43
– Пьер, разрешите представить вам Энн Рот. Эта девушка нам как дочь, в Институте она заведует документацией.
Энн стало интересно, в чем же заключается смысл столь теплых проявлений чувств и что стоит за этим неожиданным ее возвышением до руководящей должности. Келвин Адамс упорно настаивал на том, чтобы она явилась на этот прием. В какое-то мгновение ей показалось, что он хотел подарить ее в качестве бонуса своему прославленному гостю. Лекции и свежая плоть: местный колорит. Энн тут же себя пожурила: в ней тоже стали заявлять о себе зачатки паранойи.
Она поприветствовала математика на его родном языке, он ответил ей на безупречном английском, окрашенном легким южным акцентом. Пьер Сикози напоминал собой античный бюст: орлиный нос, борода и вьющиеся волосы. Он походил на профиль Архимеда, выгравированный на медали Филдса. Непринужденно элегантный, этот человек был одет в простую белую рубашку. Закатанные рукава выставляли на всеобщее обозрение загорелые предплечья – ученый явно не пренебрегал прогулками на свежем воз духе. Будучи руководителем одной из кафедр Института высших научных исследований, он недавно получил престижную Филдсовскую премию – аналог Нобелевской для математиков. Награду, вручаемую ученым в возрасте до сорока лет. Энн вспомнила разговор с Адель о слишком ранней зрелости математических гениев. И спросила себя, не станет ли теперь Сикози считать себя чем-то вроде заслуженного спортсмена на пенсии. Но задать подобный вопрос она ему не осмелится. Что же касается темы его работ, в особенности теории алгебр фон Неймана, еще одной принстонской знаменитости, то самое большее, что могла молодая женщина, это сформулировать ее название. Француз слыл открытым человеком и прекрасным педагогом.
– Очень сожалею, господин Сикози, но я не занимаюсь наукой. Поэтому поговорить о математике нам не удастся.
– Тем лучше, в этом случае вы не позволите скормить меня этим молодым акулам.
Он незаметно повел глазами в сторону трех чопорных коллег, искоса бросавших на него жадные взгляды и взволнованных оказанной им честью сидеть за этим столом со знаменитостью.
– Им не каждый день дано общаться с лауреатом Филдсовской премии.
– Да таких здесь на каждом углу пруд пруди!
Ближайшие соратники директора Адамса были в сборе, каждый из них не забыл прихватить и свою половину. На противоположном конце, под неутомимым градом вопросов Вирджинии, смертельно скучал наследник Ричардсонов. Энн поздоровалась с несколькими гостями, в том числе и с лауреатом Нобелевской премии, пользовавшимся всеобщим вниманием и почетом, с которым молодая женщина была знакома по работе. Рядом с ней сел Леонард. Пьеру Сикози он представился сам, назвавшись «вундеркиндом и блудным сыном этого дома», после чего бесцеремонно сел рядом с подругой детства. Мать испепелила его взглядом, но он ее проигнорировал. Келвину Адамсу пришлось довольствоваться стулом рядом с Ричардсоном, изначально предназначавшимся сыну. Это место не открывало ему обзора ни на декольте молодой Рот, ни на грудь, значительно более пышную, госпожи Уилсон. В утешение он допил виски и подумал: первая слишком худа, вторая чересчур стара.
Энн никак не могла придумать, с чего начать разговор. От принятого натощак алкоголя у нее заболел желудок, а безмолвное присутствие Лео справа от нее никак не способствовало расслаблению.
– День благодарения – праздник особенный. Предполагается, что сегодня мы должны возблагодарить Господа за все благодеяния, которые он оказал нам в этом году.
– А что вы делаете, чтобы наказать его за остальное?
– Точно то же самое – пьем, едим, мучаемся несварением желудка и устраиваем семейные ссоры.
– Во Франции подобного рода взрывоопасную химию мы приберегаем на Рождество.
Борясь с тошнотой, Энн сделала глоток воды. Сикози наклонился к ней ближе.
– Мысль о том, что мы будем есть индюшку, меня немного беспокоит.
– Французы совсем не доверяют чужой кухне.
– На этот счет у нас есть некоторые предубеждения. Точно такие же, как у американцев о нас. Но вот что мы с вами разделяем, так это пессимизм: вы в отношении общей атмосферы, а я касательно индюшки.
– Не переживайте. У здешней кухарки есть собственная метода готовить блюда ко Дню благодарения. Вирджиния только зря теряет время, пытаясь заставить ее соблюдать традиции. Это выше сил Эрнестины, которая всегда добавляет какой-нибудь экзотический штришок. Я помню ее фарш, обильно сдобренный специями. Все гости от него буквально плакали.
Энн предпочла умолчать о том Дне благодарения, когда Лео добавил в фарш весьма специфический ингредиент. Благодаря космической индюшке, как он потом ее назвал, конец дня запомнился ей на всю жизнь – те, кому повезло остаться в живых, без конца разглагольствовали, лежа вповалку на огромных диванах. Тогда Энн почерпнула очень много сведений о Большом Взрыве. Эта шутка стоила Лео билета в один конец в частную школу.
Сервировка стола была просто изумительной: серебро, выстроившееся в боевом порядке; искрящийся хрусталь, изысканные цветочные композиции и ароматные блюда.
Энн узнала белый сервиз с серебряными фужерами, который она так любила в детстве, обожая водить пальцем по цветочным завиткам, чтобы отвлечься от бесконечных разговоров взрослых. Теперь молодая женщина оказалась по другую сторону моста. Она погладила узор на тарелке и подумала о Гёделях в тот момент, когда они, только-только сойдя с парохода на берег, увидели горы еды: Адель бросилась набивать брюхо, а Курт стал вяло ковырять куриное крылышко.
Вошла Эрнестина, в руках у нее была гигантская птица с золотистой корочкой. Она поставила поднос на сервировочный столик и схватила нож, размерами ничуть не уступающий самой птице. Гости молча наблюдали за этой битвой титанов. Одержать верх чудовищу не удалось – Эрнестина воплощала собой силу природы. Она грозно взмахнула своим оружием в сторону сидевших за столом: «Индюшка на День благодарения по моему собственному рецепту!» Вирджиния стала подавать мужу отчаянные сигналы; Келвин успокоил ее сокрушенной улыбкой. Уловив аромат трюфелей, Пьер Сикози воодушевился. Креолка, вдохновленная успехом, положила ему первому. Когда она подошла к Энн с ужасающим куском индейки в сопровождении гигантской порции фарша, молодая женщина чуть было не хлопнулась в обморок. Но расстраиваться все же не стала – съесть целую тарелку было в ее интересах. Эрнестина отвалила всем по куску индейки с одинаковой щедростью, исключение составила лишь Вирджиния, перед которой она с хитрым видом положила лишь крохотную порцию. «Какая жалость соблюдать диету на День благодарения». Вирджиния состроила сконфуженную, но исключительно убедительную гримасу. Профессор Сикози, с улыбкой от уха до уха, казалось, в полной мере оценил весь этот спектакль.
Гости набросились на блюда: пюре из сладкого патата и картофеля; искрящуюся зеленую фасоль; кукурузу и небольшие золотистые хлебцы. Леонард что-то царапал в своем захватанном блокноте, не обращая ни малейшего внимания ни на свою тарелку, ни на сидевших за столом сотрапезников. Пьер Сикози демонстрировал завидный аппетит, плохо согласующийся с его сухопарой фигурой.
– Вы, должно быть, активно занимаетесь спортом.
– Я много хожу, причем в любую погоду. Это помогает думать.
Эрнестина продемонстрировала ему этикетку на бутылке: «Жевре-Шамбертен», 1969 год – для трюфелей надо бы чуточку покрепче, но он в любом случае не разочаруется. Француз отпил вина и сосредоточенно покатал его во рту. Тина уже была у этого обольстителя в кармане. Она отошла от него своей танцующей походкой, покачивая пышным орнаментом на своем обширном крупе. Леонард влил в себя нектар с таким видом, будто это была банальная газировка. Пьер Сикози глядел на него с легкой улыбкой на устах.
– Леонард, мне показалось, вы чем-то заняты.
– Мне в голову пришла одна мыслишка, и я не хочу, чтобы она улетучилась без следа.
– Вы совершенно правы. Некоторые кометы пролетают по небосводу один-единственный раз. А самые лучшие гипотезы приходят человеку в голову отнюдь не за письменным столом. Здесь должна заговорить интуиция, которая есть в каждом из нас, но которую большинство людей отвергают. Левое полушарие головного мозга нужно отпускать на волю заниматься свободным поиском.
– Вы намекаете на последние работы Роджера Уолкотта Сперри об асимметрии головного мозга?
Избавившись от издержек беседы, Энн спросила себя, не пожалеет ли она впоследствии о том, что завела с французом столь легкомысленный разговор. Сикози и Леонард принадлежали к одному и тому же типу мужчин, и молодая женщина ждала, что они, склонившись над тарелками, вот-вот пустятся в дискуссию на профессиональные темы и напрочь перестанут обращать на нее внимание.
– Если мне нужно выпутаться из неприятного положения, я часто полагаюсь на правую половину головного мозга, отвечающую за интуицию. А вы, надо полагать, занимаетесь теоретической информатикой.
– Если говорить точно, то я криптоаналитик.
– Господин Адамс что-то говорил мне о ваших исследованиях в области кодирования. Они весьма далеки от того, чем занимается он.
– Он очень любит повторять, что мой диплом – это что-то среднее между квалификацией сантехника и автомеханика.
Энн запретила себе реагировать на подобную неблагодарность: говоря о Лео, Келвин никогда не скрывал своей гордости. Отец позволял себе лишь крохотную долю иронии по отношению к сыну, в то время как тот никогда не отказывал себе в удовольствии распять родителя на кресте. И если Келвину не нравилось, что его гениальный отпрыск растрачивает свой талант на научный поиск в слишком «технической» сфере, то Лео, в свою очередь, бесцеремонно обвинял его в том, что за должностью директора старший Адамс скрывает свою неспособность родить хоть какую-то концепцию. Перед тем как из любви к почестям и комфорту согласиться на эту должность, отнимающую у него все время, Келвин был мозговитым математиком.
– Как бы там ни было, отец описал вашу деятельность в самых восторженных красках.
Лео, польщенный вниманием со стороны француза, сделался красноречив. Вместе с коллегами он работал над новой системой шифрования данных в компьютерных системах. Он завел речь об «асимметричном кодировании», обеспечивающем конфиденциальность обмена информацией. И хотя все эти истории про «криптосистемы с открытым ключом» были ей совершенно чужды, Энн не упускала из их разговора ни единого слова; в иных обстоятельствах Лео ни за что не снизошел бы до того, чтобы объяснять ей подробности своей работы. Сколько раз в детстве он выходил из себя, пытаясь растолковать ей суть концепций, казавшихся ему совершенно ясными и понятными! Узнав оторопелое выражение на лице подруги, над которым он раньше так часто любил подтрунивать, Лео схватил блокнот и быстро нацарапал в нем какую-то схему.
– Представь себе простейший висячий замок. Закрыть его может кто угодно, но вот открыть – только ты, при условии, что у тебя есть ключ, под которым в данном случае подразумевается шифр.
Энн вспомнился его шкафчик в колледже. В те времена Лео использовал его в качестве подсобки для хранения сомнительного вида носков и всего того, что категорически возбранялось. Напрасно она меняла на нем код, он все равно всегда умудрялся его разгадать, уже тогда обнаруживая свое призвание.
– Закодировать, то есть закрыть, проще простого, с этим может справиться любой. Но вот расшифровать код, иными словами открыть замок, может только тот, у кого есть ключ. Если мы обладаем способностью его закрыть, это еще не значит, что нам дано понять, как он открывается.
Энн отложила вилку с ножом и вся обратилась в слух.
– А теперь представь себе, что ты решила переправить куда-то свой шкафчик открытым, а ключ оставила себе.
Молодая женщина представила себе вереницу полуприцепов, груженных шкафчиками и бороздящих во всех направлениях страну – что-то вроде осовремененного варианта «Пони-Экспресс». Но от ироничного замечания воздержалась; юмор Лео не отличался особой биективностью: ее друг детства был настолько же раним, насколько легко ранил других.
– Внутрь шкафчика я кладу послание и закрываю его на замок. Для меня это действие не имеет обратной силы, но ты, когда получишь шкафчик, сможешь его открыть и извлечь из него содержимое.
Пьер Сикози поискал глазами бутылку; на другом конце стола трое студентов воздавали должное «Жевре-Шамбертену», решив его прикончить. Вездесущая Эрнестина бросилась к гостю и тут же открыла еще одну.
– Помимо прочего, нужно еще уметь идентифицировать односторонние функции, отвечающие требованиям подобного асимметричного шифра. Они представляют собой простые математические операции, которые чрезвычайно трудно воспроизвести в обратном порядке.
Губы Лео расплылись в холодной улыбке, которая в его случае означала ликование.
– Этот вопрос решен.
– Великолепно! В чем же вы черпали вдохновение?
– В пицце. Я поглощаю пиццы в количествах, вполне способных вызвать у человека галлюцинации. Но если быть честным до конца, то эта мысль пришла в голову моему коллеге – наутро после хорошей попойки.
– Мигрень сводит на нет деятельность левого полушария головного мозга.
– А порой и правого! Все зависит от количества выпитого спиртного. В этом отношении мы постоянно практикуем тесты in situ.
– Не могли бы вы дать мне краткое представление о полученных результатах? Если, конечно же, мы не утомили девушку своими разговорами.
– Ничуть. Леонард так редко говорит о работе.
Энн вспомнила о «теореме Адель» и с удивлением обнаружила, что в этот самый момент вовсю использует ее на практике. Но ничего не предприняла, а лишь похлопала ресницами, отнеся это на счет дурного влияния красного платья.
– Ну хорошо, ради тебя я объясню все на пальцах.
Энн решила не обижаться. Она давным-давно признала, хоть и не без горечи, что они с другом детства теперь выступают в разных весовых категориях. Он не был снобом и не относился к ней свысока: природным талантом хвастаться не принято, а в том, что других им Бог обделил, его вины нет.
– Возьми два простых числа «p» и «q» и сохрани их в тайне. Их произведение дает некое число N. Тебе известно, что такое простое число?
– То, которое делится только на 1 и на себя.
– Я объясню тебе на примере самых первых простых чисел. Если в твоем случае «p»=13, а «q»=7, то их произведение дает 91. Следовательно, для тебя значение числа «N» составляет 91. Желая отправить послание, я должен сообщить тебе это число «N», то есть открытый ключ. У нас это 91. Я закодирую свою информацию, основываясь на значении этого числа. И расшифровать ее сможешь только ты.
– Но ведь кто-то может догадаться, откуда оно взялось, это число «N»!
– Произведение двух простых чисел является односторонней функцией, ну, или почти. Если «N» представляет собой достаточно большую величину, то разложить его на простые множители очень и очень трудно. А числа «p» и «q», определяющие значение «N», есть только у тебя. Поэтому пару «13» и «7» называют твоим «персональным ключом».
– А ты гарантируешь, что какой-нибудь маленький хитрец, наделенный математическими способностями, не сможет разложить мое «N» на множители?
– Для повышения надежности шифрования достаточно лишь взять очень большие числа. Если «N» стремится к 10 в 308 степени, то, чтобы разложить его на множители, ста тысячам человек пришлось бы загрузить свои компьютеры на тысячу лет.
– В один прекрасный день кто-нибудь придумает метод быстрого разложения таких чисел на множители.
– Математики безуспешно трудятся над этим уже не первое столетие. Данная система отличается особой элегантностью.
От радости Лео чуть не скалил зубы.
– В рубрике математических игр журнала «Сайентифик Америкэн» мы объявили конкурс. Просто опубликовали закодированный текст, вкратце объясняющий принцип кодирования с помощью нашего ключа «N». Порядок ключа – 10 в 129 степени. Мы проявили великодушие.
– И что же в нем говорится, в этом послании?
– Расшифруй! Некоторым образом оно связано с этой индейкой.
Пьер Сикози предложение о сотрудничестве с улыбкой отклонил. У него было множество других тем, на которые можно было потратить грядущую тысячу лет, но он, тем не менее, поздравил младшего Адамса с успешно проделанной работой, обладающей первостепенным значением. Что касается Энн, то Лео, оказавшийся в неприятной ситуации, внушал ей беспокойство. АНБ, равно как и другие спецслужбы страны, теперь набросятся на него, как стервятники. Они и без того уже взяли под свой контроль все сети, растущие как грибы после дождя. Большой Брат ни за что не допустит возвысить системы кодирования до такого уровня, чтобы сообщение нельзя было расшифровать за несколько часов. В вопросах безопасности История давным-давно доказала, что соблюдение фундаментальных законов не идет ни в какое сравнение с национальными интересами или, по крайней мере, с тем, что некоторые под этим понимают. Тьюринг, отец-основатель шифрования данных в информационных системах, поплатился за это жизнью. Энн спросила себя, что стал бы делать мистер Гёдель перед лицом подобного технического прогресса. Смог бы он по достоинству оценить тот факт, что за каких-то пятьдесят лет его безупречная чернильная логика уступила место партизанской войне, в которой воюют битами и байтами.
– Мы живем в эпоху информатики. Со временем она станет нашим главным достоянием.
– Эта дисциплина всегда была движителем борьбы. Кстати о сражениях, позвольте вам помочь, мадемуазель.
Энн тщетно пыталась прикончить свой кусок индейки. Она подтолкнула свою тарелку французу, который набросился на нее без особых церемоний. Энн была уже по горло сыта этой смесью математики и жареной птицы. Она ушла, оставив мужчин одних и дав им возможность поговорить. У молодой женщины было полное право на небольшой срез истории Адель – целой жизни, проведенной на чужбине. Энн прекрасно осознавала свое преимущество: ей с самого детства приходилось молча впитывать в себя умные мысли других. Лео даже не замечал, когда ее не было рядом: чтобы играть, у него был друг, больше соответствующий его уровню талантов и способностей.
