Глава 30. «Персидские письма»

Во сне к Верлаку снова пришла Моника. Он сел в постели и сказал:

– Моника, ты же умерла.

Обливаясь потом, он рухнул на подушку, стараясь успокоить дыхание. Посмотрел на Марин, лежащую неподвижно, руки вдоль тела, голова отвернута от него, к окну.

– Что с тобой? – спросила она шепотом.

Верлак сел, откинул одеяло.

– Кошмар. Прости, если разбудил. Кофе будешь?

Объяснить Марин свое прошлое он бы не смог. Но он твердо знал, что не позволит Монике поставить под угрозу отношения с Марин. Или же он просто испугался? Ищет легкого пути?

Марин повернулась к нему, вытянула правую руку, подложила себе под голову:

– Когда я отказывалась от кофе?

– Отлично. Через пять секунд!

Верлак пошел в ванную и плеснул в лицо холодной водой. Взял со столика часы, посмотрел на время.

– Merde! – взревел он.

– Что такое? Проспали? – спросила из спальни Марин.

– Ну да! Уже почти девять!

– Merde!

– Когда у тебя первое занятие?

– Ровно в десять!

Зазвонил сотовый, Верлак бросился в спальню и схватил телефон с ночного столика:

– Oui!

– Прошу прощения, это Полик. Я хотел вас предупредить перед тем, как вы придете…

– Я буду через несколько минут. А что случилось, Бруно?

– Руссель. Он вышел на тропу войны, будьте готовы.

– Merde, merci.

Он повесил трубку, вернулся в ванную и стал чистить зубы.

– Моей книжки Монтескье в ванной нет? – спросила из гостиной Марин. – Мне она нужна на сегодняшнее занятие.

Верлак глянул на полку, где стояли с полдюжины баночек различных кремов для лица, четыре тюбика помады, каждый со снятым колпачком, духи «Шанель № 19», небольшой сборник стихов Рембо и, наконец, под потрепанным и влажным экземпляром журнала Elle – «Персидские письма» Монтескье.

– Нашел! – крикнул он.

Он посмотрел с улыбкой на вошедшую в ванную Марин:

– Неожиданный выбор для лекции по правоведению. Но твои лекции этим и знамениты. – Он легко хлопнул ее книжкой по лбу. – Я пошел делать кофе. Кстати, я на твои тюбики помады надел крышки.

Марин вошла в кухню, когда Верлак уже разливал кофе по чашкам. Она была в белых твидовых брюках, ботинках на высоких каблуках и белой облегающей блузке с узким длинным зеленым галстуком.

– Доброе утро, Энни Холл, – сказал он, подавая ей кофе. – Это одна из любимых книг у моего дедушки, – добавил он, не в силах оторвать глаз от Марин.

– «Персидские письма»? И у моего тоже, – улыбнулась Марин, приступая к кофе. – «Пусть я жила в неволе, но я всегда была свободна». Бедная Роксана! Мой дедушка любил эту цитату. Вот ее я сегодня и напишу на доске, и пусть студенты за двадцать минут набросают на нее ответ. Могут подходить с разных точек зрения – контраст между европейскими и неевропейскими обществами, преимущества и недостатки различных систем правления…

– Или природа политической власти, или даже религиозная терпимость, – перебил Верлак. – Разве Монтескье не был женат на протестантке?

– Упаси боже! – вскрикнула Марин.

Предки Верлака по отцовской линии были гугенотами, а Эммелин – преданной прихожанкой англиканской церкви.

– Ты права, это породило бы бурную дискуссию. – Верлак улыбнулся, погладил ее по густым каштановым волосам. – Жаль, ты не преподавала в Бордо, когда я там учился.

– Тогда бы мы не спали друг с другом.

Верлак улыбнулся:

– Монтескье, может, и несколько уныл, но мне всегда нравились эти два турка… как их там?

– Узбек и Рика.

– Да, спасибо. Мне всегда казалось очень забавным то, как они заблуждаются во всем, что видят.

Марин прижала книгу к груди и сказала:

– Все же Роксана живет в рабстве и самоубийство совершает именно поэтому. Так что это и уныло, и забавно одновременно. – Она погладила его по щеке тыльной стороной ладони. – Как ваш английский поэт, да?

Верлак попрощался с Марин на улице Италии и пошел дальше по улице Тьера, надеясь не встретить никого из знакомых. На повороте он увидел, что улица перекрыта, и несколько секунд думал, не отгорожен ли от него Дворец правосудия, но вспомнил, что сегодня четверг, ярмарочный день. Хотя прилавки искусно разложенных овощей и фруктов он находил красивыми, необходимость лавировать в толпе раздражала. Сегодня он этого не замечал – все мысли были только о Марин.

Он подошел к одному из своих любимых торговцев. Этот человек продавал только местное и сезонное, и сейчас перед ним лежали четыре кучки грибов: тонкие маленькие оранжевые лисички, большие черные вешенки, остроконечные рябые сморчки, толстые белые. Верлак остановился у прилавка и попросил по двести граммов каждого вида, которые продавец положил в бумажные пакетики.

– Жарить с петрушкой и лимоном? – спросил Верлак.

– И чесноком, – улыбнулся в ответ продавец и бросил в один пакет горсть листиков петрушки.

– Спасибо.

Верлак расплатился, взял свои покупки и перешел улицу, заранее представляя себе, какой ужин приготовит сегодня для Марин. Входя во Дворец правосудия, он столкнулся с Фламаном.

– Здравствуйте! – сказал молодой полицейский, пожимая руку Верлаку. – Я вчера много звонил по телефону, в том числе в отель Сан-Ремо, который нам назвал профессор Роккиа. Никакой Джузеппе, или дотторе, или синьор Роккиа в понедельник там не останавливался.

Верлак остановился.

– Спасибо, Ален.

Он взбежал через ступеньку к себе на этаж, торопясь найти Бруно Полика.

– Доброе утро, мадам Жирар! – поздоровался он, проходя мимо стола секретарши.

– Здравствуйте, господин судья, – ответила мадам Жирар и подняла ручку, которую держала в руке, будто в знак предупреждения. Верлак кивнул, уже слыша из-за угла голос Ива Русселя.

– Простите, что опоздал, – сказал Верлак, увидев возле двери своего кабинета Русселя. – Заходите же. – Он открыл дверь. – Джузеппе Роккиа не останавливался в понедельник вечером в отеле «Дез Англе» в Сан-Ремо.

Руссель промолчал, и Верлак удивленно взглянул на прокурора.

– У него нет алиби на момент убийства мадемуазель Захари, – продолжил он, – он солгал о своем местонахождении в этот вечер и о том, что никогда не виделся в Перудже с Жоржем Мутом. Ив, я не знаю, сообщил ли уже вам Бруно, но у нас есть основания полагать, что Роккиа замешан в подделке антикварного стекла, и Мут об этом знал. Это могло оказаться причиной его убийства: он грозился донести на Роккиа, или, скажем, Мут тоже был вовлечен, но вдруг в нем заговорила совесть.

Ив Руссель улыбнулся, прошелся по комнате, делая вид, что заинтересовался книгами Верлака в кожаных переплетах. Он покачался с пятки на носок и обратно – ростом чуть меньше метра шестидесяти, он носил синие ковбойские сапоги.

– Захватывающая история, Антуан, – проговорил он. – Неверная, но очень захватывающая.

Верлак посмотрел на Русселя и закатил глаза.

– Просветите меня, Ив, в чем же она неверна?

– Постараюсь. Я все утро прождал, чтобы это сказать вам. Сейчас я собираюсь произвести первый за день арест. Мог бы сделать это без вас, но хочу быть вежливым… Рассказать вам?

– Банкоматы? Вы нашли этих кретинов?

Верлак сел, положив грибы на стол.

– Нет, друг мой, это дело остается пока нераскрытым. – Руссель подошел к столу Верлака и оперся ладонями на стекло. – Я собираюсь арестовать подозреваемого в убийстве мадемуазель Одри Захари.

Верлак вскочил с кресла:

– Что? Кого?

– Янна Фалькерьо.

– Ив, вы с ума сошли? Какие доказательства?

Открылась дверь, вошел Бруно Полик.

– Простите, что опоздал.

– Ничего страшного, Бруно, – ответил Верлак, глядя на Русселя. Приход Бруно Полика был очень кстати, пусть и с опозданием.

– Я только что встретился с мадам да Сильва, экономкой Мута, – сказал Полик. – Выполнил то, о чем вы меня вчера просили в сообщении. Она не может вспомнить имя человека, от которого дуайен получил ту вазу, но помнит, что это был итальянец.

– Роккиа, – хмыкнул Верлак.

– Он не единственный итальянец на планете, – возразил Руссель. – Я уже говорил, звонил тут вчера в несколько мест, пока вы ездили в Париж. Прежде всего – префекту Седьмого округа, где мсье Фалькерьо провел вечер за решеткой по обвинению во взломе.

– Нам это известно, Руссель.

– Погодите! – Руссель поднял руку, обратив ладонь к Верлаку. – Я говорил с их сотрудником, который посмотрел рапорты за тот вечер. Агент, арестовавший Фалькерьо и напугавший его до полусмерти, получил повышение и теперь работает в Брюсселе. Так что я позвонил бывшему агенту, ныне сержанту Ад-Дауду, расспросил его о том событии. В конце концов, у нас же есть подозреваемый с криминальным прошлым? Я подумал, что тут стоит покопаться.

Руссель посмотрел на Полика, будто укоряя его, что тот упустил из виду такое важное соображение.

– Руссель, бросьте, – сказал Верлак. – Мальчишка вломился в клуб своего отца шутки ради. Богатый скучающий юнец в Париже решил попроказничать в субботу вечером.

– А также на счету этого богатого юнца столкновение с полицией в Бретани, в каком-то мелком городишке, где он проводил лето.

– Карнак, – подсказал Полик.

Его злило, что Руссель не помнит название городка, где находится одно из величайших доисторических каменных сооружений Франции.

Руссель проигнорировал и Полика, и его комментарий.

– Сержант Ад-Дауд мне сказал, что стал пугать мальчишку и попытался хоть как-то вразумить его, потому что это не первое его правонарушение. В предыдущее лето Янн Фалькерьо был задержан – знаете за что?

– Сдаюсь, – сказал Верлак, поднимая руки.

– Угон автомобиля. Кажется, мальчик знает, как замыкать зажигание напрямую. Машина принадлежала приятелю отца, который не стал подавать жалобу. У мальчика, видимо, пристрастие к «БМВ».

Верлак сел за стол, положил голову на руки.

– Бедный мальчик.

– Увы, – произнес Руссель.

– Давайте приведем сюда Фалькерьо и его друга Тьери, – предложил Верлак. – В момент каждого убийства они были вместе.

– Фалькерьо врет, а своего приятеля подговорил его прикрывать! – заверещал Руссель. – Прямо сейчас еду туда, к ним на квартиру!

– Нет уж! – возразил Верлак. – Мы их обоих должны притащить сюда, потому что алиби каждого из них строится на показаниях другого.

– Фалькерьо вел машину… «БМВ», которая переехала ни в чем не повинную женщину, и это он с помощью своего приятеля, вероятно, убил профессора Мута! Надо застать его врасплох!

– Ив, нет. – Верлак посмотрел на Полика и добавил: – Бруно, звоните им, и пусть едут сюда.

– Вы совершаете огромную ошибку! – взревел Руссель с такой силой, что мадам Жирар пришлось прикрыть телефон рукой. Она диктовала племяннице рецепт простого грибного паштета, потому что по дороге на работу увидела грибы на рынке.

– Возможно, Ив. Но мы это сделаем цивилизованно и получим от обоих ребят честные ответы. Они напуганы, они нам врали насчет прошлого Янна, но они не убийцы.

Не успев договорить, Верлак понял, что его слова наивны и, возможно, ошибочны – как у Узбека и Рики.

Зазвонил рабочий телефон. Верлак, понизив голос, поговорил с мадам Жирар и повесил трубку.

– Вам это может быть интересно послушать, – сообщил он Полику и Русселю. – В приемной – горничная, которая нашла тело Жоржа Мута.

Комиссар и прокурор удивленно переглянулись и повернулись к двери. Мадам Жирар постучала, Верлак пригласил войти.

– Спасибо вам, что пришли, – сказал он, поддерживая мадемуазель Винни Мукига под руку и помогая ей сесть.

Она сложила руки на коленях и уставилась на них.

– Вам лучше? – спросил он, глядя на высокую женщину, сидевшую совершенно неподвижно.

Женщина подняла глаза.

– Да. Прошу прощения, что не смогла прийти раньше, – ответила она.

– Ничего страшного. У нас есть рапорт полицейского, который первым прибыл на место, а комиссар Полик проинформировал меня о том, что вы ему сообщили в субботу. Вы не могли бы рассказать мне точно, что именно произошло в то утро?

Мукига, сглотнув, начала рассказ:

– Я начала уборку с конца коридора, как обычно. Там кабинет доктора Родье, а в нем порядок, так что я стерла пыль, где нужно было, пропылесосила и заперла дверь. У меня ключ есть от всех комнат.

– Рассказывайте дальше, – попросил Верлак.

– Потом я вымыла два небольших туалета… мужской и женский, а потом, четвертая дверь – это кабинет дуайена. Я там всегда немного нервничаю перед уборкой.

– Почему? – спросил Верлак, глядя на нее.

– Там столько ценных предметов, стеклянные вазы. Он очень к ним внимателен.

Верлак кивнул и мысленно отметил, что дуайен при всей своей внимательности к коллекции Галле одну вазу в своей квартире поставил на неустойчивый комод. Фальшивую.

Мадемуазель Мукига достала из сумочки салфетку и промокнула лоб.

– Но в то утро, когда я полезла в карман фартука за ключом, то увидела, что дверь приоткрыта. Я ее открыла, окликнула дуайена, но он не ответил. Я вошла, чтобы убраться, и увидела на полу папку, рядом с его столом. Подошла и подняла, а когда посмотрела через стол, то увидела дуайена.

– И что потом?

– Я обошла вокруг стола и наклонилась к нему. Я знала, что он мертв. Подумала, что у него был сердечный приступ, и только когда наклонилась ниже, закрыть ему глаза, увидела кровь на ковре и у него на виске. – Она закрыла глаза, собралась и продолжила: – Тогда я закричала. Я не собиралась, но просто слишком многое вспомнила. Моих родных в Руанде убили. Я была в гостях у тети, а когда вернулась – нашла их мертвыми. Проломленные головы и кровь на полу…

Она зажмурилась, крепко охватила себя руками.

Верлак смотрел на нее, и когда она стала дышать ровно и медленно, продолжил допрос:

– Вы вызвали «Скорую»?

– Нет, не успела. Мой крик услышала Одетта, другая уборщица, и прибежала с нижнего этажа. Она вызвала «Скорую», а мне помогла встать и отвела в соседний кабинет, посидеть. Когда я наконец успокоилась, вокруг уже был хаос, бегали медики, доктор Леонетти туда-сюда ходила, потом полиция…

Верлак подался вперед:

– Доктор Леонетти была там?

– Да, она тоже услышала мой крик. Наверное, работала в своем кабинете. Я даже не помню, говорили ли мы с ней, помню только, что она там была с нами, в кабинете секретаря.

– В полицейском рапорте с места преступления этого не было, – тихо произнес Верлак.

Горничная покачала головой.

– Прошу прощения, мне кажется, она была там.

Верлак почувствовал нетерпение.

– Большое спасибо вам, что пришли, мадемуазель Мукига, – сказал он, вставая и подходя к ней. Она тоже поднялась, и он предложил ей руку. – Я вас провожу до выхода, – сказал он.

– Спасибо, – улыбнулась она.

Через несколько минут Верлак вернулся.

– Кто будет звонить Леонетти? – спросил Руссель, вскакивая с места.

– Я, – ответил Верлак. – Попрошу ее прийти как можно скорее.

Руссель вернулся к двери, но неожиданно обернулся со словами:

– Он мог воспользоваться чужим именем.

– Простите? – переспросил Верлак.

– Для отеля. Роккиа – знаменитость, особенно в Италии. В гостинице мог воспользоваться вымышленным именем.

С этими словами Руссель вышел, сильно захлопнув дверь.

Бруно Полик встал.

– Я позвоню мальчикам, а Фламану поручу связаться с Роккиа.

Верлак кивнул:

– Роккиа позвоню я. Вы читали «Персидские письма»?

– Нет, не приходилось. Мольер? Мариво?

– Почти. Монтескье. В них два турка, Узбек и Рика, путешествуют по Западной Европе, абсолютно неверно интерпретируя все, что видят: и людей, и обычаи.

– Это вы про Русселя? – спросил Полик. – Или про Янна с Тьери?

– Нет, про нас с вами.