То, что известно как учение преподобного Серафима принадлежит только ему, открыто им в своем опыте и вместе с тем вызрело в самой глубине соборной церковной жизни и вынесено из нее. Ничего от себя, и ошеломительная, никогда не тускнеющая новизна "последнего святого" — это как соединение соборности и индивидуальности, что являет собой тайну Церкви.

Он не оставил никаких письменных свидетельств, все, что мы знаем о нем было записано с его слов и затем подвергалось литературной обработке и передавалось как предание. Наиболее известным памятником того, что стало почитаться учением преподобного Серафима стала его беседа, записанная его духовным сыном и спутником -"служкой", как он называл себя сам, Николаем Александровичем Мотовиловым.

Надо сказать, что наряду с необыкновенной одаренностью сердца святой Серафим обладал и несомненной одаренностью слова. Когда читаешь собственные его слова, сказанные кому-то наедине, всегда остается несомненное ощущение, что он говорил их в присутствии Божием. Это присутствие просвечивает через все, что было им когда-то сказано, и потому нельзя пересказывать его чужими словами — это все равно, как замазывать гениальную фреску, пытаясь изобразить что-то свое.

Беседа преподобного Серафима начинается с того, что он как бы вспоминает или угадывает тот вопрос, которым с малых лет мучился Мотовилов и который носят все христиане.

"Господь открыл мне, что в детстве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель нашей жизни христианской, и у многих важных духовных особ вы о том неоднократно спрашивали... Но никто не сказал вам ничего определенного. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, твори заповеди Божьи, твори добро — вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты небогоугодным любопытством, и говорили вам: высших себя не ищи. Но они не так говорили, как следовало бы. Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем действительно эта цель состоит.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколь ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни нашей христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьяго."

Молитва есть самое верное средство для такого стяжания, ибо она всегда с человеком, однако на различных путях стяжания человек волен выбирать свой собственный путь, тот на котором ему лично открывается неиссякаемый источник Духа. "Дают вам более благодати Божией молитва и бдение — бдите и молитесь, много дает Духа Божьяго пост — поститесь; более дает милостыня — милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, делаемой ради Христа рассуждайте".

Подлинность пребывания Духа Святого в нас удостоверяется прежде всего присутствием в нас света и слова Христова, от которого Дух Святой неотъемлем. Подлинность Духа удостоверяется и духом нашего покаяния и верности Христу, что возгораясь в нашем сердце, глаголет к Отцу: "Авва Отче, не до конца прогневайся на нераскаянность нашу!"

Отметим здесь, что духовное ведение преподобного Серафима целиком укоренено или "укоснено" в Пресвятой Троице. Никогда Дух у него не отделяется от Сына и Сын всегда обращен к Отцу.

На вопрос Мотовилова: "Как я могу быть уверенным, что я в Духе Божием?", — святой Серафим как бы приоткрывает пред ним на минуту врата Царства Божия, которое внутри нас, и то внутреннее, что было накоплено годами молитвенного, аскетического, монашеского, пастырского труда, становится внешним, явленным.

"Представьте себе, — пишет Мотовилов, — в середине солнца, в самой блистательной яркости его полуденных лучей лицо человека с вами разговаривающего. Вы видите движение уст его, меняющееся выражение его глаз, слышите его голос, чувствуете, что кто-то вас руками держит за плечи, но не только рук этих не видите: ни самих себя, ни фигуры его, а только один свет, ослепительный, простирающийся далеко на несколько сажень кругом и озаряющий ярким блеском своим и снежную пелену, покрывающую поляну, и снежную крупу, осыпающую сверху и меня, и великого старца. Возможно ли представить себе то состояние, в котором я находился тогда?"

"Что же вы чувствуете теперь?" — спросил меня отец Серафим. "Необыкновенно хорошо!" — сказал я. "Да, как же хорошо? Что именно?" Я отвечал: "Чувствую я такую тишину и мир в душе моей, что никакими словами выразить не могу!"

Это, ваше Боголюбие, тот мир, про который Господь сказал ученикам Своим: "Мир Мой даю вам, не яко же мир дает..." (Ин 14,27) "Мир", по слову апостольскому, — "всяк ум преимущий"... "Что же еще чувствуете?" — спросил меня отец Серафим. Я сказал "Необыкновенную радость во всем своем сердце". И батюшка отец Серафим продолжал: "Когда Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотой Своего наития, тогда душа человека преисполняется неизреченной радостью; ибо Дух Божий творит радость во всем, к чему бы Он ни прикоснулся... Сейчас мы можем лишь предвкушать эту радость, и если от нее так сладко, хорошо и весело в душах наших, то, что сказать о той радости, которая уготована нам на небесах, плачущим здесь, на земле."