Книга: Сказания Меекханского пограничья. Небо цвета стали
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8

Глава 7

Климат в Хевене был особенным. Даже симпатичным, если кому-то нравились скалы, камни и ветер, что дул с такой силой, что человеку приходилось изрядно наклоняться, чтобы его не опрокинуло. И так они и шли, подпираемые с одной стороны ветром, пронизываемые навылет ледяным дыханием, поскольку даже плащи не слишком-то здесь спасали.
Кеннет выругался и взмахнул, балансируя, руками, когда ветер внезапно стих, выведя его из равновесия. Конечно, вихрь сделал это лишь затем, чтобы через миг дохнуть с удвоенной силой.
Голова колонны осталась позади, на краю леса, а лейтенант повел половину роты на разведку, потому как карта оказалась не настолько подробной, чтобы на ее основании установить положение расщелины, которую они искали. На пергаменте была просто обозначена дорога с пометкой: «слева от грани хребта». Только вот – насколько слева? Сто ярдов, двести, пятьсот? Тем, кто нашел дорогу через Олекады, как видно, и в голову не приходило, что дорогой этой пойдут несколько десятков тысяч фургонов, которым нужен заранее разведанный и тщательно размеченный путь. Тем более что на этой скальной грани не хватало места для свободного маневра фургонов.
Ведь Хевен можно было назвать гранью, пусть широкой, скалистой и ветреной. Когда рассматривали карту, рядом с названием виднелось несколько размазанных знаков; Кеннет готов был поставить годичное жалование, что кто-то написал там: «проклятущий йоханый Хевен» или «да пошел он нахер, этот Хевен». Уже впервые взяв в руки карту, он начал что-то подозревать. К тому же, в отличие от большей части граней, на этой не росло ничего, даже горный мох – все проигрывало бой с адским ветром, сдувающим со скал мельчайший фрагмент почвы. Зато все пространство здесь усеяно было каменными обломками размерами от человеческой головы до валунов, которых и нескольким мужчинам не обхватить. Кеннет видывал подобные места на севере Белендена, места, которые выгладили животами древние ледники, оставив после себя тысячи камней.
В нескольких милях впереди вставала скальная стена, скрывающая остаток дороги, а вершина ее никогда не снимала снежной шапки. Офицер огляделся. Хевен с одной стороны прикрывал дикий лес, с другой – скала. Тот, кто приходил сюда добровольно, был безумцем или отчаянным малым.
Такие размышления, возможно, и не имели большого значения, но по крайней мере отвлекали внимание от ветра. Лейтенант использовал минутку, когда вихрь несколько приутих, и снова осмотрелся. Согласно документам, окрестности были слабо заселены, ледяные вихри и труднодоступность проживанию тут не содействовали. Что не значило, что здесь вообще нет людей. Вон, далеко, на другом конце лесистой долины, поднимался вверх столп седого дыма. Охотники, бандиты, браконьеры? Без разницы. Если заметят караван – а ведь наверняка заметят, – то в любом случае не осмелятся подойти.
Только после прохода сквозь скальную щель, что должна была находиться в стене перед ними, они окажутся на землях, которые обозначены как безлюдные. То есть не было там поселений, в которые сборщики налогов осмелились бы заявиться даже в сопровождении армии.
Соорудить туда дорогу для фургонов будет непросто. Еще несколько дней назад Кеннет оценил бы время, необходимое для таких работ, в месяц. Но теперь? Постоянно приходилось помнить, что позади еще тысячи фургонов, – но и десятки тысяч рук для работы. И десятки тысяч конских хребтов, готовых двигать, перемещать и убирать любые препоны на пути. Понял он это, когда они подготавливали проезд по желобу, где едва не потеряли ведущий фургон. В четверть часа в желобе стало полно людей. Углубили русло ручья, чтобы направить воду в одно место, засыпали лужи и расщелины камнями, после чего уложили тысячи балок и досок, по которым должны были выехать фургоны. Все – менее чем в четверть дня.
Однако эта армия строителей настоящую свою силу показала лишь позже, когда в тот же день они начали корчевать широкую – в тридцать футов – и в милю длиной просеку через лес. Несколько тысяч человек встали вдоль дороги, по единому знаку тысячи топоров одновременно поднялись и принялись рубить. Первые деревья пали через четверть часа и после отёски были мигом оттянуты в сторону, а к этому времени уже начали крениться следующие. Когда кто-то из рубак уставал, его сразу же сменял следующий: стук топоров не стихал ни на мгновение. Целый день лес стонал и плакал отзвуками падающих сосновых стволов, деревья рубили у самой земли, вырывая корни с помощью четверных запряжек, дыры же сразу же засыпали и утрамбовывали. Ночью поставили тысячи ламп, а верданно не замедлились ни на миг.
Сверху это должно было выглядеть как работа ошалевшей армии муравьев, выгрызающих себе дорогу между трав. Именно потому лейтенант нынче давал Фургонщикам один, много – два дня на очистку дороги через Хевен. Вот только сперва роте нужно было найти и обозначить переход, ведущий по ту сторону горы, заграждавшей им дорогу. Кроме того, как утверждал Анд’эверс, колонна слишком растянулась, на некоторых перегонах фургоны теряли контакт друг с другом, а этого хотелось бы избежать. Фургонщики намеревались использовать паузу, чтобы подтянуть тылы.
Тылы… Кеннет кисло скривился.
Тылы все еще стояли в долине Амерсен. Когда лейтенант пытался это себе представить, его охватывала мрачная веселость: только сейчас становилось понятно, насколько безумным было то, что собирались сделать верданно. За спиной их осталось более двадцати пяти миль пути, и все же каждый ярд дороги был забит тяжелыми фургонами, но долину пока что покинуло всего четыре тысячи их. Одна десятая. А ведь они еще даже не выводили на дорогу табуны подменных коней. Колонна верданно напоминала слабое щупальце, выпущенное фантастической морской тварью. Кеннет был уверен, что, даже когда они каким-то чудом выведут первые фургоны на возвышенность, все равно окрестности Кехлорена не успеют покинуть и три четверти верданнских повозок.
Безумие. Почти чарующее в своем размахе.
А он и его рота – часть этого безумия.
И что хуже, они соглашаются с аргументами Хаса и остальных, что верданно должны пробиться через Олекады как можно быстрее, поскольку вскоре в Великих Степях появится весенняя трава в достаточных количествах, чтобы зимующие над морем се-кохландийские племена отправились в ежегодный путь на север. Лиферанская возвышенность зимой оставалась почти ненаселенной, бродили по ней разве что малые группки изгоев, которые по каким-то причинам не отправились в более теплые районы Степей. Во времена своей силы верданно проводили зимы в лагерях, прикрытых от ледяных северных ветров стеною фургонов, но все равно при том держались южного края возвышенности. Но весна, лето и осень вознаграждали их за суровую зиму, даруя богатство разнотравья и выгонов для животных.
Потому, когда зазеленеют Степи, там появятся племена се-кохландийцев, в частности те, что подчинены Аманеву Красному и Ких Дару Кредо, поскольку именно эти двое Сынов Войны поделили между собою пространства, похищенные у верданно. И якобы постоянно шли между ними столкновения за ту землю. Для Фургонщиков это была добрая весть, которая давала шанс использовать противоречия между командирами Йавенира и разгромить их одного за другим. При условии, что верданно успеют добраться на место раньше кочевников.
План был амбициозным и рискованным. Потому что, если он не удастся, верданно, имея за спиной стену Олекадов, не смогут никуда отступить.
Безумие пополам с одержимостью и ноткой отчаяния. И, несмотря на это, бродя между фургонами, прислушиваясь к спокойным разговорам на странном, полном жестов языке, Кеннет не находил в этих людях ни страха, ни глупой щенячьей бравады – что было бы вполне понятно, имея в виду возраст многих из воинов. Шли они на войну, собственно, уже на ней они находились, эта дорога, это продирание сквозь леса и горы стали их первой битвой, первой проверкой решимости и отваги, и здесь было все, что война с собой несла. Ну что же, они ведь собирались сражаться за свой дом.
Получалось, что Кеннет за них слегка болел.
Идущий подле него Фенло Нур внезапно поднял ладонь с растопыренными пальцами. Рота тотчас распалась на группки, солдаты искали укрытия за камнями, страхуя друг другу спины. Оружие было уже у всех в руках.
Нур даже не вздрогнул, стоя на месте, словно статуя, а потом оглянулся на лейтенанта. Указал чуть влево, сжал кулак, подвигал им по горизонтали. Кеннет кивнул и несколькими жестами отдал приказ остальным: третья прикрывает пятую, восьмая и первая за ними.
Пятая десятка уже поперла вперед, и нужно было признать, что стражники ее знали толк в работе. Двигались по двое-трое, перескакивая от камня к камню, умело приседали, не теряя друг друга из глаз. Ему попались неплохие солдаты.
Труп они нашли в каких-то ста шагах дальше.
Лежал он подле огромного валуна, на боку, с правой рукою, спрятанной под телом, с ногами, разбросанными в стороны, и с запрокинутой головой. Установить причину смерти оказалось легко, хватило единственного взгляда на расколотый череп, такой, словно по нему ударили боевым молотом.
Тело было совершенно мумифицированным, словно провело на грани десятки лет. Полотняные штаны заворачивались вокруг обтянутых кожей бедренных костей, а раздернутый бараний кожух открывал сломанную клетку ребер. Высушенная кожа на том, что осталось от лица, стянулась, гротескно выгибая сломанную челюсть. Жемчуга зубов рассыпались вокруг черепа.
Лейтенант отмечал все это, одновременно расставляя людей вокруг. Собственно, не было необходимости охранять тело, но следовало позволить следопытам получше осмотреть окрестности. Даже если труп лежал здесь со времен последней войны, они должны все проверить.
Азгер Лавегз и Нур отложили оружие, начали обходить тело. Кеннету было интересно, что они надеются найти там, где лишь голая скала и валуны после ледника, не говоря уже о том, что, судя по состоянию тела, убийца наверняка успел дождаться правнуков и умереть. Но лейтенант не вмешивался, камни здесь – некоторые выше рослого мужчины – довольно хорошо защищали от ветра, а потому люди могли немного отдохнуть. Кроме того, наблюдая за Волком и остальными следопытами, он убедился, что они почти всегда начинают с осмотра местности, прежде чем примутся за тело. Когда-то Кеннет решил, что, пока они не станут вмешиваться в то, как он командует, он позволит им ходить вокруг любого трупа сколько они захотят.
Внезапно Фенло наклонился, дотронулся до земли, подозвал старшего следопыта, обменялся с ним несколькими неразборчивыми бормотаниями, после чего они оба разошлись в противоположные стороны. Кружили вокруг, всматриваясь в скалу, глядя на камни и по спирали приближаясь к телу. Наконец Азгер бесцеремонно подвинул его к камню, пошире распахнул на мертвеце кожух, подтянул ему штанину. Без слова указал Нуру на сломанные кости ног. Сержант только покивал, сам дотронулся до места, где лежал труп. В неглубокой ямке чернели остатки крови.
Старший из следопытов поднялся с корточек и подошел к офицеру.
– Хреново, господин лейтенант.
– Это я и сам вижу, Азгер. Много он нам не расскажет.
– Расскажет столько, сколько захочет, господин лейтенант.
– Не задавайся. Как долго, по-вашему, он здесь лежит?
– Каких-то два-три месяца.
Кеннет вздернул брови.
– Всего-то?
– Всего-то. Тут редко идут дожди, но, если б он лежал дольше, вода вымыла бы из-под него кровь. Впрочем, в таком месте этого будет достаточно. Зимой здесь всегда сухо, так как этот проклятый вихрь сдувает каждый лоскут снега, а к тому же тут холодно, и потому тело не разлагается. – Следопыт почесал седую бороду. – Мы в Грев в таких местах сушили мясо. Хватало нескольких дней и…
– Спасибо, Азгер, из-за тебя несколько следующих лет я и глянуть не смогу на сушеную говядину. Почему его не тронули звери?
– Здесь нет зверей. На этих скалах ничего не растет, ни один волк или лис не станет искать тут добычу. Птицы сюда тоже редко прилетают. Кроме того… звери избегают трупов, от которых отдает Силой. – Азгер говорил спокойно, но глазами раз за разом постреливал по сторонам. Там, где убивают людей при помощи магии, надлежало сохранять осторожность.
Кеннет глянул над его плечом на Фенло Нура. Тот все еще сидел на корточках подле трупа, внимательно осматривая его руки, ноги и живот. Несмотря на занятие, ладони младшего десятника двигались с удивительной деликатностью.
– Ну вот мы и добрались до сути, стражник. – Лейтенант взглянул на старшего следопыта. – Как он погиб?
– Упал.
Это простое утверждение несло в себе столько подтекстов, что глупо было бы пытаться сделать из него вывод сразу. Упал. И все. По крайней мере это объясняло, отчего следопыты были уверены, что речь идет о чарах.
– Ты уверен? Кто-то мог его убить и подбросить сюда тело.
– Мог, – без сопротивления согласился Азгер. – Я, правда, не вижу смысла таскать труп, к тому же на собственных плечах, поскольку еще три дня назад тут не было ни моста, ни просеки, а потому конем убийца сюда не доехал бы. Еще мог его сюда загнать, забить тут и оставить. Но я знаю куда более интересные способы избавиться от тела.
– Жертва ссоры между контрабандистами? Бандитами? Проходили здесь, поссорились, оставили труп и пошли дальше?
– Возможно. – Похоже, стражник решил во всем соглашаться с командиром. – Но его кожух чего-то да стоит, сапоги тоже. Я не знаю разбойников, которые оставили бы что-то вроде этого. Кроме того, он попал сюда в самой середине зимы. Плохое время для контрабандистов, да и разбойники предпочитают тогда зимовать по удаленным селам, а не шляться по этой чудесной грани.
Кеннет покивал. В логике Азгеру было не отказать.
– А откуда вывод, что он упал?
– У него сломаны кости лица, ребра, правое предплечье, раздроблены колени и голени. Я видал уже несколько человек, которым не повезло свалиться в пропасть и грянуться оземь, не ударившись раньше о стенку. Они имели схожие повреждения. Он падал лицом вниз с высоты как минимум трехсот футов, а может, и больше, в последний миг заслонил лицо правой рукой. Ударился о тот камень, под которым мы его нашли, да еще с такой силой, что кровь брызнула во все стороны вокруг. Мы обнаружили следы. Потом он соскользнул вниз, а может, его сдул ветер – и он ждал, пока мы сюда придем.
Фенло Нур неторопливо подошел к ним. В руке держал кусок ремня.
– Хочешь добавить что-то еще к тому, что сказал Азгер, младший десятник?
– Нет, господин лейтенант. Я слышал, что он говорил, и со всем согласен.
Кеннет посмотрел на тело.
– Значит, кто-то поднял того несчастного на несколько сотен футов вверх, а потом отпустил? Чарами? Или отворил магический портал и его оттуда вытолкнул?
– Весьма сложный способ, чтобы убить человека, господин лейтенант.
– Знаю, Азгер, знаю. И слишком дорогой. Такие чары – это не волосы кому-нибудь поджечь или, там, понос вызвать, что любой сельский колдунишка сотворит. Ну и зачем кому бы то ни было такое делать?
– Может, за этим, – командир пятой десятки подал ему ремешок.
Кеннет осмотрел его: ничего необычного – кусок кожи для шнуровки кафтана.
– Ну и?
– Этот узел, господин лейтенант. – Нур указал петлю на его кончике. – Это «дикая восьмерка», к востоку от Чахерден, откуда я родом, большинство стражников его используют, потому что она простая, а ремень всегда можно развязать, даже когда он будет мокрым.
Минутку они переваривали информацию.
– Это наш? Стражник?
Младший десятник кивнул, широкое лицо его словно окаменело.
– Мне так думается, господин лейтенант. У него есть… – Он поколебался: – Есть несколько шрамов, каких селянам получить непросто. В том числе – от меча и зубчатого тесака. Два ребра когда-то были сломаны и срослись с помощью чар, а на это не хватит средств ни у селянина, ни у разбойника. Ну и еще у него мозоли от тетивы…
Мозоли от тетивы. Некоторые солдаты не использовали ни крюков, ни «козьих ног» для натягивания арбалетов, но лишь привычно наступали на стремя и дергали тетиву пальцами. Через несколько лет на их пальцах появлялись характерные для профессиональных солдат огрубления.
Кеннет снова глянул на тело. Вот уже несколько минут оно было не просто анонимным трупом, но одним из солдат, которые исчезли зимой на дорогах. Из того, что они знали, в эту зиму ни один из них не исчезал в этих окрестностях.
– Его оружие? Плащ? Фляга? Что-нибудь?
Что-нибудь, что позволило бы подтвердить подозрения.
– Мы ничего не нашли, господин лейтенант. И, похоже, ничего не найдем. Я полагаю, его выбросили именно в том виде, в котором мы его и обнаружили: в штанах, кафтане и сапогах.
– Был выброшен?
Фенло Нур кивнул.
– Не сам же он прыгнул, верно? Да и откуда бы? И кое-что еще, но я хотел бы сперва, чтобы Азгер и я это проверили. Можем?
– Идите.
Кеннет смотрел, как следопыты склоняются над телом, и думал. Если это один из пропавших солдат, необходимо сразу же отправить весточку в Кехлорен. Это не та информация, которая может дождаться их возвращения, потому что исчезнувших стражников искали по всем горам. Перед глазами лейтенанта пронеслось видение магических порталов, отворяющихся тут и там над дикими закутками Олекад, – и выпадающих оттуда кричащих людей. Он встряхнулся.
Остальная рота уже, похоже, сообразила, что это необычный труп, потому как солдаты принялись перешептываться, поглядывая на тело. Кеннет заставил их утихомириться несколькими движениями и подождал Азгера и командира пятой.
– Ну и? – спросил лейтенант, едва они снова встали перед ним.
У старшего следопыта было странное выражение лица. Потерянное и беспомощное.
– Он… – Он вздохнул тяжело, будто слова не желали протискиваться у него сквозь глотку. – Он такой… худой не только от того, что ветер и холод его мумифицировали, господин лейтенант… Он… проклятие… кажется, что он много дней голодал… возможно, даже не меньше месяца. Когда падал, был худ, словно щепка. И… я тоже думаю, что это наш… один из Ублюдков…
Кеннет прикрыл глаза, медленно вздохнул, медленно выдохнул.
– Передайте остальным, что мы нашли, – отдал он приказ. – Пусть люди посматривают вокруг. Младший десятник, сумеешь снова найти это место?
– Да, господин лейтенант.
– Твоя десятка пойдет с третьей назад на край леса. Андан!
Бородатый десятник поспешно подбежал:
– Слушаю.
– Это наверняка один из Ублюдков. – Кеннет указал на тело. – Ты и пятая возвращаетесь к остальным. Мы останемся здесь. Давай бегом, хочу получить сюда всю роту и так быстро, как только сумеешь. И пусть Хас шевелит своим худым задом, мне нужен кто-то, понимающий в чарах. Прошло несколько месяцев, но, может, осталась хотя бы тень, фрагмент Силы, запах аспекта. Я хочу это знать. Скажи еще Анд’эверсу, что если они торопятся, то могут убирать камни от линии леса до этого места, остальную трассу я обозначу, как только мы управимся с этим несчастным. И пусть он пошлет какую-нибудь весточку Черному. Тело отправим в тыл позже.
Десятник отдал честь:
– Слушаюсь!
Кеннет повысил голос:
– Внимание! Мы здесь на какое-то время останемся. Прогулка закончилась, теперь мы на территории врага.
Там, где гибнут стражники, всегда – территория врага.
* * *
Хас спокойно осмотрел тело, обменялся несколькими тихими фразами с Азгером и вернулся к лейтенанту.
– Лежит здесь от двух до четырех месяцев, – подтвердил Хас предположения следопыта. – Это значит, что он погиб раньше, чем мы выдвинулись из Степей. Зачем ты мне его показываешь?
– Его убили с использованием чар. Чувствуешь это?
– Через столько-то дней? Нет. Кроме того, против него не использовали чары непосредственно. Он пал их жертвой, но те до него не дотронулись, понимаешь?
– Более-менее. А место, откуда его сбросили?
Колдун сделал какой-то жест Фургонщиков, а потом, похоже, вспомнил, с кем он разговаривает, и покачал головою:
– Его уже нет. Портал открылся на миг и сразу же затворился. А воздух такие следы не держит слишком долго.
Кеннет заиграл желваками: а собственно, на что ты надеялся после стольких месяцев?
– Ты ничего здесь не нашел?
– Немного. Кажется, что его смерть не имеет с нашим маршем ничего общего…
– А мне кажется, что даже попукивание сусликов имеет с этим кое-что общее. С того времени, как я прибыл в горы, все только и говорят о верданно и их караванах. Не замыливай мне глаза.
– У тебя есть приказы, лейтенант, просто выполняй их.
– Конечно. А потому – расставляйте здесь лагерь дней на десять – двадцать. Неизвестно, когда мы отыщем дальнейший путь.
Они мерились взглядами. Казалось, что на дне черных глаз Хаса пляшут крохотные огоньки. Внезапно колдун скривился и фыркнул коротким смехом.
– Теперь я понимаю, отчего меекханцы говорят, что лучше не задираться с красноволосыми. Ты упрям, словно пьяный мул, дружище, – кивнул он. – Я мог бы утверждать, что вы нам не нужны, что нам хватит и карты.
Кеннет щелкнул пальцами:
– Бланд! Ко мне.
Стражник появился в несколько ударов сердца. На спине его, кроме мешка с провиантом, был приторочен кожаный тубус.
Лейтенант вынул пергаментный свиток и подал его Хасу:
– Читай.
Карта была прекрасной картой Горной Стражи, на ней обозначались высочайшие пики, долины, перевалы и леса – и путь, который должен был провести их к скальному проходу, ведущему на возвышенность. Но означало это также, что кроме привычных, легко распознаваемых символов находились на ней десятки идеограмм, странных знаков, таинственных каракулей.
– Это карта Горной Стражи, и, если хочешь вызвать ярость меекханского картографа, брось ему в лицо эти три слова. А эти приписки – это информация, которая позволяет ориентироваться на местности. Скажу тебе, как оно работает. Вот здесь, – Кеннет указал на карте точку, украшенную серией знаков, – это ущелье и место, в котором вы построили мост. На ущелье вы бы наверняка вышли, но, поставив мост в наилучшем, на первый взгляд, месте, через милю вы натолкнулись бы на скальный котел без выхода. Пришлось бы вернуться и строить мост где-то в другой точке, надеясь, что это должная дорога. Наши значки – информация, где именно следует пройти ущелье, чтобы не влезть в слепой переулок.
Он проехал пальцем до очередной точки:
– Мы здесь, на Хевене. А здесь, в этой скальной стене, должна быть щель длиной в полмили, ведущая на другую сторону горы. Говорят, она узкая и хорошо скрыта между камнями. Хочешь ее искать сам? Полагаю, что дня через четыре, самое большее – пять ты найдешь. А значит, я и правда тебе не нужен, ты только подпиши мне документ, что отказываешься от проводников, – и я вернусь в Кехлорен. Нам нужно похоронить одного из наших, который погиб из-за дел, никак не связанных с верданно.
Колдун спокойно глядел на него, чуть склонив голову набок:
– Чего ты, собственно, хочешь?
– Что ты узнал? – Лейтенант указал на тело.
– Немного. – Сморщенное лицо скривилось в странной гримасе, а жест, каким Хас укутался в свои одежды, заставил костяные фетиши резко загрохотать. – Он голодал так сильно, что чуть не одурел. Перед самой смертью съел небольшой кусочек собачьего мяса. Целыми днями не видел солнца, хотя не бродил в темноте. Бо́льшую часть времени было ему жарко, а потому он пил воду с изрядным содержанием серы, и она смердела тухлыми яйцами, это ощущается в его волосах и ногтях. Под ногтями и в складках его одежды – черная пыль. И где бы он ни был – сражался и убивал: в нем чувствуется запах смерти.
Кеннет впервые видел Хаса настолько возбужденным. Куда-то исчез желчный, ироничный старик, и появился сильный племенной шаман, собирающий собственную Силу, – что лейтенант понял, ощутив, как встают дыбом его волосы, а во рту скапливается слюна.
– Что происходит?
Мурашки прошли.
– Ничего… ничего, – покачал головой колдун. – Старые легенды и сказки. Я не знаю ни где он был, ни как оттуда вышел, но если бы он этого не сделал – все равно через несколько дней умер бы от истощения. Ты доволен? Впрочем, – улыбнулся Хас злобно, – об этом трупе тебе нужно говорить не со мной.
Кеннет проглотил непроизвольное «а с кем?», поскольку был твердо уверен, что взамен он услышит лишь какую-то раздражающую остроту.
– Это все?
– Верно. Еще одно, он… – Старик неожиданно замолчал: – Он не поддался отчаянию, не плакал и не молил Судьбу о жизни. Был крепким человеком.
– Хорошо. Вы сумеете отослать его тело в крепость? И не найдется ли у вас пера и куска бумаги? Я должен написать рапорт и отправить его вместе с телом.
– Мы люди цивилизованные. Найдем даже чернила. А о нем – не беспокойся: носилки, четыре бегуна, несколько перемен, и через пару дней он будет дома.
– Хорошо. Тогда пошли со мною, осмотришь ту щель.
– Ты ее уже нашел?
– Еще нет, но я же умею читать карту.
* * *
Щель как щель. Скальная стена, в которую упиралась грань, в этом месте наверняка имела полмили высоты, однако посредине ее бежал раскол. Как если бы великан пытался испытать на ней качество своего топора. Хорошо скрытая расщелина пряталась в каменных изломах и неровностях, и нужно было немалое счастье, чтобы ее вообще обнаружить. Или – нужно было иметь карту.
Кеннет исследовал проход вместе с Хасом и Анд’эверсом. Позади них, на всей грани, кипела работа. Обозначали трассу, на этот раз шириной как минимум в четыре фургона, убирали камни и валуны, засыпали трещины в изножье.
Могучий предводитель каравана без колебаний вошел в глубь расщелины. Раскинул руки, упираясь ладонями в скалу.
– Узко.
– Я говорил. – Кеннет задрал голову, щель расширялась кверху, на высоте каких-то двадцати футов была уже вдвое шире. – Если бы ваши фургоны могли летать – могли бы пробраться поверху. А так придется рубить. Эта скала довольно мягкая, через десять дней вы будете по ту сторону.
Хас издал странный звук, наполовину фырканье – наполовину хихиканье.
– Летать, говоришь. Ну, лейтенант, нужно тебе признаться, что голова у тебя мудрая. И если захочешь – увидишь летающие фургоны.
И Кеннет увидел.
Сперва Фургонщики очистили скалу на подходе, убирая каменное крошево. Одновременно сбивали рамы из деревянных стволов: два ствола вертикально, один соединяющий их наверху и два скрещивающихся посредине. Начали их монтировать и с другого конца прохода. Ставили такую раму между стенами и крыли досками, создавая высокий, в десять футов, помост. В некоторых местах они довольствовались лишь тем, что клали горизонтальную балку, опирающуюся в скалу, в других же – устанавливали по несколько рам рядом, чтобы усилить крепость. Оставляли они здесь небольшое богатство, поскольку использовали лишь лучшие из сортов дерева, но, как видно, деньги не представляли для них проблемы. Кеннет даже не пытался подсчитывать расходы – в отличие от некоторых из его людей.
– Это кедр, – выказал столярские знания Берф. – Причем почти наверняка из западного Эверенна, потому что лишь там растут такие большие деревья. А одна кедровая балка стоит где-то пару оргов.
– Целых два?
– Это ценная древесина, господин лейтенант. Твердое, почти без сучков, хорошо противостоит воде, морозу и ветру. В моих родных местах есть кедровый мост, которому уже триста лет. Немногие каменные столько выдержат. А эти… На одном фургоне они везли где-то двадцать балок, опорожнили их уже с сотню. Две тысячи кедровых балок – это четыре тысячи оргов. А тот мост, по которому мы ранее переправлялись? Пошло на него немногим меньше дерева. С деньгами они не считаются.
Несколько прислушивавшихся солдат принялись кивать, похоже удивленные расточительностью верданно. Только Велергорф широко ощерился:
– Берф, а сколько?
– Кого?
– Ну Фургонщиков. Сто пятьдесят? Двести тысяч?
– Более-менее. И что с того?
– Ну и сколько каждый из них должен был вложить, чтобы купить это дерево? Парень, ты глядишь на реку золота, а видишь лишь медяк в ее потоке.
– Река золота? Медяк?
Велергорф вздохнул и воздел очи горе́. Очень драматически.
– Говоришь, двадцать балок в фургоне, или сорок оргов, верно? А не видишь, что каждый из этих фургонов везут два, а то и четыре коня? А ты видел их коней? Откормленных, присмотренных, сильных и здоровых. Каждый стоит столько, сколько дерево, которое тянет в фургоне. У них есть сто тысяч коней, а то и больше, и худший из них стоит двадцать оргов. А фургоны? Солидные, в большинстве своем новые, любой купец отдал бы за такой несколько десятков оргов. А жилые фургоны? Мебель, печи, кухонные приборы, ковры, кровати, одеяла и горшки… А одежда, вооружение, еда? А те их боевые фургоны, наполовину шире и с бортами в два дюйма, которые тянут четверные запряжки? А то, чего они нам не показали? Золото и серебро в монетах и украшениях, приправы, вина, магические амулеты и талисманы, которых тоже задаром не раздают. И это лишь кусочек их богатств. Сосчитай, а потом говори, пустые ли расходы это дерево.
На миг Берф и вправду выглядел так, словно пытался подсчитать.
– Вот же проклятие, миллионы… много миллионов.
– Да. Мы ведем через горы богатство, которое заполнило бы всю императорскую сокровищницу, да так, что и двери бы не прикрыть. Если бы им пришлось обрабатывать древесину во время пути, переправа заняла бы втрое больше времени; если бы они использовали дерево похуже, мост мог бы упасть, а подломись под каким-то из фургонов этот проход – и они потеряли бы еще несколько дней. Нет, они не расточительны, они просто знают, что у них есть шанс добраться до своей возвышенности, а потому они не стараются экономить. Гонятся за собственной мечтой.
– Возможно, они хотят снова увидеть юношей, которые весной вступают в Круг Воинов, между поставленными в Сенди’ках каменными столпами, чтобы впервые окровавить свои кавайо. Или сесть на козлы и не ступать на землю, пока не проедут пятьдесят миль, а покачивание фургона заставит их мысли течь лениво, так, что лишь удар сердца отделяет от страны сна. Или почувствовать ветер в волосах, когда ты мчишься степью, в одной руке держа вожжи, а в другой – метатель дротиков, а рядом с тобой – сотни других колесниц.
Они обернулись на Анд’эверса, как раз закончившего говорить. Он подошел во время тирады Велергорфа и, похоже, все слышал.
– Это странно, – прищурился десятник, – но уж тебя-то я наверняка не стал бы подозревать в таких мыслях. Сыновья уже взрослые, а желание отослать их колесницы в бой – нисколько не верх желаний отца. Дочки, как минимум две, на выданье, а потому и здесь тебе должно бы, скорее, выбирать для них мужей и ждать внуков. Не знаю, как бы это сказать, – он прищелкнул языком, – но изо всех верданно ты всегда был наиболее холодным, если речь шла о вашем путешествии.
– Это верно. – Кузнец сложил руки на груди, крепкие мышцы его напряглись под жилеткой. – Я не должен бы радоваться, но…
На миг его взгляд затуманился, словно бы он пытался собраться с мыслями, в которых и сам был не уверен.
– …но сегодня утром я перешел на другую сторону этой горы, взглянул на долину, которую нам предстоит пройти, и внезапно до меня дошло, что… что через несколько дней я смогу ступить на плоскогорье. Домой. Благодаря вам мы уже преодолели половину дороги, может, даже две трети, а я и не думал, что мы вообще выедем из-под замка. И тогда я вдруг вспомнил обо всех этих вещах, о которых только что вам сказал, и понял, что здесь, – он дотронулся до груди, – здесь, внутри, я тоскую по ним, как по первому дыханию. А потому я пришел вас поблагодарить.
Кеннет кашлянул.
– Не лучше ли подождать, пока мы окажемся на месте?
Анд’эверс улыбнулся неожиданно ласково:
– Нет. Тогда может оказаться тяжелее. И еще одно: здесь, где вы стоите, начнется помост, по которому фургоны будут въезжать наверх, а потому, если бы вы смогли…
– Уже уходим.
– Хорошо. Мы отослали тело вашего солдата вместе с письмом в крепость. Оно наверняка доберется туда уже завтра вечером.
– Спасибо.
* * *
Проход сквозь гору вел на поверхность тихой долинки, которую им нужно было миновать, чтобы ущельем между двумя стенами выбраться на очередную грань. Красные Шестерки оставили позади перебирающийся сквозь щель караван и вышли на добрые две мили вперед. С Кеннетом двигался весь отряд, Фургонщики не могли бы здесь заблудиться.
Долина была шириной в добрых три мили, потом еще миля ущельем, где придется убрать немного камней и валунов, и очередной хребет, на этот раз узкий и острый, словно бритва. Грань эта беспокоила лейтенанта, поскольку на карте обозначили ее как исключительно опасную, но более он переживал из-за долинки и местных обитателей.
То, что здесь кто-то вообще есть, они выяснили ночью, когда стояли у выхода из щели и смотрели на огоньки, что загорались на противоположной стороне долины. Насчитали восемь, все вблизи входа в ущелье, что обещало разнообразные проблемы. В таком месте даже маленькая группка нападающих могла бы задержать – или как минимум серьезно затормозить – поход верданно.
Лейтенант не думал, что это разбойники. Грабители немного схожи с территориальными животными: чтобы выжить, им приходится держаться мест, которые обеспечивают им существование: окраин сёл, торговых путей, даже городов. Всякий атаман, который увел бы свою банду так далеко от купцов и селян, туда, где в радиусе двадцати миль нет никакого жилья, быстро перестал бы быть атаманом. Нет, костры наверняка разжигали какие-то «местные».
«Местные» были постоянным элементом в любых горах. Забытые богами и мытарями долины, недоступные плоскогорья, дикие леса, населенные, кроме зверья, еще и людьми. Людьми, которые даже не знали порой, что живут в Меекханской империи, которые часто годами не поддерживали контакты с внешним миром, говорили на странных наречиях, а то и на совершенно чужих языках. По мере того как империя укрепляла власть на пограничье, «местные» или отодвигались в тень, или ассимилировались, но восточный конец Олекад сошел бы за земли более дикие, чем Большой хребет на севере. Поселенцев здесь ничего не привлекало, а потому группки полудиких горцев чувствовали себя тут вполне неплохо.
Некогда «местные» были потомками племен и народов, обитавших в этих краях еще до Старого Меекхана, – возникли из банд беглецов, ищущих собственного места на земле. Однако всегда подобные им оставались нетерпимы и недоверчивы в отношениях с чужаками, всегда соблюдали собственные обычаи, а бывало, что безжалостно убивали любого чужака, вступавшего на их территории. Кеннет не сомневался, что, если понадобится, Фургонщики пробьются силой, но вести караван узкой дорогою под угрозой еженощных нападений групп отчаянных безумцев было последней вещью, какой бы ему хотелось. Потому он собрал всю роту – и много подарков. Несколько мешков с остриями топоров, ножами, кусками цветной материи и симпатичными украшениями. Рассчитывал на совокупную силу невысказанной угрозы и совершенно реального подкупа. Конечно же, при условии, что местные вообще решатся показаться.
Долина заросла лишь травой и редким кустарником. Велергорф первый указал на следы и кучки лепешек. Овцы и козы, еще одно подтверждение, что в окрестностях обитают люди, и одновременно знак, что люди эти спрятались при виде солдат. Кеннет осмотрелся: теоретически в этом месте непросто было бы укрыться: плоская равнина и рахитические кустики – совсем не идеальное место для засады. Но будь у него целая ночь, он бы здесь замаскировал хоть бы и целый полк. Вокруг было проклятуще тихо.
– Собак вперед и в стороны, – обронил он коротко. – Оружие в руку.
Люди и так держали ладони на рукоятях мечей, сабель да на топорищах, но разница между человеком, что держит ладонь на рукояти, и тем, у кого меч в руке, порой такая же, как между мертвым и тем, на кого никто не посмел напасть. Точно так же обстоит дело и с настороженным арбалетом: стрела, лежащая в бороздке, куда лучше убеждает противника отказаться от атаки.
Кеннет осмотрелся, наблюдая за псами. Теперь именно они стали глазами, ушами и носами роты. Пока ничего не раскроют…
Сперва одно, а потом и остальные животные остановились и глухо заворчали. Солдаты тотчас присели, те, кто был с арбалетами, вскинули оружие, те, что со щитами, присели за ними. Лейтенант не видел ничего подозрительного в том месте, на которое указывали псы.
Может, кроме куста, что как раз чуть отклонился в сторону, и человека, выросшего как из-под земли.
– Не стрелять!
Мужчина поднялся из замаскированной ямки ярдах в тридцати от них. Был он низким, черноволосым, одетым в кожаные штаны, кожаную блузу и роскошную меховую шапку. Встал, небрежно отряхнулся – было что-то успокаивающее в этом жесте – и двинулся к ним, широко разводя пустые руки.
– Не расслабляться. – Кеннет и не думал верить этому мирному жесту.
Если здесь прятался один – могла прятаться и сотня.
– Стой, – велел он, когда мужчине осталось еще несколько шагов до первых солдат.
Незнакомец остановился, поднял повыше руки и неуверенно переступил с ноги на ногу. Но похоже было, что, по крайней мере, меекх он знает.
– Ты кто?
– Савондели Онг. Говорящий Людей Земли. – Был у него странный акцент: низкий, горловой. – А вы кто?
– Лейтенант Кеннет-лив-Даравит из Горной Стражи.
Мужчина нахмурился.
– Ужасно длинное имя для столь молодого человека.
– Ужасно юморной ты для того, в кого направлена дюжина арбалетов. Ты хорошо знаешь, что означает мое звание и все остальное.
– Откуда эта уверенность, лейтенант Кеннет-лив-Даравит из Горной Стражи?
– Потому что ты говоришь по-меекхански, а это значит, что известно тебе о мире побольше, чем простому клубню, который кто-то вырвал из земли.
Мужчина улыбнулся и пожал плечами.
– Точно, мне бы притвориться, что не понимаю ни слова. Вот только тогда я бы наверняка был уже мертв.
– Наверняка. Чего ты хочешь?
– Знания. Кто вы – мне уже известно: солдаты императора, который сидит на троне в тысячах миль отсюда. Теперь мне хочется знать, зачем вы сюда пришли и когда вы уйдете.
– Потому что козы и овцы нервничают, спрятанные? Прикажи выйти остальным, и поговорим.
– Остальных нет. Я один. Пока что.
Кеннет задумался. Ветер уже трижды сменил направление, а псы продолжали указывать только на этого мужчину. Вероятно, он сказал правду.
– Можешь подойти. Поговорим.
Чужак осторожно обошел солдат и приблизился к лейтенанту. Только теперь удалось заметить, какой он невысокий. Кеннет был среднего роста, но пришелец едва доставал ему до плеча.
– Сядем, – предложил лейтенант.
По крайней мере тогда не придется глядеть на его макушку.
Кеннет сунул меч в ножны, и двое уселись друг напротив друга прямо на землю. Миг-другой мерились взглядами.
– Мы слышали о солдатах императора, но редко видели их здесь. – Мужчина не спускал с Кеннета глаз. – Последних – где-то с полгода назад. Сперва они шли на восток, ущельем, через несколько дней – вернулись. Мы им не показывались.
– Тогда почему показались теперь?
– Потому что горы говорят о великих деяниях. О копытах, бьющих в те скалы, что никогда не знали такого прикосновения, о грохоте фургонов в местах, которые никогда не слыхали такого звука. Горы пойманы врасплох и удивлены.
– А люди, в них живущие?
– Тоже. Хотя некоторые жалеют, что не едет лишь несколько фургонов. Могли бы тогда поубивать их владельцев и забрать все богатсва.
– Владельцы этих фургонов – воины, и едут они на войну. Могли бы порадоваться по случаю тренировки.
– Именно потому есть множество и тех, кто говорит, что раз горы полны удивления, то мы не можем быть хуже них. Окажем уважение, отдадим честь смелости.
– Это мудрые слова. Но что за ними стоит?
Черные глаза чуть-чуть улыбнулись.
– Быстрые слова, точные вопросы. Совсем как воин с мечом. Вы хотите пройти долиной и дальше, ущельем, до самого Прохода Виэрх – или Орла Граней, как вы называете это место, – чтобы найти дорогу через стену Фенройс и выйти прямо на Рог Демона.
– Рог Демона?
– Туда, где начинается большая равнина. Где земля плоска, словно поверхность воды в миске.
– Да. Мы направляемся туда.
– Тогда у меня есть предложение.
* * *
– Они пропустят нас без битвы, но хотят выкуп за право перехода.
Совет проходил в фургоне, потому что снаружи лило. Первый весенний дождь с той поры, как они вышли из долины Амерсен. Кеннет решил, что им и так повезло, в это время года их бы даже метель не поймала врасплох.
Они сидели за столом: Эмн’клевес Вергореф, крупный боутану лагеря Нев’харр, Аве’аверох Мантор, выглядящий словно голодная гончая, и Анд’эверс. Хас и его сестра не пришли. Вся троица всматривалась в лейтенанта, попеременно то хмурясь, то стискивая губы. Похоже, слово «выкуп» пришлось им не по вкусу.
– Выкуп, – отозвался первым Аве’аверох, командир колесниц, подтверждая подозрения Кеннета относительно своего взрывного характера. – Мы должны откупаться от банды дикарей, живущих в пещерах? Сколько их здесь? Двести? Триста? Они лишь пытаются выжать из нас немного богатств, и только. А когда мы дадим им тот выкуп, посчитают нас слабаками и через пару дней потребуют следующего.
– Не думаю. Мы в горах выполняем условия, особенно когда у обеих сторон под рукою оружие. И это их земля, и они имеют полное право взять оплату за переход по ней. Конечно, вы можете пробиться силой. Потеряете два, может, три дня и несколько сотен людей.
Боутану покивал:
– Мудрые слова. Если местные нарушат договор, мы всегда можем дать еще больше богатств, например нашего железа, так чтобы оно им боком вышло. Но войну мы должны вести на возвышенности, а не в горах. Кроме того, похоже, что и лейтенант готов согласиться на их предложение. Почему?
– Потому что я видел ущелье за той долиной. – Кеннет изобразил его размеры движением рук. – Оно немногим шире той щели, которую вы так ловко подготовились преодолеть. Люди, знающие тропки поверху, могут вас крепко притормозить. А за ущельем находится Орлиная Грань, самое тяжелое место на всем пути. С одной стороны там отвесный обрыв: шаг – и человек валится в пропасть, с другой – чуть получше, фургон вполне может проехать. Но ему придется двигаться очень медленно, крепко накренившись: одна ошибка – и перевернется. Там нет возможности маневрировать. Двести человек с луками и арбалетами остановят там армию.
Они обменялись взглядами, Эмн’клевес был спокоен, Анд’эверс – почти равнодушен, и только худой командир колесниц едва ли не кипел.
– Так чего они хотят? – прошипел он наконец.
– Десять жилых фургонов с полным снаряжением, кроватями, мебелью, посудой и так далее. Не хотят лошадей, сразу это оговорили, в этом долине едва хватает травы для их овец и коз, но ваши фургоны их очаровали. Они никогда ничего такого не видели. Говорящий от Людей Земли предложил такой договор: пять фургонов сейчас, пять – когда покинете долину. Это честное предложение.
Даже Аве’аверох слегка улыбнулся:
– И только-то?
– Всякая вещь ценна настолько, насколько видит ее покупающий.
Лейтенант был прав. Для армии Фургонщиков потеря десяти жилых фургонов стала бы мелочью в сравнении с опозданием, к какому привели бы схватки с местными. А для местных жилые фургоны представляли собой дар небес, чудесный и небывалый в своем богатстве.
Верданно думали так же.
– Они получат свои фургоны, – кивнул боутану. – Что-то еще, лейтенант?
– Орлиная Грань. – Кеннет перешел к самому важному из дел. – Я ее уже осмотрел. Она не только узкая, но и неудобная, эдакое седло, – он показал ладонью выгиб, – с неудобным подъездом в середине. Сильно груженный фургон не проедет там даже в четверной упряжке. Слишком под углом. Бо́льшую часть из них придется разгружать, иначе те, что везут балки или припасы, застрянут.
– С каких это пор Горная Стража разбирается в фургонах?
– С тех пор, с каких некоторым нашим солдатам пришлось послужить в охране купеческих караванов. А если этой гранью не проедет ни один груженый фургон наших купцов, то и вам не удастся. Фургоны следует облегчить, часть вещей перенести вручную и загрузить лишь по другую сторону. Иначе вы потеряете здесь боги ведают сколько повозок и времени. Конечно, если погода удержится, – добавил он. – Пока это – легкий дождик, а если начнется всерьез или случится снег и настоящий ветер… придется ждать.
Они молчали, глядя на него гневно, и Кеннет внезапно понял, что им, сыновьям Степей, не слишком-то понятно, как особенности местности и погода могут кого-либо задержать. Воспитали их бескрайние равнины, на которых, конечно, бывало тяжело, зимой – снега, а весной и осенью – дожди, способные затруднить движение, но всегда хороший конь и легкая колесница или сани могут перевезти человека с места на место. Даже в самые морозные месяцы, когда слюна замерзает на лету, можно путешествовать.
Лейтенант тяжело вздохнул:
– Вы не отдаете себе отчета, где находитесь, верно? Должно быть, поэтому горы к вам благосклонны. Потому что здесь любят отвагу и удаль, нет, не перебивай. – Аве’аверох Мантор закрыл рот. – Это Олекады. Я – не отсюда, и я, и мои люди, но мы знаем, что если речь идет о суровости, то лишь Большой хребет в силах конкурировать с этими горами. И даже он проиграет здешним ветрам. Как думаете, отчего Храм Дресс именно тут устроил себе главное подворье? Отчего Госпожа Ветров полюбила эти горы?
Кеннет забарабанил пальцами по столу, кивнул.
– Олекады – самое ветреное место в мире. Бо́льшая часть здешних долин длинные, узкие, лежащие с севера на юг. Мы прошли несколько таких. Ветра из южных Степей врываются в эти долины и разгоняются здесь: бывает и так, что несколько долин, лежащих одна за другой, направляют их в одно место, где они собираются в мощное дуновение, известное как Дыхание Богини. Я слыхал о целых стадах скота, сдутых таких порывом в пропасть. Та грань, о которой я говорю, – это именно такая труба, и если задует, то ни один фургон не устоит на колесах. А если начнет и вправду падать дождь или снег, возницы не увидят даже задниц собственных лошадей. Это не Степи, где можно проехать хоть бы и несколько миль вслепую. В горах один неверный шаг – и ты летишь вниз.
Он замолчал, прошелся взглядом по темным лицам. Ничего. С тем же успехом он мог обращаться к резным деревянным маскам.
– Оттого я повторю то, что сказал Человек Земли. Горы к вам благосклонны. Им нравится отчаянность, с какой вы идете вперед. Никто никогда не пытался такое сделать, а потому они исключительно милосердны к вашей отваге. Но не выказывайте пренебрежения.
Анд’эверс поднялся, вынул из шкафчика на борту графинчик и несколько стаканчиков, налил, расставил по столу:
– Что-то вы разговорились, лейтенант. За последние минуты сказали вы побольше, чем за весь прошлый путь. – Верданно поднял стаканчик. – Выпьем за это.
Кеннет глотнул, поднял брови. Водка, крепкая, с привкусом полыни и дыма.
– Хороша! Ваша?
– Да. Наша. Что ты на самом деле хочешь нам сказать?
Лейтенант поднял стаканчик ко рту и некоторое время наслаждался ароматом напитка. Раздумывал. Верданно не подгоняли его, смотрели: боутану с чем-то вроде доброжелательного интереса, Аве’аверох с явным нетерпением, Анд’эверс спокойно, словно уже зная ответ.
– Все идет слишком гладко. – Кеннет наконец облек свое беспокойство в слова. – Слишком быстро и ровно. До вашего появления горы кипели, гибли люди, стражники, селяне, купцы – и все кивали на вас, на ваше прибытие. Каждый в Кехлорене полагал, что эти убийства и сплетни должны подбить местных против вас, чтобы в Олекадах вспыхнул бунт. Я полагал, что во время пути нам придется пробиваться через банды разозленных селян или что те таинственные убийцы ударят по вам, чтобы и кровь Фургонщиков пролилась на камни. А здесь ничего – даже горы, кажется, нам помогают, никаких бурь, селей, лавин, а любое препятствие вы преодолеваете с ходу. Слишком хорошо идет… И я из-за этого переживаю.
– Любишь, когда кто-нибудь ломает себе кости?
– Когда идет сто тысяч человек, то кто-то да должен. Особенно в горах. Именно потому я и советую прислушаться к моим словам. Разгрузите фургоны, сохраняйте осторожность. Притормозите. Два-три дня опоздания – это лучше, чем утрата сотен фургонов и людей.
Они смотрели на него молча и бесстрастно. Похоже, он произнес слова, которые они не желали услышать. Опоздание.
Наконец Анд’эверс кашлянул, снова наполнил кубки.
– Оставим все как есть, – обронил он примирительно. – Вы ищете дорогу, мы идем так быстро, как сумеем.
Кеннет выпил одним глотком, стукнул стаканчиком о стол и без слова вышел. Похоже, верданно ничего не поняли.
* * *
То, чего он боялся сильнее всего, случилось двумя днями позже. Может, причина была в том, о чем вспоминал Анд’эверс, – в чувстве, что они приближаются домой, в одержимости, в расслабленности, в желании пойти быстрее.
Орлиная Грань называлась так не только потому, что при взгляде со стороны напоминала крылья взлетающего орла. Была она узкой, словно абрис тех крыльев. Целый день и целую ночь Фургонщики под надзором строителя готовились ее преодолевать, убирали камни, засыпали трещины, там, где угол наклона делал невозможным проезд, из валунов и утрамбованной земли настелили нечто вроде рампы, выравнивающей дорогу. Ветра и дожди наверняка размоют ее за несколько месяцев, но пока что ее должно было хватить.
Утром следующего дня после прохода ущелья первые фургоны выехали на Орлиную Грань. Кеннет поймал себя на том, что, глядя на слегка кренящиеся влево повозки, упорно преодолевающие очередные ярды, он стискивает кулаки и сжимает зубы. Переход почти в милю, сперва вниз, в скальное седло, затем вверх, а потом пологий спуск в долину, ведущую прямо к последнему препятствию. Дорогу, как смогли за такое короткое время, приноровили к проезду фургонов, и Кеннет не думал, что и имперский инженерный корпус мог бы сделать лучше. И все же чувствовал, как беспокойство поднимается в груди и бьется под черепом. Да и не у него одного.
«Горы возьмут, что их», – сказал во время вчерашнего совета Велергорф, и в том не было никакой жалобы или претензии, хотя десятник, подобно большей части горцев, воспринимал горы как живых существ. Силу. Мощную, порой враждебную, но лишенную злобы или коварства. Горы просто не прощают ошибок, требуют уважения в каждом вздохе и мысли, а малейший признак пренебрежения карают смертью. И здесь нет речи о какой-то там мстительности оскорбленного божества, ведь медведь, отмахивающийся от надоедливой мухи, не мстителен. Он просто-напросто медведь.
Можно обладать счастьем, но злоупотреблять им нельзя, горы же не делают исключений ни для кого. Ни один Бессмертный никогда не принимал титула Господина или Госпожи Гор. Ни Сетрен, ни Андай’йя, ни Дресс или кто-то иной из их братьев и сестер. Жрецы находили множество сложных объяснений этому феномену, но для горцев дело было простым. Горы слишком горды, и даже боги не пытаются этой гордыне бросать вызов.
Порой это делают лишь глупые люди.
Фургоны преодолевали грань умело, один за другим, сохраняя ненамного более широкие дистанции, чем на всем остальном пути. Верданно спешили. Через седло перевалили уже две сотни повозок, и Кеннет, осматривая колонну с другого конца грани, отчетливо увидел тот миг, когда пришла беда. Может, Анд’эверс решил, что на проверенной дороге они могут двигаться быстрее, а может, просто возницы после двух дней ожидания подумали, что следует поспешить, поскольку теперь лишь несколько миль отделяло их от возвышенности, – в любом случае на переходе вдруг оказалось больше, чем прежде, фургонов. Расстояние между ними уменьшилось до неразумного, и тогда Велергорф, долгое время уже стоявший рядом с лейтенантом, засопел, нахмурился и обронил лишь одно слово:
– Идет!
Дуновение крепло в горле долины с правой стороны грани, один из тех ветров, которые почитатели Дресс зовут Дыханием Богини. В долине было добрых четыре мили длины, и в дальнем конце, шириной еще как минимум в пару миль, раскидывались обширные горные луга. И тем лугом пролетела, разгоняя утренний туман, укладывая травы и нагибая кусты, волна воздуха. Может, был это ветер, родившийся в сотнях миль отсюда и ворвавшийся в Олекады, мчась между скальными стенами, разгоняясь все сильнее и сильнее. Долина сужалась, и вихрь с каждым мигом набирал силы: на половине дороги он уже не клал на землю кустарник и травы, не оглаживал их, но железным кулаком вминал в грунт, рвал и подхватывал, толкал перед собою в стене пыли.
Кеннет бросился к ближайшему фургону.
– Быстрее! – крикнул.
Молодой верданно взглянул на него непонимающе, лейтенант взмахом руки указал на близящееся чудовище. Фургонщик потерял несколько секунд, таращась в глубь долины, а Кеннет уже мчался вдоль колонны вместе с остальными солдатами:
– Быстрее! Быстрее! В сторону! Съезжайте в сторону!
Те, кто успеет схорониться за хребтом грани, получат хоть какой-то шанс. Лейтенант покосился налево: стена ветра была уже в середине долины, оставалось не больше сорока – пятидесяти ударов сердца, прежде чем она доберется до них.
На другом конце грани, при выходе из ущелья, задудели рога, фургоны начали останавливаться, отступать в спасительное горло, те, что находились чуть дальше, сворачивали в сторону и съезжали с прооренного шляха, несколько опасно накренились, два перевернулись, разбиваясь, возницы их в последний момент соскочили с козел и были уже подле лошадей, резали ножами упряжь, чтобы освободить животных и отправить их в безопасное место.
Но середина грани – та узкая седловина с отвесным съездом – не имела ни шанса. Насыпанная там рампа была слишком высока, чтобы съехать, слишком узка, чтобы вернуться, и ни один конь не сумеет идти задом наперед, запряженный в фургон. Один из возниц, ведший группу, что как раз миновала понижение, запаниковал, вместо того чтобы заблокировать тормоз, выскочить и обрезать постромки, попытался пойти быстрее. Махнул вожжами, крикнул, кони склонили головы и дернули, как их учили. На пару ударов сердца животинки стояли так, сбившись в кучу, и под кожей их вырисовывалась каждая мышца – и внезапно что-то глухо треснуло, звук пробился даже сквозь нарастающий рык ветра: запряжка отделилась от фургона.
Мгновение, один короткий миг груженный ящиками фургон стоял на месте, а после покатился назад. Ударил в лошадей запряжки за ним, визг раненых животных разодрал воздух, теперь уже два фургона – вместе с бьющимися и старающимися спастись конями – скатывались вдоль грани. Ударили в третий, спутались с ним, ускорились снова – и внезапно все превратилось в огромное, шумное и ржущее существо, скатывающееся вдоль грани и пожирающее новые жертвы. Самым странным было то, что несколько мгновений, прежде чем все фургоны скатились к порогу седловины, клубок этот с какой-то странной, демонической уверенностью держался дороги. А когда наконец оказался внизу – добрая дюжина фургонов, превратившихся в кучу битых досок, осей, колес и окровавленных тел, – пришло Дыхание Богини.
Вихрь копил силы всю дорогу через долину, а когда добрался до грани, наверняка летел в два, а то и в три раза быстрее бегущего коня и нес с собой все, что сумел прихватить по пути: камни, щебень, траву, вырванные из земли кусты. На глазах Кеннета одного из Фургонщиков ударило в голову обломком размером с небольшое яблоко: он закатил глаза и съехал с козел. Лейтенант и один солдат добрались до лошадей, ухватились за узду и резко дернули, уводя запряжку ниже, за хребет грани. Фургон шатался, скрипел, дергаемый ветром, и только через сотню ярдов они оказались в месте, в меру безопасном, где скопилось уже несколько десятков повозок, которым повезло.
Те же, кому не повезло, приняли на себя всю силу вихря.
Главный удар Дыхания Богини пришелся в середину седловины – окровавленную, наполненную путаницей фургонов и тел. Кеннет оглянулся, слыша рык ветра, и сразу же понял, что не забудет этого зрелища до конца жизни. Вихрь промчался, захлестнул затор, но бо́льшая часть его ударила в то скопление, словно само присутствие чего-то на грани провоцировало ветер выказать свою силу. Это было словно вода, прорывающая дамбу: затор мгновение-другое сопротивлялся, трещал и гнулся, разогнавшийся воздух дергал все, заглушая даже ржание лошадей, а потом один из фургонов сдвинулся, захлопал полотном, прикрывавшим его груз, потерял несколько ящиков и со звуком трескающегося дерева, пробившегося сквозь рык воздуха, оторвался от остальных и взлетел.
Внезапно затор, эта несчастная дюжина повозок, сдвинулся, словно его подтолкнула рука великана, рассыпался на куски по скрытой от ветра грани, тяжелые фургоны катились вниз, словно игрушки, теряя по пути борта, сундуки и бочки, потянув за собою окровавленные, разодранные тела коней и людей, а ветер гнался за ними и толкал по скале или вздергивал в воздух, поднимал, вертел, играл, чтобы через миг, словно скучающий ребенок, бросить наземь и потянуться за следующей жертвой. В каких-то двадцати ярдах за седлом грань внезапно обрывалась, открывала провал в четвертьмильную пропасть – и казалось, что вихрь последовательно, один за другим, сбрасывал туда все фургоны, тела мертвых и живых людей и животных, будто гигантской метлой сметая, чистя верх грани.
А потом, когда последний из фрагментов затора уже исчез внизу, ветер внезапно стих. Вот так, в три удара сердца все и закончилось.
Тишина разлилась по скалам, и долгое время никто не издал и звука. Горы показали, что их следует почитать, почитать без сомнений, бесспорно, так, как почитают силу, которую не могут взнуздать даже боги.
* * *
Щель они нашли после целого дня поиска, когда Кеннет уже начал ругаться себе под нос на чем свет стоит. И отыскали ее только благодаря идее Фенло Нура. Указание на карте «сто шагов влево от кипы горных сосен» оказалось просто-напросто смешным. Может, полгода тому подле скальной стены и находилась лишь одна кипа горных сосен, но теперь ими довольно густо поросло все вокруг. Все окрестности были в исключительно весеннем настроении, и растительность прямо взорвалась везде, где только могла. И особенно много здесь расплодилось этих проклятущих игольчатых кустов.
К счастью, не было нужды спешить. Караван замедлился.
Кеннету пришлось признать, что реакция Анд’эверса ему понравилась. Кузнец был эн’лейд лагеря Нев’харр, предводительствовал караваном во время всей дороги, и это на нем лежала ответственность за каждый из фургонов. Лейтенант знавал людей, притом не только в армии, чьей реакцией на любые проблемы был поиск виновных. Анд’эверс после случившегося вышел на грань, оценил потери и спокойно спросил, как они могут избежать такого в будущем. Ни на миг не показывал, что считает проводников ответственными за это несчастье. Это он был главным, а значит, он – и отвечал.
И принял все советы стражников. Самым опасным фрагментом дороги было понижение грани, та проклятущая седловина, с которой невозможно сбежать. Фургоны теперь преодолевали ее группками по десять, быстро, один за другим, груженными лишь наполовину, а часть их ноши перетаскивали на спинах люди. В некоторые из фургонов впрягали дополнительно несколько лошадей, а следующая десятка съезжала вниз, только когда предыдущая оказывалась в безопасномсти. Если бы заметили очередной вихрь, возницам следовало просто оставить фургоны, заблокировать тормоза, обрезать постромки и убегать. Если горы захотят очередной жертвы – не получат ни тел, ни крови.
Таким образом верданно теряли вдвое больше времени на преодоление грани, но оставался шанс, что уже никто не погибнет. Кроме того, они могли себе это позволить, Хас при последнем разговоре утверждал, что дорога все равно забита людьми, лошадьми и фургонами так, что можно переслать письмо в Кехлорен, передавая его из рук в руки. Кроме того, как он сам сказал, остальные верданно продолжали улучшать дорогу, расширяли просеки, вырубленные деревья укладывали на все более размякающих пространствах, особенно на горных лугах, где почва начала уже уступать напору тысяч копыт и колес, а посредине Хевена образовалась огромная площадка, что спасала от ветра стенами из камней, валунов и боевых фургонов, внутри которой разбили лагерь, где люди и животные могли немного отдохнуть. Коням нужно было не только перевезти фургоны через горы, но и остаться полными сил в момент, когда верданно выйдут на возвышенность. И этот постой мог и затянуться, если Шестерка не найдет дорогу на другую сторону.
Наконец около полуночи после дня бесплодных поисков Фенло Нур доложил Кеннету:
– У меня есть предложение, господин лейтенант.
– Какое?
– Утром будет густой туман, я чувствую это костями.
Лейтенант глядел на него из-под чуть прикрытых век. Свет факела рисовал на угловатом лице младшего десятника глубокие тени, скрывая даже выражение глаз, но весь вид сержанта был решительно иным, чем ранее. Нур стал уже не таким… показательно дерзким, и Кеннету пришлось признаться самому себе, что он пропустил момент изменения. Будь он сам чуть более тщеславен, мог бы посчитать, что это влияние хорошего офицера. Только вот Нур продолжал выглядеть так, словно офицерам он привык перекусывать глотки и не стал бы поддаваться никаким влияниям.
– Ну и?
– Если здесь есть щель, ведущая на другую сторону, а с востока подует ветер…
Кеннет огляделся. Бо́льшая часть роты стояла то тут, то там с факелами в руках, хотя в темноте они могли больше рассчитывать на удачу, а не на зрение. В прошлую ночь они спали лишь несколько часов, а уставшие люди могут пропустить проход, пусть бы тот был и размером с избу.
– Откуда будет видно лучше всего?
– Полагаю, стоит отойти под лагерь Фургонщиков, господин лейтенант. Будем видеть на милю в каждую сторону.
– Хорошо. Рота! Общий сбор!
Именно там они и поставили палатки. И ждали рассвета в месте, откуда утром открывался вид на стену Внешних Виерхов. Горы эти были высокими, черными, растрескавшимися. Негостеприимными, словно берлога беременной медведицы. Правда, от плоскогорья они ждали еще худших впечатлений. Кеннет знал, что на всей восточной стене Олекад нет ни одного перевала, ущелья, прохода, ничего – лишь легкий подъем и вырастающие из него голые скалы.
«Так что с этой стороны все выглядит еще куда ни шло, по крайней мере горные сосны хоть как-то украшают местность», – подумалось ему кисло.
Вместе с холодным солнцем появился туман, густой, словно сметана – сперва клеился к земле, потом принялся выбрасывать щупальцы в сторону гор. Через четверть часа вал тумана уперся в скальную стену, погружая половину лога в млечные испарения.
Рота наблюдала за этим в молчании.
И внезапно, когда Кеннет уже утратил надежду, что-то подуло в белую стену, туман заклубился, будто продиралась сквозь него некая невидимая форма или боевой маг сформировал поток Силы. Несколько стражников присвистнуло в удивлении, кто-то подошел и похлопал Нура по спине. Кеннет слегка улыбнулся и шутливо отсалютовал. Младший десятник кивнул и отдал честь, не сводя взгляда с лейтенанта.
Кеннет отдал приказ:
– Андан! Два копья, промерь мне ту дыру. Останешься здесь и будешь направлять.
На раз-два воткнули глубоко в землю два копья, одно впереди, другое – в двадцати шагах. Линия, проведенная через них, указывала на место, где задувал ветер. В горах расстояние могло обманывать, а начни запоминать приметы на глаз – и закончишь поисками нужной точки с точностью на десятки ярдов левее или правее.
– Знаки?
– Один дым – влево, два – вправо, ни одного – мы на месте.
– Так точно.
– И, Андан… твое «лево», не наше. И подожди, пока мы не доберемся. Идем, туман сейчас должен уйти.
На месте, направляемые встающими столпами дыма, они все же нашли переход.
Щель была не шире двух футов, вся заросшая кустарником. К тому же в нескольких ярдах от начала ее блокировал затор из валунов и замерзшего снега. Зимой здесь, как видно, сошла лавина, и слой снега лежал на высоте трех мужских ростов. Поздней осенью здесь, возможно, и вправду можно было бы пройти, но теперь? В конце концов теплые ветры и дожди растопят преграду, но на это понадобятся месяцы. Кеннет осмотрел дыру и подозвал ближайшего из десятников:
– Цервес, ко мне.
Командир шестой десятки подошел, глянул, стянул шлем, почесал макушку, присвистнул. Узкий разлом расширялся кверху, но не слишком, словно проделали его в скале исключительно узким клинком. У дна было здесь фута три шириной, а высоко-высоко узенькая полоса неба подсказывала, что и там щель не становится сильно больше. Масса грязного снега и камней накрепко преграждала путь.
– Возьми людей и поднимись, проверишь, как далеко тянется этот снег и везде ли так узко. Потому что здесь-то им наверняка не выстроить помост, разве что под самую вершину.
– Кто идет со мной?
Кеннет нахмурился. Ну да, приучил людей, что всегда идут две десятки: одна старая и одна новая. Только вот это сразу сваливало всю ответственность за задание на Андана, Берфа или Велергорфа как старших по званию. Пора делать младших сержантов самостоятельными.
– А тебе нужна нянька, младший десятник? Или, может, ты хочешь сказать, что не справишься?
– Нет, господин лейтенант. Да, господин лейтенант. То есть мы справимся, господин лейтенант.
– Ну так – за работу. Вархенн! Пошли кого-то к Анд’эверсу и Хасу. И пусть Андан собирает наших здесь.
– Я уже послал, господин лейтенант.
– Хорошо. Минутка отдыха.
Минутка эта длилась, пока не вернулась десятка Цервеса. Рапорт был коротким – дальше щель расширяется, даже до восьми футов, хотя дно ее неровное. Все слегка поворачивает, а потому не видно ничего дальше, чем на расстояние выстрела, выход находится в нескольких сотен ярдах от ската. Кеннет ответил на салют и отослал шестую отдыхать. Теперь они ждали.
Анд’эверс приехал колесницей. Кеннет впервые видел боевую повозку верданно вблизи. Широко поставленные колеса, борта из плотно сплетенного лозняка, эластичный пол из полос сушеной кожи. И две лошади, длинноногие и широкогрудые. Кони для преследований и быстрых маневров. Борта защищали возницу и его товарища до пояса, и дополнительно можно было на них повесить щиты, однако все вместе это производило впечатление быстроты и подвижности. Наверное, сильнее всего подчеркивали это колеса высотой более чем в четыре фута, зато с восьмью спицами, не толще дюйма каждая. Даже странно, что они не разлетелись под тяжестью кузнеца и его товарища.
Анд’эверс безошибочно поймал несколько взглядов.
– Вы никогда не видели колесницы?
– Не вблизи. – Велергорф выглядел восхищенным. – Где вы их прятали?
– Каждую можно разобрать и погрузить на фургон. Все вместе весит не больше ста пятидесяти фунтов.
– Я себе представляю. Используете чары, чтобы эта игрушка не распалась?
– Хе-хе. – Хас выглянул из-за спины Анд’эверса. – Хорошо. Она выдержит троих в полном доспехе рысью по степи. У нас было много времени, чтобы ее усовершенствовать. Где та щель?
– Здесь. – Кеннет указал на стену за своей спиной. – И все хуже, чем я предполагал.
Осмотр дыры в скалах продолжался минуту. Лейтенант с некоторым облегчением понял, что ни кузнец, ни колдун не выглядят разочарованными.
– Я выслал десятку, чтобы та проверила, не блокирует ли что-нибудь дорогу. Нужно убрать этот снег и рубить скалу. Если Черный согласится, мы можем привлечь сюда опытных строителей, специалистов по туннелям…
Замолчал, увидев на лице Хаса что-то странное. Колдун прикрыл глаза, дышал глубоко, полной грудью втягивая воздух. Правую руку вытянул вперед, а пальцы его исполняли медленный танец, словно лаская невидимую драгоценность. Он внезапно подал голос, хриплым шепотом на языке Фургонщиков, ступил шаг вперед, потом еще один и вошел в щель.
Кеннет сделал движение, словно желая пойти следом, но мощная рука заблокировала ему дорогу.
– Нет. – Кузнец глядел на лейтенанта спокойно, без злости. – Пусть побудет один. Он ждал этого слишком долго.
Лейтенант тоже это ощутил: ласковое дуновение, не настолько холодное, как можно было ожидать, с явственным запахом оттаивающей земли.
– Ветер с востока. – Анд’эверс засмотрелся в глубь расщелины. – Собирающий запахи над вересковыми пустошами Лао’хей, бегущий через равнины Псов, ловящий влагу на берегах Белых озер и Бервены. Нигде на свете ветер так не пахнет. Он не чувствовал его вот уже много лет.
– Как и ты. – Кеннет чуть отступил.
– Это правда. Но мой домен – огонь и железо, а его – ветер и вода. Его это сильнее трогает за сердце.
Лейтенант повернулся и кивнул десятникам.
– Разбиваем там лагерь, – указал он солдатам место в нескольких десятках ярдов от расщелины. – А они пусть спокойно обследуют проход.
Рота направилась в указанную сторону.
– Можете не спешить.
– Знаю. – Кузнец взглянул на скалы, откуда доносился голос Хаса. – Спасибо.
– Не за что. Шестая рота всегда к вашим услугам. – Кеннет направился за своими людьми. – Разводите два костра, на какое-то время мы здесь останемся.
Улыбнулся себе под нос. Им удалось, они доставили верданно до места, в котором те могли почувствовать ветер своей родины. В такие минуты даже гуляш из вяленой говядины может показаться вкусным.
* * *
Скала глухо стонала, гудела и тряслась. И тряслась так, что, даже сидя в нескольких десятках ярдов от расщелины, они чувствовали это в костях. Орнэ и Хас начали решительный штурм камня, а поддерживающая их группа более слабых колдунов и колдуний оказалась больше, чем Кеннет мог предполагать. По крайней мере десятка полтора людей, одетых порой настолько же экстравагантно, как и Хас, а порой – совершенно обыкновенно, крутились вблизи входа в расщелину. Приближаясь к ним, Кеннет всегда чувствовал на языке железистый привкус, а волосы на всем теле его вставали дыбом. Колдуны верданно пользовались Силой способом, может, не настолько уж зрелищным, как он надеялся, – но весьма интенсивным.
И результативным. До полудня вход был уже добрых восемнадцати футов шириной, он стонал и пыхал паром, а фургоны, вывозящие изнутри скальные осколки, едва поспевали за работой.
Воздух и вода. Так сказал Анд’эверс. Воздух и вода были доменом Хаса, и колдун использовал его, раскалывая и сокрушая скалы с каким-то мрачным, беспощадным упорством. Он не пошел, как Кеннет полагал, на ту сторону горы, чтобы взглянуть на возвышенность, отказал своему желанию, словно стремился использовать его как вдохновляющую силу в битве с камнем. Потом он начал расширять проход. И нужно признать, что делал это способом, что вызвал бы изрядное удивление у любого меекханского чародея.
Лейтенант только раз подошел посмотреть, как Хас работает. Колдун освобождал Силу, растапливая снег и лед, лежащие в проходе, но не позволял воде стечь, убежать наружу, а заставлял ее карабкаться по стенам, взбираться на скалы, втискиваться в щели и невидимые невооруженным взглядом расколы, внедряться в камень. По сути, были это простые штучки, которые мог применить всякий чародей, пользующийся аспектами, связанными с водой. Но потом Хас поднялся на цыпочки, широко раскинул руки и внезапно выполнил жест, словно пытался щелкнуть пальцами или схватить подлетающую стрелу. Ладони он остановил в каком-то дюйме друг от друга, но между скалами раздался глухой звук, а Кеннету казалось, что ему кто-то выкрутил желудок.
И внезапно скальные стены заскрежетали, загремели глухо и начали покрываться слоем льда. Ледовый язык протянулся от ног колдуна и пополз в стороны и вверх, словно выписываемые на стекле морозные цветы, только в сто, в тысячу раз быстрее. В некоторых местах он вспухал странными утолщениями, мощными наростами, в других – стекал вниз сталактитами. И все время раздавался стон и треск раскалывающегося камня.
Хас стоял без движения, а скалы вокруг него покрывались инеем, затем он наконец выдохнул, опустился на пятки и уронил руки. Потом повернулся и взглянул на лейтенанта.
– Уфф, давно, – вытолкнул Хас из себя, – давно уже я не ощущал чего-то такого. Такой Силы… на Востоке, в Степях приходилось иметь в виду ваших охотников за преступными колдунами, Ловчих Лааль, всюду вынюхивавших Пометников. Я почти позабыл, как оно бывает.
Он говорил медленно, с перехваченным горлом, но в глазах его плясала дикая, непокоренная радость. Кеннет невольно улыбнулся шире.
– Кое-кто должен моим солдатам стирку, – и указал на ледяные наросты. – Мы тогда могли и не шлепать по грязи.
– От капельки грязи еще никто не умирал. – Изо рта колдуна выходили клубы пара. – Хорошо заранее оценить, с кем ты выходишь в путь.
– Верно. – Лейтенант кивнул и сменил тему: – Племенные духи? Или дикие? Но диких ты бы не удержал столько времени вдали от родной земли, верно?
Приподнятые брови, насмешливая гримаса, иронично изогнутые губы – все то, что Кеннет уже видел в исполнении Хаса десятки раз.
– Ну-ну. Кто-то здесь прошел обучение у Крыс? Или в каком-нибудь храме?
– Или служил в самой северной из провинций, рядом с землями ахеров, а их шаманы связывают с собой духов кровью и болью. Я умею распознавать такие вещи. Это, – Кеннет указал на иней, – не просто чистые аспекты.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что некоторые из этих ледяных глыб, как я посмотрю, смерзлись в форме зверей и растений.
Хас резко обернулся через плечо:
– Хе-хе, негодник, ты почти меня подловил.
– Почти? Да ты чуть не свернул себе шею. Но это ведь и правда не чистые аспекты?
– А зачем тебе это знать? Если через несколько месяцев ты встанешь перед судом, чтобы давать показания в деле о нашем бегстве, тебе придется врать или признаваться, что, видя действие неаспектной магии, ты не отреагировал как офицер Горной Стражи. Ты и вправду хочешь, чтобы какой-то военный лизоблюд пытался посадить тебя в яму?
Кеннет открыл рот – и закрыл. Об этом он не подумал. Если империя захочет сохранить видимость того, что вторжение Фургонщиков на Лиферанскую возвышенность произошло без согласия императора, то наверняка офицер, сопровождавший верданно в горах, встанет перед судом. Как свидетель или как подозреваемый. Внезапно до него дошло, отчего Черный выделил на эту миссию отряд не из Олекад. Его Ублюдки останутся с чистым послужным списком.
А вообще-то – отчего бы и нет? Когда все закончится, Красные Шестерки вернутся в Беленден, и на восточной границе не останется никого, кого можно было бы обвинить. Решение хорошее, с любой точки зрения.
– Нет, – ответил лейтенант. – Не хочу знать. Собственно, я ничего и не видел. Что теперь?
– Теперь мы несколько разогреем атмосферу. – Хас насмешливо ощерился и повернулся к щели: – И лучше бы нам немного отойти.
Он потянулся за Силой. И не имело значения, пользуется ли он аспектами или пленит их, как это делают племенные ведьмы и шаманы, прибегая к помощи духов, созданий из Мрака или иных неназываемых сущностей. Важнее, что делал он это результативно. Кеннет снова почувствовал тяжелый железистый привкус во рту, у него закружилась голова. И тогда – по мере того как иней исчезал – стены начали темнеть, ледяные сосульки трескались и ломались, вода стекала, и внезапно, с глухим стоном, на, казалось бы, гладких поверхностях появились трещины. Минута, две – и крупные обломки отделились от скалы и рухнули, почти полностью завалив проход.
Колдун кивнул с удовлетворением. Махнул рукою, вода начала вползать на эти камни, искать щели, проникать в них… Щелчок – и ледяные цветы затянули все вокруг, а камни издали звук, словно в них ударил гигантский молот. Ближайшие просто распадались на куски, открывая внутренности, проросшие льдом.
Хас обернулся, на этот раз без улыбки:
– Мы будем работать много часов, и мне требуется полная сосредоточенность. Лучше бы, чтоб мне не приходилось соображать насчет того, кто стоит за моей спиною. Мы справимся сами, – он указал на приближающиеся фургоны.
Так оно и продолжалось. До конца дня верданно вгрызлись почти на сотню ярдов в глубь скалы. Колдуны крушили камень водою и льдом или – о чем свидетельствовали вырывающиеся порой из ущелья клубы пара – огнем и водой, а фургоны въезжали все глубже, выбираясь наружу груженные таким количеством обломков, что оси чуть не ломались под тяжестью. Рядом с ущельем росли груды щебня.
А на горном лугу вырастал лагерь. За половину дня прибыла очередная тысяча фургонов и несколько больших табунов коней. Преобладали между ними длинноногие животные, как те впряженные в колесницу, которыми хвастался Анд’эверс. Ближе к ущелью ставили боевые фургоны: широкие, высокие, некоторые с чем-то вроде маленькой башенки для лучников – украшенные зубцами, выступающими на несколько футов. Расставили десятки плетеных щитов, которые в быстром темпе обрастали сотнями стрел и дротиков. Группы воинов, поделенные на отряды, передвигались по всей долине, проводя последние тренировки. Проверяли оснастку, чистили панцири, смазывали оружие.
Верданно готовились к войне.
Назад: Глава 6
Дальше: Глава 8