Глава 10

— Извини, подруга, но мы ищем бариста с опытом работы в «Старбаксе», — говорит мне парень за прилавком «Старбакса» в ответ на вопрос, нет ли у них вакансий для школьников на неполный рабочий день. На вид ему лет двадцать, может, чуть больше, и половину своей старбаксовской зарплаты он явно тратит на моделирующий воск для волос. — Работа ответственная. Мы подходим к подбору сотрудников очень серьезно.

— Что? — переспрашиваю я, потому что он вдруг буркнул себе под нос что-то неразборчивое.

— Прошу прощения, репетирую роль. — Он показывает мне сценарий, который прячет под прилавком. — Вечером будет прослушивание. Я вообще-то актер.

Бариста по имени Бари (я не шучу, так написано на его бедже) улыбается мне, но неискренне. Словно делает мне одолжение, милостиво одаряя улыбкой.

— Я только что снялся в эпизодической роли в «Больших озорницах». Это новый телесериал, он еще не вышел.

— Круто. — Я размышляю, стоит ли проявить вежливость и сказать, что мне вроде бы знакомо его лицо. Оно мне незнакомо. — А как получить опыт работы в «Старбаксе», если они принимают бариста только с опытом работы в «Старбаксе»? Прямо как с курицей и яйцом, да?

— Э?

— Я имею в виду, как ты сам получил эту работу?

— А, ясно. Я им соврал.

— Соврал?

— Сказал, что работал в «Старбаксе». Несколько лет.

— И тебе поверили на слово? — Я делаю мысленную заметку, что надо будет поправить свое резюме, добавив там строчку: «Старбакс», Оук-Парк 2013–2014, и снова зайти сюда завтра. Но потом очень живо представляю себе первый день на работе с моим якобы опытом. Я обязательно обожгусь паром из кофеварки, или на меня наорет недовольный клиент. Люди злые, пока не получат свой кофе.

— Наверное, я очень хороший актер. — Бариста по имени Бари улыбается снова, и мне кажется, он произносит три фразы одновременно. Фразу, прозвучавшую вслух, фразу, которую он репетирует для роли, и фразу, которую подразумевает его улыбка, а именно: Всего хорошего.

После «Старбакса» я захожу в магазин одежды, кафе свежевыжатых соков, веганскую кондитерскую и студию йоги. Я уже теряю надежду, но тут замечаю крошеную книжную лавку «Зри в книгу!», притулившуюся рядом с магазином дизайнерской детской одежды. Никаких объявлений «Срочно ищем сотрудников» не наблюдается, но, как говорится, попытка не пытка.

Меня приветствует запах книг, как будто я снова дома. Именно так пахло в нашем чикагском доме — бумагой. Я скрещиваю пальцы в кармане и, молясь про себя — только бы все получилось, — пробираюсь к прилавку сквозь книжные стеллажи. В другое время я бы здесь покопалась, выбрала бы что-нибудь интересное, чтобы потом взять эти книги в библиотеке. Но сейчас мне нужна работа. Не то чтобы мне нечем было заняться после уроков. Даже при полном отсутствии личной жизни я каждый вечер сижу допоздна: выполняю домашние задания и готовлюсь к отборочным тестам для поступления в колледж. Но мне нужны деньги. Сегодня я не смогла взять в «Кафеюшечке» даже бутылку диетической колы. (КН не соврал. Автомат принимает не меньше десятки. У меня на обеденной карточке восемь долларов семьдесят шесть центов. Утром я собиралась попросить денег у папы, но мне не удалось застать его одного. Рядом с ним постоянно вертелась Рейчел, и мне сделалось плохо при одной мысли о том, как она полезет в свой кошелек и даст мне двадцатку.)

— Вам помочь, милая? — обращается ко мне продавщица за кассой.

Я вдруг понимаю, что впервые с приезда в Лос-Анджелес вижу женщину с морщинками на лице. У здешних женщин кожа тугая и гладкая, растянутая ботоксом. Без признаков возраста. Не поймешь, то ли дама под сорок, то ли под семьдесят. Но эта женщина не молодится. У нее короткая стрижка, седые волосы и лицо в мелких морщинках. Она одета в свободную льняную тунику вроде тех, что продаются в дорогих этнических магазинах. Возможно, ровесница Рейчел, хотя они явно разной породы. Рейчел — жесткая, эта женщина — мягкая.

— Добрый день, вы случайно не ищете новых сотрудников? — Я слышу в голове голос Скарлетт: Включай внутреннюю богиню. Будь уверенной, сильной, неотразимой. «Неотразимый» — любимое слово Скар, и этим все сказано. Мое любимое слово — «вафля». И еще «экивоки».

Женщина пристально смотрит на меня, на мои черные кеды, потрепанный шарф, кожаную косуху и волосы, собранные в небрежный пучок на затылке. Наверное, надо было одеться как-то поприличней, но у меня нет делового костюма. Ничего даже похожего. Для маминых похорон мне пришлось позаимствовать одежду у Скарлетт. И я случайно испортила ее любимый пиджак.

— Надо подумать. Ты любишь читать? — спрашивает она.

Я кладу на прилавок портфель, открываю его и вынимаю шесть книжек, взятых в библиотеке на прошлой неделе. Когда мы сюда переехали, я сразу же записалась в библиотеку. Хоть какая-то радость, причем бесплатная.

— Вот что я читаю сейчас. «Преступление и наказание» и «Бесплодную землю» — по школьной программе, все остальные — для развлечения.

— Ты читаешь для развлечения документальную книгу о фашистской Германии? — уточняет она, указывая на «Пропавших» Дэниела Мендельсона.

— Она интересная, правда. О человеке, который пытается разыскать информацию о пропавших родных. Хочет узнать, что с ними случилось во время войны.

— Ясно. Третья книга постапокалиптической серии для подростков. Третья в серии говорит об упорстве и способности доводить начатое до конца. О, и старая добрая Глория Стайнем. Мне нравится. Люблю эклектику.

— Я люблю читать с детства. Чтение у меня в крови. — Я жду, затаив дыхание.

— Тут дело такое… — начинает она, и я понимаю, что сейчас мне откажут.

— Пожалуйста, выслушайте меня. Мне не нужно много рабочих часов, но если вы захотите, чтобы я работала больше, я придумаю, как это устроить. В смысле, со мной легко договориться. Я могу приходить на работу по будням, во второй половине дня, после уроков, и в выходные с утра до вечера. Я люблю книги, мне нравится ваш магазин, нравится ваше название, хотя я не очень уверена насчет восклицательного знака в конце, и мне кажется, все должно получиться. У меня. Здесь. Могу показать резюме, если хотите.

Я достаю свое жалкое резюме: разовые подработки приходящей няней, небольшой опыт работы в «Клере», где я продавала заколки сопливым шестилеткам, и, конечно же, два незабвенных летних сезона в «Смузи-Кинге». Внеклассные занятия: школьный ежегодник, школьная газета, кружок фотографии, кружок испанского, поэтический клуб. Средний балл успеваемости. Короткий раздел, озаглавленный: «Интересы и хобби». Чтение. Литературное творчество. Скорбь. (Нет, в резюме ее нет, но можно было бы смело вписать. В скорби у меня большой опыт.)

Чтобы резюме заняло всю страницу, пришлось набирать его шрифтом в шестнадцать пунктов.

А где ты учишься? В какой школе?

— Вуд-Вэлли? — Утверждение в моем исполнении звучит, как вопрос. Потому что я нервничаю. — Одиннадцатый класс? Я там новенькая?

— Мой сын учится в Вуд-Вэлли. В выпускном классе. Может быть, ты его знаешь? Лиам Сандлер.

— Я пришла только в этом году. Еще не успела ни с кем познакомиться.

— Ты мне нравишься, — говорит она и улыбается. У нее очень хорошая улыбка. Открытая, обнадеживающая, искренняя. Совсем не похожая на искусственную улыбку бариста в «Старбаксе». — Я поговорю с Лиамом. Он стонет, что я загружаю его работой, а ему нужно больше свободного времени, чтобы репетировать с группой. Если он согласится отдать тебе свои часы, они все твои.

— Большое спасибо. Там есть мой номер телефона. Когда все выяснится, позвоните, пожалуйста. Я буду ждать. — Мне пора уходить, но я медлю. Уходить очень не хочется. Теперь моя судьба зависит от решения какого-то старшеклассника, которому нужно больше репетировать с группой. Надеюсь, они репетируют каждый вечер по будням и все выходные.

Мне хочется переехать из дома Рейчел и поселиться в этом магазине, спать под книжными стеллажами, разводить растворимые супы кипятком из кулера рядом с кассой. Хочется, чтобы эта седая женщина говорила со мной о книгах и помогала мне делать домашние задания. Хочется, чтобы она сказала мне, что я смогу пройти все тесты, хотя и не занимаюсь с репетитором дважды в неделю, как Тео. Хочется, чтобы она сказала, что все будет хорошо. Ну, или хотя бы оформила мне постоянную скидку.

Я убираю свои книги в портфель и иду к выходу, глядя в пол. Достаю телефон, чтобы написать Скарлетт.

Я: Посылай лучи удачи. Книжный магазин мечты = работа мечты. Пусть меня возьмут!

Скарлетт: Лучше, чем взбивать смузи на пару с лучшей подругой?

Я: Ничто не сравнится со смузи с подругой. Но если мне суждено быть одинокой, пусть меня окружают воображаемые друзья.

Скарлетт: Я скучаю.

От ее слов мне становится легче, я улыбаюсь, глядя в телефон. Я не одна. У меня есть Скарлетт. Нас разделяет огромное расстояние, и все-таки я не одна.

Не пялься в телефон на ходу. Это первое, что приходит мне в голову, когда я оказываюсь на полу, на пороге книжного магазина, держась за пульсирующий болью лоб. Теперь я знаю, что «искры из глаз» — вовсе не метафорическое выражение. Вот они, искры. Как звездочки в комиксах над головой персонажа, который сидит, оглушенный ударом. Я не понимаю, что произошло. Не понимаю, почему у меня болит голова, почему я сижу на полу и почему мне так хочется плакать. Хотя с тех пор, как мы переехали в этот город, плакать мне хочется постоянно.

— Ты как, жива? — слышится рядом чей-то голос. Я не смотрю, не поднимаю голову. Мне кажется, если я пошевелюсь, меня вырвет. Вот только этого сейчас и не хватает для полного счастья. Унижение еще не достигло предела, и мне хочется оттянуть это мгновение как можно дольше, а не усугублять ситуацию, и без того малоприятную. — Я тебя не заметил.

— Похоже на то, — говорю я и вдруг вижу прямо перед собой встревоженное лицо.

Парень примерно моего возраста присел на корточки, чтобы рассмотреть мой разбитый лоб. У него длинные светло-русые волосы, темно-карие глаза и маленький, еле заметный прыщик на подбородке. Этакий улучшенный вариант Адама Кравица — соседского мальчишки. Симпатичный, приветливый, немного рассеянный, наверняка очень умный и любит маму, а когда вырастет, изобретет что-нибудь вроде сервиса «Тамблер». С таким парнем хочется поцеловаться — особенно если он может тебя рассмешить, и держаться с ним за руки будет приятно. Я моргаю, смотрю на его длинные волосы. Где-то я его видела…

Я снова моргаю и спрашиваю:

— Что это было?

— Это был Граф. — Он показывает на большой черный футляр у себя за спиной.

— Граф?

— Моя гитара, — поясняет он.

— Ты назвал гитару Графом? — Наверное, это самый дурацкий вопрос, который только можно задать при сложившихся обстоятельствах. Надо было попросить лед. Или пакет замороженного горошка. Или хотя бы тайленол. Я уже чувствую, как на лбу растет шишка.

— Ага. С тобой все в порядке? Я неслабо тебя приложил.

— Жить буду. Наверное.

Он подает мне руку и помогает встать. Удивительно, но я стою на ногах вполне твердо.

— Прости меня, я не хотел. Это все из-за моей невнимательности. — Он убирает в карман телефон — может быть, тоже писал сообщение на ходу — и ставит гитару на пол. На футляре наклейка с эмблемой СШВВ. Да, теперь я его узнаю. Ну конечно. Он был свидетелем моего первого, но не единственного унижения в Вуд-Вэлли. Это тот самый парень, который стажировался в «Гугле» и путешествовал по Индии. Сейчас, в другой обстановке, он выглядит иначе.

— Просто придумал текст песни и хотел записать, пока не забыл.

— Погоди, ты Лиам, да?

— С какой целью интересуетесь? Собираетесь подать на меня в суд? — шутит он.

Теперь, когда я поняла, кто он такой, я вижу, как они с мамой похожи. У него точно такая же искренняя улыбка. Интересно, что у него за группа? Какую музыку они играют? Наверняка что-то фольклорное и вполне пристойное. Да, ему нужно чаще репетировать. Посвящать больше времени музыке.

— Не собираюсь, — произношу я с улыбкой.

— Ну, тогда говори, что мне для тебя сделать. Чем искупить свою вину?

У меня в голове звучит голос Скар: Будь неотразимой. Ладно, идем в наступление.

— Я устроилась на работу! — сообщаю я Тео, вернувшись в дом Рейчел.

Меня распирает от радостной новости, мне нужно хоть с кем-нибудь поделиться, пусть даже с моим равнодушным братцем, который никогда не опустится до таких заурядных, унылых занятий, как работа. Он у себя в комнате, лежит на кровати с ноутбуком на животе.

— И пока кто-то не закатил очередную истерику, говорю сразу: не в «Ральфсе». Твои друзья меня не увидят. Вы в такие места не ходите. Так что не беспокойся.

— Впервые вижу тебя в таком приподнятом настроении. Даже приятно, — говорит Тео. — И что же это за место, куда мы не ходим? Нет, погоди. Дай-ка я угадаю.

Он закрывает ноутбук и берется руками за голову, изображая тяжелый мыслительный процесс.

— «Кей-Эф-Си»?

— Нет.

— Тренировочная бейсбольная площадка?

— Нет. Но мне нравится эта игра.

— Киоск с солеными крендельками?

— Не угадал.

Дверь открыта. В комнату заглядывает Рейчел, и у меня внутри все сжимается. Как всегда, когда я вижу ее. Я понимаю, что она ни в чем не виновата, что, наверное, она совсем не такая, какой представляется мне. Но одно дело — понять, а другое — принять. Я не хочу узнать ее ближе, не хочу, чтобы эта чужая женщина, на которой мой папа зачем-то женился, вошла в мою жизнь и стала ее неотъемлемой частью.

— Что случилось? Я слышала крики радости! — говорит она. Рейчел не может с собой совладать; она смотрит на Тео, потом на меня, потом — снова на Тео и улыбается так широко, что мне видны пломбы в ее коренных зубах. Я прямо слышу, как она думает: Все-таки, может быть, все получится.

— Ничего, — отвечаю я, может быть, слишком резко. Она разом мрачнеет, и мне становится стыдно. Мне не хотелось ее обижать, но я, хоть убей, не могу поделиться с ней своей радостью. Единственной радостью с тех пор, как мы переехали в этот город.

— Ладно, ребята. Не буду вам мешать! — говорит она, как всегда, слишком громко и идет дальше по коридору. Интересно, скажет ли она папе, что я огрызнулась, и не попросит ли меня папа быть с ней помягче? Надо быть с ней помягче.

— Ладно, сдаюсь. Скажи старшему брату, — говорит Тео. Кажется, он не заметил, как я рявкнула на его маму. Или ему все равно.

— Э… а кто тут старший брат?

— Извини, погорячился. Так куда ты устроилась?

— В книжный магазин «Зри в книгу!».

— Кстати, да. Тебе очень подходит. И, к слову, я там бывал. Я, если ты не заметила, человек высокообразованный и начитанный.

— Я заметила.

И это правда. На днях Тео сдал тест по физике лучше меня, хотя я доподлинно знаю, что он не готовился накануне. Он очень умный. Похоже, за вероятным исключением сладкой парочки Твидлди и Твидлдам, в Вуд-Вэлли все умные или хотя бы целеустремленные. Здесь считается, что это круто, когда ты к чему-то стремишься. И что странно: в Чикаго я была белой вороной как раз потому, что пыталась чего-то добиться. Мол, тебе больше всех надо. Казалось бы, по закону транзитивности я должна была идеально вписаться в Вуд-Вэлли, но нет. Опять же я знаю такие понятия, как закон транзитивности, и упоминаю их к месту, так что, наверное, моя неизбывная непопулярность объясняется чем-то другим.

— Кстати, что у тебя с лицом? — интересуется Тео.