Глава пятая (слава богу, последняя)
Цель оправдывает средства
Лишь переступив через себя, найдешь ты друга и потеряешь врага (или наоборот).
Нефритовая беседка в центре парка заросла диким плющом. Шустрые паучки после беспокойной ночи поправляли липкие сети и забирались поглубже в листву, осторожно обходя крупные капли росы. Вспугнув стайку мелких крикливых пичуг, Хоаххин, продираясь сквозь зеленые заросли, вылез из беседки, в центре которой, прямо на мозаике, изображающей алую пятилучевую звезду, очнулся от глубокого и сладкого сна. Как он сюда попал, что происходило с ним после того, как он постарался «разогнать» собственное восприятие времени, он не помнил. Лишь странные обрывки бессвязных сновидений всплывали из подсознания.
Заросший и одичавший сад простирался вокруг настолько, насколько хватало взгляда его обитателям. Когда-то правильные формы аккуратно засеянных и рассаженных культурных растений давно заполонила дикая растительность. Агрессивно разбрасывая во все стороны свою пышную листву, она окончательно закрыла от солнца нежные и скромные ростки культурных конкурентов. Правильный лес все еще пыжился абсолютно гладкими дорожками из шлифованного армированного пластобетона, сквозь трещинки в котором то тут, то там уже начинали пробиваться нежные зеленые побеги. Трехчасовой переход не обнаружил никаких изменений в окружающей обстановке, однако принес первую радость в этом чужом и странном мире. Чистый каскадный водопад позволил утолить жажду и окунуться в прохладу кристально прозрачной воды, ласкавшей каждый сантиметр уставшего и голодного тела. Всегда придерживаясь той непреложной истины, что лучше умереть от стыда, чем от голода, Хоаххин не церемонясь выхватил из воды длинную, похожую на черного угря рыбину и с жадностью впился зубами в свежее сырое розовое мясо.
День плавно переходил в вечер, когда бетонное полотно впервые вынырнуло из зарослей и уперлось в обширную круглую площадку, явно рассчитанную под парковку летательных аппаратов, поскольку никаких выездов с нее не предусматривалось. Площадка на четверть была заполнена изящными, сверкающими на закате аппаратами, отдаленно напоминающими глайдеры. Ровные ряды стоящих точно над ярко-желтыми маркерами машин больше походили на заводской склад, чем на свободный паркинг отдыхающих, прилетевших посетить парк. Хоаххин не спеша приблизился к машинам. Небольшая лесенка в кабину пилота, штурвал, приборная панель, мягкие кресла. Ничего нового или неординарного. Надписи на непонятном языке, больше похожие на иероглифы. Вряд ли получится их использовать – ни владельцев, ни самоучителя, а выглядят так, как если бы они только час назад приземлились. Это точно не Заврос, а на вопрос, хорошо это или плохо, пока рано было отвечать.
Налево, вниз от посадочной площадки, в сторону небольшого озера, уводила узкая, почти полностью скрытая зарослями каменная лестница. Направо, вверх, в сторону пологих, плотно закрывающих горизонт холмов, расстилался сплошной ковер шевелящейся на ветру ярко-зеленой травы. Хоаххин пошел направо. По колено утопая в мягком ковре, он медленно поднимался вверх, догоняя последние лучи заходящего светила.
Он успел в самый последний момент. За холмами, купаясь в алых лучах заходящего светила, перед ним, погружаясь в ночную прохладу, раскинулся город. Город из серого мрамора.
Бродить среди ночи по пустынным улицам чужих городов как минимум неучтиво со стороны гостей. Хоаххин прилег прямо в мягкую траву и стал рассматривать неизвестные очертания созвездий, разбросанных по черному небу. Яркие, жирные, переливающиеся капли росы, рассыпанные кем-то в пустоте, именно так они виделись маленьким ночным обитателям холма, с наступлением сумерек покидающим свои подземные убежища. И широкий серп Млечного Пути, подсвеченный ядром галактики. Ну, теперь хоть ясно, что до дома не больше ста тысяч световых лет. Это открытие не то чтобы сильно обрадовало путешественника, но зато очень позабавило. В сущности, нет разницы, какое расстояние отделяет тебя от родного порога, от ждущих тебя близких людей, – бесконечность или половина бесконечности…
* * *
– Вставайте, вставайте, молодой человек, чай, не май месяц разлеживаться на мокрой траве. Тем более что я не доктор, да и доктора теперь у нас днем с огнем не сыщешь. Не выспались? Понимаю.
До Хоаххина не сразу дошло, кто с ним разговаривает, и лишь через несколько длинных мгновений он «разглядел» сначала стоящие рядом с ним длинные «куриные» ноги с коготками на кожистых тонких пальцах, потом серое пушистое тело, напоминающее вытянутую грушу с короткими, покрытыми густым оперением ручками, и уж совсем откуда-то сверху свисала голова на тонкой длинной шее, половину объема которой занимал широкий беззубый клюв.
– Вижу, понимаете меня, вот и замечательно. Я провожу вас к себе, там и теплее, и уютнее, и поговорить можно, и поесть, и компоту попить.
Перистая «груша» ехидно прищурилась, видимо, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку. Все время, пока Хоаххин спускался с холма вниз к городу из серого мрамора, «груша» без устали тарахтела о совершенно невероятных, точнее, совершенно никак не связанных с их внезапным знакомством вещах. Первые попытки разобраться в том хаосе, который творился в ее увенчанной длинным цветным пушистым гребнем голове, не приносили успеха.
– …вот и в этом году циклональная деятельность совершенно не соответствует межсезонному графику…
Они миновали первые окраинные дома с заросшими палисадниками, но при этом совершенно без признаков запустения. Мощенные цветным камнем дорожки, сверкающие стеклянные фасады, тихим шелестом объективов систем наружного наблюдения провожающие прохожих. Лишь пересекая очередную широкую, похожую на зеленый проспект улицу, Хоаххин заметил движение механизмов, не то убирающих пыль и упавшую листву с камней, не то полирующих причудливую мозаику дорожек.
– …они безвредные, если на них не наступать ногами, возятся себе и возятся, не обращайте на них…
Живая ограда, оскаленная молодыми колючими побегами, окончилась, и перед идущей впереди «грушей» открылся свободный проход во двор большого одноэтажного дома, укрытого круглым стеклянным куполом, с широкой открытой верандой под навесом, окруженной белыми колоннами. Здесь газон перед домом был аккуратно подстрижен и возвышалась скульптура из красного гранита. Существо со строгими, правильными чертами лица и огромными крыльями за спиной держало в руках широкий двуручный меч, упирающийся острием в пятиконечную звезду, вписанную в окружность, очень похожую на ту, что оказалась под Хоаххином на полу в беседке в «правильном» лесу.
– …и поговорить совершенно не с кем, а каждый вечер разгадывать ребусы в виртуальном баре вот уже пятьдесят лет…
– А сколько вам лет?
Хоаххин первый раз за последние три недели открыл рот, но совершенно не ожидал того, какой эффект это произведет на его «собеседника». Большая «груша» на ходу подтянула под себя ноги и с метровой высоты с характерным шлепком грохнулась задом на мягкую траву.
– Всемогущие боги! Живой голос! Живой голос…
«Хорошо, что ни о чем не спрашивал, пока шли по булыжникам», – мелькнуло в голове у гостя.
– Вы не поверите – больше полутора тысяч лет. Но старости нет и в помине. Хотя это очень длинная история, очень длинная… Хотите послушать? Только не пугайте меня, а то я так отвык… Помилуйте, я же вам завтрак обещал. Вот присаживайтесь на кушетку перед столиком.
«Груша», приподнявшись с газона и отряхиваясь от прилипших травинок, громко крикнул в открытую стеклянную дверь дома:
– Завтрак на двоих на веранду, континентальный с беконом, и черный кофе. И клубнику со сливками… Не поверите, так приятно встретить незнакомое существо на этой планете. Мы-то, кто еще остался, собирались вместе как раз пятьдесят лет назад. Было нас тогда еще десятеро. Можете себе представить? Десять индивидуумов вместе, за одним столом… А поговорить по-человечески не с кем. Семеро престарелых технологов, один монтажник, я, историк и учительница музыки. Можете себе представить? Это просто кошмар! Правда, с учительницей я бы еще посидел… О боже! Я ведь не представился! Какой позор! Извините великодушно! Извините! Энкарнадо, или просто Энкар, меня так зовут друзья. Надеюсь, и вы так будете меня называть…
Энкар поправлял подушки, устраиваясь поудобнее, а Хоаххин, скептически оценивая крепость конструкции, на которой тот восседал, решился вторично открыть свой рот.
– Хоаххин. Это мое имя. Мне очень приятно быть у вас в гостях.
На этот раз уже поджатые и уложенные между подушек ноги «груши» только немного дернулись, не причинив никакого дополнительного ущерба. На веранду выкатилась небольшая хромированная этажерка со всеми перечисленными хозяином блюдами.
– Клубника! Оооооооо! Попробуйте сразу, не стесняйтесь. Не ждите приглашения.
Металлические приборы, похожие на длинные спицы с различными оконцовками, замелькали в руках Энкара, обозначив начало трапезы.
* * *
С самого начала знакомства с Энкаром Хоаххин понял, что тот является великолепным рассказчиком, но реальность превзошла любые ожидания. Минуло уже более десяти часов с того момента, как они величественно расселись на веранде, за это время скромный, но изысканный завтрак сменился не менее аппетитным обедом, затем хозяин успел немного поваляться на газоне и, как показалось Хоаххину, сладко вздремнуть, но его рассказ при этом не прерывался ни на минуту. Энкар был единственным ребенком в семье и последним ребенком на этой планете. Потратив большую часть своей жизни на изучение истории своего общества, он готов был детально разжевывать Хоаххину всю подноготную своей цивилизации, а единственный вопрос, заданный его собеседником, явно предполагал именно такой вариант ответа, при условии того, что его не перебивают и при этом не теряют интереса к его импровизированной лекции.
Три материка, расположенные вдоль экваториальной части планеты, связанные островными архипелагами, к моменту начала повествования были плотно заселены предками рассказчика. Более сотни государств, непрерывно воюя за сопредельные территории, наращивали технологический прогресс, воспроизводя все более изощренные методы уничтожения и подчинения себе подобных как для своих внешних, так и для внутренних нужд. Политические элиты, сменяя друг друга, переписывали комментарии к очевидно доказанным фактам и пытались, исходя из текущих неотложных нужд, отсортировать даже бесспорное. Религиозные культы, разделяясь, сливаясь, эволюционируя, сея святое, призывая к миру и процветанию, изощряясь в интригах, сталкивающих правоверных с неверными, наряду с эпидемиями поддерживали демографическое равновесие. Просвещенные, то возносимые к небесам славы, то гонимые и вынужденные прозябать в подвалах и камерах темниц, тем не менее постепенно поднимали общий уровень общества от состояния «нас рать» до более продвинутых философских уровней. В общем, жизнь била фонтаном. Но примерно пять тысяч лет назад к руководителю одного из наиболее преуспевших государств обратились неизвестные доселе удивительные и могущественные существа. И было ему сказано, что он и его народ избраны.
– Впрочем, я доказал, что это высказывание было более поздней выдумкой самого правителя…
На самом деле существа, именовавшие себя Могущественными, предложили правителю бартер, самый простой, доступный и понятный любому способ взаимовыгодного сосуществования. Они сообщили, что их интересуют камни в некоторых районах, контролируемых правителем, и за эти камни они готовы передать либо технологии, либо любые интересующие правителя материалы. Правителя заинтересовал титан и изделия из него. Только полный дебил отказался бы от такой сделки – титан на камни. Это все равно что менять черную икру на навоз. Ну, так он думал… Вообще если вам известно, каким образом формируются во Вселенной различные химические элементы, наш правитель был глубоко не прав. Объясню подробнее. Фабрики по производству элементов находятся внутри наших светил, они же являются первоисточниками всего материального, если так можно выразиться. Звезды первоначально формируются из атомов водорода, самого простого элемента нашего уровня. Внутри звезды под воздействием чудовищного давления и температуры два атома водорода, преодолев энергетический барьер, сливаются в один атом гелия, причем энергия, выделяемая при слиянии, намного больше энергии, затрачиваемой на это слияние. В этом суть термоядерной реакции и причина света, озаряющего Вселенную. Дальше череда следующих одного за другим слияний формирует все более крупные и сложные атомы, и так до железа. В зависимости от класса звезды на этапе формирования в ее ядре атомов железа она умирает или взрывается, а осколки, разлетаясь по галактике, формируют более плотные образования, в частности планетоиды. Так я о чем? Этот цикл производства плотного ядерного вещества наиболее распространен, и поэтому его плоды, от гелия до железа, в той или иной вариации также имеют наибольшее распространение в окружающем нас пространстве. Вся суть как раз и заключается в словосочетании «в той или иной вариации». Нам, жителям планеты, что досталось, то досталось, мы не можем полагаться на статистику, даже если статистика говорит, что титан входит в группу самых распространенных элементов, имея атомный вес меньше, чем у железа, а на планете его нету, ну нету, и все, не повезло, значит, он будет очень дорогим.
И наоборот, медь – атом которой не производится в процессе «выгорания» звезды, а возникает в гораздо более редких случаях слияния между собой нейтронных звезд, должна быть в сотни раз дороже титана, но на нашей планете ее ну просто «по самые помидоры», – будет дешевле пресной чистой питьевой воды. И лишь имея доступ к множеству миров, разум в состоянии оценить как статистику, так и реальную цену тем или иным видам материи в полной мере.
А что там наш внезапно разбогатевший благородный дон? Преуспевание одного сильно огорчало остальных. Титан, бывший основой банковской системы планеты, обесценивался. Как внутри государства, так и вне его пределов активизировались силы, противостоящие заключенной сделке. Тиран Трабл, как называли того самого счастливчика, которому удалось наладить экспорт камней, был зарезан ночью в собственной постели. На трон взошел его малолетний преемник, а для исполнения функций регентства был сформирован Верховный Совет, решивший пересмотреть условия сделки. Обмен на время был приостановлен, уровень жизни граждан стремительно падал, ходили упорные слухи о том, что соседи уже ведут собственные переговоры с Могущественными. И вспыхнуло пламя! Но мы-то с вами, молодой человек, прекрасно понимаем, что за любым бунтом, который всегда является лишь дымовой завесой, стоят чьи-то вполне конкретные шкурные интересы. Немногие сохранившиеся документы тех времен, рассекреченные спустя несколько столетий, проливают определенный свет на основных фигурантов этого дела. Неожиданно для всех появившиеся хорошо вооруженные и организованные отряды «революционеров» не могли появиться в одночасье. Новая республика, сжигая дворцы и библиотеки, «освобождая» угнетенных и притесняемых, триумфально шествовала по планете, подминая под себя одно соседнее государство за другим. Буквально с небес на сожженные города в руки новых властей сыпалась гуманитарная помощь от верных делу «революции» партнеров по межпланетному бизнесу. Как только последняя «тирания» пала под натиском «железного кулака» справедливого возмездия, буря тут же утихла, а «счастливое» выжившее население готово было на что угодно, лишь бы накормили, напоили и показали пальцем, куда идти.
* * *
Вечерние сумерки застали Энкара и Хоаххина неспешно прогуливающимися по чистым улицам пустого города. Хоаххин еще в бытность послушником, ревностно изучающим историю религий человеческого космоса и прародительницы Земли, не раз сталкивался с описанием покинутых городов. Это были и города древнейших жителей одного из континентов планеты, заросшие со временем джунглями, и города, пережившие техногенные катастрофы в период ранней индустриализации. Но описания этих городов изобиловали жуткими эпитетами – разрушение, смерть, одичавшие животные, ржавые останки металлоконструкций, полуразрушенные жилища. Здесь же ничего подобного он не наблюдал. Единственным, что наталкивало Хоаххина на ассоциации с древними текстами, было давящее чувство тоски и ненужности всего этого сохранившегося архитектурного великолепия.
Планетарный Парламент, сформированный в первую очередь из самых верных и непримиримых борцов с тиранией, тут же принялся формировать законодательный фундамент нового общества. Не какие-то там размазанные тексты о правах и обязанностях – новые законы были настолько четкими, последовательными и исчерпывающими, что не допускали даже малейшего фарисейства или искажения в их трактовке. Изучая ту давно минувшую эпоху, поражаешься, откуда могли молодые строители получить столь подробный и изящный архитектурный проект для строительства нового государственного здания. Жители, наблюдая за этим процессом, участвуя в нем, проникались все большим доверием к новым лидерам, обладающим и мудрой решительностью, и прагматичной дальновидностью.
Коренным образом изменились все институты государства. Ученое сообщество непрерывно получало извне все новые и новые знания о природе вещей. Классическая фундаментальная наука как таковая перестала существовать, потому что у ее адептов не хватало времени и сил даже на простое осознание уже сформулированных аксиом. Прикладные и обучающие институты почти полностью переключились на подготовку кадров для обеспечения квалифицированной рабочей силой новых горнопроходческих систем, которые повсеместно внедрялись по всей планете. Работы было столь много и за нее так хорошо платили, что понятие «безработный» стало приравниваться к понятию «преступник». Философия порядка и трудолюбия во всем непререкаемо главенствовала на планете. Жители, так или иначе выражавшие несогласие с установленными приоритетами, бесследно исчезали, даже не успев как следует осознать, что их самих подталкивает к этому бессмысленному протесту. Буквально за сто лет и инфраструктура планеты, и психология общества изменились так кардинально, что предки, будь у них возможность наблюдать это, скорее списали бы данный факт на воздействие галлюциногенов, чем согласились бы с реальностью происходящего. В обмен на все те же «камни» республика получала все, что хотела (кроме оружия). Планета не производила ничего, кроме «камня», все поставлялось извне – системы телекоммуникаций, транспортные средства, материалы для строительства тех или иных объектов, высокоинтеллектуальные роботизированные системы практически во всех сферах быта. В свободное от труда время население активно и с нескрываемым увлечением обсуждало новую модную философскую систему, основывающуюся на существовании строгой функциональной вселенской пирамиды, и каждый осознавший себя вид можно было считать разумным, только если он нашел в этой пирамиде свое неотъемлемое и гармоничное место. Остальные же виды, препятствовавшие возвышению вселенской мудрости, подлежали «исключению». Также стало модным иметь небольшие семьи, поскольку процессы воспитания требовали отвлечения дополнительных ресурсов, уже полностью распределенных и расписанных на десятилетия вперед. Демографический спад компенсировался увеличением времени жизни, медицинские технологии предлагали сложные процедуры кардинальной борьбы со старением, начиная от очистки организма от накопившихся токсинов до молекулярного перестроения обмена веществ на генетическом уровне. Как все это работало, мы не знали, но результат обескураживал. Родители моих родителей скончались от счастливой старости в возрасте ста лет. Мои родители дожили до двухсот пятидесяти. А мне, как я уже упомянул, перевалило за полторы тысячи лет. Что интересно, все три тенденции – рождаемость, продолжительность жизни и запасы на планете «камней» – имели жесткую корреляцию.
И вот однажды произошло чудо, в исторических мемуарах это событие названо «Апокалипсис», что переводится как «Откровение». Благодаря непреклонным молитвам и нашей вере наши мудрейшие друзья предстали перед нами. Именно предстали, молодой человек, и незачем улыбаться. Не прилетели, не спустились с небес, не поднялись из-под земли. Они предстали перед нами и протянули к нам руки, они готовы были принять нас в свою семью и дали нам имя, они назвали нас «полезными». Их лица озаряли красота и покой, их речи приводили моих соплеменников в экстаз. Они были добры и прекрасны, совершенно прекрасны во всем! Я родился через неделю после их посещения и стал последним ребенком на этой планете. Все последующие роды были неудачными, плод умирал в утробе либо происходили выкидыши. И главное, больше ни одной беременности. Впрочем, я не нашел упоминаний об этих неприятных фактах как о трагических. В этот момент происходили последние социальные потрясения на нашей планете. Каждый высказал свое желание, и оно было исполнено. Как минимум половина населения, которое на тот момент насчитывало уже не более десяти миллионов человек, в основном молодые особи, не достигшие еще пятидесятилетнего возраста, покинули планету и пустились странствовать в космос на кораблях, присланных для них Могущественными. Остальные наслаждались спокойной, размеренной и обеспеченной жизнью здесь. Могущественные объяснили, что прекращают вывоз «камней», и объяснили, что делали это для того, чтобы на огромных орбитальных перерабатывающих комплексах, расположенных в нашей же планетарной системе, добывать из них очень редкий металл. Вещество, имеющее уникальную кристаллическую решетку, основанную на сочетании нескольких химических элементов и формирующуюся при столь уникальных космогонических обстоятельствах, о которых даже и не стоит упоминать. Наша планета оказалась единственной известной им со столь богатым содержанием этого вещества в ее скальных породах. Из одной тонны руды, полученной путем переработки и глубокого обогащения примерно одного миллиона тонн скального отвала, уже на орбите удавалось получить почти один микрограмм этого металла, который они называли келемитом. За все время «взаимовыгодного» обмена Могущественным удалось получить здесь примерно пятнадцать тысяч тонн чистого келемита, это пятьдесят процентов от всего их текущего запаса. За тысячу лет непрерывной разработки планета полностью лишилась своей терраформирующей основы, которая была заменена на силовую решетку, удерживающую ее от распада и глобальных провалов верхних слоев грунта. И теперь этот скелет на костылях кружил вокруг своей звезды, как снаружи, так и изнутри полностью опустошенный и брошенный своими богами.
Не правда ли, юноша, прекрасная, одновременно трагическая и поэтическая история. Мы пожертвовали собственной планетой во имя возвышения мудрости великих, а наш народ признан достойным продолжать дело вселенской важности на просторах галактики! Но увы и ах – время сна. Душ и малая спальня в вашем полном распоряжении. А мне еще необходимо запечатлеть рассказ о нашей с вами исторической встрече.
* * *
Естественное желание Хоаххина потянуться после пробуждения не увенчалось успехом. Его руки и ноги в нескольких местах были прикованы к металлическому основанию кровати, и именно эти оковы не давали ему пошевелиться. Верные глаза бесчисленных насекомых и тех, кто покрупнее, открыли перед проснувшимся странную и неутешительную картину. Вокруг него, распятого на кровати, стояла дюжина троллей в полном боевом облачении. Первая же попытка проникнуть в их «внутренний мир» столкнулась с непреодолимым барьером, очень похожим на барьер, установленный в мозгах «шахида». Обрывки фраз бешеной кутерьмой блокировали любой подход к «глазам» пехоты Могущественных.
– Проснулся. Не бить. Выносим.
Эти три простые фразы дались командиру группы захвата с еще большим трудом, чем попытки Хоаххина достучаться до мозгов их носителя. Легко оторвав кровать вместе с лежащим на ней гостем от пола, четверо бойцов поволокли ее к выходу из помещения. На веранде в позе древнего мыслителя восседал Энкарнадо.
– Было очень приятно провести с вами время, молодой человек! Очень приятно! Для меня большая честь…
– Ну, ты и сука, Энни!
– Фу, какая пошлость. Не ожидал от вас, не ожидал. Да, кстати, полицию вызвал не я, а мой псевдоразумный секретарь, он сопоставил ориентировку, распространенную по всем мирам нашей цивилизации, с вашей незабываемой внешностью, и… Вы, говорят, Чтец? Жаль, что не удалось полностью насладиться вашей компанией, но увы…
Кровать с лязгом зацепилась за трап орбитального челнока, Хоаххин с надеждой потянул на себя оковы, рама кровати не поддалась. «Жаль, – подумал он, – когда еще удастся заехать в этот уютный городок и сполна отблагодарить его единственного жителя за оказанное гостеприимство». Хоаххин нисколько не удивился, когда шаттл начал стыковаться к грузовому шлюзу «скорпиона», дожидающегося на низкой орбите над планетой. Так, вместе с кроватью, дружная команда троллей, по ходу отпуская гостю незаметные, но довольно жесткие тычки, проволокла его по длинному широкому коридору в сторону командной части корабля. Слева и справа мелькали задраенные люки, ведущие на десантные палубы. Корпус корабля едва заметно вибрировал, было понятно, что он покинул орбиту и готовится к системному прыжку. «Парадный» проход по кораблю кровати с пленником завершился только в шлюзовой камере командной рубки. Там кровать была поставлена на «попа», Хоаххина отстегнули, а десантников сменила личная охрана капитана эсминца. Так, с упирающимся в его спину ручным маломощным бластером, он предстал пред очи жуткого вида змеепода, восседавшего в многофункциональном капитанском кресле.
– Поздравляю вас, старшина, с прибытием на мой корабль…
Свистящий не то кашель, не то шепот вырывался откуда-то между желтых, горящих неприкрытой злобой глаз и такой же, как и у Хоаххина, чешуйчатой шеей капитана.
– Мы вас давно хотели видеть, вы желанный гость на нашем корабле…
Змеепод аккуратно сползал с кресла, принимая боевую стойку гремучей змеи, которой наступили на хвост.
– У нас, конечно, есть приказ доставить вас живым, но ведь там ничего не сказано о вашем драгоценном здоровье…
Хоаххину казалось, что шипение расползается по командной рубке, как утренний туман, медленно поднимающийся из поганого болота, заполняя все прогалины и укрывая гнилые пеньки. Он еще раз посмотрел на капитана…
– Что-то мне подсказывает, что ваше превосходительство является родственником адмирала Щао Сиин Цы. Он, смею вас уверить, вел себя гораздо интеллигентнее в нашем присутствии, до тех пор, конечно, пока не навалил в штаны…
Резкий и очень быстрый удар по лицу заставил Хоаххина проглотить часть уже заготовленной фразы и крепче сжать зубы. Капитан Ренан Щао Сиин Цы Хват, отдернув руку после нанесенного удара, разразился древними ругательствами на родном языке. Его длинная тирада описывала процесс хаотических половых связей со всеми родственниками Хоаххина во всех возможных извращенных формах. Когда в словарном запасе капитана закончились обозначения родственников, их место стали заменять различные предметы обихода, на этом он наконец выдохся и окончательно взял себя в руки. Хоаххин, детально изучивший традиции змееподов в своем долгом и тяжелом «турне» по подсознанию адмирала, точно знал, что последует за всей этой ничего не стоящей перепалкой.
– Снимите с него наручники. Я сказал, снимите!
Лейтенант охраны, вдавив голову в плечи, как нашкодивший мальчишка, безуспешно тыкал магнитным ключом в разъем стальных оков, сдерживающих старшину от неправовых действий в отношении членов экипажа «скорпиона».
В ретроспективе ритуальных схваток членов династии Хват дальнейшее развитие событий предполагало полутораминутную пикировку типа швыряния перчатки в рожу сопернику тире покойнику. Но ничего этого Хоаххин дожидаться не стал, тут же «нырнув» в ускоренный боевой режим восприятия действительности. Забившиеся под свои кресла «полезные», остающиеся единственными глазами старшины, с нескрываемым удивлением зафиксировали то, как его тело превратилось в серый туман, рывками мечущийся по замкнутому помещению. Не менее неожиданными стали для них и последовавшие за этим события. Сначала оторвалась голова у капитана, потом правая рука, держащая бластер, – у лейтенанта охраны, затем отваливалось еще много чего полезного, то есть тела охранников буквально рассыпались по кускам, и скоро рубка напоминала мясорубку больше, чем аквариум – бачок унитаза.
Вытащив одну мохнатую «грушу» из-под сиденья его рабочего кресла, аккуратно наматывая расслабленную шею на левый кулак, Хоаххин приподнял тело над землей и, слегка потряхивая, задал «полезному» сакраментальный вопрос:
– Не будет ли столь любезен многоуважаемый Цхе сообщить, кто в данный момент командует этим кораблем?
Цхе, вывалившись из предсмертного транса и тупо поведя глазами в разные стороны, рассматривая забрызганные кровью стены командной рубки, слегка откашлявшись, уверенно заявил:
– Вы, ваше превосходительство, в данный момент являетесь единственным лицом, команды которого я готов исполнять.
Первое радостное событие этого утра взбодрило Хоаххина.
– Вот и ладненько. Сколько протонных торпед класса «разрушитель планет» находится на борту?
– Десять. Прикажете привести в атакующее положение?
– Приказываю.
– Точка атаки определена?
– Точка атаки соответствует точке старта шаттла с поверхности планетоида.
– Количество атакующих единиц определено?
– Одна. А! Гулять так гулять! Все имеющиеся в наличии!
– Обязан сообщить, что мощность удара может привести к разбалансировке искусственной силовой решетки планетоида и ее разрушению.
– Да наплевать! Одним призраком меньше, это стоит того…
– Принято к исполнению.
– А теперь, милейший, сообщи мне место нахождения, курс, расчетную точку пункта назначения и время прибытия в нее МОЕГО корабля.
* * *
– Мы знаем, что он жив, и знаем, где он!
Смотрящий на Два Мира движением руки развернул под куполом дворца Совета адмиралов цветной объемный атлас галактики. Звезды, входящие в сектора человеческих зон влияния, высвечивались синим светом, и их скопление представляло собой неправильное яйцо, упирающееся тупым концом в красный диск пограничных областей, примыкающих к запретной зоне. Звезды, расположенные за этой зоной, были подсвечены желтым и принадлежали миру Могущественных. В целом картина напоминала каплю воды, падающую на апельсин. Одна из желтых звезд, удаленная от запретной зоны соприкосновения на треть радиуса «апельсина», ярко моргнула и начала пульсировать.
– Но это знание лишь еще сильнее связывает нам руки.
Смотрящий выжидающе перевел взгляд на председательствующего, выждал несколько секунд и, так и не дождавшись ответной реплики, продолжил:
– Два дня назад в системе этой звезды наши сенсоры дальнего обнаружения зафиксировали факт разрушения ее основной обитаемой планеты. Причем для этого потребовалось всего несколько протонных торпед, которыми и приличный линкор невозможно уничтожить. А планета рассыпалась, как перезревший гриб-дождевик. Торпеды выпустил «скорпион». Надеюсь, вы понимаете, о чем я?
– Понимаю.
Председательствующий отодвинул тяжелый кованый стул и поднялся на ноги.
– Он борется, он всего за пару лет один продвинулся в понимании, и не только в понимании, но и в практическом противостоянии с врагом больше, чем мы за предшествующий десяток лет.
– Но он всего лишь один боец! Как он сможет в одиночку противостоять целой цивилизации?
– Он не один, просто он первый. И он еще не боец, он всего лишь юнга на этом корабле.
Смотрящий кивнул в сторону сворачивающегося изображения галактики.
– САРС поделился с нами частью информации, которая у них появилась в процессе разработки глубоко законспирированной агентурной сети «Алые дервиши». Все выявленные фигуранты этой сети являлись сотрудниками спецслужб султаната, а их целью было отстранение от власти правящей элиты. Но не это главное. Организация этой сети не имеет аналогов в истории террористических организаций. И если бы не смерть их центрального агента, они бы смогли легко добиться своей цели. Повторюсь, именно смерть центрального агента, не руководителя, не вдохновителя или спонсора и заказчика. Эти фигуры еще так далеки от нас, что мы все, видимо, только в начале этого пути. Определенные выводы были сформулированы и переданы руководству контрразведки САК, АНБ Еврозоны и КГБ ВНКР. И знаете, адмирал, к каким неутешительным выводам пришли руководители этих уважаемых ведомств? За последние десять лет общий уровень асоциальных агрессивных акций, как открытых, так и завуалированных, по всей без исключения человеческой зоне влияния на двадцать-тридцать процентов превысил среднестатистические показатели по отношению ко всем предыдущим периодам нашей новейшей истории. Это не просто неприятная статистика, это новый скрытый вызов человечеству.
– А что по Северо?
Лицо Смотрящего передернулось, словно к его высокому лбу приложили раскаленный металл клинка.
– Не исключаю, что наш «старый друг» имеет ко всему вышесказанному самое прямое отношение, не исключаю даже, что он и к «Алым дервишам» приложил свою умелую руку. Нам его уже не достать. Но боюсь, что и своих хозяев он больше не интересует. Бог даст, увидимся.
* * *
«Скорпион» развернулся и вновь начал разгоняться, но в противоположном первоначальному курсу направлении. Запаса хода должно было хватить почти до пограничных миров. Хоаххин прекрасно понимал, что, во-первых, не долетит, а во-вторых, что ему не дадут этого сделать, и здесь уже никто не сможет ему помочь. Но он исходил из того, что двигаться всегда нужно туда, куда нужно тебе, а не твоему противнику. «Делай что должно, и будь что будет!» «Полезные», немного придя в себя, объявили всему оставшемуся в живых экипажу корабля о том, что на мостике новый капитан, который поставил новую задачу – прорываться на территорию «диких». И хотя эсминец шел под защитой маскирующих полей, уже через три часа «полезные» доложили, что с нескольких направлений наперерез их вектору обнаружено движение множественных целей. Все цели опознаны как боевые корабли флота Могущественных, идущие в построении атакующих ордеров. А всего через полминуты после доклада главный коммуникатор корабля ожил, и перед капитанским креслом, занятым Хоаххином, появилась огромная фигура, полностью соответствующая скульптуре в саду перед домом Энкарнадо, разве только без меча в руках. Энни не соврал, даже просто смотреть на Алого Князя было до одурения приятно, а уж когда он открыл свой рот, холодная капля пота скатилась по лбу капитана. Хоаххин сопротивлялся накатившему на него завораживающему счастью кролика до тех пор, пока не понял, что счастье это снизошло на «полезных», и стоит просто переключиться на более мелкую дичь, как весь этот балаган станет ему совершенно не интересен. Глубокий вдох, выдох, еще раз… Переход в быстрый режим восприятия, и наконец сильно растянутые басовитые фразы собеседника вновь коснулись его мозга.
– …ты уже готов принять мое превосходство и полностью подчиниться мне. Ты понимаешь, что служить мне есть твое истинное предназначение. Прикажи остановить и развернуть корабль…
– А если не прикажу?
Фиолетовый красавец несколько удивленно прервал свой монолог и недоуменно повел сложенными за спиной крыльями.
– Будешь с радостью уничтожен змееподами. Ты ведь не планировал такого конца?
– Я вообще предпочитаю не планировать концы.
– Юмор как реакция на опасность – свойство опытного воина. Вы так молоды, юноша, откуда у вас это? Молодая, еще не сформировавшаяся, но уже такая агрессивная особь. Я думаю, мы с вами сможем договориться без применения крайних мер.
Несущий Весть слегка откинул голову и, ласково улыбаясь, произнес:
– Атакующие тебя перехватчики – всего лишь иллюстрация к нашей беседе. Для твоего уничтожения достаточно было дистанционно активировать соответствующий блок, имеющийся на корабле. Но хватит об этом! Что вы, юноша, ответите на мое предложение посетить мой дом в качестве гостя? Никакого принуждения! Вы понимаете? Я прошу вас быть моим гостем.
Хоаххин, все это время наблюдавший за дисплеем системы обороны, уже успел насчитать более ста боевых целей, идущих ему наперехват.
– А что? Я согласен! Я, правда, только что из гостей, но это совершенно ничего не значит.
– В таком случае вам немедленно передадут координаты одной небольшой планеты. А наших отважных змееподов я попрошу составить вам почетный эскорт. Буду очень рад лично встретиться с вами.
Голограмма пропала, и «полезные» смогли наконец вытереть слюни, которыми они истекали при виде своего господина.
«Скорпион» заложил широкую дугу, а почти уже поравнявшиеся с ним корабли, самые шустрые из атакующей группы, пристроились сзади, перестроившись в походный ордер. Ходу до указанной точки рандеву оставалось не более получаса, Хоаххин поудобнее расположился в капитанском кресле и постарался детально вспомнить все то, чем могла похвастаться его память о том существе, с которым ему предстояло встретиться первый раз в своей жизни. Сказки покойной Мины на ночь, трепотня десантуры в столовке, вывернутая наизнанку память адмирала Хвата и немного восхищенных заздравных речей старого занудного историка из «полезных». Вот и все. То есть по большому счету – ничего!
* * *
Длинный каменный коридор, начавшийся сразу после герметичного шлюза, петлял, не то обходя невидимые препятствия, не то стараясь запутать нежданных гостей, решившихся прогуляться по подземным просторам здоровенного астероида, на который счастливые «полезные» с облегчением высадили своего нового капитана. Темнота не мешала, мешало стойкое ощущение, что и стены, и пол внимательно и неотрывно наблюдают за идущим. Еще один поворот, и Хоаххин ощутил впереди пустое пространство, не имеющее ни высоты, ни глубины. Невесомость больше, чем отсутствие кислорода, позволяет любому живому существу соприкоснуться с тем бездонным воплощением вселенной, которое издревле называлось космосом. Тишина и пустота вокруг него были настолько глубоки, что мощные хлопки крыльев, рубящие воздух на куски и бросающие эти куски в лицо вошедшему, чуть не оглушили гостя. Крылатое существо в разреженной атмосфере этой безграничной пустоты чувствовало себя как рыба в океане, а любой не столь окрыленный гость скорее напоминал червяка, готовящегося к чужому обеду.
– Полагаю, вас не стеснит простота моей приемной, здесь редко бывают гости, а я предпочитаю работать в своем кабинете.
Рефлекторная попытка «зацепиться» за невидимого собеседника чуть не закончилась для Хоаххина плачевно – обратный удар последовал молниеносно и чуть не спалил его собственные мозги.
– Будьте благоразумны, юноша. Не испытывайте судьбу чаще, чем может вам позволить ваша и без того короткая жизнь.
– Возможность насладиться величием этого мира не имеет отношения к продолжительности жизни ее носителя. А возможность насладиться созерцанием величия Могущественного подталкивает порой к необдуманным поступкам.
Если бы Хоаххин умел краснеть, он бы точно покрылся яркими красными пятнами. Самая грубая лесть в большинстве случаев является самой эффективной. Даже (а может быть, именно) в отношении абсолютно совершенных существ. Лесть же покорности и признания не просто груба, а беспощадно груба. Немного затянувшаяся пауза говорила о том, что-либо Хоаххин на верном пути, либо его ждет скорый и полный провал.
– Полагаю, юноша, если мы с вами продолжим столь же быстро продвигаться к пониманию наших взаимных интересов, позднее у вас появится такая возможность.
Последняя фраза была произнесена гораздо мягче, казалось, собеседник уделил гораздо больше внимания филигранности оттенков интонации, вольно или невольно любуясь собственным мастерством.
– Не хочу показаться навязчивым, но не могу не задать вам, Владыка, простой и, возможно, наивный вопрос. Что уберегло меня от смерти и подарило возможность общаться со столь величественным существом, как вы?
– Шанс. Шанс, который я готов тебе подарить. Я один из немногих моих соплеменников считаю, что некоторые «дикие» могут быть вполне подходящими «приближенными» и приносить не менее пользы, чем другие наши достойные слуги. Возможно, это мнение у меня сложилось вследствие большого опыта общения с подобными тебе. Смелость, решительность, способность быстро принимать верные решения в непростых условиях, интуиция, которая некоторым из вас удачно заменяет возможность глубоко и всесторонне анализировать ситуацию, желание подчинять и умение подчиняться… В тебе, юноша, есть все зачатки будущего «приближенного». Мы же можем дать тебе все остальное, чего тебе для этого не хватает. Ты ведь еще не собираешься умирать? Ты собираешься вернуться к своим друзьям? Что там тебя ждет? Продолжишь махать тесаком и открывать запертые изнутри двери? Ради чего? Что твои друзья знают о даре Чтеца? Лишь раз в несколько десятков тысячелетий по воле Творца во Вселенной появляется существо, обладающее этим даром, и было бы крайне неразумно разменивать его на такие мелочи, как допросы пленных врагов или банальная диверсионная деятельность. Тем более неразумно посвящать себя бесперспективному служению цивилизации, которой скоро суждено рассыпаться в прах из-за неумения добиваться баланса между собственными желаниями и возможностями…
Алый Князь был так увлечен собственным красноречием, что несколько ослабил поводок, контролирующий своего будущего раба. Хоаххин, все еще пребывая в полной темноте, постарался незаметно перейти в ускоренный режим. Слова Могущественного сначала приобрели несколько пониженные тона, потом речь растянулась и потеряла возвышенно-покровительственный оттенок, а полная непроглядная темнота сменилась сероватой мглой, на фоне которой прямо перед Хоаххином возвышалась величественная, пульсирующая кровеносными сосудами исполинская фигура.
– …мир и порядок, равновесие и гармония, ответственность высших и достоинство низших – таков замысел Творца. Такова цель, которой мы служим и предлагаем служить тем, кто достоин занять свое место в наших рядах. Разве может быть цель более достойная и более увлекательная? Разве может любое другое существо предложить тебе и таким, как ты, столь безграничные ресурсы, хотя бы частично сопоставимые с имеющимися у нас, или предложить столь отлаженный механизм, позволяющий…
Система жизнеобеспечения врага даже на первый взгляд внушала уныние. Два постоянно действующих параллельных замкнутых цикла кровообращения с дополнительным резервным дублированием вполне могли позволить жить и сражаться Могущественному, даже потеряв все конечности и половину объема жидкости, обеспечивающей обмен веществ в организме. Не менее эффективной была, вероятно, и система регенерации. К тому же не приходилось надеяться, что обычный металлический нож, которым невозможно было бы даже пробить шкуру ледяного вора, сможет преодолеть естественную защиту, которой являлся скрывающий горячую плоть волокнистый панцирь. Сражаться с этой машиной смерти – все равно что биться головой о бетонную стену, разобьешь голову еще до того, как стена успеет развернуться к тебе передом и, нечаянно оступившись, испачкается о твои жидкие внутренности.
– …и если ты готов следовать за нами и будешь способен преодолеть предназначенные для тебя испытания, то вскоре сможешь гордиться тем, что смог правильно распорядиться тем единственным шансом, который я сейчас милостиво тебе предоставил.
И только четыре широких канала, пульсирующих у самого основания мощного черепа Могущественного, прикрытые сзади широкими келемитовыми пластинами шейных позвонков и питающие самое ценное, что есть у всякого мыслящего существа, сводили практически в одну точку всю его хорошо рассредоточенную сеть кровотока. Могущественный даже не представлял, насколько он близок к истине. Единственный шанс, единственный из тысячи невозможных, который он действительно предоставил Хоаххину, мог быть только очень и очень простым в своей реализации.
Хоаххин, готовясь к отчаянному прыжку в сверхскоростной режим, поджав под себя ноги и низко склонив голову, «упал на колени» перед своим господином. Это движение было таким естественным, а поза такой своевременной, что Несущий Весть не смог удержаться от ответного жеста и торжественно коснулся кончиком правого крыла головы вновь обретенного ученика. Вот она, долгожданная опора. Липкое, густое и приторное пространство мешает быстрому движению бойца, который готов нанести единственный возможный удар. И лишь судьба, надежда и вера в точность холодного расчета стоят за его спиной в этот момент. Опершись на протянутую конечность и выбросив тело вперед, второй рукой выдирая нижнюю челюсть из черепных пазух, сжав ее, словно ручку чайника, последним движением порвав кулаком небо, одновременно сжимаем все четыре канала и, вывернув кулак, острой кромкой ладони рассекаем их, выдергивая остатки наружу через исковерканный рот. Когтистые крылья врага, словно тисками сжимая скользкое, с ног до головы покрытое черной жидкостью тело убийцы, с хрустом отдирают его от себя, а келемитовые когти вонзаются в плечо, так и не успев завершить этот удар и разорвать в клочья руку, которая осмелилась прервать жизнь Несущего.
* * *
Устанавливающий уже больше двух часов неподвижно стоял перед Стеной Скорби, перебирая в памяти, словно драгоценные песчинки, начертанные на ней имена. Каждое из них было страницей истории величайших свершений. Перелистывая эти страницы, достойнейший представитель Фиолетовой трапеции отдавал дань памяти своим собратьям, канувшим в бездну безвременья. Он лучше многих осознавал, что дань памяти – это не просто почетный ритуал, а нечто гораздо большее. Дань памяти – это повод измениться тем, у кого осталась возможность это сделать. Парадокс или софистика, ибо зачем изменять совершенное? А совершенен ли не желающий измениться? Когда древние поколения высекали на камне первые имена, казалось, что эта стена никогда не будет полностью заполнена, и непревзойденный мастер, сохраняя законы симметрии, старался размещать буквы ближе к ее центру. Но он оказался неправ. Как все изменилось за краткий миг, прошедший после большой аалы, на которой все четыре трапеции собрали тысячи своих представителей. Стена была испещрена именами, и последним из них было начертано имя его друга Несущего.
Созыв Малой Аалы Фиолетовой трапеции, раз уж невозможно было созвать большую, стоил тех усилий, которые пришлось приложить, убеждая мудрых в ее необходимости. Казавшийся еще совсем недавно таким незыблемым и неизменным мир менялся быстрее, чем его сподвижники успевали корректировать линии прогнозов этих изменений. Новые тенденции, которые еще недавно даже не стоили того времени, которое нужно было потратить на их обсуждение, все чаще и настойчивее стучались в двери этой реальности. Несущий это понимал. Понимал, но не принимал. Несущий готовился к серьезной битве за право Могущественных оставаться в этом мире единственными обладателями истины замысла Творца, он не хотел делиться этим правом больше ни с кем. В чем он ошибся? Может быть, в том, что не захотел доверить даже толику этой большой работы своим братьям? Может быть, в том, что недооценил хитрость и коварство своего никчемного, в сущности, противника? Чтецы не были такой уж редкостью и представляли не столько опасность, сколько интерес в качестве огромного запаса той информации, которая скапливалась в одной особи. Единственным нюансом было то, что Чтец появился в среде людей, этого камня преткновения, хоть и выведенного «Предписаниями» за пределы сферы интересов его трапеции, но от этого не ставшего менее привлекательным объектом приложения усилий. Устанавливающий без колебаний предложил использовать пленника в том качестве, которое считал наиболее прагматичным. Эта особь в объятиях Проникающего могла ответить на много важных вопросов. Несущий не согласился. Он не хотел отдавать этого жирного червяка и поплатился за это своей жизнью. Разве стоила его жизнь этой неуместной возни с «дикими» и в придачу двадцати потерянных лет? В другое время Устанавливающий сам бы посмеялся над своим вопросом – двадцать лет, краткий миг. Но может быть, именно наше небрежение этим, казалось бы, безграничным ресурсом и не дает теперь возможности полностью оценить нависающую над цивилизацией угрозу?
Еще несколько потерянных недель, потраченных на восстановление полумертвого и сильно покалеченного Чтеца, который в таком состоянии был совершенно непригоден как объект исследований Проникающего, – сущая мелочь. И вот время наконец пришло. Устанавливающий не предполагал поднимать алую волну, он почти не сомневался в ее результате. Ему нужна была другая информация. Убедительная информация, которая бы позволила ему заручиться безграничной поддержкой мудрейших не только своей трапеции, но всех остальных, идущих на поводу традиций и древних мифов. Ему нужно было так напугать занятое своими неотложными делами первое поколение Могущественных, чтобы они сами попросили его исправить те непоправимые ошибки, которые продолжают уводить всех по пути расширения вопиющего к действию списка на Стене Скорби перед входом в Зал изгнаний.
Первые приглашенные молча и величественно проходили под арку Стены, наполняя древние мрачные своды зала. Грубый камень, бывший свидетелем всей истории взлета и становления величайшей из когда-либо существовавших цивилизаций, должен был сегодня стать свидетелем всеобщего страха и ненависти. Амфитеатр, способный вместить десятки тысяч Могущественных, сам готов был оглохнуть от собственной пустоты. Крылья, сложенные в позе молчаливого ожидания, взоры, опущенные на Круг Истины – широкую круглую площадку, раскинувшуюся у подножия ступеней амфитеатра. Многие из них только что прибыли сюда из подотчетных миров, на которых низшие все чаще отступали от своей клятвы на верность властелинам, и если не кровь, то безмолвные вопросы в глазах существ, которых теперь приходилось силой ставить на колени, все больше тревожили их повелителей.
Древнейшие основатели Фиолетовой трапеции последними заняли свои места, и можно было приступать к церемонии открытия, которая была сокращена до минимума. По знаку, позволяющему собравшимся сесть, Устанавливающий легким и решительным шагом вышел в центр Круга Истины и, взметнув крылья над головой в знак признания над собой полной власти аалы, произнес короткую ритуальную фразу:
– Дозволено ли мне говорить?
* * *
Тело Хоаххина не упало не потому, что было плотно зажато окаменевшими крыльями Несущего, а по той простой причине, что в невесомости грота было некуда падать. Сколько времени он провел в обнимку с мертвецом – час, день или, может быть, год? Изредка возвращающееся сознание приносило лишь нестерпимую пульсирующую боль в плече, волнами пронизывающую все тело. Перед тем как окончательно потерять счет времени, Хоаххин еще смог различить какие-то шевеления и громкие гортанные выкрики, словно молотом бьющие по ушам.
Возвращение из небытия состоялось в неожиданно мягкой и удобной кровати, боец смотрел на свое тело, укрытое белым покрывалом, и не чувствовал его. Руки и ноги не были ни привязаны, ни прикованы, но шевелить ими было невозможно, а лишь одна мысль об этом заранее доставляла крайне болезненные ощущения.
– Не шевелись. Это больно и не нужно.
Хоаххин попытался ответить вопросом, но и это ему не удалось. «Полезный» обошел неподвижное тело и занялся какими-то одному ему известными делами. Он переставлял с места на место баночки с прозрачными растворами, тщательно протирал и укладывал в металлический шкафчик блестящие инструменты, небольшими белыми салфетками вытирал стол, на котором располагалось все это разнообразие. На установленном рядом со столом большом экране активно прыгали и переливались всеми цветами радуги иероглифы, между которыми выписывали замысловатые фигуры непрерывные линии графиков и гистограмм. Видимо, основываясь исключительно на показаниях этого прибора, «полезный» и сделал вывод о том, что настало время озвучить хоть какую-то информацию.
– Ты был мертв, когда тебя принесли сюда из грота, но недостаточно долго для того, чтобы умереть совсем. Твое тело сильно отравлено, и сначала мы хотели ампутировать левую руку, в которую вонзились когти нашего господина, все равно она тебе больше не пригодится. Но оказалось, что у тебя неожиданно хорошие показатели к регенерации, поэтому руку пока оставили. Ты сейчас ничего не чувствуешь потому, что идет нанозачистка твоего организма от крови господина, которая просто не может быть переносима для низшего существа и является для любого из них ядом. Так что, если разблокировать твои периферийные нервные окончания, тебе будет еще больнее, чем когда ты умирал. У нашего нового хозяина на тебя другие планы, поэтому ты жив. А теперь ты снова уснешь. Когда ты спишь, нам удобнее работать с твоим телом.
Последняя фраза «доброго доктора» долетела до сознания его пациента словно через ватную стену. Образ кровати с лежащим на нем телом стал размываться, пока совершенно не потускнел, и Хоаххин вновь погрузился в полузабытье-полудрему-полусмерть.
В следующий раз Хоаххин «открыл глаза» все на той же кровати, только помещение было уже другим. Его руки были зафиксированы мягкими и прочными ремнями, а «полезных» было двое, оба принадлежали к уже знакомой ему расе «перистых вытянутых груш». Причем «полезные» не были защищены от контакта с Чтецом, видимо, там, где они находились, в этом не было никакой нужды. Смотрящий за инструментами больше не бродил вокруг Хоаххина и не болтал, он спокойно сидел в дальнем углу палаты и наблюдал за действиями второго. Оказалось, что под покрывалом все чешуйчатое тело было утыкано многочисленными трубками и проводами, которые и отстегивал от него второй «доктор». Хоаххин вновь попробовал заговорить, и на этот раз это у него получилось:
– Где я?
«Доктор», отвечающий за трубки, перевел сосредоточенный взгляд на пациента и, неторопливо выговаривая слова, сообщил:
– Вокруг тебя стены лаборатории Устанавливающего, ты наш гость, и мы по указанию Могущественных спасли тебя от смерти и привели твое тело в нормальное состояние…
Действительно, так хорошо Хоаххин не чувствовал себя очень давно, и ему очень хотелось подняться на ноги.
– …и теперь ты готов встретиться со своей судьбой.
– А что у меня за судьба?
– Тебя отдадут Проникающему.
– Зачем я ему?
– Это знание не имеет для нас никакого значения. Мы выполнили свою задачу, это была трудная и кропотливая работа, и теперь нам будет позволено коснуться фуги Любви, а это редкая и щедрая благодарность, остальное нас не интересует.
Говорившая с Хоаххином «груша» заканчивала упаковывать свои принадлежности и, видимо, окончательно потеряла к нему интерес. Зато «петух», сидевший в сторонке и старавшийся никак не участвовать в «разговоре», упорно уставившись на абсолютно гладкую и белую стену комнаты, в своем воображении стал рисовать на этой стене буквы, которые складывались в слова, смысл которых постепенно складывался в призыв. «Читай у меня в голове, смотри на мою память…»
* * *
…Бирюзовое, прозрачное небо и распростертая под ним бескрайняя степная даль где-то вдалеке сливаются воедино, но это таинство соития стихий укрыто от постороннего взгляда легкой облачной дымкой. Ноги несут тебя по скользкой влажной траве, почти не касаясь ее и не причиняя ей вреда, и это движение между небом и землей наполняет душу безотчетной радостью и благодарностью. Крутой обрыв внезапно преграждает путь, отвесной стеной падающей вниз, глубокий рудник, словно витиеватая воронка, уходящая вниз на сотни, нет, на тысячи метров, теряется в чернеющей внизу пустоте. Твое перистое тело с легкими полыми костями уже не умеет летать, как сотни тысяч лет назад летали его предки, зато умеет планировать, растопырив широкие кожистые перепонки. Оно бросается вниз, похожее на дельтаплан, и, трепеща на ветру, несется в черной воронке без дна. Вот уже небо, уменьшаясь в размерах, становится не больше форточки в окне, и свет его уже не радует, а пугает. Не долетая до дна какой-то сотни метров, ты прячешься за отвалом породы и видишь под собой какие-то исполинские механизмы. Они похожи на двух монстров, вставших на дыбы, словно боевые бульдоги в стальных шипастых ошейниках, схватившие стальными челюстями друг друга за горло и готовые скорее подохнуть, чем отпустить. Они сломаны. Что привело к их поломке, что остановило работу рудника? Глаза привыкают к полумгле, царящей внизу, и теперь ты можешь разобрать высокую статную фигуру, укрытую странным плащом с высокими изломами вместо воротника. Перед ней на земле копошатся несколько таких же, как ты, безобидных пушистых комков перьев, а чуть в стороне из странного продолговатого мешка, чем-то напоминающего яйцо, выбирается жуткое чудовище. Оно разматывает перед собой длинные, как пожарные шланги, похожие на щупальца осьминога, извивающиеся кожистые жгуты. Чудовище хватает крайний, выпачканный в каменном крошеве «перистый мешок» и начинает свою изуверскую игру с жертвой… Вопрошающий хочет знать все детали, приведшие к остановке рудника…
Новая череда картинок разворачивается перед тобой. Небольшая деревенька, соломенные домики на невысоких, раскидистых ветвях толстых, скрученных жилистых деревьев больше похожи на птичьи гнезда. Именно в этой деревне жили те несчастные, которые посмели прервать жизненно важный для Могущественных благодетелей цикл. К несчастью их соседей и родственников, они это сделали не случайно. Давно зрело среди них недовольство и агрессия к чудовищной воронке, которая росла день ото дня на их исконной земле и скоро должна была полностью поглотить и их деревню, и еще множество соседних беззащитных поселков. Да, они взяли у правительства деньги на переезд, но почти никто не покинул своей родной земли, а преждевременная радость от легкой наживы сменилась черной ненавистью к самозванцам. Что-то взволновало односельчан, они с криками выскакивают из построек. Кто-то пытается тащить на себе скарб, кто-то судорожно сжимает в объятиях малышей. Но, не успев сделать и десятка шагов, все они падают на колени и начинают в конвульсиях вырывать из себя клочья перьев, кататься по земле с дикими криками и воплями. Никто уже не обращает внимания на детей, которых затаптывают в пыль. Стоны и мольбы о пощаде безответно тонут среди деревьев, на которых стоят смешные соломенные домики… Эта фуга боли рвет на части и сводит с ума.
– Тебя готовят к судьбе, которую когда-то, когда я был еще ребенком, испытали жители моей деревни на планете Неста. Нам не повезло, рядом с нами расположился рудник по добыче и обогащению келемита. Большая часть из них погибла, а самые сильные, кто сумел выжить, свихнулись и сами потом прыгали в обрыв рудника со сложенными перепонками. Сначала ты падешь на колени и испытаешь на себе, что такое фуга боли. А затем тебя отдадут Проникающему, а он еще страшнее, чем тот Вопрошающий, которого я тебе показал. Он вывернет твою плоть и твою душу наизнанку. Все это я рассказал тебе только потому, что тебе удалось убить Несущего Весть, того самого Могущественного, который вел допрос на дне рудника. А раз ты смог это сделать, я готов помогать тебе всем чем угодно, даже если меня поставят рядом с тобой, когда придет время слушать фугу. И еще я знаю, что ты спалил Несту, точнее, ее выеденный труп, и я благодарен тебе за это. Считай, что для тебя у меня открыт неограниченный кредит …
Тщедушный «доктор» поднялся и подошел ближе к кровати, заговорив уже вслух:
– Если хочешь, я расстегну ремни или, наоборот, сделаю тебе всего один укол, и ты спокойно уснешь навсегда, и они не смогут завтра издеваться над тобой. Но прежде чем решить свое будущее, знай: я думаю, у тебя есть шанс дорого отдать свою жизнь, по крайней мере намного дороже, чем все мы получили за проданную нами свободу. Если решишься принять бой, тогда, как только тебя разбудят, проглоти вот эту таблетку, это химический ключ, который в момент начала твоего психологического распада под воздействием фуги блокирует ее действие. Никому еще не помогло, но в тебе я уверен.
Хоаххин слушал маленького заморыша и восхищался его отрешенностью. Хотя, наверное, он умер еще тогда, вместе с жителями своей деревни, и лишь страх перед жуткой болью заставлял его высовывать кончик носа из того водоворота, в который превратился остаток отмеренного ему существования. И все-таки он дождался.
– И еще, может, тебе пригодится то, что знает лишь пара моих друзей. Их Устанавливающий допускал на уборку в то помещение, где вызревал зародыш Проникающего. Зародыш еще очень слаб и не успеет набрать полную силу до вашей встречи, случайность это или таков замысел – мне неведомо. Но только имей в виду, у Могущественных никогда не бывает никаких случайностей!
* * *
Первая волна. Кости попали в мясорубку, и их скручивает и выворачивает, словно старые ржавые рельсы, на которые неосторожно вырвался тяжелый состав с углем. Ноги подгибаются под тяжестью гниющего на глазах и раздувающегося от гангрены тела. Внутренности вываливаются изо рта вместе с переваренным вчера ужином. Нервы, защемленные стальными зубьями волчьего капкана, скручиваются в тугой морской узел, затягивая колючей проволокой артерии. Длинная острая спица, пронзившая сердце в тот момент, когда твои легкие выдохнули весь воздух и теперь готовы разорваться и ошметками повиснуть на торчащих из груди переломанных ребрах… На тех самых ребрах, на которых уже полопалась и разошлась волдырями ожогов облитая жидким свинцом кожа. Боль. Животная, всепоглощающая боль, данная нам для предупреждения о том, что тело больше не в состоянии бороться за жизнь. Боль ждет от тебя немедленного действия, исправления той ошибки, которую ты опрометчиво совершил. Боль комкает, сжигает, рвет на части… Испанские инквизиторы были сущими детьми, их простые и незамысловатые приспособления часто убивали жертву еще до того, как ее успевали приладить к очередному «сапогу», дыбе или воронке с расплавленным металлом. Истинные профессионалы отправляли твое тело в объятия океана боли, лишив его при этом той границы, за которой мозг уже не готов ни чувствовать, ни сопротивляться. Но собственная боль – это еще не все.
Вторая волна. Вот боль близкого тебе человека, которую ты чувствуешь в десятки раз сильнее, на фоне которой собственные страдания меркнут, словно неудачная попытка рассвета в полярную ночь. Все твои погибшие друзья проходят мимо тебя и плюют тебе в лицо. Ты выжил? Как ты мог их бросить в той огненной круговерти? Как ты мог после этого ходить по земле, дышать воздухом, пить чистую родниковую воду? А твоя кормилица, изуродованное тело которой так и осталось валяться на камнях ледяной пустыни? Разве можно после этого жить? Смеяться? Кого-то любить? Ненависть, словно падающая тебе в душу бочка с напалмом, выжигает все, что хоть как-то, хоть когда-то доставляло тебе радость. Ты ненавидишь их всех! Ненавидишь так, что готов выдавливать им глаза, отрезать по сантиметру пальцы, втыкать в язык рыболовные крючки. Слезы обиды за то, что они разбегаются и не дают себя убивать, душат сожженное напалмом горло! Ты еще не успел разложиться, а они уже мочатся на твой труп. Ненавижу!!!
Третья волна. На полшага отступают боль и ненависть, и тут же настигает страх. Как в кошмарном сне, ты чувствуешь, что тебя догоняют, а ватные ноги прилипают к асфальту, и уже в самое ухо бьет чужое хриплое дыхание. Еще один взмах рукой, и тебя опять поглотит бездонная глубина боли, выдавливая из тебя последние пузырьки жизни. Страх боли еще сильнее, чем сама боль. Все что угодно, любые признания, любые доносы, только не все сначала. Душу за один лишь миг без боли, да пожалуйста, хоть на вес, хоть штуками!
Четвертая волна. Пустота. Мертвая холодная пустота. Все твои атомы рассеяны ядерным взрывом и разлетелись на миллионы километров. И даже воспоминания о боли, ненависти, страхе, кажется, лишь старались подтолкнуть тебя к мысли о том безграничном черном ничто, смотрящем на тебя жадными глазами из глубин абсолютной пустоты, в которую превратилась твоя душа…
…как в том зале на астероиде, где ты смог устоять перед соблазном, где нашел в себе силы, которые вложил в последний удар. Ты победил. А он проиграл. И теперь ты встанешь с колен и пойдешь дальше. А он украсит своим именем барельеф на каменной стене. И не он последний до тех пор, пока ты можешь дышать, любить, мечтать и надеяться. До тех пор, пока твои друзья будут искать тебя в темных подземельях проклятых миров, до тех пор, пока не сыгран последний футбольный матч в Храмовой горе и Пантелеймон не перестанет ставить свечки за здравие раба божия Хоаххина Острие Копья. До тех пор, пока георгиевская лента будет украшать твой портрет в зале воинской славы твоего боевого корабля. До тех пор, пока твое сердце бьется все ровнее и ровнее и твой самый главный враг, живший в тебе, раздавлен, как надоевший суетливый таракан…
Пятая волна рассыпалась мириадами брызг, обдав наблюдателей осколками собственных мыслей о начале конца. «Дикий» Чтец твердо стоял на ногах с гордо поднятой головой. А должен был валяться в пыли, вымаливая прощение за совершенное святотатство. Фуга боли, после которой раскаявшиеся народы готовы были жертвовать своими детьми и без грана сомнения стройными рядами идти в огонь за своих Повелителей, никогда еще не заканчивалась для испытуемого без тяжелых психологических последствий. Разочарованный шелест крыльев наполнил зал шумом весеннего ливня. Аала хотела видеть последствия…
* * *
Финал фуги боли заставлял немного нервничать. Но Устанавливающий принял решение не обращаться к старейшим с просьбой о приостановке аалы. Трапеция не поймет такого решения. Проникающего уже внесли в Круг Истины, и он начинал медленно выползать из своего укрытия. Амфитеатр замер в ожидании обещанного чуда. Проникновение в Чтеца действительно обещало много интересного, факт того, что зародыш Проникающего не обрел еще всей силы, приведет к тому, что он «прокопается» со своим объектом дольше обычного, и это, безусловно, скажется на итоговом результате. Раса, которая смогла за какую-то сотню лет видоизмениться настолько, что ее устойчивость, агрессивность и боеспособность подскочили как минимум на сотню пунктов, по всем канонам должна быть объявлена опасной и подлежать немедленному и тотальному уничтожению с привлечением всех возможных ресурсов. Если такое решение будет принято на собранной им аале его Фиолетовой трапеции, тогда не избежать повторного созыва большой аалы, на которой его доклад может вызвать эффект разорвавшейся бомбы, и уже тогда можно будет говорить о смене состава мудрейших. Личный уровень доверия Устанавливающего при этом возрастет настолько, что он станет первым претендентом на освободившиеся места. И придет новая эпоха – эпоха перемен.
Легкое неуверенное прикосновение к лодыжке его ноги чего-то теплого и скользкого отозвалось неприятным зудом, и Хоаххин отдернул ногу. Он развернул корпус в сторону шипящих и булькающих звуков, похожих на те, что издает закипающий на огне чайник. Следующий контакт был уже не таким безобидным, резкая боль раскаленными иглами пронзила бедро. Источником этой боли оказалось липкое, как паутина, протянувшееся в сторону фыркающего «чайника» кожистое, испещренное маленькими розовыми присосками щупальце, словно пиявка пытавшееся присосаться к его левой ноге выше колена. Машинально коротким взмахом правой ладони Чтец отсек метровый кусок пиявки, которая тут же отвалилась от него и с шипением шлепнулась на отшлифованный за миллионы лет гранит Круга Истины. И снова вокруг него повторился тот же легкий шелестящий звук весеннего дождя, который он слышал, когда закончилась фуга боли. Следующая атака «пиявок» оказалась более массовой, сразу четыре острых жгучих укола пронзили грудь, правую ягодицу и оба плеча. Но то ли «волшебная» таблетка еще действовала, то ли пиявки оказались деликатнее, чем на это рассчитывал атакующий, но доставляемые ими неудобства были лишь смешной пародией на те волны настоящей, удушающей боли, которую он испытывал всего несколько минут назад. Отсекая их одну за другой, Хоаххин успел ухватиться за один из ускользающих от него обрубленных липких концов. И тут перед Чтецом открылась окружающая его картина.
Жуткое в своей неприглядной откровенности тело, похожее на гигантского кальмара, испещренное разноцветными отростками, не то сенсорами, не то рецепторами, напоминающими прыщи, истекающие мутной слизью. Длинные упругие щупальца тянулись от этого тела в сторону Хоаххина, извиваясь по граниту. Тонкие струйки пара то и дело вырывались из-под кожных складок. Тело продолжало подтягивать в сторону объекта своих «исследований» все новые и новые, словно отрастающие у гидры липкие отростки. Все это безобразие располагалось на большой круглой площадке, вокруг которой вверх поднимались истертые, грубо вытесанные из цельных каменных блоков огромные каменные ступени. На верхних ярусах в полутьме шевелилось что-то живое и недоброе. Хоаххин вспомнил свою старую пещеру в предгорьях на краю ледяной пустыни, в необитаемых нижних гротах которой поселились летучие мыши. Днем они, как свежее выстиранное белье на веревке, гроздьями свисали с потолка, тихо шелестя крыльями и покачиваясь на сквозняках. «Боже праведный! – чуть не сорвалось с его губ, когда он наконец заставил своего «научного» партнера сфокусировать зрение на этих верхних ярусах гигантской круглой лестницы. – Это не «чайник», это «пылесос», почти такой же, как и я, а там, под огромным древним каменным куполом, переливаются всеми оттенками фиолетового не летучие мыши, а совсем другие существа, и их там много, очень много!»
«Пылесос» подчинялся беспрекословно. Он больше не суетился и не протягивал свои липкие лапы в сторону своего нового мозга, а жадно и с нескрываемой ненавистью развернул свои «прыщи» вверх. Струйки пара стали вырываться из него еще чаще и сопровождаться тонким посвистыванием. Он определял для себя новые цели, которые, к его большому сожалению, находились слишком высоко, и дотянуться до них было невозможно, ну, или почти невозможно. Хоаххин, как ни противно ему было приближаться к своему подопечному, подошел к нему вплотную и легонько пнул его ногой. Упругая волна пробежала по телу Проникающего, и он, сжавшись, как тугая часовая пружина, выплюнул вверх целый сноп тонких длинных контактных отростков. Большая часть из них, так и не достигнув нужной высоты, шлепалась на холодные твердые камни, но кое-что все-таки долетело.
* * *
Творилось что-то совершенно невообразимое. Обещанное чудо превосходило любые рамки понимания основополагающих процессов, на неизменной базе которых строилась безукоризненная логика доминирования Могущественных. Устанавливающий опрометью рванулся вниз, на ходу разворачивая крылья, словно две смертоносные алебарды, увенчанные черными острыми келемитовыми когтями, эффективность которых в ближнем бою была уже известна Хоаххину. Проникающий, который еще не отошел от первого, пристрелочного плевка, вновь подобрался и в тот момент, когда крылья, несущие его создателя, притормаживая мощное фиолетовое тело, развернулись к нему всей своей невообразимой площадью, вновь изрыгнул сгусток клейких, вяжущих конечности жертвы волокон, словно ловчую сеть, на несущегося вскачь фиолетового Пегаса. Онемевшая Аала, с ужасом наблюдавшая за стремительно разворачивающимися событиями, вышла из оцепенения, и жуткий боевой клич Могущественных в первый раз за всю бесконечно долгую историю их существования потряс своды Зала изгнаний.
Нервно-паралитический яд, мгновенно поражающий нервные окончания, вызывает жуткую боль в теле, никогда не подвергавшемся подобным пыткам. И даже сверхбыстрая регенерация, почти мгновенно восстанавливающая обычные ткани совершенного организма, не может уменьшить или блокировать эту сбивающую с ног боль. Устанавливающий со слипшимися, пожухлыми крыльями всем своим весом рухнул на колени перед неподвижно стоящим Чтецом, в этот момент его плоть можно было не торопясь резать на мелкие куски, такого позора не доводилось испытывать ни одному из его предшественников. Никогда еще ни один Могущественный, пусть даже на несколько секунд, не преклонял колен перед жалким «диким». Никогда еще жалкий «дикий» не плевал в лицо коленопреклоненному Могущественному, оставляя без внимания его висящую на волоске жизнь.
Сколько стоит твоя жизнь? Есть ли такие весы во Вселенной, которые смогут измерить цену собственной жизни? Этот вопрос иногда муссируют на могилах бойцов, посмертно возведенных в ранг героя, но это не про себя, это про него, которому уже все равно. Хоаххин готовился к неизбежной смерти с легким сердцем, он доказал себе все, что хотел. Остальное пусть останется на тех, кто придет после него. Странные картины мелькали в этот момент перед его сознанием. Глазами Проникающего он внимательно посмотрел в глаза своего Могущественного врага, стоящего перед ним на коленях, который был не в силах уже что-либо изменить, и не нашел в его глазах ужаса. Странные существа, такие прекрасные и такие безобразные одновременно. Прямо как люди. Хоаххин набрал побольше воздуха в легкие и одновременно начал разгонять время. Его ответный «боевой клич» должен был надолго – а если повезет, то и навсегда – запомниться этим древним холодным стенам. Фиолетовые фигуры отпрянули назад, прикрываясь крыльями, словно щитами, пожухлое и иссушенное тело мертвого «пылесоса» опрокинулось на правый бок. Устанавливающий продолжал стоять на коленях со стекающими по щекам белками разорванных глаз и зияющими глубокими черными впадинами на их месте, но Хоаххин этого уже не видел.
– Хватит, малыш! – Тяжелая и теплая рука легла на его плечо. – Они получили от тебя все, что хотели. Теперь мы с тобой можем возвращаться домой. Там тебя ждут. У Пантелеймона новые воспитанники. Команда твоя тебя обыскалась. Да и вообще дел полно.
Стихший было на время шелест вновь заполнил огромный зал, отголоски которого перемешивались с удивленно-недоуменными возгласами фиолетовой массы. «Как он посмел? Как он сюда попал?»
– Во имя Творца! Дозволено ли мне говорить?
Этот ритуальный вопрос прозвучал скорее как звонкая пощечина, чем как величественная просьба.
– Да, Равный Могущественным Господин Черных и Белых Хранителей, Пришедший После! Ты можешь говорить, – ответил ему хриплый голос председательствующего Мудрейшего.
– Подтверждаешь ли ты, Мудрейший, мое право находиться в этом священном месте?
– Да. Подтверждаю.
– Подтверждаешь ли ты, Мудрейший, мое право на этого пленника, который является моим оружием?
Фиолетовая волна, которая уже поняла суть задаваемых вопросов буквально, застонала от негодования.
– Да. Подтверждаю.
– В таком случае я забираю его и покидаю уважаемое собрание Фиолетовой трапеции! Да настанет час, и Творец вновь заговорит с вами!
– Да. Пусть твой путь пройдет по дороге Истины, Пришедший После!
Гробовая тишина, окутавшая Зал изгнаний после этих слов, неожиданно была прервана звуком падающего тела. Вновь обретший способность двигаться Устанавливающий быстрым перекрестным движением келемитовых когтей отсек себе голову, и его тело рухнуло на скрюченные остатки Проникающего. Но этот факт никого уже не удивил.
* * *
Выйдя из Зала изгнаний, проходя под Стеной Скорби, Хоаххин повернулся к высокому, мускулистому, затянутому в черный плащ на вид молодому мужчине со спокойным и властным голосом, которого Могущественные признали равным себе и называли именем, мелькнувшим ослепительной искрой в его сознании перед самой неминуемой смертью:
– Так на что рассчитывал Устанавливающий?
– А какая теперь разница, на что он рассчитывал? Ты, кстати, яблоки любишь? Антоновку.
– Нет.
– Жаль. А то есть тут один знакомый селекционер…