ГЛАВА 29
О тайне Валентайна
Но и самыми проблемными любовниками тоже были оборотни.
Записки боевой ведьмы
Свинцовые тучи мигом заволокли небо, первые крупные звонкие капли настигли нас с Валентайном почти у надвратной башни, ударили в нос, и я уткнулась в гордо выпрямленную спину. Вскоре копыта зацокали с эхом, Королева круто свернула в переулок, я искоса глянула на мелькавших людей, узкие дома, пристройки, переулки. Дождь усиливался, вода пузырилась на мостовой, вымывала открытые канавы. Мы ехали не в ту сторону.
— Мой дом находится…
Валентайн мотнул головой:
— Знаю я, где дом штатного мага, — он чуть наклонился вперёд и, припуская Королеву, перекричал шум дождя: — Но я собирался перекусить, так что…
«Моё мнение значения не имеет», — я вздохнула.
Влажно цокали копыта, улица стремительно пустела. Мы нырнули под навес трактира с распахнутыми ставнями. Плюгавый мальчик у дверей поклонился и, пожирая Королеву глазами, принял поводья. На всякий случай я крепко ухватилась за локоть Валентайна. Королева отпустила меня без приключений, но слезла я всё равно неловко. Валентайн со звериной грацией выпорхнул из седла, едва глянул на поклонившегося мальчишку и вошёл в озарённый жёлтым светом дверной проём.
— Королева, — одними пухлыми губами прошептал мальчик и повёл своенравную лошадку под дождь за угол дома.
Похоже, Валентайн здесь если не частый, то известный гость. Светлый хвост дёрнулся и исчез за поворотом, а я всё стояла, широко расставив ноги и наслаждаясь покоем в отбитой части тела.
Над дверью зеленела медной патиной вывеска «Графское подворье», из зала тянуло жареным мясом и чуть кисло вином, но шума, свойственного дешёвым питейным заведениям, не доносилось. Хотя сквозь шелест дождя слышались голоса. Утренний ломоть хлеба с бужениной и помидорами давно переварился, с каждым вдохом ароматы казались приятнее. Наконец, желудок громко заурчал.
«Валентайн хочет поговорить, как землевладелец, и я обязана его выслушать», — с тяжёлым сердцем и сжимающимся желудком я шагнула внутрь.
С первого, и второго, и третьего взгляда заведение выглядело пристойно, пусть на столах и не лежали скатерти, но столешницы — чистые, лавки — крепкие, в углах — кадки с блёклыми цветами. Масляные светильники желтили выбеленные стены и отскобленный до блеска пол, массивные двери и стойку трактирщика под тёмной лестницей. Крутая и глухая, она тянулась на второй этаж почти от входа.
У окна, загородив проход крытыми тканью корзинами, болтали две дородные женщины за сорок. Одна заметила меня, шепнула другой, и оживлённая беседа стихла. Несколько мужчин чиновничьего вида рассредоточились по залу и будто не видели ни друг друга, ни меня. Широкий стол у камина оккупировала семья: муж, жена и семеро детей, младший кульком сопел на руках бледной матери. Не столичное кафе, но что-то вроде того на местный манер.
— Наверху, — раздалось сбоку.
Вздрогнув, я оглянулась. Рядом с боковой дверью стоял низкий — мне, коротышке, по грудь — старик с кружкой и тряпкой в руках. Он улыбнулся, обнажая широкие желтоватые зубы:
— Вас ждут в верхнем зале, обед подадут через две минуты. Можете так и передать господину Эйлару.
Растерянно кивнув, я пошла к тёмной лестнице с лаково блестевшими перилами. Несколько пар глаз пристально за мной следили. Но заведение вроде пристойное, а я следую приказу. И мало ли, вдруг уговорю Валентайна на работу меня сопровождать…
Отполированные до блеска перила холодили пальцы. Ступени не только не скрипели, но и на волос не прогибались под моим весом. Развернувшись, я шагнула на второй этаж: разделённые тонкими перегородками белые столики примыкали к витражным окнам, вместо лавок красовались немного грубоватые, но стулья.
В стёкла глухо барабанил дождь, разноцветный свет дрожал на будто светившихся в сумраке скатертях, плясал на резной полке большого камина.
«Ну и где Валентайн?» — я пошла дальше, завороженно глядя на узорную тень каминной решётки на красном от бликов полу.
Из-за перегородки взметнулась тень — я отшатнулась. Крепкие руки ухватили меня за талию, притиснули к стенке, что-то звякнуло в сумке.
Валентайн шумно дышал мне в лицо.
«Что?..»
Он схватил меня за груди, влажный язык настойчиво толкнулся в губы. Я вытаращилась на зажмурившегося Валентайна.
«Да они обнаглели все! — Грудь распирало. — Проклятый Холенхайм!»
И Саги, из-за которого теперь нужен этот… оборотень драный!
Метод борьбы я знала: разомкнула губы. Язык скользнул внутрь, неловко тыкался в мой, рука увереннее стиснула грудь, а другая полезла за пояс.
Я стиснула зубы. Крепко! Валентайн взвился, затрепыхался, теперь его глаза были широко-широко открыты. Скрежетнув зубами, я их разжала с некоторым даже сожалением.
— Аа, — Валентайн зажал рот и согнулся пополам, и заскакал, разгибаясь и снова сгибаясь, словно в ритуальном танце. — Мыммм…
«Так тебе и надо, — сердце бешено стучало. — И не только тебе». Я решила обойтись без демонстративного оплёвывания, хотя с радостью прополоскала бы рот. Валентайн попрыгал и, разогнувшись, уставился на меня с тем же праведным недоумением, что и Саги недавно.
Я положила руку на оттягивавший пояс жезл:
— Это было предупреждение. В следующий раз будет проклятие мужского бессилия, и я не умею его снимать.
— А… фы ехо снаешь? — В ладонь полюбопытствовал Валентайн.
— Были пострадавшие, — приукрасила я, ведь у нескольких магов не встало — и всё на меня.
Валентайн внимательно оглядел меня с головы до ног и с ног до головы. Кивнул, обошёл стол и уселся.
Гнев ещё горячил кровь, запоздало прихлынувшую к лицу. Шумно отодвинув стул, я бросила мокрый плащ на спинку соседнего и села. Сцепив пальцы, уставилась на зажимавшего рот Валентайна. Тот приподнял брови:
— Фто?
— Зачем вы это сделали? — Я поджала губы и смотрела исподлобья.
— Хофел убезися, фто фы не тахая… хах пьезызушая везьыа.
— Учитывая метод, — я демонстративно оправила на груди помятую блузу, — кажется, вы жаждали убедиться, что именно такая.
Покрасневший Валентайн убрал ладонь ото рта:
— Вздор. Я должен был знать, с кем имею дело. Вдруг придётся представлять вас родственникам, — он понизил голос, — а среди них есть дамы.
— Не убедили.
— Но вы же не невинная девушка, — Валентайн ощупал меня взглядом, — и не замужем, не вдова, и мало ли как вы…
— У меня справка есть, что всё было сделано официально, — ледяным тоном уверила я.
«И как было бы прекрасно, будь справка настоящей…»
— Аа, — склонив голову, Валентайн повёл пальцем по скатерти, ковырнул. — Хм. Это хорошо, что… официально… Мм, а как это, когда официально? — Он изящно повертел рукой. — То есть я, конечно, понимаю физиологический момент, но как вы в таком случае выбираете? Приглашаете кого-то конкретного?
В памяти всплыл холл в золотых лучах солнца и стайка девушек у доски объявлений, лист с двумя графами: в левой — ведьмы, в правой — инициаторы, и шёпот, и нервные смешки. Кашлянув, я резко спросила:
— Зачем вы меня позвали?
Облокотившись на стол, Валентайн потёр губы:
— Теперь я буду сопровождать вас по рабочим делам.
Грудь стиснуло, я беззвучно открыла и закрыла рот. Выдохнула:
— По всем делам?
— Да, — обречённо кивнул Валентайн.
— Но почему?
— Помогать вам — своего рода наказание, — Валентайн, откинувшись на спинку стула, сложил руки на груди. — Дядя учит смирению.
— Только чтобы вас проучить? — Я вскинула брови.
Пристально посмотрев на меня, Валентайн отрицательно качнул головой:
— Просто не доверяет вашей компетенции. Он и Гауэйна с его увле… кхм. Дядя и Гауэйна не считал достаточно квалифицированным для работы на столь обширной территории, а вас и вовсе ни во что не ставит.
Ой, да как угодно: главное, у меня в помощниках сильный маг! С каждой секундой осознания я будто приподнималась над стулом. Валентайн меня прикроет! Счастливая улыбка выкручивала мышцы, не давая себя скрыть.
Валентайн отвернулся к витражу:
— Хотя бы вас это радует.
— Конечно! — Я, опустив ладони на край стола, разглядывала невольного помощника, белый накрахмаленный воротник, тонкую тёмную ленту галстука вокруг шеи.
Он гуля чуть не одной левой уложил — ещё бы не радоваться! И отказ целоваться вроде принял… надеюсь, принял. Надеюсь, по представлениям дядюшки, лапать женщину без её согласия тоже не достойно аристократа, и племяннику это объяснено.
У торца стола резко, но бесшумно опустился стул. На нём вдруг оказался желтоволосый. Выражение его лица, блеклого из-за светлости коротких густых бровей и ресниц, было обезоруживающе наглым. Весёлый плотоядный взгляд серых больших глаз раздевал, в улыбке пухлых губ сквозила развращённая надменность. Я почувствовала себя голой, по спине поползли мурашки, будто меня коснулся холодный воздух.
— Надеюсь, он, — желтоволосый указал мощной рукой на скривившегося Валентайна, — не слишком вас утомил. Разрешите представиться: Ксавье де Эйлар. Рад увидеть вас вблизи, прекрасная Мияна.
Пока я открывала рот, он ухватил меня за руку, прижался губами к запястью и ласково-ласково, точно кот на сметану, посмотрел исподлобья. Сложив руки на груди, Валентайн хмуро отвернулся к стекляшкам витража.
— Отпустите, — глухо попросила я, дёрнула руку, и она неожиданно легко выскользнула из захвата. — Для вас — госпожа Тар.
Похоже, здесь надо остужать буквально всех.
Не сводя взгляда с окна, Валентайн хладнокровно поведал:
— А ещё она грозит проклятием мужского бессилия.
— Ты просто не умеешь обращаться с прекрасными женщинами, — облокотившись на стол, Ксавье… вроде просто смотрел с налётом насмешливого восхищения, улыбался, но от этого тянуло поёрзать, опустить взгляд, стыдливо покраснеть. — И я знаю контрзаклятие.
Брови Валентайна взлетели, блестящий взгляд метнулся на Ксавье, а тот улыбался мне — и, похоже, порой этого было достаточно, чтобы развратить и совратить. Ощущение наготы меня не оставляло, во рту пересохло. Треснуть бы этому Ксавье жезлом по голове. А ещё лучше — в пах. Мечты, мечты…
— Ну-ну, — лениво отозвался Валентайн. — Желаю удачи.
Нет, я понимаю, что ведьмам куда проще вести разгульный образ жизни, но… Я поднялась:
— Когда созреете просто поговорить, не напрашиваясь на проклятие, — вы знаете, где меня искать.
— Правильно. Нечего нам с ним делать, этот девственник ничего не умеет, — улыбнулся Ксавье (багровея, Валентайн округлил глаза, набрал в лёгкие воздуха, но лишь беззвучно шевелил губами) и накрыл мою ладонь: — Другое дело я.
Отдёрнув руку, я подхватила плащ и зашагала прочь, громко стуча набойками по полу, лестнице. Щёки горели, внутри кипело и клокотало: это несправедливо! Я веду себя пристойно! Ни разу не переступила границ дозволенного — с этими двумя точно не переступала. И со стражниками, и… Щёки зажгло сильнее: с де Гра я перегнула палку, если бы не Полина…
Я застыла внизу лестницы, покачивая занесённой в воздух ногой и мысленно повторяя: «Полина… Полина. Полина!»
Ночью — тайно! — Полина де Гра ехала в сторону выселка Жаме. Выселок защищали амулеты её отца — Мосса. Была тут связь? Или она, как и я, просто оказалась не в то время не в том месте?
Выдохнув — всё это время я не дышала, — я медленно, ни на кого не глядя, подошла к дверному проёму. Дождь то чуть стихал, то превращался в серую стену, и брызги почти долетали до порога, на котором застыла я, снова и снова вспоминая мелькнувшее во тьме лицо Полины де Гра. Испуганное, бледное лицо очень спешившей женщины.
Холодеющими пальцами я раскрыла сумку, вывернула карту. Свет из-за дождя был блеклым, дрожащим, я вглядывалась в названия выселков, домов, построек, солевых карьеров, холмов и… на одном из них, рядом с городом и выселком Жаме, значилось более корявым, чем остальные надписи, почерком: «п. де Гра». Туда вела дорога, почти перпендикулярно подходившая к той, по которой я вчера ехала.
Руки дрогнули, я поспешно сложила хрусткую карту, запихнула в сумку и прикрыла лицо руками: успокоиться. То, что Полина была ночью на дороге, не доказательство вины: поездка к любовнику, прогулка после ссоры с мужем. Хотя на прогулку обычно не ставят заглушающие цокот копыт заклятия. И амулеты Мосса…
Ну надо было так встрять на практике: куратора сожрали, инициировалась с гомункулом, меньше чем за неделю здесь покуролесили два гуля. Сюда армию пора вводить, лучших следователей высылать. Или бургомистр, покрывая тестя, отправляет лживые отчёты?
Даже сердце защемило: о семейной поруке я не подумала.
Но Катель решил взяться за дело всерьёз, уж его-то запрос, надеюсь, пойдёт не через бургомистра. Да, надо предупредить Кателя! Я шагнула вперёд, и брызги застучали по сапогам.
«Подождёт», — передёрнувшись, я сложила руки на груди.
С носков сапог медленно стекали капли. Сточные канавы прочистились, бордово-серо-бурые камни мостовой блестели… этот городок будто застыл в прошлом. Смотришь на узкие домики, маленькие тёмные окна, эти несчастные открытые стоки и забываешь, что в дне езды отсюда ходят поезда и люди покоряют воздух. В Холенхайме можно было бы неплохо провести время, насладиться духом умирающей старины…
Умирающей… да, ассоциации у меня совсем не радостные. Под стать ситуации. Прикрыв глаза, я вспомнила старика Жаме. Бодрый был, пусть и не во всех местах. Почему он так разложился? Ведь несколько часов назад он говорил, действовал, был тёплым на ощупь — явно не зомби.
А если это было какое-то колдовство гуля?
— Хм… — Я потёрла подбородок.
Кахенское царство и Вальдан были средоточием знаний о гулях, а наши маги гулей не изучали, задавили их хорошей системой слежения и грамотной организацией ликвидации в ранних формах. Но здесь оповещение не сработало, и оба гуля были уничтожены практически случайно. Хотя весьма в духе истории: оборотни были лучшими охотниками на гулей, именно за эту способность беженцев Кахена приняли и призывали на войны подчищать заразу среди погибших.
Я возвратилась в желтоватый свет таверны и, потупившись, тихо поднялась по лестнице.
— …повторяю: она не такая, как Адели, — с каким-то сожалением уверил Валентайн.
«Опять Адели», — я пригнулась, села на ступеньку.
— Ты просто не умеешь целоваться, — отозвался Ксавье.
Тонко позвякивали столовые приборы, забулькала жидкость.
— Умоляю, хватит надо мной издеваться, — устало попросил Валентайн.
— Слушай, это не моя вина, что ты тогда застеснялся и сбежал. Её бы и на тебя хватило.
— Куда? — В голосе Валентайна звучало почти отчаяние.
— Ну, к сведению: у женщин три места, куда могут войти сразу трое мужчин. Одно предназначалось тебе. Мы бы дали тебе выбрать.
— Ксавье!
— Что? Я уже тридцать четыре года Ксавье и знаю, о чём говорю. Адели была самой изумительной женщиной из всех, кого я знал. И очень жаль, что ты её не узнал… с какой-нибудь стороны.
— Ксавье, — простонал Валентайн.
Я посмотрела между столбиков лестничного ограждения: сидевший у торца Ксавье бодро орудовал ножом и вилкой. Почти скрытый перегородкой Валентайн прижимал ладони к лицу, между торчавших волос ярко пунцовело ухо.
Облокотившись на стол, Ксавье покачал вилкой с насаженным куском мяса:
— Она даже с пятью стражниками одновременно ночь провела. С пятью, — он растопырил пальцы свободной руки и помахал перед Валентайном. — А ты постеснялся втроём. Мог бы, в конце концов, попросить, и мы бы постояли за дверью.
С пятью сразу? Понятно, почему её запомнили. Я тоже её помнить буду, хотя ни разу не видела.
— Зачем ты это говоришь? — впиваясь ногтями в волосы, прорычал Валентайн.
— Чтобы ты не питал иллюзий и не наступил на те же грабли. Знаю, тебе нравятся такие грудастые, с большими синими глазками, взирающие с томным обожанием, но не надо идеализировать. Ты хотел Адели — я привёл Адели и сторговался удовлетворить любые — абсолютно любые — твои желания, а ты?
— Я её любил! — треснул кулаком по столу Валентайн и подскочил с перекошенным лицом. — Любил, слышишь, ты, пошляк!
Багровея, Ксавье сжал вилку, и она изогнулась.
— Она тоже любила. Просто тебя ей было немножко мало, и это не повод орать на меня! — Отшвырнув вилку, Ксавье схватил кубок и залпом осушил. Обтёр скривлённые пухлые губы, не поднимая взгляда на нависшего над ним Валентайна. Прорычал: — Прекращай детский лепет. Хочешь эту ведьму — я тебе её куплю. Только не заступайся передо мной за её честь. Уж я-то знаю, какая это эфемерная штука — женская порядочность.
У меня горели щёки: покупать он меня вздумал!
Валентайн глухо зарычал, Ксавье зарычал в ответ. Я осторожно развернулась.
Яростно скрипнул отодвигаемый стул, кто-то быстро зашагал к лестнице. Моё сердце привычно ухнуло в пятки.
