В молодости Серафим был статен, силен и красив открытой славянской красотой, но после своих болезней, вызванных его беспощадной аскезой, в особенности после полученных им увечий, он утратил эти естественные, данные ему от рождения дары и стал "убогим Серафимом". На 45 году жизни его смертно избили и искалечили разбойники, пришедшие, чтобы его ограбить (но грабить оказалось нечего). После этого избиения, едва выжив и будучи вновь исцелен Богородицей, Серафим остался навсегда согбенным. Разбойников вскоре отыскали, но по просьбе преподобного их не наказывали, и они покаялись.

Он ходил низко согнувшись, опираясь на палку или топорик, страдал от телесных немощей, словно Господь пожелал забрать от него все природные дары и заменить их своими, благодатными. Телесное его «убожество», которое он охотно подчеркивал, было сродни юродству, ибо Серафим собрал и переплавил в себе все виды русской святости, и недаром среди учениц его было несколько юродивых или блаженных.

Чтобы стать учителем в православии, следует пройти самому школу молитвы и послушания. Святой Серафим унаследовал все аскетические и мистические традиции русского монашества — От Феодосия Печерского до Паисия Величковского. Но он был наследником также и "умного делания" или практики исихазма, то есть, непрерывного творения Иисусовой молитвы словами, разумом и сердцем. "В этом да будет все твое внимание и обучение, — говорил он. — Ходя и сидя, делая и в церкви до богослужения стоя, входя и исходя, сие непрестанно держи в устах и в сердце твоем. С призыванием таким образом имени Божия ты найдешь покой и вселится в тебя Святой Дух".

Слова молитвы Иисусовой — это слова покаяния, сокрушения и веры, но они превращают наше сердце в храм Господень. "Господь ищет сердце, преисполненное любовью к Богу и ближнему, говорил он своему ученику, — вот престол, на котором Он любит восседать и на котором Он является в полноте своей пренебесной славы. Сыне, дождь Ми сердце твое, я все прочее Я сам приложу Тебе, ибо в сердце человеческом — Царствие Божие".

"Чтобы узреть свет Христов, нужно погрузить ум внутрь сердца, ум должен задержаться в сердце".

Этим светом "убогий Серафим" проникал в тайну времени и тайну чужой души. На вопрос, как даже не выслушав человека, пришедшего к нему со своей душевной нуждой или скорбью, старец может ответить ему, он ответил: "Он шел ко мне, как и другие, как и ты шел, яко рабу Божию; я, грешный Серафим, так и думаю, что я грешный раб Божий; что мне повелевает Господь, как рабу Своему, то я передаю требующему полезного, первое помышление, являющееся в душе моей, я считаю указанием Божиим и говорю, не зная, что у моего собеседника на душе, а только верую, что так мне указывается воля Божия для его пользы".

Кто только не приходил за советом к преподобному Серафиму, он принимал всех. "Трудно управлять душами человеческими, говорил он, — учить других также легко, как с нашего собора бросать на землю камешки, а проходить делом то, чему учишь, все равно, как бы самому носить камешки на верх собора." Его отличительной чертой была любовь к каждому, кто приходил к нему за советом. "Матерью будь, а не отцом к братии", говорил он одному настоятелю монастыря. Он был "богородичный святой" и в его духовничестве явственно прослеживается мотив заступничества и небесной ласки. Особое попечение он имел о сестрах, в расположенном неподалеку женском Дивееве монастыре, игуменьей которого он считал саму Матерь Божию, и где исполнял обязанности духовника.

Каких только предсказаний, в точности исполнившихся, не оставил преподобный Серафим! Он узнает грехи до их исповеди, он предвидит собственное прославление и даже то, что оно случится летом ("среди лета запоют Пасху"), предсказывает тот смерч над Россией, который принесет революция ("настанет такая скорбь, какой не было от начало мира. Ангелы не будут успевать принимать души"), наконец предвещает и грядущее пришествие Антихриста в Россию. В этом смысле он остается "последним святым", святым, стоящим на самом пороге Второго Пришествия и всматривающимся в него. И, как последний святой, он оставляет свое учение о сути святости или о цели христианской жизни.