ГЛАВА 22
В которой случается то, что должно произойти
Если кажется, что глубже встрять невозможно, — это только кажется. Неприятности поистине неисчерпаемы.
Мемуары боевой ведьмы
Нарсис плескал в мои трясущиеся ладони воду, я прикладывала их к пылавшему от пощёчин лицу и рыдала, рыдала, рыдала почти безостановочно.
— Да успокойся ты, ничего страшного не случилось, — он возвышался надо мной и крепко сжимал ведро.
«Для него — да, ничего страшного!»
На миг слёзы схлынули, Нарсис стал чётче: из царапин на щеке сочилась кровь и увязала в бороде, по вспоротой на плече бежевой рубахе расползались красные подтёки.
Мой плащ валялся на земле рядом с вывернутой сумкой, жезлом. Трясущиеся руки саднило, а лоскут ободранной блузы всё сползал и сползал с груди.
— Первый раз, что ли? — сочувственно спросил Нарсис.
Всхлипнув, я закивала, и голова закружилось. Борясь с тошнотой, пробормотала:
— Видела только одного. В лаборатории. И когда пришла моя очередь — он уже сдох. А тут… — разрыдавшись, я закрыла лицо исцарапанными ладонями, их щипало. — Не могу, не справлюсь, я…
Рыдания душили, ужас застрял в груди холодным камнем. Твари налетели чёрной массой, щёлкающий шелест крыльев оглушал, писк сводил с ума, и я слишком испугалась.
— Но ты справилась, — отставив ведро, Нарсис сел рядом.
— Я их даже не почувствовала, понимаешь? — Я заглянула в расплывавшееся лицо. — Я не почувствовала их приближения. Такая стая, а я… я даже не поняла, чего именно испугалась.
— Но ты справилась.
«В этот раз… в этот раз справилась, будь проклят этот Холенхайм, Марли и папина книга заодно!»
— Если бы ты не прикрыл, не привёл меня в чувство, — я сглотнула, — я бы ничего не сделала. Я знала, что будут кровососы, повторила главу о них, но когда дошло до дела — просто не смогла.
А должна была сообразить: печати оставался день — прорыв возможен. Ухватив меня за плечо и тряхнув, Нарсис повторил:
— Ты справилась — это главное! Главное. Слышишь?!
Кивнув, я спрятала лицо в ладони и заплакала: «Главное — в следующий раз рядом может не оказаться толкового помощника, а я…» Кровососы оказались страшнее зомби: быстрые, многочисленные, с ними не справишься, размозжив пару голов и свернув пару шей, их не подчинишь.
Сплюнув, Нарсис поднялся:
— Ладно, пореви, я пока коняшек поймаю. Постарайся закончить к моему возвращению. Считаю, ты отлично справилась для недоучки без куратора. Я бы тебе диплом за всё это выдал. Ты молодец.
Он похлопал меня по плечу. Я плакала. Он отошёл, а я плакала от бессилия: мы могли умереть. Если бы Нарсис не пустил коней галопом… если бы не затащил меня под холм, ближе к иссякавшей защитной печати, если бы не подстрелил самых крупных кровососов, не надавал пощёчин, когда скатывалась в истерику, если бы на время колдовства не прикрывал от красноглазых летающих тварей — остались бы от нас лишь иссушенные трупики.
В шорохе ветра и трав чудилось нарастающее шуршание крыльев, и к горлу комом подступала тошнота, внутренности выкручивало, суставы ломило, рот захлестнула такая горечь, что я подавилась, попробовала сплюнуть вязкую слюну, но она облепила язык и никак не отклеивалась…
Да меня не от страха трясёт: я просто на пределе. Когда кровососы с оглушающим, почти рвущим барабанные перепонки визгом носились вокруг, я не слишком рассчитывала силы — просто латала прорехи защиты, через которые сочилась тёмная энергия и твари.
Я потратила много магии.
Почти всю.
Я беззащитна, на грани. Если не отдохну… В глазах потемнело, заплясали пятна, но я высмотрела сквозь них ведро. Потянулась, поползла к нему, почти не чувствуя травы, лишь глиняную тяжесть тела, запустила руку внутрь.
На дне было немного колодезной холодной воды. Кажется, с примесью тёмной энергии, но пить можно. Рука дрожала, с третьего раза удалось поднести к губам сложенную лодочкой ладонь.
Вода казалась горькой, снова комок подступил к горлу, я едва сдержала рвотный позыв, вся содрогнулась до пальцев ног. Сплюнула, повалилась на землю и свернулась калачиком.
Контракт контрактом, закон законом, а надо бежать.
Тихо поскуливая, я вжимала лицо в исцарапанные ладони: нет, не бежать, а найти мага. Это ведь минутное дело. Если не привередничать и не волноваться — можно справиться за минуту.
Тень легла на траву, совсем рядом всхрапнул конь.
— Э-э, — протянул Нарсис. — Думаю, на сегодня можно заканчивать. Тебе надо отдохнуть. И выпить. Давай в таверну наведаемся, там делают отличный грог, и все печали как рукой снимет.
Мои печали надо не рукой снимать, а другой частью тела. Стиснув зубы, я просунула пальцы в ложбинку между грудей и вытянула листок. Несколько раз повторяла адреса и имена, но сейчас не могла вспомнить ни буквы. Всё двоилось, пальцы так тряслись, что развернуть листочек стоило большого труда. Буквы расплывались.
— Надо на ферму Глис, — выдавила я. — Срочно.
— Уверена? — с сомнением уточнил Нарсис. — Что-то кажется, в седле ты не усидишь.
— Усижу, — я убрала со лба липкие пряди. — Дай плащ, сумку и жезл.
Не открывая глаз, я переводила дыхание. Нарсис ходил, успокаивал коней:
— Но, но, милый, постой, потерпи, всё уже кончилось.
Похоже, между мной и животными он особых различий не видел. И ладно. Стиснув зубы, я приподнялась на локте, перевела дыхание, выпрямилась. Мир предательски кружился.
Подбросив жезл и ловко поймав за рукоять, Нарсис оглядел меня и покачал головой:
— М-да, такой дубиной при такой комплекции много не навоюешь.
В чём-то он, несомненно, был прав, но жезл, столько раз меня спасший, я начинала любить. Царапины на морде подведённого Рыжика затягивались, значит, зачарован от ядов нечисти, но в тёмном взгляде читался укор: «Хозяйка, ты что, ушами хлопала?»
Меня ещё мутило и уже знобило, когда мы миновали стену вокруг фермы семейства Глис. Несколько домов грубо соединялись переходами. Черепица покрывала только центральную часть, пристройки стояли под соломенными крышами.
В загонах хрюкали свиньи, причитали куры, чуть поодаль блеяли овцы. Мощно веяло живительным теплом магии свежих сильных оберегов, и тоска стискивала грудь. Нарсис морщился, оглядывая косоватые постройки. Мужчины, женщины, даже скотина отводили глаза.
Сквозь муть плохого самочувствия я ощутила его неприязнь.
До главного крыльца, где уже стояла необъятная брюнетка в мареновом платье, оставалось шагов сто, и я глухо спросила:
— Вам здесь не нравится?
— Они невестку свою, сироту, довели так, что повесилась. Гадкие люди. Жадные. И сынки их, как напьются, вечно норовят девчонок в подворотню затащить, даже если те не хотят.
Я понурилась, желудок скручивался в жгут:
— Уильям…
— Глава семьи. Премерзкий старикашка. Женат седьмой раз, жена на сносях.
Хм, ну, похоже, для процедуры он подходил.
Стоило, конечно, раньше выспросить подробности, но я была в таком ужасе, а ферма оказалась так близко, словно сама судьба вела к ней…
Да и какая разница, какой этот Уильям Глис человек, важно, какова его магия.
Это просто ритуал.
Женщина на крыльце оказалась довольно молодой, с густым пушком на верхней губе и недоверчивыми, злыми глазами. Они казались бы большими, не заплыви жиром.
— Что надо, господин Базен?
— Госпоже штатной ведьме нужно переговорить с… — Он покосился на меня.
Я выдохнула:
— Господин Уильям Глис дома?
Кивнув, женщина подхватила косу до пят и шагнула в сумрак дома. Я взмолилась:
— Подождите здесь, господин Нарсис, пожалуйста.
Ещё не хватало, чтобы он под дверью подслушивал, когда я…
Просто ритуал.
А какие страшилки о нём рассказывали нервным шёпотом: реки крови, кошмарная боль, словно тебя режут. Мне доктор обещал минимум неприятных ощущений, но… мороз пробирал.
Как и в моём доме в Холенхайме, тут царила идеальная чистота, но здесь из-за тёмного цвета стен просторные коридоры казались давяще тесными. Повесишься в такой атмосфере.
Обереги отгоняли насекомых, в открытые окна задувал ветерок. Порой с травянисто-резким запахом навоза. Мебель была с претензией на мещанскую роскошь, кое-где висели картины, промелькнул стеллаж с книгами.
Внутренности холодило и стискивало, и не понять — от ужаса или потеря магии сказывалась. И слёзы наворачивались. Я сжала кулаки, повторяя: «Просто ритуал».
В озарённой светом комнате дети столпились вокруг женщины, сосредоточенно купавшей младенца. Тоненькие вопрошающие голоса напоминали щебет.
Перехватывало дыхание, меня потряхивало.
А женщина всё шла, подрагивая необъятными боками и бёдрами. Наконец упёрлась в массивную дубовую дверь.
«Бах! Бах!» — крепко треснул по дереву кулак.
— Войдите, — донеслось с той стороны.
Дверь бесшумно отворилась. Я зажмурилась, боясь увидеть… Открыла глаза: за столом напротив входа сидел желчный крючконосый старик. Он оторвался от толстой книги, в которую что-то вписывал тёмным пером.
Ухоженный, в добротной рубашке и жилетке из лоскутков, он отталкивал не морщинами загорелой кожи, не редкостью волос на лысеющем черепе и даже не грубоватыми чертами лица, а хищным выражением глаз.
Прирождённый торговец. Оглядев, он сразу меня оценил и вскинул седую бровь:
— Чем могу быть полезен?
Подавив желание плотнее сдвинуть плащ, скрывавший рваную блузку, я вошла в кабинет:
— Нужно поговорить. Один на один.
Коротким движением руки Уильям отослал женщину. Она обожгла меня подозрительным взглядом заплывших глаз и, не предложив выпить, затворила дверь.
А я бы выпила чего покрепче.
Соединив кончики пальцев, хозяин дома снова меня оглядел. И ничего не предложил. Даже присесть. Кабинет давил какой-то злой суровостью, сквозившей в крепкой, немного массивной мебели, тёмных переплётах книг и тяжёлых, как взгляд хозяина, портьерах на двух окнах с большими стёклами.
Видимо, начинать придётся мне. А я… не знала, с чего начать. Этот дед, в отличие от Дайона или Матиса, и пальцем не шевельнул, а вроде женщин должен любить.
Вздохнув, я попробовала строить глазки, хотя не слишком понимала суть этого действа.
— Долго кривляться собираетесь? Или у вас нервный тик? — нахмурился Уильям. — Вы меня от дела отвлекаете, давайте быстрее излагайте цель визита. Вы намерены оштрафовать меня за использование незарегистрированных амулетов, да?
О! Идея! Сглотнув, я решительно подошла к столу и опёрлась на край. Кажется, зря: плащ разошёлся, обнажив выдранный клок рубашки. Довольно равнодушно скользнув взглядом по моей груди, Уильям посмотрел в лицо.
Голос не желал повиноваться, получилось писклявое лепетание:
— Я не буду вас штрафовать, если вы…
Он снова приподнял бровь. Кровь прихлынула к щекам: я не могла этого произнести. Проклятие. Сказать прямо я не могла. Облизнула губы.
Уильям качнул тёмным пером:
— Так что вы хотите в обмен?
— Немного мужской ласки, — пискнула я. — Вашей.
Теперь взлетели обе седые брови, а губы старика брезгливо скривились:
— Давайте я заплачу пять серебряных. Кажется, такие нынче тарифы.
Я поперхнулась воздухом.
— Разговор окончен. Пришлите счёт с посыльным, — Уильям потянулся пером к чернильнице. — Разговор окончен. Не люблю повторять дважды.
Попробовала возразить — осталась с открытым ртом. Закрыла его. Открыла. Моргнула несколько раз.
— Ну что? — исподлобья глянул Уильям.
— Почему… нет? — выдохнула я.
— Ты себя в зеркало видела? — Он снова покривился. — Кожа да кости. Да я двадцать серебряных лучше заплачу, чем на скелет ложиться.
Щёки запылали, внутри всё тряслось:
— А если с закрытыми глазами?
— Ах ты шлюха малолетняя! — взвизгнули от двери. — Я тебе все волосы, да ты!..
Огромная, побагровевшая провожатая ринулась на меня с растопыренными пальцами, явно целясь в глаза. Пискнув, я метнулась за Уильяма, и мир снова закружился. Не знаю, пережила бы я это нападение, если бы тот не перехватил разъярённую женщину.
— Кошечка моя, — заворковал Уильям, придавливая её к столу и жадно шаря по необъятному бедру. — Ты у меня самая-самая лучшая, люблю тебя, сил нет!
И он её поцеловал, а я… я ринулась прочь. Меня трясло. Я металась по тёмным коридорам, налетала на двери и косяки, пока сердобольная девочка лет пяти не проводила до выхода.
Я выскочила на воздух, тяжело дыша, обливаясь холодным потом.
— Что с тобой? — Нарсис спрыгнул с серого и поспешил ко мне.
Привалившись к косяку, я никак не могла надышаться, лепетала-сипела:
— Хорошо. Нормально всё.
И, уличая меня в обмане, потекли слёзы.
— Что он сделал? — Нарсис потемнел лицом. — Что?..
— Ничего, — я мотнула головой. — Это я сама. Заблудилась. Нет… поехали. Нам надо ехать. Срочно.
Я рвалась из его крепких объятий к дёргавшему ушами рыжему — подальше отсюда. Подальше от невыносимого позора, сдавившего грудь, кипятившего кровь. Я покраснела так, что горели уши.
Какая же я глупая, просто ужас!
Подъезжая к городу, я почти радовалась, что Нарсис отказался ехать ко второму магу, — пожалуй, я бы не добралась, свалившись с Рыжика на полпути. Каждый удар копыта о землю отдавался болью в висках.
Побыть бы одной хоть минуту, но ежесекундно кожей я чувствовала близость Нарсиса, его взгляд.
Вопросов он не задавал, но… такое чувство, что моя тайна уже не совсем тайна. Если Нарсис хоть немного сведущ в нюансах магии, он всё понял. Надежда на недогадливость грела стывшее от ужаса и стыда сердце.
Забыть бы ужасный миг отказа, женщину, кинувшуюся с обвинениями в лёгком поведении. В том и беда, что поведение моё было недостаточно лёгким. И чем я думала? На что надеялась? На штатного мага, который, теоретически, должен быть посильнее профессоров? На то, что встречу сильного мага в пути и соблазню? Глупо. Нелепо! Наивно!
— Хватит себя ругать, — Нарсис отвёл взгляд.
На смуглой щеке слабо кровоточили царапины.
— Почему вы думаете, что я себя ругаю? — прошептала я.
— По лицу видно. И по румянцу. Так и находит волнами, — кончиками пальцев он мазнул меня по скуле. — За что ругаешь себя, красавица? Чего учудила?
Я ниже опустила голову. Впереди чешуйчатые крыши краснели под солнцем. К открытым воротам Холенхайма тянулось три обоза сена.
Руки немели, но я смогла их поднять, натянула капюшон поглубже, сдвинула края чёрной пелерины на груди.
— Плечи расправь, — глухо попросил Нарсис. — Мы и без того выглядим так, словно я тебя изнасиловал.
— Думаю, они уже знают о кровососах. Охранные печати должны были среагировать на прорыв.
— Читать сигналы — обязанность штатной ведьмы, а её на месте, вот ведь незадача, не было, — Нарсис погладил исцарапанную шею серого. — Придётся самому отчёт написать. Не переживай, твоей вины в случившемся не было, это Гауэйн с какого-то перепугу начудил. Хорошо ещё, что ты ночку ту пережила, иначе мы бы от этой нечисти огребли по полной. У нас ведь не все земли надёжно защищены, дюжина ферм такого напора точно не выдержит, да и скотину побили бы.
Он хотел меня успокоить, только… это ведь из-за меня Марли угрожал Гауэйну, а тот испугался и зачудил. Если бы не моё желание заполучить книгу, если бы… если бы я изящнее выкручивалась, прояви я больше смекалки, или раскаяния, или осторожности — и Гауэйн бы выжил.
Ох уж эти самоуничижительные мысли — в трудные моменты так и лезут, отравляют душу. Я вздохнула.
Рыжик тоже.
Холенхайм приближался — бедный городок. За что ему такое наказание, как я? Какие ещё беды я на него навлеку? Я сочувственно взглянула на торчавшие над крепостной стеной крыши и снова опустила голову.
— Держись, — притиснув иноходца к фыркнувшему рыжему, Нарсис положил тёплую сильную ладонь мне на плечо. — Ты отлично справилась для студентки. Ты очень смелая, правда. Думаю, у тебя есть все шансы стать отличной ведьмой. После такой практики приищешь себе место в городе посолиднее.
— Звучит так, словно вы избавиться от меня хотите.
Нарсис рассмеялся:
— Ты мне нравишься. Готовить умеешь?
— Плохо.
— А, ладно. Кухарок хватает. Будешь моей женой?
Я с трудом подняла голову, чтобы посмотреть из-под капюшона. Нарсис лисовато улыбался, но взгляд сощуренных тёплых глаз был слишком серьёзен для шутки.
— Это не смешно, — я опустила голову.
— Я и не смеюсь. Нравятся мне боевые девчонки, да встречаются редко.
— Мы знакомы всего пару часов.
— Подготовка и венчание займут ещё пару часов — уже что-то.
Снова я посмотрела на этого невозможного… болвана: абсолютно серьёзен, хотя и с привычной смешинкой.
Он лихо рассекал зачарованным мечом чёрные визжащие тучи кровососов. Не бросил, хотя мог бы, пока стая меня пьёт, добраться до города. Наверное, он бы и в бега со мной подался, а друзья-стражники предупредили бы, приди ордер на мой арест, но…
Слёзы опять скапливались, щипали глаза, я совсем сникла в седле.
— Обещай хотя бы подумать, — Нарсис мягко коснулся моего колена, отбитого в падении со споткнувшегося Рыжика.
Я кивнула, и слеза сорвалась с ресниц, побежала по Щеке. Ещё несколько слезинок упали на сжимавшие уздечку руки. Дорога текла по обе стороны конской шеи, затянулась тенью надвратной башни. Цокот копыт утроился гулким эхом, и по бокам конской шеи потянулись пятна булыжников.
— Нарсис! Стой! Тебя бургомистр вызывает!
— Проклятие, — процедил Нарсис.
— Сама доберусь, — я припустила Рыжика.
Он легко обогнул телегу со стогом свежего сена, нырнул между вьючными ослами… Между лопатками зудело, словно Нарсис смотрел в спину. Едва свернула в переулок — тягостное чувство отпустило. Будто понимая моё желание скорее оказаться дома, Рыжик ускорялся, звонко цокая, ныряя между грузовыми повозками и шарахавшимися в стороны людьми — всё быстрее и быстрее.
— Стой, — я потянула поводья. Домой, конечно, хотелось, но не ценой чьей-нибудь затоптанной жизни. — Полегче.
Рыжик чуть замедлился. Едва вписался в поворот, так что я почти задела коленом фонарный столб. И, наконец, показался наш дом.
С перекрёстной улицы к воротам быстро шёл человек в чёрном балахоне с капюшоном. Лицо незнакомца скрывала чёрная ткань, в затянутых перчатками руках темнело что-то округлое. Он приложил ладонь к двери, сделал круговое движение и нырнул внутрь.
«Кто это?» — руки ослабели, и Рыжик, почуяв волю, рванулся вперёд.
Он резко остановился у ворот, перестук копыт ещё звенел в ушах, я стискивала поводья, изумлённо глядя на дверь и ожидая, что оттуда выскочит чёрный человек.
