Мы не знаем, сколько таких бесед было у преподобного Серафима. Записанной осталась, должно быть, лишь малая часть его слов. Но наследие, оставленное им, не в словах, но в радости Духа Святого, которую он стяжал своими трудами, и эта Серафимова радость осталась в Церкви.

Его история не только не окончилась с его блаженной кончиной, и отнюдь не ограничивается только лишь молитвенной памятью о нем. Но как при жизни он стоял в непостижимой близости к небу, так в небесной своей славе он остался непостижимо близок земле. Преподобный Серафим — один из самых "присутствующих" деятельных святых в Русской Церкви и остается таковым даже и до сего дня. В 1903 году при его канонизации Святейший Синод говорил о десятках случаях исцелений по молитвам к святому Серафиму, ныне такие случаи едва ли поддаются перечислению.

Автор этих строк, при всей ограниченности и скудости его личного и церковного опыта, не раз слышал о никем не записанных явлениях, помощи, благодатных встречах, посещениях, исцелениях, связанных с именем преподобного Серафима. (Один из них — явление умиравшей от голода девушке в ленинградскую блокаду, никогда о преподобном Серафиме не слышавшей, но увидевшей и точно описавшей его за несколько минут до смерти). Таким и подобным им посещениям, верно, несть числа. И всякий раз посещение преподобного — это явление радости, сошедшей с небес и разделенной с нами, это весть утешения, но не мирского, а того, что берет начало от Духа Святого, Утешителя... Он словно зовет нас в те обители, о которых сам сказал однажды в разговоре с учеником:

"Вот я, убогий старец, раз читал Евангелие и дочитал до того места, где милосердный Спаситель наш говорит о вечных обителях Своего Отца, при чтении возгорелось сердце мое, и убогий Серафим, возжелав узреть сии Прекрасные обители, дерзнул молить Господа своего Иисуса Христа, чтоб Он показал их рабу Своему: Господь милосердный послушал меня, и Я, убогий старец, удостоился узреть то, чего, радость моя, не могу тебе исповедать, и даже не знаю, в теле ли я был или вне оного, Господь уж то знает. Но только я видел такую красоту и чувствовал такое наслаждение, что язык мой не в силах сне выразить. Скажу тебе одно: если бы келью мою наполнили червяки, которые беспрерывно, до самой кончины точили бы тело, и тогда бы все эти страдания, как бы велики ни были, были бы нечувствительны при воспоминании тех радостей, которые нас ожидают в обителях Господа."