Глава 11

Итан: Ты. Я. «Бесплодная земля». В библиотеке. Пятница, 15:30. Сможешь?

Я: Смогу.

Итан: Оки-доки.

Почему в его исполнении даже эти дебильные «оки-доки» звучат терпимо? Написать ему что-нибудь, чтобы поддержать разговор? Писать у меня получается лучше, чем разговаривать лично. Может быть, это мой шанс показать, какая я на самом деле: совсем не пришибленная неудачница, в которую превращаюсь, когда рядом есть кто-то, кто меня раздражает. Интересно, пройдет ли синяк до пятницы?

Перестань. Это смешно. Мы работаем над совместным проектом.

Скарлетт: Без тебя в школе паршиво. Сегодня меня посадили с Диной, пришлось выслушивать ее увлекательные рассказы о соревнованиях по гимнастике. Как твоя голова?

Я: Шишка. Синяк. Полный набор. Надела шляпу по твоему совету. Получила насмешки и комплименты. Насмешек все-таки больше.

Скарлетт: Жалко, меня там нет. Набила бы морду обеим блондинистым козам.

Я: Зачем пачкать руки?

Скарлетт: У тебя все хорошо? Я волнуюсь.

Я: Не волнуйся. Все хорошо. Кажется, мы подружимся с Дри.

Скарлетт: Только не забывай, кто твоя самая близкая подруга.

Я: Никогда в жизни!

Скарлетт: Как мистер Холмс?

Я: Без понятия. Он все время при мачехе. Мы почти не общаемся.

Скарлетт: Адам Кравиц пригласил меня на вечер встречи выпускников.

Я: ЧТО?!? Что ж ты раньше молчала?! И?

Скарлетт: Не знаю. Посмотрим.

Я: Как он тебя пригласил?

Скарлетт: Написал эсэмэс. Очень милое. Сама знаешь, какой он стеснительный.

Я: Надеюсь, теперь он целуется лучше.

Скарлетт: Я тебе сообщу. Может быть. Ты же знаешь, он пригласил меня лишь потому, что здесь нет тебя.

Я: Неправда.

Скарлетт: Спорим, весь вечер мы с ним будем плакать друг другу в жилетку, как нам тебя не хватает.

Я: Еще чего! Вперед и с песней. Плодитесь и размножайтесь.

Скарлетт: Убью.

Я: Если я напишу «оки-доки», это смягчит твое сердце?

Скарлетт: Тогда точно убью, чтобы не мучилась. Нет, я серьезно. Если не хочешь, чтобы тебя зачморили на веки вечные, ЗАБУДЬ ЭТО СЛОВО: «ОКИ-ДОКИ».

Я: Да, я так и подумала.

Кто-то/Никто: симпатичная шляпа.

Я: Спасибо. Все-таки это неправильно. Ты знаешь, как я сегодня одета, а я даже не знаю, кто ты такой.

Кто-то/Никто: джинсы, футболка, кроссовки, все, как было вчера и как будет завтра, ничего выдающегося.

Я: Речь не об этом.

Кто-то/Никто: что у тебя с головой? не набить ли обидчику морду?

Я: Сегодня уже второй человек предлагает вступиться за мою честь. Чувствую себя прекрасной дамой. Но набить морду никак не получится. Обидчик — футляр для гитары.

Кто-то/Никто: ОГО!

Я: Не лучший эпизод в моей жизни. Обычно я не такая неуклюжая. Чувствую себя героиней романтической комедии, только это было не романтично и не смешно. И мне не нравится этот троп.

Кто-то/Никто: прости, задержался с ответом, смотрел в словаре слово «троп», надеюсь, я не так низко пал в твоих глазах.

Я: Гы. Я не страдаю снобизмом насчет словарного запаса. Просто люблю слова.

Кто-то/Никто: я тоже, кто еще предложил защитить твою честь? может, набить ему морду?

Я::) Нет. Это Скарлетт. Моя лучшая подруга в Чикаго.

Кто-то/Никто: она мне нравится.

Я: Тебе не покажется странным, если я скажу? Я уверена, вы бы с ней нашли общий язык.

Кто-то/Никто: нет. в смысле нет, не покажется.

Я: Как прошел твой день?

Кто-то/Никто: нормально прошел, небольшой кризис дома.

Я: Хочешь об этом поговорить? В смысле, написать?

Кто-то/Никто: не хочу, дело в маме, у нее сейчас… сложный период.

Я: Да. Я знаю, как это бывает.

Кто-то/Никто: когда сама переживаешь сложный период? или когда он у мамы?

Я: И то и другое на самом деле.

Я: Ну, типа того.

Я: Все очень непросто.

Кто-то/Никто: у меня тоже, все сложно.

Я: Слушай, какое у тебя любимое слово?

Кто-то/Никто: зачем?

Я: Просто спросила. Должна же я знать о тебе хоть что-то.

Кто-то/Никто: нет, это и есть мое любимое слово, зачем?

Я: Хорошее слово. Зачем?

Кто-то/Никто: да? да, наверное, и просто слово, и целый вопрос, теперь назови свое любимое слово.

Я: У меня два. Вафля и экивоки.

Кто-то/Никто: я тоже люблю вафли, а экивоки сейчас посмотрю в словаре.

Кто-то/Никто: словарь любезно подсказывает: недоговоренности, ухищрения, уловки, увертки, отмазки.

Я: Вот именно.

Кто-то/Никто: когда-нибудь мы с тобой встретимся и поедим вафли вместе.

Я: Без экивоков?

Кто-то/Никто: без них.

Я: Тогда согласна.

На следующий день я обедаю в столовой. Сижу за столиком с Дри и ее лучшей подругой Агнес, ее Скарлетт. Я еще не разобралась в здешней школьной иерархии и не знаю, насколько наш столик крут или не крут. Мои старые правила здесь не работают. В Чикаго крутыми считались накачанные спортсмены, собиравшиеся субботними вечерами на стоянке у боулинга, где они сидели в открытых хетчбэках и пили дешевое пиво из банок. Утонченные фрики из театральной студии, щеголявшие кривым пирсингом и кислотными прядями в волосах, за людей не считались. Тео и Агнес там не котировались бы вообще. Здесь же все наоборот: посещать театральную студию очень престижно, как и уроки актерского мастерства, на которые еще надо попасть, потому что желающих больше, чем мест.

Дома, в Чикаго, я занимала устойчивое положение где-то посередине между крутыми спортсменами и завалящей театральной богемой. Нас было много таких, заурядных «рабочих пчел», на которых, собственно, держится любая школа. Мы посещали Дополнительные занятия с углубленным изучением предметов, выпускали школьную газету и школьный ежегодник, участвовали в работе комитета ученического самоуправления, проявляли активность. Не самые популярные люди в школе, но хотя бы на что-то годные. (В моей старой школе было категорически необходимо различать «рабочих пчел» и упертых отличников; ботанов у нас не любили еще сильнее, чем театралов, но их самих это не задевало никак, у них были другие заботы и интересы.)

На самом деле мне совершенно неважно, как именно Дри и Агнес вписываются в здешнее «высшее общество». Обедать в компании всяко лучше, чем в одиночестве на скамейке. Любые подвижки — уже шаг вперед.

— Я просто подумала, что если ты постишь гадости в «Инстаграме», тогда будь готова… — говорит Агнес.

Я понятия не имею, о чем они спорят, но, похоже, каждая останется при своем мнении. Агнес — хрупкая, миниатюрная девочка, с крашеными рыжими волосами, постриженными коротким каре. Она носит очки в пластмассовой оправе, похожие на очки Дри, и у нее такой острый нос, словно кто-то ущипнул его со всей силы, и он таким и остался. Она не красивая, даже не симпатичная, но все равно очень хорошенькая. Иногда так бывает. С такими Дюймовочками.

Ладно, признаюсь честно. Я никому об этом не говорила, даже Скарлетт. Когда я знакомлюсь с новой девчонкой, всегда мысленно задаюсь неизбежным коварным девчачьим вопросом: кто из нас красивее, она или я? И если по правде, то ответ чаще «она». Это, конечно, не очень приятно. Я знаю, что я не уродина — у меня совершенно нормальные черты лица: ничего аномально большого, ничего слишком мелкого, — но я определенно отличаюсь от здешних девиц.

Я очень жду, я надеюсь, что когда-нибудь меня разглядят — увидят по-настоящему, — не как закадычного друга, не как одноклассницу, не как предмет мебели, а как человека, который может понравиться, как человека, которого можно любить. Но я уже поняла и смирилась, что старшие классы — не мой формат. Начитанность и любовь к книгам — не те качества, которые интересуют в девчонках парней-старшеклассников. А вот сиськи — да, интересуют.

Если кому интересно: у меня размер «В» в самый удачный день. У Агнес, похоже, и вовсе «А», что компенсируется умилительным личиком. Пока она не откроет рот.

— Джесси, а ты как считаешь? Я права? — Я не слушала, что она говорит. Я рассматривала других ребят в столовой, всех этих чужих мне людей, и думала о том, что есть в этом что-то душевное и сокровенное, когда ты сидишь за столом не одна. Я размышляла о том, перестану ли чувствовать себя здесь посторонней. Когда-нибудь. И да, я тайком наблюдала за Итаном, Итаном Марксом, который сидел в одиночестве в кафетерии и читал новую книгу, названия которой я не видела. — Если ты постишь что-то в Сети, будь готова сказать то же самое мне в лицо.

— Да, наверное, — говорю я. Отличная отмазка. Выручала меня не раз, когда я витала в собственных мыслях, не замечая ничего вокруг. На самом деле я почти уверена, что не согласна с Агнес. Хотя бы по той причине, что она, похоже, из тех девчонок, которые вечно провозглашают откровенные глупости. («Мистер Грин — такой хмырь. Назвал мое сочинение плагиатом лишь потому, что я взяла пару фраз из чужого поста в блоге. Это называется компиляция», Или: «Мартинсы» носят только фетишисты». Или: «Джесси, тебе так идет, когда ты почти не накрашена».)

— Агнес, люди бывают стеснительными. Она не писала ничего плохого. Она всего лишь написала, что ты ранила ее чувства, и это правда. Некоторым проще написать о своих обидах, чем высказать их в лицо, — говорит Дри и смотрит на меня, ища поддержки.

Не станет ли мое появление угрозой ее дружбе с Агнес? Мы со Скарлетт всегда сидели в столовой только вдвоем. Нам не хотелось общаться с кем-то еще. Честно говоря, я не знаю, как отреагировала бы, если бы Скар пригласила какую-нибудь новенькую девчонку сесть с нами. А Дри пригласила меня. И, похоже, не только из вежливости.

— Я не знаю всей истории, но я сама точно такая же. Мне проще что-нибудь написать, чем сказать вслух. Будь моя воля, я бы всю жизнь прожила на бумаге. — Я размышляю, стоит ли рассказать им о загадочном Кто-то/Никто. На примере нашей с ним переписки я могла бы объяснить, что письменное общение дается мне легче личного. К тому же мне не помешала бы помощь, чтобы вычислить, кто он такой. Хотя, может, лучше не знать. Может быть, КН прав: нас соединяет мое неведение. Покров анонимности. Мне было бы гораздо труднее писать кому-то, кого я увижу вживую на следующий день. Кстати, может быть, это работает и в обратную сторону? Хотя КН знает, кто я, ему, наверное, проще общаться со мной, не глядя в глаза.

Конечно, Агнес не права — для того чтобы написать слова, нужно не меньше смелости, чем для того, чтобы высказать их вслух, — и я собираюсь сказать ей об этом, громко и убежденно, но тут кто-то выкрикивает мое имя с другого конца столовой.

— Джесси!

Сперва я решаю, что это зовут не меня, а какую-то другую Джесси — у меня нет друзей в этой школе, — но голос слишком настойчивый и смутно знакомый, и я оборачиваюсь. Длинные пышные волосы и улыбка.

— Джесси, привет, — говорит Лиам. Он уже подошел к нашему столику. Стоит с Графом на плече, смотрит на меня. Убирает волосы с лица и тычет пальцем себе в лоб. — Как твоя шишка?

— Почти прошла. Но если ты подойдешь на шаг ближе с этой гитарой, мне придется заявить на тебя в полицию, — говорю я и сама понимаю, что это звучит откровенным заигрыванием. У меня горят щеки. Я не умею заигрывать. Чувствую себя самозванкой. К тому же я вовсе не собираюсь заигрывать с Лиамом. Он вроде как мой начальник.

— Ха. Слушай, сегодня после уроков все в силе? Придешь на стажировку? И не надейся уйти до закрытия.

— Да, конечно. Еще раз спасибо, что взяли меня на работу. Я вам очень признательна.

— Это самое меньшее, что я мог для тебя сделать после того, как тебя покалечил. — Он улыбается, потом по своей странной привычке легонько бьет меня кулаком в плечо (хоть и легонько, но больно), разворачивается и уходит.

— Не может быть. — Дри хватает меня за руку и сжимает ее, как в тисках. — Откуда ты знаешь Лиама Сандлера? — Глаза у нее лезут на лоб. — Нет, я не верю. Лиам. Сандлер.

— Расслабься. Это не Райан Гослинг, — говорит Агнес, закатывая глаза. — Никогда не понимала, что в нем может нравиться.

Дри не слышит ее. Смотрит на меня во все глаза, ждет ответа.

— У его мамы книжный магазин. Меня взяли туда на работу, в основном потому, что он ударил меня по башке кофром с гитарой. Звучит смешно, я понимаю. Но это чистая правда.

— И что дальше? — говорит Дри.

— А что дальше?

— Все!

— Собственно, да. Это все.

— Что он сказал? Что ты ответила? Можешь нас познакомить? Ты слышала его группу? Это настоящий восторг. Оргазмград.

— Э… — говорю я. — Он, конечно, парень видный, но чтобы прямо до оргазма…

— Нет, так называется его группа. «Оргазмград».

— Что, правда?

— Ага. И он потрясающий. Потрясающий. Надо видеть его на сцене! Я в него влюблена до безумия. Вижу его, и меня всю трясет. Он никогда со мной не разговаривал. Не сказал ни единого слова. До этой минуты.

— Вообще-то он разговаривал не с тобой, — замечает Агнес.

— Он стоял совсем рядом! Я уже счастлива! — Дри еще сильнее сжимает мою руку. Мне уже больно. — Офигеть!

— У него есть девушка, — говорит Агнес, и меня удивляет ее настойчивое желание испортить Дри праздник. Если бы Пит Макмэннинг, старшеклассник, по которому Скарлетт страдала в девятом классе, заговорил с кем-то в ее присутствии, я бы плясала от радости вместе с ней, хотя никогда не понимала, что она в нем нашла. Лично меня тошнит от тонких усиков, пусть даже теперь это модно.

— Да хрен бы с ней, с этой Джем.

— Он встречается с Джем? — Я понимаю, что мне предстоит еще много удивительных открытий. Я вообще ничего не знаю об этой школе. Значит, Лиам и Джем. Гм… Да, можно было бы догадаться, что у Лиама есть девушка, но я никогда бы не подумала, что он будет встречаться с Джем. И не потому, что она красотка — у таких парней, как Лиам, всегда очень красивые подруги, — а потому, что она настоящая стерва. Я была о нем лучшего мнения.

— Да, я знаю. И это единственное, что мне в нем не нравится, — говорит Дри.

— Дри на нем помешалась. В прямом смысле слова. Даже пыталась учиться играть на гавайской гитаре, чтобы он ее заметил. Хештег: полный провал.

— Просто я переросла тви-поп. И фиг с ним. — Дри обнимает меня от избытка чувств. — Я тебя обожаю!

Я улыбаюсь. Делаю вид, что не вижу, как насупилась Агнес.

Кто-то/Никто: как прошел день, мисс Холмс?

Я: Неплохо. Как у тебя?

Кто-то/Никто: хорошо, делал домашку в виде списка пронумерованных фактов, все что угодно, лишь бы не сдохнуть от скуки.

Я: Думаешь, в колледже будет лучше?

Кто-то/Никто: надеюсь, с другой стороны, я только что прочел о парне, который лишился одного яичка из-за дедовщины в студенческом братстве.

Я: Правда? Какой ужас!

Кто-то/Никто: можешь представить себе человека, который так стремится понравиться окружающим, что готов пожертвовать одним яичком?

Я: Не могу. Не могу даже представить, что у меня оно есть.

Кто-то/Никто: знаю, что ты не любишь эмотиконы, но «я люблю свои яйца» был бы здесь очень к месту.

Я: Знаешь, что я люблю? «Нутеллу». И мягкую пижаму. И хорошую книжку. Не обязательно в этом порядке, но чтобы все вместе.

Кто-то/Никто: кстати, а ты ешь «Нутеллу» ложкой прямо из банки?

Я: Раньше так ела, да. Но теперь не могу, у нас общая кухня. Хотела купить себе баночку и подписать, но папа сказал, что это будет некрасиво. Невежливо.

Кто-то/Никто: общая кухня?

Я: С мачехой и сводным братом. А ты живешь с мамой и папой?

Кто-то/Никто: типа того, хотя мои мама с папой в последнее время не видят друг друга в упор.

Я: Почему?

Кто-то/Никто: все сложно.

Я: Мы когда-нибудь преодолеем этап «все сложно»?

Кто-то/Никто: вне всяких сомнений, мисс Холмс.