевшей вершины.

– Меня! – закричал он в небо. – Меня! Вы должны были забрать меня!

– Et maintenant pourquoi? – заверещал Бурый Дженкин, взбешенный еще сильнее. – Tu as promised me alles, you fucker! Et maintenant c’est tout disparu, dans cet cloud!

Биллингс со стоном упал на колени и, всхлипывая, бил себя в грудь. Бурый Дженкин подбежал, встал над ним и плюнул ему в лицо. Нити слюны повисли у Биллингса на щеках, на ушах и ресницах.

Биллингс сжал кулаки и выл, словно переживал невыносимое горе. Бурый Дженкин с ненавистью смотрел на него. Затем привычным быстрым движением провел когтями Биллингсу по горлу, вырвав ему гортань. Обливаясь алой кровью, Биллингс скорчился и рухнул. Одна нога у него продолжала подрагивать. Бурый Дженкин стоял, держа в когтях кусок мяса. Его верхняя губа изогнулась в каком-то подобии ухмылки.

После секундного колебания я бросился бежать. Мазуревич, увидев это, не предпринял никакой попытки остановить меня. Возможно, он относился к человеческой дилемме более философски, чем ему приписывали. А может, у него просто не было желания преследовать меня. Чтобы Сатана бегал за каким-то там человечком?

Я пронесся по кладбищу, перепрыгнул через ручей и вскарабкался по крутому, скользкому склону. Мрачное небо зловеще нависало надо мной, море издавало звук, которого я никогда раньше не слышал: тягучее маслянистое клокотание. Возможно, Мазуревич не стал меня преследовать, потому что закончил свое дело. Он проконтролировал рождение Йог-Сотота, Нечестивой Троицы, так что отныне Бог никогда уже не будет править этой планетой.

Задыхаясь и обливаясь потом, но при этом испытывая жуткий озноб, я стал взбираться по пожарной лестнице на крышу. На середине пути одна ржавая перекладина отвалилась и упала вниз, на террасу. Я услышал, как она глухо звякнула, подпрыгнув. Долгие двадцать секунд я держался за поручень, дрожа от страха. Затем снова стал подниматься, не переставая молиться.

Балансируя и тяжело дыша, я пошел по скользкой крыше. Вдали над Английским каналом сверкнула молния. Прогремел гром, эхом разнесшись по округе. Наконец я добрался до люка, открыл его и в последний раз оглянулся. Я и не думал никогда, что доживу до 2049 года… И вот он передо мной, с отравленным воздухом, умирающей растительностью, с морями, вязкими от нефти. Где-то там холодная черная тень Йог-Сотота уже порождала новое потомство. Возможно, они заслужили планету, которую унаследовали. А мы определенно заслужили потерять ее.

Я спустился через люк, закрыл его и услышал, как на стекло упали последние капли кислотного дождя.