ГЛАВА 28
В которой устраиваются разборки
…из всех любовников, что мне довелось иметь за долгую жизнь, самыми лучшими были оборотни.
Записки боевой ведьмы
— Без плаща поза выглядела бы привлекательнее, — заметил Валентайн. — И повторю вопрос. Что вы делаете?
Сердце выпрыгивало из груди, бешено перегоняло кровь по венам. Сглотнув, я, так и не коснувшись фонаря, выпрямилась:
— Благодарю за информацию. Если решу использовать такую позу для соблазнения — непременно сниму плащ, — щёки пылали.
Я не поворачивалась, изображала интерес к сараю за баней.
— Мне третий раз повторить вопрос? — Валентайн явно приблизился.
Холодные мурашки так и бегали по спине, я сложила руки на груди:
— Осматриваюсь я. Мне казалось, это очевидно.
— И что насмотрели?
— Ничего особенного, — я покосилась на фонарь в цветах.
Как теперь его незаметно убрать?
Зачем Валентайн пошёл за мной? И что собирается делать?
— Надеюсь, вы не пришли меня додушить, — я полуобернулась, — пока свидетелей нет.
Валентайн очень пристально смотрел, но его лицо ничего не выражало. От этого внутри неприятно сжималось. Подобные сдержанные личности слишком непредсказуемы, в любой момент могут сорваться… придушить.
Пожалуй, следует уходить из этого закутка.
— Ещё раз спасибо за помощь, — я кивнула и, отступив поближе к бане, зашагала назад.
Валентайн перегородил дорогу с тем же бесчувственным выражением лица. Сердце ухнуло в пятки, я лихорадочно искала фразу, шутку, вопрос, которые бы разрядили ситуацию, прояснили…
— Какие-нибудь вопросы? — Я с самым милым видом вскинула брови. Ну как с милым — мышцы у меня сводило от ужаса.
— В вашем университете было много самостоятельных практических занятий?
Брови как-то сами поползли выше. Кашлянув, я созналась:
— Честно говоря, совсем самостоятельно мы не работали.
Теперь брови поползли вверх у Валентайна. Я поспешно добавила:
— Нет, мы работали сами, но под присмотром профессоров. Нас всегда страховали.
— Зачем такие специалисты? — Валентайн сцепил руки за спиной.
Сладко-гнилостный ветер взъерошил кончики его жёстких, торчащих в стороны волос.
— Для рутинной, низкооплачиваемой работы, — я опустила руки вдоль тела. — Возможно, вам, аристократу, этого не понять, но существует много видов работ, для которых не надо быть семи пядей во лбу.
— Да знаю я, — брезгливо отозвался Валентайн и развернулся. — Идёмте, надо поговорить, но там, где не воняет мертвечиной.
Он уходил, а я стояла. Что? Куда? О чём говорить? Видимо не услышав шагов, Валентайн обернулся и сердито потребовал:
— Идёмте. Это не просьба, а приказ владельца земли.
Ну раз так… Я, снова прикрываясь рукавом, поплелась за ним. Валентайн не защитил свой чувствительный нос — сумасшедший! Но его дело. Мы засновали по островкам более-менее чистой земли, мерзкий запах одурял, хотя я дышала ртом. В поле Базен спорил с махавшим руками Вьеном.
Валентайн коротко свистнул, за воротами послышался цокот. И я поняла — та дивная кобылка редкой масти мчалась к хозяину. Узкая перламутрово-розовая морда показалась из-за створки, и Валентайн пошёл быстрее.
Так, а где Рыжик? Я ведь высвистывать его не умею.
— Королева, — ласково, голос изменился до неузнаваемости, позвал Валентайн и погладил тянувшуюся к нему лошадь, почесал под подбородком. — Умница.
Она шевелила мягкими розовыми губами, будто шепча, и ткнулась в ухо.
— Красавица, — влюблено смотрел Валентайн.
Голубой лошадиный глаз в ореоле длинных светлых ресниц скосился в мою сторону, Королева неодобрительно фыркнула. Ну отлично.
— Только сзади не подходите, — Валентайн с явным удовольствием гладил свою красавицу по изящно согнутой шее. — Давайте зовите своего.
Помедлив, я сложила ладони рупором и крикнула в небо:
— Рыжик!!!
У Валентайна слегка округлились глаза.
— Мы с Рыжиком плохо знакомы, — я пожала плечами. — Не знаю, на какие команды он откликается.
— Ясно, — обронил Валентайн, вышел за ворота и вскочил в красное седло.
Королева перебирала стройными ногами, шкура лоснилась на вздувавшихся мышцах. Я тоже вышла на дорогу: со всех ног Рыжик ко мне не мчался. И даже не шёл. Его вовсе не было.
В противовес жаждущей движения лошади, косившей на меня светлым презрительным глазом, Валентайн был подчёркнуто холоден. Высоко задрав подбородок, он уничижительно спросил:
— Вы получили мои цветы с извинениями?
Постояв с приоткрытыми ртом, я сдавленно уточнила:
— Какие цветы?
— Лилии из нашей оранжереи, — Валентайн перевёл взгляд на небо, обронил: — Дядя велел извиниться перед вами за… — Тонкие губы на несколько мгновений плотно сомкнулись, продолжение было совсем глухим: — За недостойное аристократа поведение.
О! Я моргнула. И прикусила губу, чтобы не предложить просто извиниться сейчас: не стоило злить потенциального помощника.
Да. Мне снова нужен оборотень. На этот раз живой. И вместо поминания обид следовало идти на мировую.
— Так вы получили цветы? — Налетел тошнотворный ветер, ноздри Валентайна затрепетали. — Их передали вашему гомункулу.
Саги передали? Кхм… понятно.
— Нет, — я отрицательно качнула головой.
— Странно, — Валентайн продолжал смотреть на небо, — гомункулы ничего не забывают.
— Он у меня немного… бракованный, — вздохнув, я всё же пошла на мировую, хотя слова давались с трудом, ведь я не чувствовала за собой вины. — Простите. То, что я сделала с вашим братом, — это была очень вынужденная мера.
— Вы его подчинили, — уголки губ Валентайна трагически поползли вниз, и он отвернулся. Ветер шевелил лихо торчавшие волосы. — Вы пользовались его телом. И долго.
— Это помогло защитить людей. Я делала это ради… Чтобы больше никто не пострадал, не потерял брата, отца, мужа, ребёнка. Чтобы все вернулись домой.
Валентайн кивнул, до скрипа сжимая уздечку:
— Полагаю, Амэйбл погиб потому, что тоже хотел защитить людей.
— Да? — Беседа получалась слишком личной для светской, но такой нервно-сдержанный Валентайн больше располагал к разговору и сам к нему будто тянулся: возможно, в семье ему не с кем поделиться мыслями?
— О да, — Валентайн склонил голову, несколько раз моргнул. — Он часто помогал Гауэйну. Просто так. Дядя не пустил Амэйбла учиться. Не желал, чтобы тот выбрал военную службу, — он горько усмехнулся, — ведь это опасно для таких романтических юношей, как мой брат. Был.
— Простите, что напомнила, — я ковыряла носком землю, а Базен грозил Вьену револьвером, их разговор доносился всплесками глухих возгласов.
— Ну почему же, — Валентайн с усилием разжал пальцы и легче перехватил уздечку, — мне приятно о нём поговорить с кем-то… кто не осуждает его устремлений.
Да, сейчас военную карьеру для аристократа почётной не назовёшь, и оборотню не добиться многого. Я смотрела на Валентайна снизу. Когда речь зашла о брате, взгляд его потеплел, вокруг глаз и губ появились лёгкие морщинки и оживили лицо.
— Мечты — это прекрасно, — я перестала ковырять землю. — Помогать людям, защищать — очень достойно.
— А вы мечтали защищать? — Валентайн склонил голову набок. — Или пошли в боевые ведьмы от бедности?
Похоже, умел он испортить настроение. Я расправила плечи:
— Ради хорошей работы пошла, — криво улыбнулась. — Чтобы бестактные мужчины бесприданностью не попрекали.
Валентайн задрал бровь:
— Ладно хоть не ради свободы в выборе… грелки для постели.
У меня даже зубы скрипнули. Как они надоели со своими намёками!
— Грелки для постели в аптеке выбирают, — я улыбнулась шире, и, наверное, гримаса получилась не из приятных. — И это может сделать любая женщина. И мужчина.
— О, — с полуулыбкой Валентайн качнул головой, всем видом говоря: «Вы прекрасно поняли, о чём я», и повернулся к полю.
Базен с Вьеном отчаянно жестикулировали. Перламутровая Королева рванулась к ним лёгкой рысью, а я осталась у ворот. Валентайн, конечно, прекрасный щит, но если общение с ним будет сводиться к двусмысленным намёкам — это ужас.
Валентайн с неаристократической живостью включился в спор, и Вьен сильнее замахал руками. Скрещивая руки на груди, я огляделась: Рыжика и след простыл. В следующий раз надо привязывать или треножить. Собственно, пропал не только он: стражники тоже куда-то разбрелись. Может, за выселком бродили, но всё равно было неуютно стоять тут одной…
Одной?
Вьен, Базен и Валентайн спорили. Я огляделась. На дороге — никого. Во дворе — трупы. И я рванулась к бане, перескакивая разломы, руки, ноги, головы — стрелой к фонарю стражников.
Он лежал, полускрытый цветами. Металлическое с насечками кольцо верхушки оттянуло пальцы, холодило. Я снова огляделась: куда прятать? Рванула за баню. Носок зацепил трещину, я мотнулась, устояла, снова огляделась: сарай, задняя стена хлева, стена в трещинах… Сердце гудело в ушах.
«Куда? Куда прятать?» — я лихорадочно обогнула баню: нетронутые сараи. Можно в них? Но время, время… Я шла дальше, вынырнула на обкошенный пятачок позади третьего дома: к нему примыкала плоская дощатая коробка с дверью вниз. Сердце пропустило удар: погреб или выгребная яма?
Оглядевшись — никого, я помчалась вперёд, срезы травы пружинили под ногами. Сквозь сладковатый запах гниения, кажется, пробивался прелый дух испражнений.
«Только бы повезло, пусть повезёт!» — я потянула деревянную скобу ручки, от вони навернулись слёзы, ком подступил к горлу. Со всего маха я швырнула злосчастный фонарь в коричневатую жижу — чавк! Захлопнула дверцу — слишком звонко, от ужаса испарина проступила — и рванулась в обход бани вокруг руин первого дома к пролому стены, чтобы никто меня у той клумбы больше не видел.
В пасти проёма волновалось зелёное море полей. Вонь накатывала с порывами ветра, но дышалось легко. Как показывал опыт, для того чтобы тебя осудили, необязательно быть виновной, а главную улику я надёжно спрятала.
Теперь найти Рыжика — и… срочно домой, мыться. Наверное, я вся провоняла трупами. Перескочив крошево стены, я прошла ещё пятнадцать шагов до края поля и сложила ладони рупором:
— Рыжик! Рыжик! Сюда! Рыыжиик!
Ветер шевелил волосы и плащ, несформировавшиеся толком колосья, кое-где притоптанные, но уже расправлявшиеся. Якобы хорошо ко мне относившегося коня-спасителя не было. Придётся просить помощи.
«Будь он неладен, козёл рыжий», — я пошла вдоль стены, призывая:
— Рыжик! — В горле пересохло. Облизнув губы, я продолжила: — Рыжик! Рыжичееек!
Из-за поворота стены прогарцевала Королева, гордо являя моему взору царственного Валентайна, но смотрела из-под длинной чёлки так, словно хотела простучать копытами по мне.
— Коня не видно, вряд ли он слышит ваши завывания, — Валентайн сложил ладони на высоком, круто изогнутом рожке передней луки.
Завывания? Да кто бы говорил! Или в устах оборотня это считается комплиментом?
— Да, вряд ли, — я печально глянула исподлобья. — Даже не знаю, что теперь делать…
Мы молча смотрели друг на друга, я — жалобно на красивое лицо. Валентайн — задумчиво в вырез. Склонил голову набок. На другой.
«И этот туда же?»
— Предложил бы возвращаться пешком, — губы Валентайна неприязненно скривились. — Но, полагаю, такой поступок тоже будет… не достоин аристократа.
Высвободив ногу из стремени, он протянул руку. Я запахнула плащ, прикрывая декольте:
— Надеюсь, вы не поняли меня превратно. Мне просто надо доехать до дома.
— Не собираюсь предлагать дважды, — Валентайн чуть опустил ладонь.
«Налаживать отношения, надо налаживать отношения…»
— Надеюсь на вашу порядочность, — я поспешно ухватила тёплую сильную руку.
Королева была пониже Рыжика, а ноги у Валентайна длинные, так что стремя висело не слишком высоко, я вставила стопу, Валентайн резко дёрнул вверх, и я, оттопырив вторую ногу, потянулась к крупу…
Лошадь двинулась, сумка потянула меня вниз, нога выскользнула из стремени, и я повисла на руке Валентайна, тот резко наклонился следом, и его щёки пошли розовыми, в цвет кобылы, пятнами.
— Ко-ро-ле-ва, — пророкотал Валентайн, выпрямляясь и снова протягивая руку.
Смотрел он чуть в сторону. Вздохнув, я снова сжала его ладонь, глубже просунула ногу в стремя и вцепилась в красиво тиснённую кожу крышки потника. Снова меня потянуло вверх, я перехватилась за заднюю луку, закинула ногу на круп. Королева припала на задние ноги, крутанулась, и я повисла на Валентайне и стремени, выдохнула:
— Да чем вы с ней занимаетесь, что она к женщинам ревнует?
У Валентайна красиво расширились глаза и затрепетали ноздри:
— Выездкой, — он дёрнул меня за руку, подбрасывая на круп. — Замри.
Я замерла — и соскользнула вниз.
— Да не вы, — Валентайн шумно выдохнул. — Залезайте.
— Держите крепче свою Королеву, — я высвободила руку из его горячей ладони и ухватилась за рожок передней луки, в непристойной близости от паха, вторую протянула за спиной. — С той стороны потяните, пожалуйста.
«А то я не мастер залезать на крупы брыкающихся лошадей».
Ухватив меня за запястье, Валентайн перевёл взгляд с передней луки на мою ногу в стремени:
— На счёт три. Раз. Два. Три.
Он потянул, я подпрыгнула, клюнула носом в его плечо, но упёрлась коленом в круп. Королева напряглась, Валентайн очень строго повторил:
— Королева, замри.
Напряжение её задних ног ослабло. «Пользуйся случаем», — я вытянула руку из захвата, уцепилась за крепкое плечо, чуть поднялась, вставая на круп и наконец уселась. Вцепилась в талию Валентайна и облегчённо выдохнула. Королева всхрапнула.
— Не слишком изящно, — заметил он через плечо и, ловко вытолкнув мою ногу из стремени и заменив своей, дал шенкелей.
Королева рванулась вперёд, а я крепче стиснула руки. Пуговица холодно давила на запястье. Куртка Валентайна была из мягкой, приятной к щеке кожи, а широкая спина прикрывала от ветра…
И вот ехала я в обнимку с красивым аристократом, который меня спас, мы одни… судя по книгам, сейчас должна быть романтика и трепетание сердец. Но слишком широко раздвинуты ноги, я почти ежесекундно морщилась от боли, и предел моих мечтаний — скорее увидеть Холенхайм.
