– Что Сатвик надеялся здесь узнать?

Мы стояли на террасе, огибавшей третий этаж здания. Первые два были чуть шире верхних и образовывали кольцевую веранду со столиками для пикника и маленькими деревцами. Аккуратный, упорядоченный маленький парк резко контрастировал с хаосом внутри. Ветер то и дело ерошил Стюарту волосы, хлопал его распахнутой мятой рубашкой, глядя на которую я гадал, сколько дней он не переодевался.

Дробовик Стюарт держал на локте и выглядел заблудившимся охотником.

– Он хотел увидеть другие твои работы.

– Зачем?

– Сперва я сам не понял. Потом сообразил, что это в связи с вашим опытом. С двойной щелью.

– Ты не знаешь, где он сейчас?

Стюарт покачал головой, обвел темными глазами вечернюю террасу.

– Но он казался напуганным. Что-то его сильно напугало.

– Зачем тебе ружье?

– Затем, что я думаю, у него были причины бояться. – Несколько минут мы смотрели на заходящее солнце. – Покажи мне еще раз ту бумагу, – попросил Стюарт.

Я отдал ему листок. Он перечитал.

– Посмотри, какого типа здесь исследования. Что между ними общего?

– Из самых разных областей.

– Плохо смотришь. Победители – для отвода глаз. Те, кто получали премию, – на обочине.

– На обочине чего?

– Настоящих вопросов. Как ты не видишь? По-настоящему их интересуют другие работы. Те, что не получали премий. Кажется, – Стюарт нахмурился, – кое-кого я здесь знаю. Во всяком случае, знаю людей, работающих в тех же областях.

– И кто это?

– Предупреждение, – ответил он и вернул мне бумагу. – Двое из них погибли.

– Недавно?

– За последние несколько лет. Автомобильная авария. А второй прыгнул с крыши. Опасное дело – попасть в шорт-лист премии «Дискавери».

Стюарт, отвернувшись от меня, склонился на перила.

– Ночью здесь тихо. Так спокойно. – Он смотрел вдаль. – Мы этот кристалл в сфере не создавали – мы его открыли. Такое чувство, что он существовал всегда. Сокровище, зарытое в землю. Техника – просто лопата, чтобы его выкопать.

– Когда ты последний раз был дома?

– Неделями не был, – признался он. – Здесь у меня есть все, что нужно. Груды еды, электричество, вода, канализация. – Он опустил взгляд на дробовик. – Оружие.

– Тебя послушать, ты в осаде.

Он обратил на меня вдруг ставший сосредоточенным взгляд.

– Твоя статья меня впечатлила. Простой и изящный эксперимент. И то, что было потом, с тем доктором…

– Роббинсом, – подсказал я.

– Нехорошо вышло. – Стюарт, покачав головой, хихикнул. – И неспроста, а? Такое уж твое везение. Ты открываешь душу и тут же натыкаешься на бездушие.

– Нет оснований для такой интерпретации.

– Основания! Доказательств! По-твоему, народу нужны доказательства? Смотри туда! – Он показал. – Видишь площадку для машин у той церкви?

Я кивнул. Вдалеке, в двух кварталах от нас, виднелось здание, которое я бы принял за спорткомплекс или какую-то маленькую арену.

– Я наблюдаю за этой парковкой по воскресеньям. Так вот, в последние недели она забита как никогда. Все эти разговоры о душах и странных научных экспериментах. Твой Роббинс и просочившиеся видео. Может, люди и не вполне понимают, что показал твой опыт, зато знают, что открытие есть. – Он возвел глаза к небу. – А есть только шесть кварков и шесть лептонов – так? Вся материя Вселенной. Все состоит из двенадцати частиц. – Он перегнулся через перила. – Как ты думаешь, в этом кварце есть кварки и лептоны?

– Это образ, – возразил я.

Он снова взмахнул руками.

– Все – образ. Все на свете. Даже вопросов больше не осталось, а? Математика идет этим путем не первый год. Когда заберешься поглубже, находишь лишь пустоту, нечего пощупать руками – только иллюзия, ощущение прикосновения. Можешь, если угодно, называть это кварками и лептонами. Осталась одна тема для обсуждения – что все это значит.

– И что, по-твоему, это значит?

– Черт его знает, – рассмеялся он. – Картина в кварце нам о чем-то говорит, выжигает отпечаток на сетчатке. Когда я в первый раз включил сферу, она работала не идеально, а когда воспользовался второй раз, искажения исчезли. Я долго и усердно думал, что бы это значило.

– Пришел к выводам?

– Это может значить одно, – сказал он. – Думаю, картины в кварце – своего рода негатив.

– Фотографический негатив? Комнаты?

– Реальности. – Стюарт пожал плечами. – Трехмерного пространства-времени. Все это каким-то образом кодируется в едином образе с точностью до планковского масштаба. Не ты ли всегда толковал о попытках объединить квантовую механику с теорией относительности?

– Думаешь, твоим картинам это удалось?

Он пожал плечами.

– Реальности удается. Просто мы не знаем как.

После этого мы долго молчали, глядя в потемневшее небо.

– И что теперь? – спросил я наконец.

Он повернулся ко мне.

– Инвесторов больше нет. Деньги кончились. Все кончено.

– Наверняка что-то можно сделать.

– Нет, – сказал он. – Погляди вокруг. Интеллектуальная собственность кое-чего стоит, но она делится на доли, как любой товар. Я думал, что сумею собрать капитал, но мне перекрыли кислород. Инвесторы разбежались. Хорошо, что я все-таки успел ее увидеть. И тебе показал. – Он выпрямился. – Почему ты ушел?

– С тех пор десять лет прошло.

– А ты так и не объяснил. Сбежал от работы. Потом, я слышал, попадал в полицию, сходил с ума.

«Сходил с ума». Эти слова висели надо мной с детства.

– Я был пьян.

– Что-то про руку твоей сестры…

Я вглядывался сквозь сумерки в его лицо. В нем не было упрека. Только недоумение.

Я отошел от перил. Стало уже совсем темно. Стоянка машин осветилась.

– То было в другой жизни, – сказал я. – Она позади.

– Так ты себя уговариваешь.

Пора было уходить. Теперь я это понимал: кое-чему лучше оставаться в прошлом. Мы оба смотрели в сгущающуюся темноту и молчали. А когда он заговорил, то о другом:

– Твой Сатвик не сказал мне, куда собирается, но упомянул одно имя – Викерс. Спросил, не встречалось ли мне это имя.

– А тебе встречалось?

Он покачал головой. Я порылся в памяти, но и мне это имя ничего не говорило.

– Может, вспомнишь что-нибудь еще?

– Одна странная фраза. Прежде чем уйти, он посоветовал мне остерегаться.

– Чего остерегаться?

– Он говорил о каком-то мальчике. Сказал, чтобы я остерегался этого мальчика.