ГЛАВА 20
В которой невинные во всём виноваты
Это наивность — полагать, будто работа штатного мага или ведьмы сводится к устранению опасных магических воздействий. Нет, от штатных специалистов требуется чуть меньше, чем всё.
Записки штатного мага
Возвращались уже в темноте, рыжий легко вышагивал, взбалтывая в моей качавшейся черепной коробке обрывки мыслей и воспоминаний, путавшихся со стрекотом насекомых и цокотом копыт.
Иногда, на краткие сладостные минуты, чудился родительский дом, любимая спальня в розово-голубых тонах и голос няни-гомункула, мелодично читавшей сказки, но его прорывал голос Матиса:
— …нет, это был хотя и закономерный, но странный союз: госпожа Полина, скажем так, была девушкой свободолюбивой, говорят, она обет безбрачия дала в храме непорочной покровительницы птиц…
Я крепче стиснула луку седла. На миг меня окружили стены родной спальни, а потом стало темно и шумно от стрекота насекомых и пения проклятых соловьёв.
— …да и любила она его, хоть и был он совсем неблагородным — охотник, фермеров сын, вот кто он был. А с другой стороны, вроде и правильно. Любовь любовью, но он десять лет как погиб, пора было род продолжать, не оставлять отца без внуков…
Голова склонялась на грудь, я честно пыталась сосредоточиться на голосе неутомимого — ради всего святого, он же должен ослабеть после атаки клеща! — Матиса, но что-то пропустила.
— …господин Мосс очень даже непрост, раньше его семья правила этими землями…
Язык связала дикая усталость, я слушала. «Цок-цок», — стучали о дорогу копыта, меня качало из стороны в сторону.
— …тогда был какой-то скандал с молодым наследником, он отказался предоставить магов Холенхайма на фронт, говорил, здесь они нужнее, а война в самом разгаре была, не до прежних заслуг, вот их и лишили графства, а уже после войны передали землю и титул оборотням — они же отличились в боях.
— Как интересно, — промямлила я, стягивая на груди плащ, но ночной холод пробирался под него…
Ну почему я не инициировалась, а? И что делать, если ситуация выйдет из-под контроля? В брешь одного из заклинаний уже поползла чёрная ржа, подождали бы немного — была бы мне практика активной борьбы. Может, Гауэйн хотел показать, как латать прорыв?
Голова упала на грудь, я позволила дрёме меня окутать. В клетке слабо билась истощённая птица с синими крыльями, в её тёмных глазах читалось осуждение, и сердце замирало, ломило от жалости, в горле застрял страшный крик: «Прости!» Вздрогнув, я открыла глаза: в сумраке мельтешила дорога, желтела грива бодро шагавшего коня.
— …да и семья эта, Перрены. Вот чего они вдруг к нам переехали? Откуда взялись? Они сами по себе странные были и, говорят, с Моссом что-то не поделили, ещё когда госпожа Полина с их старшим сыном за ручку ходила.
Впереди мерцали огоньки надвратной башни.
— Почти приехали! — блеснули в улыбке зубы Матиса.
Я старательно улыбнулась в ответ.
— Ты в порядке? — Матис так близко подвёл гнедого, что колени соприкоснулись. — Того гляди с коня упадёшь.
Спасибо, что заметил, дорогой, я уже час так болтаюсь. Не удержавшись, я широко зевнула и, потянувшись, чуть отвела рыжего:
— Хороший ты спутник. Так рассказываешь дивно, что можно всю дорогу проспать и не заметить.
У Матиса вытянулось лицо, фыркнув, он припустил гнедого. Рванувшись вперёд, рыжий опередил его на полкорпуса, но я, подскакивая в седле, уже тянула поводья:
— Тише, тише!
Рыжий крутанулся вокруг оси и, пританцовывая, двинулся к воротам. На парапет справа от надвратного фонаря опирался стражник:
— Пароль, голубки, — улыбнулся он во все зубы.
Сквозь сумрак в его взгляде мерещилось плотоядное предвкушение своей очереди со мной позабавиться.
Обломается.
— Полнолуние, — запрокинул голову Матис, его гнедой вскидывал хвост и поводил головой из стороны в сторону.
— Подозрительного ничего не видели? — лениво продолжил дежурный.
— Открывай ворота, — подбоченился Матис и шире расправил плечи.
— А раньше приехать не могли? Почему из-за ваших развлечений честные люди должны ночью по крутым лестницам бегать да с тяжёлыми замками возиться? — Он глумливо улыбался, глядя на выпятившего грудь Матиса. — Или возомнил о себе невесть что? Ты, конечно, теперь не невинный мальчик, а мужчина, но…
— Открывай! — Голос Матиса испуганно звенел.
Его со мной отправили в святой уверенности, что я его невинности лишу? Ой, ну ситуация… В груди защекотало, я пыталась сдержаться, но смех вырвался и в тишине ночи казался слишком громким и звонким.
Матис поник, ниже нахлобучил шлем.
— Короче, — я сняла с пояса жезл и уверенно пригрозила: — Если через минуту не буду в городе, всем дежурным проклятие мужского бессилия вне очереди. Контрпроклятия не знаю, так что снимать придётся в Вирбе, если найдётся спе…
Скрипнул засов, и даже не дверца открылась — вся створка ворот с гербом города поползла в подсвеченную факелом арку, послышался глухой встревоженный голос:
— Поняли, госпожа, всё поняли. Проходите. И не извольте серчать: мы по-доброму, по-свойски…
Вообще-то я пошутила. И дело не в экономии магии. За такие проделки можно штраф и принудительные работы огрести. Ребята тут, похоже, не только к ведьмовскому телу приучены, но и пуганые. Интересно, кто и за что их проклинал?
Не дожидаясь, пока я созрею, рыжий гордо вошёл в ворота. Мы вынырнули из-под арки, когда сквозь цокот послышался тревожный шёпот:
— Ты чего наделал, дурак? Не мог постараться, что ли, чтобы она в хорошем настроении была? Ничего нельзя безусому юнцу доверить.
— Да я… есть у меня усы, — пролепетал Матис, что-то шлёпнуло. — Ай!
И снова: шлёп! А потом — размеренный цокот копыт. Рыжий спешил домой. Скорее бы поесть и завалиться в постель, можно даже минуя ужин. Сзади бодрее зацокали копыта, Матис почти поравнялся со мной. Он ехал без шлема и потирал ухо.
— Отругали? — без малейшего сочувствия уточнила я.
— Ага.
— Праавильно, — улыбнулась я и привесила жезл на пояс. — На чужой каравай рот не разевай.
— Но они думают, что я сплоховал, а это нечестно. Ты мне даже возможности не дала.
Вздохнув, я рванулась дать подзатыльника, Матис отпрянул, и пальцы просвистели перед наглым носом. Паразит мелкий! Я раздражённо цокнула языком. Перепалка, смех, раздражение вперемешку с весельем чуть взбодрили меня, и я огляделась.
Белые дома будто светились в сумраке, жёлтыми искрами сверкали тут и там фонари, вытягивали тени булыжников мостовой — под копытами словно расстелили кружевное полотно. Цокот эхом бродил между зданий, звенел в ушах.
Надеюсь, Саги будет столь любезен, что накормит тёплым ужином.
«Ужин, ужин!» — наверное, так можно было перевести урчание желудка. Рыжий ускорил шаг, свернул в переулок, в другой, выехал на улицу, по которой я, кажется, не ездила, — ворота просторного дома с большим садом охранял такой амулет, что магическое излучение просматривалось без напряжения.
В седле потряхивало всё сильнее, звенела уздечка, я её слегка потянула, но конь перешёл на рысь, я крепче впилась в луку. Пусть бежит, скорее доберёмся. Вновь свернув, рыжий рванул галопом. Буйная животина!
Вдруг слева вывернули знакомые ворота, конь резко затормозил, я клюкнулась лбом в шею. Выпрямилась, тяжело дыша. Тройное цоканье за спиной приближалось. Матис остановился перед мордой рыжего. Его гнедой фыркнул, косясь на хозяина влажным глазом.
— Заглянуть не предложишь? — сбивчиво спросил Матис.
Он краснел, дышал часто-часто, и взгляд такой дикий — от надежды.
— Проваливай.
Да будь он даже магом — мучений с одним девственником хватило. Подняв брови домиком, Матис оттянул поводья, вынуждая гнедого пристроиться к рыжему боком, и интимно прошептал:
— Я буду очень стараться…
Ага, плавали, знаем. Подтолкнув рыжего, я оказалась у самых ворот — ногу больно притиснуло к створке — и торопливо постучала.
— Ну госпожа Мияна, меня же… — Набрав в лёгкие побольше воздуха, Матис трепетно выдохнул: — Засмеют.
Можно подумать, это мои проблемы. Я ведьма, я борюсь с нечистью, а не с девственностью. По крайней мере не с чужой.
— Слушай, — я снова постучала в ворота. — У вас тут что, не к кому обратиться с таким вопросом? Совсем-совсем не к кому?
— Я всё жалованье маме отдаю, — Матис опустил очи долу. — Я старший мужчина в семье, кормилец.
— Женись, — я постучала решительнее.
Саги спит, что ли?
— Мы выселок «У пруда» только купили, ещё с ростовщиком не расплатились, да и ремонт нужен. Денег пока нет, свадьбу на осень пришлось отложить…
У меня взлетели брови, а дыхание спёрло, я просто онемела от такой наглости — у него невеста! — и судорожно схватила жезл:
— Проклятие мужского бессилия.
— Понял, — побледнел Матис и потянул поводья, едва гнедой отошёл достаточно для разворота, он направил его в сторону. — Добрых сновидений, госпожа Тар.
Почтительно склонив голову, Матис припустил прочь. Он исчез за поворотом, но эхо доносило звонкий цокот копыт. Рыжий куснул за колено, я успела щёлкнуть его по носу.
Какая-то слишком… насыщенная у меня практика. И тебе зомби, и паразиты, и навыки борьбы с наглыми ухажерами, и оберегания от оных некстати сохранившейся девичьей чести, и обучение поиску любовника на одну ночь — вряд ли всё это предусматривалось программой. И даже оценку мне за внеплановые достижения не поставят.
— Проходи уже, — хмуро велел Саги и подхватил под уздцы тыкавшегося ему в щеку рыжего.
Саги был в белоснежной рубашке, свободных синих штанах, тапках и дурном настроении.
Засмотревшись на белую, перекинутую через плечо косу, я не сразу уловила начало движения и, качнувшись в седле, ухватилась за луку. Снова наваливалась усталость.
— Слезть поможешь?
Я зевнула.
Исподлобья глянув на меня, Саги затворил ворота и легко повесил на крючки длинную массивную балку. Рыжий следил за ним, прядая ушами и переступая с ноги на ногу.
— Что случилось? — Я ждала помощи.
— В следующий раз запру ворота в одиннадцать и не спущусь, даже если ты их вынесешь, — он снова подхватил коня под уздцы и повёл мимо парадного крыльца, вдоль торца дома, мимо второго крыльца к озарённому светильником зеву конюшни. — И Рыжика будешь сама чистить.
У меня перехватило дыхание:
— Я работала вообще-то.
Мы остановились перед конюшней.
— Да, конечно, только работы было на пять с половиной часов, а ты пропадала почти десять, — его желваки подрагивали. Саги подошёл и, не глядя, протянул ладони: — Слезай.
Да, на пять с половиной часов — для инициированной ведьмы не самого низкого уровня. А мне пришлось на каждой ферме отдыхать, выслушивая жалобы на паразитов и налоги. Поджав губы, я перекинула ногу через круп и соскользнула в сильные руки. Приятно сжав бёдра, Саги подхватил меня, словно невесомую пушинку, и я откинула голову, медленно сползая по нему на землю, — как же приятно опираться на сильного, готового подхватить, позаботиться…
— Хватит выгибаться, — отдёрнув руки, Саги схватил Рыжика под уздцы и повёл в конюшню. — Еда в кухне на столе. Закончишь — зови, налью ванну.
Ванну? Он нальёт мне ванну? Я прослезилась от умиления:
— Спасибо! — и пулей помчалась есть.
После безумно вкусного овощного рагу и нежнейшего яблочного пирога с топлёным молоком — фигура в опасности! — я вышла на второе крыльцо и позвала. Из конюшни Саги вышел в одних штанах и тапках. Торс впечатлял. Пока я разглядывала жилистые мышцы, Саги бесшумно приблизился. Пахнуло лошадиным потом и зерном, горькими травами. Дыхание перехватило, я прикрыла глаза, а когда открыла, Саги свернул в третью левую дверь коридора. Исчез, точно призрак, в сумраке дома. Я поспешила следом.
Саги ждал у двери, хмуро глядя на медную ручку, едва я приблизилась — открыл и вошёл во влажное тепло. Внутри пахло отваром полевых трав, на плиточном полу стояла просторная кадка с лесенкой.
Немеющими пальцами я расстёгивала корсаж, а Саги вынимал из печи вёдра: мышцы красиво двигались по заблестевшей от испарины спине. Какие широкие плечи, а какая сила… внутри всё сладко сжималось, хотелось прижаться, снова ощутить властное прикосновение рук.
Я уже собралась на будущее поинтересоваться, как там дела с сексуальной функцией, но Саги повернулся, и суровое выражение лица мигом сняло все вопросы. В гробовом молчании Саги наполнил кадку водой, переложил большое полотенце с печи на верхнюю ступеньку лесенки.
— На сегодня всё, — Саги даже не взглянул в мою сторону. — Если что-то понадобится — разбирайся сама. Утром я тебя разбужу.
Кивнула я уже закрытой двери.
Снова это небрежение, граничившее с презрением… Стянув одежду, я погрузилась в тёплую воду. По коже побежали мурашки, но быстро успокоились, тело расслабилось.
Я закрыла глаза.
За пару недель до обвинения папы в государственной измене девушка-гомункул, вся в голубых рюшечках, стояла в нашей гостиной, покорно склонив светлую головку. Заметив меня, девушка подмигнула, и высокий плечистый хозяин ударил наотмашь. Она рухнула на паркет, точно отшвырнутая кукла. Лицо клиента побагровело: «Вы же видите: она действует без моих прямых указаний! Что это такое?» И папа униженно извинялся за промах, а я задыхалась от слёз. Мой гордый, такой великолепный папа и вдруг умолял…
