11
Женщины, которые не любят мужчин
Кровь на снегу, красное на белом – как красиво!
Жан Жионо
1
– Ну папа! Тео сам! Сам!
Сын завтракал, сидя на высоком стульчике, и наконец-то вырвал у меня из рук пластмассовую ложечку, настаивая, что расправится с мясным пюре самостоятельно. Убедившись, что слюнявчик крепко держится, я, за неимением пакета с попкорном, вооружился стаканчиком кайпириньи и уселся смотреть спектакль расправы с пюре. Трудно приходится, когда ручонки тебя не слушаются. Носу, подбородку, волосам, стулу, полу – всему вокруг досталось пюре, но в рот, кажется, не попало. Что страшно веселило Тео, и я хохотал вместе с ним.
В воздухе веяло Италией. Мы с Тео сидели под аркадами внутреннего дворика гостиницы «Бридж Клаб», зеленого оазиса посреди Нью-Йорка. Этакая идиллия вне времени и пространства, что и оправдывало бешеные цены этого отеля.
– Сюду, – сказал Тео.
– Да уж, дружок, ты постарался, пюре повсюду. Но думаю, хвастаться не стоит. Ну что? Теперь йогурт?
– Нет! Идем!
– Я не услышал «пожалуйста»!
– Жаста, папа, идем!
Ладно, йогурт съедим потом. Я принялся вытирать мордашку Тео. Нелегкое занятие. Он вертел головой во все стороны, лишь бы убежать от салфетки. Вытер, снял слюнявчик, поднял малыша и отправил его странствовать по идиллическому дворику среди пальм, экзотических растений и плюща, который затянул все стены.
Посередине дворика пригорюнился мраморный ангелок возле великолепного фонтана, окруженного цветами и барьерчиком из зелени. Я смотрел, как сын отправился в странствие по лабиринту геометрически подстриженных кустов, и вдруг вспомнил «Сияние» Кубрика, и меня прохватила дрожь.
– Не уходи далеко, Тео! Ты меня слышишь?
Мальчуган обернулся, улыбнулся расчудесной улыбкой и помахал мне рукой.
Я взялся за телефон и убедился, что Анжела нанесла ему серьезный урон. На экране появилась трещина, но корпус оказался прочным, и телефон работал. Я подключился к гостиничному вай-фаю и не меньше десяти минут пытался найти Оливию Мендельсон, соученицу Клэр, единственную свидетельницу ее похищения. Безуспешно. Вряд ли, конечно, спустя десять лет она могла бы сообщить мне что-то полезное, но это был хоть какой-то шанс, и другого мне не светило. Настроение было не блестящее. Я думал о Клэр, которая переживала второе в жизни похищение…
Ко мне подошла официантка.
– Господин Бартелеми, вас спрашивают.
Я повернул голову. У входа рядом с коктейль-баром стояла Глэдис, младшая из сестер Карлайл. Она была уже не в белом платье, а в кожаной куртке, ярком комбинезоне с психоделическим рисунком и на головокружительно высоких каблуках. Я залюбовался кошачьей грацией, с какой она двигалась между марокканских фонарей по дорожке из керамической плитки, проложенной посреди газона.
Я обрадовался, увидев Глэдис. Уходя от сестер Карлайл, я написал адрес гостиницы на своей визитной карточке и положил ее под стакан на столике у крыльца.
– Добрый вечер, Глэдис, рад вас видеть.
Она села на плетеный стул напротив меня, но ничего не ответила.
– Я прекрасно понимаю вашу сестру. Ее реакция…
– Анжела считает, что вы мошенник и хотите вытянуть из нас деньги.
– Мне не нужны деньги.
– Я знаю. Я набрала ваше имя в Интернете. Думаю, вы неплохо зарабатываете на жизнь.
К нам подошла официантка, и Глэдис заказала зеленый чай с мятой.
– Покажите мне еще раз фотографию, – попросила она.
Я протянул ей телефон, нажал клавишу слайд-шоу – и на экране одна за другой побежали фотографии Клэр. Глэдис смотрела на них как завороженная, на глазах у нее показались слезы.
– Чего вы хотите, если не денег?
– Вашей помощи в поисках женщины, которую я люблю.
Не спуская глаз с Тео, зачарованного полосатым гостиничным котом, я добрых четверть часа рассказывал в подробностях о моем расследовании. Начал с нашего знакомства с Клэр и ссоры на юге Франции, потом перешел к цепочке событий, которые привели меня в Нью-Йорк. Я не сказал только о беременности Клэр, не хотел перегружать лодку.
Глэдис слушала меня, замерев, веря и не веря. Она была умной девушкой: сначала как следует подумала, а потом спросила:
– Если все, что вы мне рассказали, правда, почему вы не обратились в полицию?
– Потому что Клэр не захотела бы этого.
– Почему вы так уверены?
– Подумайте сами. Десять лет Клэр избегала полиции. Я не вправе разглашать тайну, которую она так старательно скрывала.
– Даже рискуя ее жизнью? – воскликнула она.
На этот вопрос я не мог ответить. Я сделал выбор, который мне казался наиболее приемлемым. И намеревался идти выбранной дорогой до конца.
– Я делаю все возможное, чтобы ее найти, – сказал я.
– Здесь, в Гарлеме?
– Да, я думаю, что объяснение ее похищения нужно искать хотя бы отчасти здесь, в ее прошлом.
– Но вы романист, а не детектив.
Я не стал ей объяснять, что, по моему разумению, между писателем и детективом не такая уж большая разница, и, желая ее успокоить, сказал:
– Марк Карадек, один из моих друзей, известный следователь, продолжает вести розыски во Франции.
Я отыскал взглядом Тео – тот пытался забраться на керамический кувшин в два раза больше него.
– Тео, осторожнее!
«А ты, папочка, говори себе, говори…»
Глэдис прикрыла глаза, желая хорошенько подумать. Умиротворяющее журчанье фонтана напоминало мне расслабляющие шумы в приемной, когда я ждал иглоукалывания.
– В глубине души у меня всегда теплилась надежда, что Клэр жива, – призналась она. – Мне было двадцать четыре, когда похитили племянницу, и я помню, что в течение нескольких недель после этого у меня было ощущение…
Глэдис замолчала, подыскивая слова.
– Было ощущение, что за мной следят. Ничего конкретного, но чувство было совершенно явственное.
Я не прерывал ее.
– Даже когда была обнаружена ее ДНК у этого педофила, я подумала, что в картине не хватает многих пазлов.
Странное дело: кто бы ни приближался к этому делу, у всех возникало ощущение недосказанности, пустот…
– Вы действительно не знаете, кто был отцом Клэр?
– Нет, и думаю, что это не имеет значения. У Джойс бывали любовники, но она к ним не привязывалась. Думаю, что вы поняли: у нас в семье женщины действительно свободны. В хорошем смысле слова.
– Ваша ненависть к мужчинам, на чем она основана?
– Это не ненависть. Скорее желание не чувствовать себя жертвой.
– Жертвой чего?
– Вы образованный человек, Рафаэль, и не мне напоминать вам, что во все времена и во всех обществах мужчины господствовали над женщинами. Превосходство мнимое, но оно так укоренилось в мозгах, что кажется естественным и очевидным. А если прибавить к этому еще и то, что мы черные женщины…
– Не все мужчины – тираны.
Глэдис посмотрела на меня, как на полного тупицу.
– Речь не о личностях. Речь о социуме, об общественном сознании. Впрочем, оставим это. Надеюсь, что в расследовании вы успешнее, чем в социологии.
Она отпила глоток чая и открыла красивую сумку ослепительно-красного цвета.
– Не знаю, что именно вы у нас здесь ищете, но я принесла вам вот эти фотокопии.
Глэдис достала картонную папку. Я заглянул на первые страницы. Это были следственные документы, которые получила Анжела благодаря нанятому ею адвокату.
– Полного досье у нас нет. Но, быть может, вы как человек со стороны увидите свежим взглядом то, чего мы не заметили.
Глэдис внимательно посмотрела на меня и решилась. У нее было и еще что-то важное для меня.
– В качестве детектива вы можете туда заглянуть, – сказала она и протянула мне ключ на кольце с рекламным брелоком.
– Куда именно?
– На склад, где хранятся вещи Джойс и ее дочери. Сходите туда. Возможно, найдете что-то интересное.
– Почему вы так думаете?
– Спустя несколько недель после смерти Джойс мы сняли бокс на этом складе, чтобы сложить туда ее вещи. Когда мы туда приехали, бокс, который мы зарезервировали, еще не освободился. Предыдущий съемщик не поторопился с выездом. Владелец предложил нам временно сложить вещи в другой бокс.
Глэдис говорила быстро, и мне было не просто ее слушать, однако все, что она говорила, меня крайне заинтересовало.
– И вы только подумайте! На следующий день бокс, который должен был быть нашим, сгорел. Вы не находите, что получается слишком много случайностей?
– Кому же понадобилось уничтожать вещи Джойс?
– А это узнавать вам, господин романист!
Я замолчал и посмотрел на Глэдис. Мне приятно было на нее смотреть – выражением лица, мимикой она напоминала мне Клэр.
Напоминала… Как мне тебя не хватает!
– Спасибо за оказанное доверие.
На лице Глэдис отразилось сомнение, потом она посмотрела мне прямо в глаза.
– Я оказываю вам доверие, потому что не могу иначе, – пусть даже не уверена, что девушка, которую вы показали, действительно Клэр. Но я предупреждаю вас: нам с Анжелой понадобились годы, чтобы прийти в себя после смерти сестры. Теперь у нас обеих есть семьи, дети, и я не позволю торговцу надеждами разрушить наш семейный очаг.
– Я ничем не торгую, – обиделся я.
– Вы романист. Вы продаете красивые истории.
– Сразу видно, что вы не читали моих книг.
– Если Клэр жива, найдите ее – вот и все, о чем я вас прошу.
2
Дождь пошел, как только Марк выбрался из Нанси. Опять двадцать пять! Снова полтора часа в пути, только теперь в обратную сторону, и ехать гораздо тяжелей из-за груза и скользкой дороги.
Бывший полицейский вновь появился в жандармерии Фальсбура. Как он и опасался, Музелье на месте не было, зато на месте сидела Сольвейг и отрабатывала сверхурочные за компьютером в Фейсбуке.
– Что, капитан, решили заночевать в нашем чудесном участке?
Карадек не был расположен к шуткам.
– Где Музелье?
– Думаю, что дома.
– А где его дом?
Сольвейг взяла листок бумаги из стопки возле принтера и стала рисовать план.
– Вот здесь живет полковник, – сказала она, поставив жирный крест. – Он живет в Киршат, небезызвестном местечке между Стейнбуром и Атматом.
Опершись на стойку, Марк тер себе виски, чувствуя приближающуюся мигрень. Все названия, точь-в-точь походившие на эльзасские, действовали ему на нервы.
Он сунул план в карман, поблагодарил Сольвейг и снова двинулся в путь под проливным дождем. За время, пока он проехал тридцать километров, почти совсем стемнело. В темноте загорелся датчик масла. Вот жесть! Уже не первый месяц его «рейндж» маленько подкапывал, но, выезжая из Парижа, Марк постарался: провел тотальную проверку! Карадек скрестил пальцы, чтобы не стало хуже. Проехал еще несколько километров, и датчик погас. Ложная тревога. Машина у него старая, битая, может хандрить, может капризничать, но в конечном счете не подведет.
Следуя указаниям Сольвейг, Марк съехал с автотрассы Д6 и свернул на узкий проселок, уводящий в лес. В какой-то момент ему показалось, что он заблудился, но тут лес раздвинулся, и он выехал на лужок, посреди которого стоял небольшой дом с голубятней. Старый крестьянский дом, какие испокон строили в Эльзасе, ветхая руина, ничуть не похожая на картинку из журнала «Ар э декорасьон».
Дождь прекратился. Карадек остановил машину, вылез и, меся грязь, направился к дому. У дверей на низком стульчике под голой лампочкой сидел Франк Музелье с банкой пива в руках.
– Я ждал тебя, капитан, – сообщил он. – Чувствовал, что вернешься, – и бросил Карадеку банку.
Марк поймал ее на лету.
– Давай садись, – предложил жандарм, показав на адирондакское кресло из кедра, которое стоял с ним рядом.
Карадек садиться не захотел и стоя закурил сигарету. Жандарм расхохотался.
– Желтая сумка, ясное дело! Вот где я проврался, как жалкий новичок!
Марк стоял и слушал. Музелье, как говорят про подследственных, созрел. Больше не стоило задавать вопросы, нужно было только слушать, дожидаясь ответов. Мало-помалу жандарм собрался с мыслями.
– Видел бы ты меня в те времена! Сейчас перед тобой пивная бочка, а тогда я был хоть куда. Жил с женой, у нас был сын… Я был хорошим полицейским, с амбициями… Дай-ка мне сигаретку, пожалуйста.
Марк протянул ему пачку и зажигалку. Музелье сунул в огонек конец сигареты, сделал долгую затяжку и задержал дыхание, прежде чем выпустить дым.
– Так ты хочешь знать, что на самом деле было в тот самый вечер, да? Он запомнился мне, тот четверг двадцать пятого октября две тысяча седьмого, такие выпадают не часто. Я провел вечер в Метце, у Жюли, моей любовницы, она работала продавщицей в «Галери Лафайет». Знаешь, наверное, присловье: «Ты ко мне – я от тебя, я к тебе – ты от меня». Это про нас с Жюли. Мы с ней тогда в очередной раз поругались. А до этого налегли на выпивку и на кокаин. Я сел в машину где-то около полуночи, был пьян, соображал плохо. Но тогда еще я не покатился вниз – только начинал скатываться.
Он сделал несколько затяжек, потом выпил пива и снова заговорил.
– Я крутил уже баранку примерно с час, когда это все случилось. Я, понимаешь, до того напился, что перепутал дороги и тыкался туда-сюда, пытаясь снова выехать на департаментскую автотрассу. И вдруг – хлоп! Она у меня прямо перед машиной. Откуда взялась, сам не знаю – стоит, как козочка в свете фар…
– Клэр Карлайл, – догадался Марк.
– Как ее зовут, я узнал позже. Прозрачная, похожая на призрак, в пижамных штанах и майке. Жуть какая-то, но красиво. Я со всех сил нажал на тормоза – и все же задел ее, она полетела на землю.
Он снова замолчал и вытер нос рукавом, словно был маленьким мальчуганом.
– Я не знал, что делать. Вышел из машины посмотреть. Наклонился – лежит мулаточка, тощая и очень хорошенькая. Лет пятнадцати или шестнадцати. Рядом с ней желтая спортивная сумка. Сначала мне показалось, что я сшиб ее насмерть, но когда наклонился пониже, услышал: дышит. Она, конечно, поцарапалась, но ран или большой крови не было.
– И что же ты сделал?
– Врать не буду, сначала хотел уехать. Если вызывать пожарных или «Скорую», тут же приедет и полиция. Заставит дуть в трубку, проверит на наркотики – и пиши пропало. Пьяного жандарма с носом в кокаине по головке не погладят. А как я перед женой оправдаюсь? Я же сказал ей, что допоздна на работе.
– И что же?
– Запаниковал. Поднял девчонку, устроил на заднем сиденье. Забрал желтую сумку и поехал обратно к Саверну, хоть и не знал, что буду делать. Дорогой решил порыться в сумке, посмотреть, может, найду документы, удостоверение личности, а там… Да я, черт побери, в жизни не видал столько денег! Десятки пачек. Сотни тысяч евро.
– Выкуп за парнишку Буассо.
Музелье, соглашаясь, кивнул.
– Я обомлел. У меня все это в голове не укладывалось. Откуда у девчонки такая куча денег? Мне об этом даже думать не хотелось. А хотелось как можно скорее все разрулить. И знаешь, у меня вдруг затеплилась надежда, что все обойдется. Показалось, что я как-то со всем управлюсь. У меня в Саверне невестка медсестрой в больнице работала. Но я постеснялся ей звонить. В конце концов решил по-другому: положил девчонку вместе с сумкой на задах больницы возле прачечной и уехал. Проехал несколько километров, потом позвонил в больницу, анонимно предупредил о раненой на задах и сразу повесил трубку.
Жандарм замолчал и стал вливать в себя пиво, как бензин в автомобильный бак. Его одутловатое лицо покрылось крупными каплями пота. Темно-синяя форменная рубашка была расстегнута на груди, и из-под нее выглядывали седые волосы.
– На следующий день с утра пораньше помчался в больницу. Выдумал фальшивый предлог: проверку по поводу кражи лекарств. К нам поступило несколько сигналов о кражах со складов районных аптек. Я начал опрашивать медперсонал и очень скоро понял, что девчонки в больнице нет. Под большим секретом расспросил и невестку. Она подтвердила мне, что в приемном покое приняли ночью сообщение, но на указанном мной месте санитары никого не нашли. Мне трудно было поверить, что девчонка пришла в себя и сделала ноги… По счастью, в больнице решили, что сообщение было ложным. Такие звонки у них тоже бывают; они не придали ему значения и никому ни о чем не сообщали.
Снова зарядил дождь, зашуршал по листве деревьев. В темноте стеснившийся вокруг лес пугал и тревожил. Зеленая крепость таила в себе тропы, которыми враг мог пробраться куда угодно.
Капли дождя падали Карадеку на лицо, на плечи, но он не обращал на дождь внимания, всем своим существом слушая Музелье.
– Я не мог понять, что все это значит, и поехал туда, где сбил девчонку. Вот там я и заметил столб дыма, который поднимался над лесом.
Перед глазами Музелье, похоже, вновь возникла страшная картина; он занервничал, стал вытирать пот.
– Когда стало ясно, что происходило в этом бараке, я догадался, что девчонка тоже была жертвой Киффера и что ей удалось сбежать. Анализы ДНК делаются медленно, так что прошло целых две недели, пока мы узнали, что зовут эту девочку Клэр Карлайл. Все считали ее мертвой, но я-то знал, что она жива. И частенько думал, что же с ней сталось и каким образом ей удалось выскользнуть из ловушки. Я не понимал, почему никто и никогда не упоминал об астрономической сумме выкупа, который Киффер держал у себя и который удалось стащить девчонке. В конце концов Максим Буассо преподнес мне ответ на блюдечке с золотой каемочкой… Но только через девять лет.
В лице Марка не дрогнул ни один мускул, и он бесстрастно задал следующий вопрос:
– Кроме денег, в сумке было еще что-нибудь?
– В сумке?
– Да. Подумай хорошенько.
– Та-ак… ну да, телефонная карта и… какая-то толстая тетрадь в картонной синей обложке…
– Ты заглянул в тетрадь? Что там было?
– Да нет, не заглянул. У меня других дел было по горло, сам понимаешь.
Дождь разошелся вовсю. Больше тут узнавать было нечего. Карадек поднял воротник, повернулся и направился к машине. Музелье потащился за ним, увязая в грязи.
– Она выжила? – спрашивал он умоляюще. – Девчонка эта? Я уверен, ты знаешь, капитан! Скажи по секрету, как коллега коллеге!
Марк сел в «Рейнджровер», даже не взглянув на «коллегу».
– Я места себе не нахожу из-за этой истории! – кричал Музелье.
Карадек тем временем включил зажигание.
– Сообщи я в полицию, что сбил девчонку, ее бы там расспросили и, может, спасли бы всех остальных! Черт! Черт! Черт! Откуда мне было знать?!
«Рейндж» мчался по шоссе, а жандарм все кричал вслед Карадеку:
– Я не знал! Не знал!
Красные глаза алкоголика были полны слез.
3
Из патио нас прогнали темнота и комары, и мы не пожалели, что ушли оттуда. Гостиная «Бридж Клаба» с деревянными резными панелями, старинными коврами и мягким полусветом походила на уютный кокон, мягкие диваны так и манили на них присесть. Всякий раз, когда я оказывался в этой комнате, набитой всевозможными экзотическими безделушками, мне казалось, что я стал гостем английского путешественника, вернувшегося из очередной экспедиции. Или, может быть, попал в клуб «Кентавр», столь любимый Блейком и Мортимером, или в кабинет Генри Хиггинса из фильма «Моя прекрасная леди»…
Тео подошел к камину и уже взялся было за кочергу.
– Эй, положи ее на место, малыш! Это штука для взрослых!
Я подхватил сына до того, как он успел чем-нибудь покалечиться, и посадил рядышком с собой на диван, собираясь всерьез заняться папкой, которую мне передала Глэдис. Я уже просмотрел ее, однако меня не порадовало то, что я там увидел: фотокопии с фотокопий, бледные, почти не читаемые тексты с кучей английских специальных терминов.
Но я сразу нашел бумажку, которая заинтересовала меня в первую очередь: запись о звонке в полицию по номеру 911 от 25 июня 2005 года в 3 часа дня. Женский голос сообщил об «агрессивном нападении» по адресу Билберри-стрит, 6, дом Джойс Карлайл. «Быстрее! Ее убивают!» – умолял голос.
Я стал искать в стопке листков заключение о смерти Джойс. Бумага свидетельствовала, что смерть наступила в 4 часа дня, – немалое расхождение во времени.
– Пусти, папа! Пажаста!
Тео подарил мне передышку в две с половиной минуты – целую вечность!
Я спустил его с дивана и продолжил чтение.
К дому Джойс была отправлена полицейская машина. В 15 часов 10 минут офицеры Пауэлл и Гомес прибыли на место. В доме, по всей видимости, никого не было. Они осмотрели все вокруг и не нашли ничего подозрительного. Заглянули через окна в гостиную, кухню, ванную и спальню нижнего этажа, но никого не увидели. Никаких следов агрессивных действий, пятен крови, ничего не разбито и не сломано. Они сочли звонок розыгрышем. Скверной шуткой. Такие звонки в полицейских участках получали десятками, особенно в Гарлеме.
Политика «нулевой терпимости», проводимая мэром Нью-Йорка Рудольфом Джулиани, а потом и его преемником: усиленный контроль за поведением в общественных местах, проверка документов и многое другое, жертвами которой в первую очередь стали чернокожие и латиносы, повела к своеобразной реакции со стороны подозреваемых. Позже она повлечет за собой беспорядки в Фергюсоне. Раздраженные постоянным вниманием полицейских, обитатели наиболее контролируемых кварталов стали осложнять работу полиции ложными вызовами. Пик ложных вызовов приходился как раз на то лето, потом их стало гораздо меньше.
Однако относительно этого звонка было произведено расследование. Он был сделан из телефона-автомата, расположенного в квартале Лоуэр-Ист-Сайд, на углу улиц Бауэри-стрит и Бонд-стрит. Иными словами, километров за пятнадцать от Гарлема.
Какие выводы можно было из этого сделать? Что звонок – ложный вызов? А если нет, то ясно, что женщина, набравшая 911, совершенно точно не была свидетельницей нападения на Джойс. Каким образом она могла узнать о нападении? Возможно, Джойс позвонила ей по телефону? Но в таком случае почему она сама не набрала 911? И почему полицейские, прибывшие на место вызова, не обнаружили ничего подозрительного? Круг замкнулся. Змея укусила свой хвост. Мне стало совершенно ясно, что кто-то не говорил правды. А если точнее, откровенно врал.
Я поднял голову. Сын обвораживал хорошенькую блондинку, которая сидела с бокалом мартини у камина. Она помахала рукой, приглашая к ним и меня, и я ответил вежливой улыбкой, не стронувшись с места. И сразу вспомнил своего друга, писателя Т., разведенного мачо; тот рассказывал, что его двухлетний сынишка – настоящий «магнит для девушек» и действует неотразимо, когда папа хочет за кем-то поухаживать.
Я снова занялся папкой. Следователем, расследовавшим смерть Джойс Карлайл, была женщина-кореянка по имени Мэй Су-юн. Она затребовала список всех телефонных звонков как со стационарного, так и с мобильного телефона Джойс. Распечатка с детализацией показала, что накануне дня смерти Джойс говорила с неким Марвином Томасом, двадцати семи лет, не раз уже сидевшим за продажу наркотиков и ограбления с насилием. Дилер трижды появлялся среди набранных Джойс номеров на протяжении двух последних недель ее жизни. Мэй Су-юн выдала ордер на его арест.
По бумагам Марвин Томас подходил на роль убийцы как нельзя лучше: богатое уголовное прошлое, насилие при ограблениях. Находясь под следствием, он подтвердил, что продал солидную порцию героина Джойс Карлайл, а вот что касается возможного агрессивного нападения, то у молодого человека оказалось железобетонное алиби. В то время, когда Джойс умирала, он вместе с двумя приятелями находился в Нью-Джерси, развлекался в Атлантик-Сити. Несколько видеокамер записали его агрессивные выходки в гостинице, в спа и в казино. Марвина Томаса отпустили на свободу.
В дальнейшем заключение патологоанатома после вскрытия подтвердило гипотезу передозировки наркотиков, и лейтенант Су-юн, не находя противоречащих этой версии улик, предложила закрыть дело.
Я помассировал себе веки. Мне было не по себе, я чувствовал себя подавленным. Я узнавал все больше, но не продвигался ни на шаг вперед. А дальше? Что мне делать дальше? Искать дилера? Постараться добыть более точные сведения у офицеров Пауэлла и Гомеса? Встретиться с Мэй Су-юн? Но никто из этих людей, по моему мнению, не держал в руках ключ к этому делу. С тех пор прошло одиннадцать лет. Дело было быстро закрыто. Трудно было поверить, что участники хорошо его запомнили. К тому же время меня торопило, и у меня не было ни малейшей возможности внедриться в джунгли нью-йоркской полиции.
– Папа! Биби!
Сын покончил с обольщениями и вернулся к родным пенатам, глаза у него слипались. Я захлопал по карманам в поисках волшебной машинки и нащупал ключ от склада, который дала мне Глэдис.
Час был поздний, но мы находились в городе, который не спал никогда, и брелок на ключе подтверждал: «Coogan’s Bluff Self Storage – Open 24/7».
Беда была только в том, что я отпустил красавицу Марике, и няни у меня под рукой не было. Я наклонился к Тео и прошептал ему на ухо:
– Что скажешь, великан, если мы с тобой прогуляемся?
