Франк Музелье внезапно почувствовал озноб, поставил банку с пивом прямо на дорожку и вернулся в дом.

Гостиная была копией хозяина – жалкой, но с большими претензиями. Обширная комната с низким потолком, украшенная растрескавшимися деревянными панелями и пыльными охотничьими трофеями: голова кабана, оленьи рога, чучело рябчика.

Франк зажег камин и глотнул рислинга, но его было явно недостаточно, чтобы согреться и позабыть историю с Клэр Карлайл. В загашнике у жандарма оставалось немного травки и пара таблеток. Откровенно говоря, маловато для сегодняшнего вечера. И Музелье отправил эсэмэску Лорану Эско, лоботрясу-лицеисту, который снабжал его травкой и требовал, чтобы его называли Эскобар.

Да, такова была реальность, о которой не говорили каждый день в новостях: наркотики в сельской местности стали самым обычным делом. В ограблениях, нападениях, сведениях счетов, которые расследовал Музелье, без них не обходилось. Даже в живописных деревеньках, где и жителей-то было не больше трехсот, за розовыми лепестками всегда белел порошок.

«О’кей, два грамма», – тотчас же отозвался дилер. Франк плюхнулся на диван и стал ждать. Он жалел себя, но жалость – не то чувство, какое способно хоть как-то изменить нашу жизнь. В душе Музелье постоянно боролись воля и инерция, и инерция всегда побеждала.

Жандарм расстегнул рубашку и стал разминать себе грудь. Ему трудно дышалось, его бил озноб. Он нуждался в тепле, ему хотелось почувствовать успокаивающий запах шерсти, псины, но старичок Мистуфль умер прошлой весной.

Музелье никак не удавалось вынести себе приговор, и он беспрестанно выступал адвокатом перед воображаемым судом. Факты, одни только факты: девять лет назад он сбил девчонку, которой нечего было делать в этот час на этой дороге. Он довез ее до больницы, сообщил о ней дежурной. Да, в ту ночь он набрался, можно сказать, до ушей, но главное он сделал. А если девчонка предпочла сбежать, значит, и она была виновата не меньше.

Музелье услышал шум мотора.

Эскобар не заставил себя ждать.

Жандарм, раб белого порошка, вмиг вскочил на ноги. Он открыл дверь и вышел на террасу, стараясь рассмотреть сквозь пелену дождя знакомый силуэт. Кто-то шел к нему, но это был не Эскобар.

Мужчина подошел ближе, и жандарм увидел, что на него смотрит дуло пистолета.

От изумления он приоткрыл рот, но не смог произнести ни слова. Демаркационная линия. Виновен или невиновен? Похоже, кто-то решил этот вопрос за него, и Франк покорно склонил голову.

«Может, оно и к лучшему», – подумал он, пока его череп еще не разлетелся на куски.

Гарлем. Девять часов вечера.

Мы вышли из такси неподалеку от станции метро «Эджкомб-авеню». «Coogan’s Bluff Self Storage», склад мебели, куда меня направила Глэдис, находился в квартале Поло-Граунд-Тауэрс, среди высоченных кирпичных башен. Эти башни-кресты, расставленные в треугольнике, образованном рекой, автодорогой Гарлем-Ривер-драйв и 155-й улицей, растворялись, если задрать голову, прямо в вечности.

Влажный воздух дышал теплом, фонарей было маловато, но многочисленным обитателям здешних мест не сиделось под крышами – они сидели на газонах, на низких оградах – куда ни посмотришь, всюду люди.

В атмосфере витало электричество, но не больше, чем в Эссоне, городке моей юности. Другое дело, что народ здесь был темнокожий. Я подумал про себя, что мы с Тео попали сейчас в фильм Спайка Ли. Тех времен, когда Спайк еще снимал хорошие фильмы.

Темно, жарко. Я разложил коляску и усадил Тео. Мы пустились в путь, и я, развлекая сына, гудел, изображая болид «Формулы 1». Люди посматривали на нас с любопытством, но не задевали.

Прогулка оказалась длиннее, чем я думал, но в конце концов, весь в поту, я добрался туда, куда хотел. Вошел в дежурку и представился. Дежурил в неурочное время довольно высокомерный студент, что-то печатавший в ноутбуке. Его раскачивающийся торс обнимала майка с логотипом Колумбийского университета, на суровом лице горели прыщи, а слишком большие очки не скрывали густых бровей под африканским ежиком.

– Не думаю, что здесь место, подходящее для детей, – сообщил он мне, снимая фотокопию с моего удостоверения личности. – Ему пора быть в постели, не так ли?

– Он на каникулах, завтра не идет в сад.

Студент подозрительно покосился на меня, словно бы спрашивая: «Ты, что, издеваешься надо мной?» Да, я издевался.

Но, несмотря на наш вежливый поединок, он показал мне на карте, где находится нужный мне бокс.

Я поблагодарил и покатил коляску по ангару, по-прежнему подражая гоночной машине.

– Еще! Еще, папа! – подбадривал меня сын.

Подъезжая к боксу, я сделал вид, что нас занесло в сторону, потом все же затормозил, высвободил сына из коляски и поднял железную штору.

Зажег лампочку. Естественно, сначала увидел пыль, но меньше, чем я ожидал. Взял Тео на руки, тот взял на руки Фифи, любимую плюшевую собачку, и мы вошли в бокс.

Воспоминание о прошлом.

Я не забыл, при каких обстоятельствах попали сюда эти вещи. Анжела и Глэдис свезли их сюда в 2005 году после смерти Джойс. За два года до того, как анализ на ДНК в логове Киффера показал, что там находилась еще и Клэр Карлайл. В 2005-м у сестер еще была слабая надежда, что девушка найдется и разберется с вещами матери.

Бокс был просторным, но порядка там не было. Мы с Тео двинулись изучать этот бедлам с ощущением, что попали в пещеру Али-бабы. В восторге от приключения, Тео восхищенно замахал ручонками, увидев покрашенный краской стул, велосипед, ролики, одежду, кухонную утварь.

– Пусти, папа! Пожаста!

Я спустил сына на пол, пусть повозится. Вернемся в гостиницу, вымою с головы до ног.

Теперь я принялся за работу всерьез. Кто знает, может, именно здесь и найдется что-то очень важное, какая-то существенная улика, если кто-то в свой час пожелал все это сжечь.

Диски, пленки, газеты, книги. Художественная литература, научная, и не абы какая: «Народная история США» Говарда Зинна, «Формирование согласия» Ноама Хомского, «Джунгли» Эптона Синклера, «Люди из бездны» Джека Лондона, «Нет логотипу» Наоми Кляйн. Биографии: Люси Стоун, Энн Браден, Билл Клинтон, Малькольм Икс, «Девятка из Литтл-Рока», Сезар Чавес. Я даже нашел томик Пьера Бурдье «Мужское господство» на английском. Так же, как ее сестры, Джойс Карлайл была образованной и начитанной, ее взгляды были близки к феминистским и ультралевым, что не так-то часто встречается в Америке.

Еще я увидел детские платья и школьные учебники – наверное, они когда-то принадлежали Клэр. Растроганный, я перелистал ее школьные тетрадки, прилежно исписанные каллиграфическим почерком. Среди домашних заданий обратил внимание на сочинение «Почему я хочу стать адвокатом». От него так и веяло юношеским идеализмом, подтверждаемым цитатами из Ральфа Нейдера и Аттикуса Финча (оно писалось в 2005-м, задолго до того, как Америка узнала, что Аттикус Финч на самом деле был расистом). Читая сочинение, я вспомнил, что Марлен Делатур тоже говорила мне, что Клэр хотела быть адвокатом. В то время, когда ее похитили, это желание превратилось в осознанное решение. Что ее заставило обратиться к медицине? Безусловно, то, что она пережила. Возможно, ей захотелось помогать людям более весомо, более осязаемо. Как бы там ни было, информация осела в каком-то уголке моего мозга, и я продолжил поиски.

Прошло еще минут сорок пять, и бедняга Тео уже не держался на ногах. Полазив, где только мог, он вымазался, как трубочист. Я устроил его в коляске и… Недостойный отец совершил еще один недостойный поступок: поставил ему на айфоне мультик, чтобы его убаюкать.

Я готов был провести здесь целую ночь, мне и в голову не приходило взять и покинуть этакое Эльдорадо. Здесь было в чем покопаться. Одних бумаг сколько: счета, квитанции, банковские карты, платежки… Хорошо, что Джойс была аккуратисткой: все ее бумаги были разложены по картонным папкам.

Сын спал сном праведника, а я, усевшись по-турецки, принялся шерстить бумаги. Ничего особенного мне не попадалось. На протяжении долгих лет Джойс работала секретарем в школе. Владелицей дома была ее мать, дочь практически за него ничего не платила. Тратила Джойс мало – кроме зарплаты, никаких доходов у нее не было. В груде бумаг мое внимание привлекла пластиковая папка с вырезками из «Нью-Йорк геральд». Я пробежал названия статей: «Суперзадолженности среднего класса», «Неравенство в Америке зашкаливает», «Доступ к абортам все еще тернист», «Среди членов конгресса немало миллионеров», «Уолл-стрит против Мейн-стрит». Что общего между всеми этими статьями, кроме их, так сказать, прогрессивной направленности? Я просмотрел их по диагонали – и ничего не нашел. Выпрямился и потянулся. Трудно не впасть в уныние. Возможно, Марк и нашел бы здесь что-то стоящее. Я набрал его номер, но телефон в подвале сеть не ловил.

Ладно. Снова принялся за папки. Инструкция по сборке шкафа из ИКЕА, инструкции по эксплуатации и гарантии стиральной машины, кофеварки, сотового, мини-духовки… Стоп. Я снова перебрал бумажки. Мое внимание привлекла инструкция сотового. Телефон одноразовый, прикреплен кассовый чек с датой 30 мая 2005 года. Через два дня после исчезновения Клэр.

От волнения я вскочил на ноги. В папке, которую мне передала Глэдис, был отчет о телефонных звонках Джойс, но проверяли ее домашний и, так сказать, «официальный» мобильный. Однако у Джойс был еще один телефон – одноразовый, с предоплаченной картой; эти телефоны не регистрируются, и выйти на них гораздо труднее. Но меня взволновал не сам по себе телефон, а то, что он был куплен почти сразу после похищения Клэр. В голове у меня зароились предположения, но я постарался успокоиться и снова принялся за работу. Одна удача притягивает другую.

Самое главное событие моей юности было связано с одеждой. Мама чувствовала, что отец ее обманывает, и постоянно за ним следила, обыскивая карманы. (Я вспоминаю сейчас доисторические времена, когда не было Интернета, Фейсбука, программ слежения и сайтов знакомств.) Отец был крайне осторожен, но однажды… Да, всегда подводит один-единственный раз. Он забыл в кармане счет из гостиницы. Мама обнаружила его, когда собралась нести костюм в чистку. Жить во лжи она не считала возможным – и ушла от мужа, отказавшись от уютного дома и удобной жизни, какую мы вели в Антибе. Она вернулась в Париж, вернее, в парижское предместье, а я поехал вместе с ней. Мне пришлось расстаться с друзьями, распрощаться с тихим старым коллежем Рустан, лишиться возможности каждый день видеть море, гулять среди сосен по насыпи. Меня ожидало хмурое небо и асфальт Эссона. Одна моя половина восхищалась мамой, вторая ее ненавидела.

Вот и с карманами Джойс я поступил по-маминому, обыскал все до одного – в платьях, куртках, пиджаках, брюках. Нашел билеты в метро, монетки, талоны на скачки, скидочные карты, тампон, пачку аспирина, визитную карточку…

На визитной карточке значились только имя с фамилией и телефон. Я внимательно рассмотрел ее:

Имя показалось мне знакомым. Я только что где-то его видел, или мне кто-то его называл… Если честно, я устал, как собака, отсидел ноги, пыль ела мне глаза, но сердце билось часто-часто. А это хороший признак. Значит, чувствуешь, что напал на след, что вот-вот найдешь что-то очень важное. Я понимал Карадека – он не случайно любил свою работу.

Внезапно похолодало. Я накинул на Тео куртку, нагрузил коляску папками, чтобы как следует изучить их в гостинице, и мы с ним попрощались с боксом. В холле склада пришлось задержаться. Прыщавый студент смотрел на нас все так же неодобрительно, но что мне до него? Я вызвал такси и снова попытался связаться с Марком. Напрасно – тот не отвечал. Наудачу я попробовал набрать Флоренс Галло и получил ответ: «Такого номера не существует». А следом пришла эсэмэска, что заказанное такси ждет. Мы распрощались с Граунд-Тауэр и сели в машину. Шофер любезно помог мне сложить коляску и уложил ее вместе с папками в багажник.

Я, прижимая к себе Тео и стараясь его не разбудить, сел на заднее сиденье. Кожаная обивка, классическая музыка, бутылка воды. Автомобиль мчался по ночному городу. «Испанский Гарлем». Верхний Ист-Сайд. Центральный парк. Я тоже прикрыл глаза, чувствуя шеей теплое дыхание сына, и уже погружался в сладкую дрему, как вдруг в мозгу вспыхнула картинка. Я мгновенно открыл глаза и прошипел шоферу:

– Стойте! Пожалуйста, остановите машину!

Он включил поворотник, предупреждающие огни и затормозил.

– Могу я попросить вас открыть багажник?

Я вылез, согнувшись в три погибели. Сын обеспокоенно приоткрыл глаза.

– Фифи тут?

– Тут, тут, – отозвался я, подхватив плюшевую собачку. – Вот он.

Рыться одной рукой в багажнике, держа Тео, было дико неудобно, но я все-таки выцепил папку с газетными вырезками. Теперь я знал, кто такая Флоренс Галло, – журналистка. Ее именем были подписаны все статьи, которые вырезала Джойс из «Нью-Йорк геральд». Я посмотрел на даты. Все статьи были написаны между 14 и 20 июня 2005-го. Как раз в ту самую неделю, когда Джойс находилась во Франции. Я вспомнил Джойс в телевизионной передаче: такая несчастная, такая подавленная… И тут вдруг у меня мелькнула сумасшедшая мысль: а что, если дело Клэр Карлайл – это трагическое продолжение дела Джойс Карлайл? Что, если несчастья семьи Карлайл начинаются не с похищения Клэр, а с какого-то более давнего события, связанного с ее матерью? В любом случае для меня было совершенно очевидно одно: мое расследование было похоже на куклу-матрешку: за одним фактом скрывались многие другие.

Мы с Тео снова сели в машину. Этой ночью я узнал много важного. Во-первых, что Джойс буквально через два дня после похищения дочери купила одноразовый телефон, который трудно засечь. Во-вторых, сразу после своего возвращения из Жиронды она связалась с журналисткой, собираясь, без сомнения, сообщить ей что-то важное.

Через несколько дней Джойс была мертва.

Машина тронулась в путь. По спине у меня пробежал холодок.

У меня не было пока доказательств, но я больше не сомневался: Джойс Карлайл была убита.

Серое полотно шоссе усыпляло Карадека, точно так же как плохие фильмы, и он решил возвращаться в Париж проселочными дорогами.

Выезжая из Витри-ле-Франсуа, Марк остановился на заправочной станции. Индикатор уровня масла горел уже на протяжении нескольких километров. Бензоколонка закрывалась, но паренек, который возился с насосами, согласился налить ему полный бак. Карадек протянул пареньку деньги и попросил:

– Залей еще масла, а канистру поставь в багажник.

В магазине он взял последний оставшийся бутерброд – индустриальный хлеб и начиненная токсинами лососина. Есть вышел на улицу и заодно проверил мобильник. Обнаружил эсэмэску от Малики Ферчичи, психолога из дома для престарелых Сент-Барб. Лаконичное и ошеломляющее сообщение.

В памяти Марка сразу поплыл волнующий телесный запах молодой женщины. Мандарины, перец и ландыши. Вспышка света в потемках его души.

Взволнованный очнувшимся биением жизни, он отложил ответ Малике на потом и набрал Рафаэля. Ответил автоответчик. Он оставил сообщение. «Есть новости. Невеселые. Что у тебя? Нашел что-нибудь?»

Выпил кофе, закурил сигарету, обменялся шутками с пареньком. Тем временем пошел дождь.

Карадек уселся в «Рейнджровер», включил зажигание и взглянул на панель: все ли в порядке? Поехали!

При выезде на автотрассу он затормозил на красный свет, закурил новую сигарету, невольно туманясь воспоминанием о Малике, – и вдруг окаменел.

Мимо него на всей скорости проехал черный «БМВ X6». Карадек узнал тонированные стекла и двойной хромированный бампер. Он голову готов был отдать на отсечение, что мимо промчался автомобиль, на котором увезли Клэр.

Карадек пересек автотрассу, чтобы встроиться в противоположный поток, и помчался за внедорожником. Совпадения быть не могло. Что делает этот великан в глухом углу? Ему удалось догнать внедорожник, но Марк держался на расстоянии, надеясь узнать хоть что-то. Он совсем не хотел, чтобы его засекли.

Дождь шел уже стеной, дождь с сильным ветром. Марк включил вентиляцию и вытер запотевшее стекло рукавом.

Сделав опасный вираж, Х6, не включая поворотников, свернул на проселок, возле которого не было никакого указателя.

Чем дальше он продвигался, тем хуже становилась дорога. Буквально в десяти метрах уже ничего не было видно. Узкая дорога шла между кустарника и валунов. Марк, хоть и ехал за внедорожником, продвигался вперед с трудом. И только сообразив, что у него нет возможности развернуться и двинуться назад, понял, что попал в ловушку.

В самом деле, Х6 резко остановился. Марку пришлось остановиться тоже.

От внедорожника отделился силуэт в темном плаще и стал подходить все ближе, ближе. В руках он держал помповое ружье. В свете фар Марк все яснее видел его лицо. И узнал его!

Марк задержал дыхание. В голове у него поплыли женские лица: Элиза, дочка, Малика, Клэр…

Стоявший напротив него человек вскинул ружье и приложил его к плечу.

А Клэр Карлайл? Нет, рано ему получать свинец!

Раздался хлопок, машина вздрогнула, и ветровое стекло «Рейнджровера» разлетелось.