Клара не представляла, как можно переживать это блаженство и эту любовь в одиночку: ей нужны были сестры! Это действительно так: опыт, затрагивающий самую суть бытия, пробудил в ней неудержимую потребность с кем-нибудь им поделиться. Любовь и счастье заразительны.

И искательницы монашеского пути потекли в Сан Дамиано. Как, весьма поэтично, говорится в булле о канонизации, "Клара была пламенем, освещающим и согревающим, сосудом с нардом благоухающим, прозрачным источником, дарующим животворящую и вкусную воду жаждущим душам...". Многие захотели обогреться у этого огня, пожелали вдохнуть этого аромата, вкусить этой воды и... остались рядом с Кларой!

Этим девушкам, ищущим идеала, которые к ней приходили, Клара предлагала Блаженство, обещанное бедным. Она организовала общежитие таким образом, что это было общежитие не на словах, а на деле.

Являясь новатором в своем видении монашеской бедности, Клара внесла, по крайней мере, не меньше нового в представления о роли начальствующих и об отношениях внутри общины.

Она решительно отмежевывается от того устроения жизни, которое практиковалось в феодальных аббатствах, где община состояла из двух, четко различающихся, групп сестер — монахинь и послушниц. Лишь облагодетельствованные фортуной дворянки могли стать монахинями, послушницы же, в общем-то, пребывали на положении служанок. Им отводилось отдельное место не только в церкви, но и в общей спальне, и в трапезной. Они не имели права голоса на Капитуле. Над теми и над другими находилась Настоятельница. Это была очень знатная дама, которой воздавались соответствующие почести. Служанки, жилье, питание и одежда были достойны ее чина.

Для Клары точкой отсчета стал уже не мир с его табелью о рангах, с его титулами и званиями, а одно лишь Евангелие, в его наиболее революционной части: переоценка ценностей, переворачивание иерархии.

Вслед за Франциском она "изобретает" братство, в котором никто больше не занимает господствующего положения, и все сестры равны, какими бы ни были их социальное происхождение, воспитание, образование, поскольку для нее каждая — дар Божий. Если она и стала Настоятельницей (понадобилась вся сила убеждения Франциска, чтобы она согласилась принять это звание и эту должность, которая придавала ее монастырю законный статус), то только для того, чтобы служить другим.

Вникая в Слово Возлюбленного во время долгих безмолвных молитв, Клара обнаружила Его глубочайшую тайну: по самой сути Своей Он — Слуга. Его Завещание — это то, что Он совершил в Великий Четверг: Он, Учитель и Господь, встал на колени перед учениками, чтобы вымыть им ноги. Клара, в свою очередь, желает быть только служанкой, "служанкой служанок Христовых" (из Писем), потому что, как она говорит, "должно быть Настоятельнице служанкой всем своим сестрам... И сестры должны иметь возможность говорить и поступать с нею, как госпожи говорят и поступают со своими служанками" (Устав).

Это не литературный вымысел, — Клара хочет быть служанкой в строгом смысле слова. "Никогда — пишет Челано, — не отказывалась она от работ, предназначенных для служанок"; скорее, она их искала. И подкрепляет это высказывание многочисленными примерами, о которых свидетельствовали и сестры на Процессе канонизации. Таким образом, "большую часть времени именно она лила воду на руки сестрам, усаживала их и служила им, приносила им еду... И она же чистила, стирала принадлежности лазарета: грязные работы и дурные запахи ее не страшили. Ей часто доводилось мыть, а затем и целовать ноги сестрам, приходившим с улицы" (Челано).

Никогда ей не приходило в голову извлечь какие-либо преимущества или привилегии из своего поста. И она просила будущих Настоятельниц поступать так же и во всем подчиняться требованиям общежития — "столь же на хорах, сколь и в общей спальне или в трапезной". Это смирение лежало в основе устроения ее монастыря. Могло ли быть иначе? "Она была словно утверждена на смирении", — заявляет сестра Бенвенута на Процессе канонизации. И была у нее какая-то коренная неспособность властвовать, выходить на первый план. Эта парадоксальная концепция власти для Клары — просто верность примеру Христа. Интуитивно она понимала, что "встреча с Богом в Иисусе Христе не может произойти независимо от формы коллективной организации. Там, где отношения с нашими ближними избавлены от всякого духа превосходства, а значит и от всякого порабощения, и где устанавливается подлинное братство, — только там нам дано созерцать истинный лик Божий" (Е. Леклер).

То, что Клара переживает и предлагает, — это община, в которой царят Права и Обязанности. Она отказалась от всякой абсолютной власти и не успокоилась, пока не удостоверилась, что сможет разделять эту власть с сестрами. Самые обыденные, как и самые важные, решения принимались на основе "общего согласия всех сестер", ибо все они — "получающая сторона" этого общинного предприятия, даже самая молодая или пришедшая последней — потому что, как говорила Клара, "часто именно самой юной Господь открывает, как лучше всего поступить". Она верит в уникальную ценность каждой. Любовь не нивелирует, она суть безусловное, уважение другого, она создает равенство.

Вместе с тем она не отказывалась от своей конкретной роли держательницы власти: "я, ваша сестра и мать", — так любила она себя называть. Но подчиняться ей можно "более по любви, чем из страха". Послушание в любви, но богословски обоснованное: "ведь ради Бога отказались сестры от своей собственной воли" (Устав).

Послушание свободных и ответственных женщин, для которых подчинение — это не убежище и не форма личной безопасности, а обязательство выстроить вместе поистине братскую общину, ибо братство, жизнь, соотносимая с другими людьми, — наш человеческий опыт Бога.

Взаимное внимание и милосердие не были делом одной Настоятельницы; и здесь взаимная ответственность проявляет себя в полной мере: "Пусть со спокойным сердцем сестры открывают друг другу свои нужды, ибо если мать лелеет и питает свою дочь по плоти, то сколь же более должна каждая из нас лелеять и питать свою сестру по духу". Любовь в Духе — это то, что собирает и сплачивает общину сильнее, чем человеческая близость и кровное родство. Дух есть любовь, это Он — основание, это Он создает общение.

Таким образом, Клара встает прямо на уровень веры и достигает тайны Божией, в которой укоренено братство.

"Любите друг друга любовью, которою Христос возлюбил вас", — повторяла она. И поскольку не было в ней ничего застывшего, она призывала: если любишь, проявляй свое чувство! "Ту любовь, что вы храните в глубине сердца, проявляйте вовне, в делах ваших..." (Завещание). И они дают нам пример такой любви, создав в Сан Дамиано столь радостную и дружелюбную атмосферу, что сестрам всегда было тяжело оттуда уезжать.

Сестра Клары по плоти, недавно назначенная Настоятельницей во Флоренцию, писала ей: "О, матушка, знайте, что неохватная печаль наполняет душу и плоть мою... Я страдаю так, что и выразить нельзя... ибо разлучена с вами и с другими сестрами моими".

Может ли это кого-то удивить? Клара заменила господство власти нежностью, которую она обильно изливала на всех без исключения.

Челано рассказывает: "Святая Настоятельница была ласкова не только к душам своих дочерей; она старалась также, с удивительной любовью, заботиться о телах их. Зимними ночами ей часто доводилось проходить по общей спальне, укрывая тех, кто раскрывался во сне: она боялась, как бы они не простудились".

А однажды, когда не хватало хлеба — на всех остался один кусочек, а сестрам очень хотелось есть, — она, вслед за Христом, сотворила чудо умножения хлебов — но лишь после того, как разделила остатки с братьями, служившими за стенами обители. Тем самым она как бы говорит нам: хлеб есть для всех, если им делиться, ибо Источник не может иссякнуть. Чудо? Оно в том, чтобы превратить нехватку в изобилие. Но особенно Клара опекала самых слабых, больных и скорбящих; иногда она исцеляла их крестным знамением. Она могла это сделать, потому что ее воля всегда была одним целым с волей ее Бога. Это "власть, которую обретает тот, кто говорит "да" Богу, Который говорит ему "да".