ГЛАВА 23
О том самом
Некоторые девушки, те, что не из наших, полагают, нам повезло. Чушь. От нашего «права первого раза» больше мороки, чем удовольствия. Ведь остальные могут безнаказанно переспать хоть с первым встречным, а потом за умеренную плату восстановить чистоту или напоить молодого мужа и перемазать простыню кровью из пальца. У нас всё в тысячу раз хуже: нам надо очень правильно выбрать, наказание за промах неизбежно и ужасно.
Мемуары боевой ведьмы
Кто это был? Что делает у меня дома? Мысли путались, внутренности стыли то ли от страха, то ли от истощения. И круговое движение — магия? Заклинание взлома? Обычно цели взломщиков не отличаются благородством.
— Ийигого! — Рыжик вскинул голову. — Ийигого!
Щелчок — и створка потянулась в сторону. Что делать? Показалась дорожка и обжимавший её клевер. Я не могла шелохнуться, Рыжик влетел во двор. Ворота захлопнулись.
По спине поползли мурашки, я медленно обернулась — мир так же медленно начал вращаться. Неуверенно потянулась к жезлу.
Щёлк — человек в чёрном запер ворота на малый крюк. Скрытое тканью лицо было обращено ко мне. Я сглотнула, стараясь удержаться за бока Рыжика немеющими ногами, рука застыла, так и не найдя рукоять.
Словно издалека, перебив гул сердцебиения, донёсся голос:
— Думал, позже явишься.
«Кто это?.. Вор? Убийца? Палач? Кажется, так одеваются наёмные…» — мысли вязли.
Развернувшись, Рыжик ткнулся мордой в стоявший сбоку короб — то тёмное, округлое, что нёс человек в чёрном.
— Нет, пока никакого сахара, — незнакомец сдёрнул капюшон, обнажая белую макушку, и потянул вниз слои скрывавшей лицо ткани.
— Саги? — выдохнула я. Словно гора с плеч свалилась. Кровь согрелась, побежала быстрее, прихлынула к щекам. — Думала, это наёмный убийца…
— Что ты успела натворить, чтобы за тобой наёмников посылать? — Саги подхватил короб и зашагал к дому.
Похоже, ответ на вопрос Саги не слишком интересовал.
— Слезть помоги, а, — к голосу возвращалась твёрдость.
— Подъезжай к конюшне, сейчас покупки отнесу и подойду.
Саги исчез за дверью.
«Зачем он так вырядился?»
Не дожидаясь приказа, Рыжик добрался до конюшни и продолжил благое дело освобождения клумбы от жёлтых разлапистых цветов: при внимательном рассмотрении они напоминали мохнатых пауков размером с ладонь. Я дышала полной грудью. Мышцы расслаблялись, сердцебиение выравнивалось.
«На сегодня всё, больше никаких приключений, — мысль легла на сердце тяжёлым холодным камнем. — Ах да: следователь…»
Желудок сжало, и тошнота удушливой волной подступила к горлу.
«Спокойно», — я глубоко вдыхала и медленно выдыхала.
Тошнота отступала.
Цвета вдруг стали ярче, теплее. Мерещится? Я приподняла голову: огромное полотно белых облаков только что освободило солнце.
Облака — огромные, пухлые, а за ними — пронзительная синева.
Спокойная величественная красота… от неё душа пела.
Дверь отворилась. Саги вышел в голубой рубашке и чёрных шароварах, прихваченных снизу ремешками сандалий, плотно обхвативших узкие стопы…
Я подняла взгляд на строгое лицо:
— Почему ты был в маске?
Поморщившись, Саги подошёл и протянул руки:
— Всегда так выхожу в город.
— Почему?
В его потемневших глазах мерцали блики:
— Ты слезать собираешься?
Кивнув — мир качнулся, — я ухватилась за луку, перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Прикосновение отдалось жгучей болью в синяке на бедре, дыхание перехватило, я стиснула зубы. Саги качнулся отступить — я впилась в его рукав:
— Почему ты так одеваешься?
— Проблем не хочу, — глаза у него были немного разные.
Левый глубоко синий, а правый ближе к фиолетовому.
Вскинув руку, я козырьком прикрыла его лицо от света. Оттенок глаз всё же отличался, и в равномерной тени разница стала заметнее.
— Что? — Саги нахмурился, но оставался на месте.
Что-то было не так. Окружающий мир отхлынул и исчез. Остались только я, Саги и его руки у меня на талии.
— У тебя глаза разные, — прошептала я сквозь учащённые вдохи, от волнения по коже бежали мурашки.
— Да, немного, — шёпот Саги отдавался в груди вибрацией.
Тёплые пальцы коснулись запястья моей поднятой руки, по коже будто потёк огонь… В корсаже стало тесно, жарко в одежде, мне было как-то сильно не так. Я сглотнула. Зачем-то провела по густо-чёрной шелковистой брови — какой упругий, чарующий изгиб.
— Ты красавчик, — вырвалось из полной томительного трепета груди.
Гневно заржав, Рыжик толкнул мордой между лопаток. На секунду я оказалась на груди Саги, вдохнула запах дрожжей и трав, а в следующую секунду он резко отстранил меня и подхватил коня под звякнувшие уздцы:
— Прости, Рыжик, сейчас покормлю.
Они направились в конюшню. «Цок-цок», — звучало размеренно. Вот бы столь же спокойно билось моё сердце, но оно заходилось так, что немели пальцы. И возбуждение: оно согрело, вытравило ужас и холод магического опустошения и пьянило, кружило голову, аж поджилки тряслись.
Я глубоко дышала и повторяла: «Спокойно. Сейчас нельзя. Нельзя». И снова дышала очень глубоко…
Свет в конюшню попадал из дверного проёма и окна напротив. Рассёдланный Рыжик сунулся в ясли, туда Саги шумно высыпал из мешка золотистые зёрна, они ударялись о наглую морду и отскакивали. Конь довольно похрапывал.
Фигура Саги дышала силой, но он сохранял почти женское изящество — настоящее произведение алхимического искусства. Сложив мешок и повесив на перекладину у стены, Саги вернулся к яслям и остановился, наблюдая, как Рыжик хрустит зёрнами, всхрапывает довольно и прядет ушами.
Почему сердце ёкало? Словно пытаясь защититься от чар Саги, я потуже стянула на груди плащ и повторила:
— Почему ты был так странно одет?
— Потому что я красавчик, — Саги выковырнул грязь из-под ногтя указательного пальца.
— А подробнее, — я прислонилась к подпиравшему потолок столбу. Ноги, будь они неладны, подгибались вовсе не от усталости.
Саги неопределённо качнул головой:
— Мне не нужны проблемы с женщинами. И особенно с ревнивыми мужьями.
— Но ты всего лишь гомункул, ты… — От косого взгляда сжалось сердце, всю охватило неприятное беспокойство. Хоть за столб прячься: подальше от тяжёлого прожигавшего взгляда.
— Для некоторых мужчин не имеет значения, чей член влез на его территорию, главное — влез.
Щёки обожгло приливом крови, я с трудом не опустила взгляд.
— Лишние вопросы о несоответствии моего качества этому захолустью тоже не нужны, — Саги продолжил небрежно порывисто чистить под ногтями. — Для всех я настолько грубо сделанный гомункул, что прячу уродство под маской. Только Гауэйн знал правду. Увидел, как я переодеваюсь.
— Э-э, — я опустила голову. Конечно, гомункул не человек, но постоянно прятаться, притворяться кем-то другим… это утомляет. — Мм. Да, думаю, девушки бы на тебя заглядывались.
И даже выстраивались бы в очередь… Я поковыряла носком сапога щель между досками. Искрой мелькнуло светлое воспоминание: объятый солнцем Саги стоит надо мной с чашкой горячего шоколада.
— Мне ты показался. Почему?
Задумчиво глядя на счастливого Рыжика, Саги пожал плечами. Мягко провёл по жёлтой чёлке, очертил пальцем тонкую царапину над глазом так осторожно, что конь не дрогнул.
— Ты столько всего пережила, подумал, тебе надо увидеть лицо, а не чёрную маску.
То утро, вместо «ангела» — закутанное в чёрное безликая фигура. Я передёрнулась:
— Спасибо, это было правильное решение.
Рыжик дёрнул ушами, Саги погладил его по носу и, кивнув, развернулся ко мне, оглядел с головы до ног:
— Сигнальные кристаллы искрили, что стряслось?
Воспоминания налетели чёрной визжащей стаей.
— Кровососы прорвали защиту, — голос дрогнул. — Их так много было, накинулись внезапно, и…
Вздыхая, я опустила голову.
— Кто-нибудь умер? — строго спросил Саги.
Я отрицательно качнула головой.
— Печати восстановлены?
Кивнула.
— Значит, всё в порядке, — Саги на миг прикусил тонкую губу. — Там тёплая вода есть, искупаешься?
— С радостью, — оттолкнувшись от столба, я поплелась в дом. — И поем, и посплю.
В могилку я бы тоже закопалась с радостью, лишь бы спрятаться от проблем.
Под одеялом холодно, изморозь ползёт по костям, сводит мышцы, а птица колотится, раня крылья о шипы опутавших клетку ядовитых роз. Чёрные щупальца холодной пустоты проползают в сердце…
Я осознаю, что сплю. Лежу, уткнувшись щекой в подушку, вокруг темно, и сорочка соскользнула с плеча, одеяло замялось под рукой неудобной складкой. Так же ясно осознаю щупальца — мерзкий образ пожирания души пустотой. Душа кричит о потере магии, магия требует восполнения, но не могу утешительно сказать: «Потерпи, скоро что-нибудь придумаю». Ничего не могу, неподвижно лежу под негреющим одеялом в нелепой надежде, что меня оставят спать пару дней.
Может, дадут выходной?
Не солгал ли Саги о плотном графике? Почему я так безоговорочно ему верю?
Потому что он гомункул, а гомункулы не лгут без приказа хозяина, а его хозяин уже несколько дней мёртв.
Но как было бы здорово, окажись «много работы» страшилкой, и я бы спала, просто спала…
Горячая ладонь легла на плечо. Чувственно скользнула к основанию шеи — мурашки побежали, а за ними тело мигом охватил жар.
— Пора вставать, — прошептал Саги, вырывая меня из дрёмы.
— Как жаль, что ты не человек, — прошептала я.
Он повёл ладонью по спине, медленно сдвигая одеяло к пояснице:
— Следователь будет через полчаса.
Следователь?! Я открыла глаза. Плотные шторы закрывали окна, жёлтый густой свет лился в открытую дверь. Саги вновь нарядился в балахон, под острым подбородком чёрными складками лежала маска. Тёплая ладонь исчезла с поясницы. Я перевернулась на спину:
— И перед следователем будешь притворяться?
— Следователи склонны задавать неудобные вопросы ещё больше, чем обыватели.
О да! Прикрыв глаза, я сосредоточилась на магии: немного восстановилась, но героические подвиги в ближайшее время мне явно не по силам.
— Просыпайся, — пальцы Саги скользнули по моей щеке, отвели прядь и застыли возле уха. — Наверное, тебя в детстве было тяжело будить.
Мурашки побежали по спине.
— Мм? — Я старалась думать о следователе, о вопросах, которые хотела задать, но тёплые пальцы возле уха перетягивали внимание. Почти горячие пальцы. — Гауэйна ты так же будил?
— Он бы не оценил, — щекотно задевая острым ногтем, Саги повёл пальцем по шее, по ключице, увёл ниже, к ложбинке между грудями…
Дыхание перехватило. Широко распахнув глаза, я смотрела в сосредоточенное лицо Саги. Что он творит? Он внезапно очертил грудь по широкой дуге и зарылся пальцами под мышку. Щекотное царапанье пустило волну спазма, я изогнулась, взвизгнула. И окончательно проснулась.
— Так-то лучше, — улыбнулся Саги, татуировка возле его почти фиолетового глаза блеснула в жёлтом свете. — Поднимайся. Я приготовил платье.
Он махнул на стул, закрытый моим багряным платьем и белым кружевным подъюбником. На самом верху лежали панталоны. Очень удобная у них щель в промежности, достаточно поднять юбку — и можно за минуту расправиться с моей большой и страшной проблемой.
Всего за какую-то несчастную минуту.
Дел на минуту! Губы у меня задрожали, кривясь в нервную улыбку.
— Что такое? — Удивлённо вскинув брови, Саги обернулся к одежде. — Что-то не так?
Он взглянул на меня. Недоумение шло его изящному треугольному лицу.
— Всё в порядке, — выдохнула я и оттолкнулась от постели. — Поможешь затянуть корсет?
Глаза Саги потемнели. Помедлив, он кивнул.
Треногие медные подсвечники озаряли гостиную с уютными, хоть и старомодными бархатными креслами, тахтой, пуфиками, тиснёными зелёными обоями, клавикордами и зеркалом из семи полос в локоть ширину каждая. На колченогом столике дымился кофе.
«Тик-так», — лепетали часы. В два раза быстрее трепетало моё сердце:
— Простите, что заставила ждать.
Жилистый брюнет в возрасте, сидевший вполоборота к тёмному окну, поднялся с кресла. Синяя лента на воротнике рубашки, утопавшем в воротнике чёрного сюртука, заставила сердце сжаться: маг!
Силясь унять дрожь в ногах, я подняла взгляд на желчное лицо с припухшими, тяжёлыми веками. Нос мага сильно выступал над тонкими, сухими губами, собранными в «куриную гузку».
Я сглотнула. Слова застряли в горле сухим колючим комком. Вместо приветствий, расспросов, действий я только шевелила немевшими пальцами.
Маг.
Кажется, я его сейчас изнасилую.
Прямо здесь, на пёстром ковре.
Надо пользоваться случаем, а то мало ли что…
— После сегодняшнего происшествия простительно, — сухо обронил следователь. — Аднот Вьен к вашим услугам.
Он не протянул руку, наоборот, убрал обе за спину и расправил узкие плечи. Кажется, от него несло заклинанием против моли. Я повторно сглотнула.
— Мияна Тар, тоже к вашим услугам, — вместо кокетливой улыбки губы смяло нервной судорогой.
До приезда в этот несчастный Холенхайм об инициации никогда не волновалась, а сейчас ноги подгибались, сердце, казалось, проломит грудную клетку и убежит. Или я убегу.
Кивнув, Вьен уселся. А я смотрела на его пах в глупой надежде разглядеть то, что прячется за тканью узких брюк. Кашлянув, Вьен закинул ногу на ногу.
К щекам горячо-горячо прихлынула кровь, я хотела многозначительно посмотреть в лицо Вьена, но отвернулась и, усевшись на кресло, смотрела на свои побелевшие руки:
— Я слушаю.
— Кхм, — Вьен поменял ноги местами и с шумным шуршанием вытащил из-за пазухи блокнот и карандаш.
Листы зашелестели, перекрыв тревожное потрескивание свечей. «Тик-так-тик-так», — стучали часы. Лоб, спина, подмышки мерзко увлажнились, я не могла глубоко вдохнуть. Подняла руку обмахнуться, но удержалась. Дёрнула оберег на бархатке и опустила её на колено.
— Кхм, — Вьен вздохнул. — Объясните, что вы делали ночью на дороге? Почему не воспользовались дилижансом?
— На вокзале Вирба у меня украли кошелёк. Его я нашла, но денег уже не было. Припрятанного в белье не хватило на проезд до Холенхайма, меня высадили в поле.
— Угум, — кивнул Вьен и черкнул пару строк. — Как произошло столкновение с зомби, с чего всё началось?
Он обратил на меня цепкий, колючий взгляд.
— Я увидела свет, — вздохнула я.
Вьен по несколько раз задавал одинаковые вопросы в разных формулировках. Ровный, холодный голос давил, пробуждая в памяти яркие образы. Уверена, это результат профессионального заклинания. По делу с зомби скрывать мне было нечего, да и с силами негусто, так что я позволила чужому властному голосу водить меня по ночной дороге в Холенхайм и снова сражаться…
Лёгкий бред воспоминаний оборвался, я оказалась в гостиной. Свечи уменьшились на четверть, обросли паутинками подтёков, с их отражениями в стёклах мешались огоньки фонарей на улицах утонувшего в ночи Холенхайма.
Бережно разгладив страницы блокнота, Вьен убрал его и карандаш во внутренний карман и потянулся вставать. Я дёрнулась:
— Как продвигается расследование? Есть подозреваемые? — Я лихорадочно искала повод его удержать. — Хотите ещё кофе? Чай? Горячий шоколад?
В висках пульсировал страшный вопрос: как ему предложить?
Вьен поскрёб подлокотники:
— Мм, мы рассматриваем вариант случайного отравления при неумелом использовании алхимических средств.
— «Мы»? — Я подалась вперёд и сглотнула.
«Ну же, предложи мне что-нибудь сам!»
— Так принято говорить, госпожа Тар, — Вьен вдавился в спинку кресла. — Помогает… отстранённому восприятию. Что-нибудь ещё?
— А жезл? Как думаете, зачем уничтожили информацию с жезла господина Гауэйна?
И без того не слишком любезное выражение лица Вьена стало совсем неприязненным:
— Я не уполномочен обсуждать это с посторонними, — он поднялся. — Доброй ночи.
Вьен шагнул к двери. Маг, мой потенциальный инициатор, собирался смотаться. Не позволю! Я метнулась наперерез, рывком обогнала и врезалась спиной в дверь:
— Подождите, — грудь часто вздымалась, как я надеялась, соблазнительно.
Спина ныла.
— Что? — Вьен склонил голову набок, окинул меня взглядом, казавшимся особенно презрительным из-за изгиба тонких губ. — Госпожа Тар, что случилось?
— Я… — Нет, не стоило признаваться в нарушении закона.
Не стоило позволять узнать это по ощущениям. Но сейчас не до предосторожностей: он маг, он здесь, и он мне нужен. Шумно вздохнув, я стиснула кулаки. Тут же заставила себя выпрямить пальцы, спину и вскинуть голову. Это помогло успокоиться.
Конечно, сердце бешено стучало, шум в ушах почти заглушал «тик-так» часов, но…
Дыша уже почти ровно, я схватила гребень и потянула, высвобождая, волосы, улыбаясь:
— Пожалуйста, задержитесь ещё немного. Я не могу отпустить столь привлекательного мужчину просто так.
Резко побледнев, Вьен попятился.
Что я такого сказала? Взглянула в зеркало: оно «раскалывало» меня на две части, но обе выглядели вполне симпатично. Особенно пышная грудь.
Вьен, мертвенно-бледный, блестящий от пота, встал за креслом:
— Что вы хотите?
Накатывал то жар, то холод, пылали уши. С трудом подавив слёзы, я провела ладонями по грудям, потянула край лифа вниз:
— Вас, мой дорогой Аднет.
— Аднот, — поправил Вьен и судорожно обтёр со лба крупные капли пота. — Так чего?
— Едва увидела вас, сердце забилось чаще, — вспомнила я реплику из книжки. — Вы просто невероятны.
— Д-да, очень приятно, — он воровато оглянулся на окно.
— Утолите жар моей страсти, — я пошла на Вьена.
Сглотнув, он схватил кресло и швырнул. Я едва увернулась. Кресло с треском поскакало по полу, подлокотник отломился. Взвизгнула оконная рама, порыв ветра ударил в лицо, загасил свечи. Несколько фонарных огоньков загородил тёмный силуэт, послышался звук падения, ругань и истеричное:
— Выпустите!
Несколько звонких торопливых ударов в ворота, хлёсткое «бряк!» распахнутой двери, топот ног. И тишина. Протяжно, по-весеннему, замяукал кот, взвыл ещё один.
Я стояла во тьме. Сердце тяжело билось, ночной холод пощипывал влажное от слёз лицо.
«Почему?» — руки опустились, вдоль позвоночника пробирался холод.
Ворвавшийся из коридора свет тут же перегородила высокая фигура. Сильный, с трескучим тембром голос Саги вклинился в призывное мяуканье:
— У меня член функционирует. Это так, к сведению… Двадцать пять сантиметров, все могут стать твоими… Ужинать будешь?
«Что это было? — Щёки горели, я приложила к ним ледяные ладони. — Что такого? Почему?» Сглотнув, сбивчиво прошептала:
— Мне нужна карта окрестностей.
Надо срочно найти местного мага и пройти эту злосчастную инициацию. Обязательно. Прямо сейчас, даже если придётся скакать всю ночь.
— На ужин парная телятина с горошком, — Саги прислонился к косяку. — И пирог с яблоками.
— Карту! — Меня затрясло, я опустила руки, снова подняла к горевшим щекам. — Карту мне, карту. Срочно карту. И седлай Рыжика. И переодеться надо.
От отвращения и страха меня замутило. Саги мрачно предложил:
— Давай утром.
— Карту! — Я пошла на него, но он не сдвинулся с места, и я врезалась в широкую, крепкую, как камень, грудь, ударила кулаками: — Карту! Дай карту, немедленно!
Я ударила ещё дважды, и Саги перехватил запястья. Пахшие яблоками пальцы, сколько ни дёргалась, ни на волос не разомкнулись. Нечеловеческая сила.
— Мияна, просто хочу напомнить: у тебя контракт, сбежишь — станешь преступницей.
Вскинув голову, я уставилась в разноцветные глаза. Саги продолжал:
— Гауэйн многое для тебя отложил, его слишком задели, и он играл с огнём. Один прорыв уже был, могут быть другие. Что делать простым людям? Ты понимаешь, что из-за твоего побега погибнут люди? Обязательно погибнут!
— Да не собираюсь я убегать! — Я опустила голову. — Знаю, что я здесь нужна.
Иначе бы сбежала. Да, выбора нет, ведь из-за решаемой проблемы я людей не брошу. От этой мысли почему-то стало легче дышать.
— Тогда куда собралась? Зачем? — Саги прижал мои кулаки к своей груди: на чёрном фоне руки казались бледными и хрупкими, даже у него.
— Проверить надо кое-что, — вот бы упереться лбом в его грудь и пожаловаться на собственную глупость.
— До утра подождёт?
Я помотала головой. После инициации магия будет восстанавливаться значительно быстрее, но не мгновенно. Терять ночь глупо, особенно теперь, когда к утру я рискую не наскрести магии на простейшую защитную печать. Я выдохнула:
— Не…
Спина вдруг оказалась придавлена к открытой створке, Саги наклонился — волна жара хлынула от моих властно размыкаемых языком губ, руки и колени ослабли. Запястья вдруг оказались на свободе, ладони Саги — на моей груди. Пальцы стиснули её, и голова пошла кругом, губы открылись, пропуская язык. Я зажмурилась, утопая в ощущениях: глубокий поцелуй, руки, пробиравшиеся под лиф к соскам, сдавившие их, щекотное пламя внизу живота и приятная томительная влажность между подгибавшихся ног. Отступив, увлекая меня за собой, целуя, Саги задёргал шнуровку платья.
Я потянулась обхватить Саги ногой, прижалась плотнее, и в шею, прямо в ярёмную ямку, кольнул амулет.
«Что я делаю?» — я стиснула зубы и язык Саги.
Отскочив, Саги зажал ладонью рот. Красивое лицо некрасиво заливал багровый румянец. Вытаращенность сине-фиолетовым глазам тоже не шла.
Приятный жар возбуждения сменялся мерзкой ломотой внизу живота.
— Карту и коня, — прошептала я, чуть не совершившая величайшую глупость в мире.
Глаза Саги холодели, из лица уходила кровь.
— В другой раз, — зачем-то пообещала я, и на сердце стало спокойнее и теплее. — Закончим в другой раз.
Я слабо улыбнулась:
— Обещаю.
И зачем? Зачем я это сказала? Зачем подошла и положила ладонь на его прижатую к губам тёплую руку, зачем погладила по щеке и провела кончиком пальцев по тёмному разводу клейма? Почему Саги так нежно на меня посмотрел? Ноги отказывались уходить, дыхания не хватало, сердце сжимало в тиски.
Убрав руки за спину, на миг зажмурившись, я повторила:
— Мне нужна карта. И оседланный конь.
— Хорошо, пойдём, — развернувшись, Саги быстро зашагал прочь.
Холод и тоска мутили разум, мешали дышать. Секунду бы передышки — собраться с мыслями.
Забиться бы под одеяло и проснуться в доме родителей беззаботной девочкой в уюте и тепле. Или хотя бы в институте.
Чем дальше уходил Саги, тем холоднее становилось. Но я должна думать о холенхаймском маге и соблазнить его любой ценой.
