Книга: Глазами Зоны
Назад: Глава 10. Неожиданный поворот
Дальше: Глава 12. Выбор

Глава 11. В автозаке с ветерком

Обещанное убежище оказалось автозаком, брошенным на обочине разбитой дороги. Он так зарос молодым сосняком, что Лаки не сразу заметил его. На дверцах кузова был замок, который повесила Ночка, судя по наличию у нее ключа.
Колеса, конечно же, сдулись, но кузов выглядел целым. Лаки для уверенности пнул его.
– Сталь, – сказала Ночка. – Сделано с умом, но не для людей, а для скота.
Она открыла дверцу, пропустила Лаки в тесный предбанник. Пока Ночка возилась с замком, он распахнул зарешеченную дверь, за которой когда-то сидели зэки, включил фонарик, осветил помещение: одна сплошная кровать со спальником наверху, ближе к кабине с конвоирами – зарешеченная дверь одиночной камеры.
– Катался на таком?
– Не-а, хотя в отделении бывал.
– Давай тебе краткую экскурсию проведу. Здесь кабина на десять-пятнадцать человек, теперь – моя спальня, – она села, стянув ботинки, похлопала по кровати. – Подо мной, на приваренных к кузову скамейках, – доски, на них – спальники и карематы. В одиночке у меня схрон, библиотека, немного еды и всякая всячина. Это мое любимое убежище, очень надежное.
Лаки стянул кеды, выставил их в предбанник, рюкзак бросил на кровать и только сейчас почувствовал, что смертельно устал. Напряженный выдался денек, нервный, и ноги после пробежки отваливались, как у старика, ломило поясницу – рюкзак хоть и не полный, но довольно ощутимый, особенно во второй половине дня. Стоило закрыть глаза, и возникало приближающееся ротовое отверстие упыря. Немногие сталкеры видели этого мутанта так близко.
– Давай перекусим? – предложила Ночка.
В животе забулькало, Лаки промолчал, сочтя это утвердительным ответом.
– Понятно. Сейчас организую стол… Кстати, у тебя что из съестного?
– Не помню, остались ли рыбные консервы, хлеб с сыром и ветчиной. Надеюсь, еще не пропал. Одна тушенка вроде была.
– Тушенка это хорошо. Как ты смотришь на то, чтобы употребить горяченькое? – поинтересовалась Ночка, потирая руки. – Соскучилась по горячей еде.
– Как ты себе это представляешь? У тебя есть горелка?
– Ха! Какая женщина может жить без кухонной плиты? – она достала туристическую горелку, котелки большой и маленький, отнесла в предбанник, не закрывая дверь, вернулась за водой, и в автозаке появился еще один источник света – газовая горелка.
Тем временем Лаки провел ревизию съестного и с недовольством выяснил, что хлеб раскис, а вот ветчина и сыр были вполне съедобными, он выложил найденное в алюминиевую тарелку, протянул Ночке банку тушенки – девушка прижала ее к груди и принялась вальсировать на цыпочках. Лаки смотрел на нее снизу вверх и представлял не в лыжной замызганной куртке и зеленых штанах с карманами, а в золотистом коротком платье. Эти штаны скрывали все, что можно скрыть, но почему-то Лаки был уверен, что у Ночки красивые ноги – спортивные, ровненькие.
Тьфу ты, ну и мысли! И не стыдно? Жизнь Юли на волоске, а ты на девок засматриваешься! Устыдившись, Лаки отвернулся.
– Ты все время живешь здесь, в «мерцалке»? – не сдержал любопытство он.
– Большую часть времени, – вздохнула она, села, скрестив ноги. – Хожу по «пузырям», познаю новое, книжки читаю. Своего рода Робинзон.
Она смотрела на Лаки неотрывно, и глаза ее сияли отраженным светом фонарика, отчего-то ему думалось, что скоро она предложит что-то безумное. Долго ждать не пришлось.
– Лаки, любимчик Зоны. И я – любимица, давай выясним, кого она любит больше.
– Каким же образом? – Лаки лег на бок, опершись на локоть, Ночка сидела ближе к предбаннику, превращенному в кухню, и закрывала выход.
– Поиграем в русскую рулетку, – хищно улыбнулась она.
– На вылет, или до двух щелчков?
– Посмотрим.
Лаки ее предложение понравилось, оно избавляло от проблем и обеляло в собственных глазах – не самоубийство, суть которого трусость, предательство и бегство от проблем, а опасная игра. Когда в руках Ночки появился револьвер, он ощутил щекотное тепло, поднимающееся по позвоночнику, сердце сорвалось в галоп, он сел, подобрался. Девушка откинула барабан влево, вытащила патроны, оставила один, покрутила барабан вручную, не глядя на него.
– Если крутить, как в фильмах показывают, то тяжелый патрон окажется в нижней каморе, его оттянет вниз, это халтура, а я хочу по-честному. Ну вот, – она закрыла барабан, уперла дуло в висок. – Шесть камор пустых, в одной патрон, где он, мы не знаем.
Ноздри ее раздувались, глаза сияли лихорадочным блеском, даже при свете фонарика был виден румянец на щеках. Лаки смотрел на нее не мигая и представлял, как его жизнь цепляет веревку на сук, становится на табуретку, сует голову в петлю… У нее лицо Ночки, и улыбается она точно так же.
Палец на спусковом крючке дрожит. Ночка взводит курок, и улыбка сползает с ее лица.
– На счет «три», – шепчет она и закрывает глаза. – И раз. И два…
Лаки не выдержал, прыгнул к ней, и когда она сказала «три», схватил ее руку и дернул на себя. Грохнул выстрел, аж в ушах зазвенело. Пуля застряла в бронированном корпусе автозака.
– Два один, – проговорил Лаки, отстранился от прильнувшей к нему Ночки. – Не понимаю, мое вмешательство – везение или случай.
Ночка закрыла лицо левой рукой и расхохоталась, в правой она все еще держала револьвер.
– Теперь моя очередь, – Лаки попытался забрать у нее оружие, но девушка отпрыгнула назад, спрятала руку за спину.
– Нет, игра закончена! – она сунула револьвер в карман штанов, патроны сложила в нагрудный.
– Черт, – разочарованно воскликнул Лаки, лег на спину.
И тут в предбаннике зашипела вода, Ночка выругалась и устремилась туда.
– Гречка убежала, – пожаловалась она.
– Лови ее, лови! – крикнул Лаки и отправил в рот кусок сыра.
Проблема не решилась и по-прежнему нависала лезвием гильотины. Лаки заставил себя не думать о завтрашнем дне, Юле, Брюте, Ночке, которую предстоит обмануть. Пусть сегодня будет светлым, а он остается собой, не запятнанным подлостью. И вести он себя будет как обычно. В предбаннике цокала ложка о стенки котелка, Ночка мурлыкала себе под нос, запах готовящейся еды щекотал ноздри, и пытка казалась невыносимой. Лаки не вытерпел и съел еще два куска ветчины.
– Мисочка баланды готова! – торжественно объявила Ночка. – Ставлю чай! Готовь тарелку!
Лаки придвинул тарелки ближе к выходу, Ночка забрала их, наполнила кашей с мясом, исходящей аппетитным ароматом. Лаки набросился на еду с урчаньем, опустошил тарелку за пару минут, побежал за добавкой. Ночка за это время успела отправить в рот только несколько ложек.
– Лучшая похвала стряпни, это когда мужчина просит добавки, – проговорила она, потянулась за сыром. – Сто лет такого не ела.
Лаки вспомнил о плитке шоколада, которую берег на крайний случай, решил пока промолчать и достать ее, когда придет пора пить чай.
Пока бегал, Лаки так нагрелся, что шоколадка в нагрудном кармане чуть расплавилась и деформировалась, но даже этот неприглядный кусок заставил Ночку взвизгнуть от восторга. Она по квадратику отламывала шоколад, отправляла в рот, зажмуривалась от удовольствия. Надо отдать ей должное, все она не съела, три прямоугольника оставила Лаки, но он решил сохранить шоколад на утро.
– Однозначно это два – два! – проговорила Ночка, обхватила руками алюминиевую кружку, над которой поднимался пар, но я верну долг! – Она отправилась в одиночную камеру, прихватив фонарик, зашуршала там и вернулась с бутылкой. – Ты же любишь портвейн?
Интересно, о скольких еще маленьких слабостях она знает? Лаки смежил веки, скрипнул зубами. Или, может, позволить себе расслабиться? Все равно безнадега полная, так хоть порадуешь себя напоследок. Он открыл один глаз, посмотрел на этикетку. Девяносто четвертый год, обалдеть! Не выдержал, взял бутылку, повертел в руках.
– Ты будешь? – спросил он.
– Однозначно, – она опустошила кружку и постучала ею о стол. – Оскверню благородный напиток алюминием.
– Подожди ты, там же натуральная пробка, штопор нужен… Ну, или вилка. У тебя есть?
Штопора в хозяйстве не обнаружилось, как Лаки и подозревал, зато нашелся столовый нож с длинным узким лезвием, сточенным наполовину, им Лаки и расковырял пробку, плеснул вино Ночке, поднес к своей кружке… Вспомнил, как в прошлый раз Юля предложила выпить и чем это закончилось, поставил бутылку и налил себе чаю.
– Извини, но мне пить категорически нельзя, у меня планка падает.
– Даже немножечко? – проговорила Ночка с сочувствием. – Как жаль! Я видела тебя один раз трезвым, второй – выпившим, ты был таким милым!
– Даже капли нельзя, – вздохнул он. – Из-за алкоголя я совершил… сделал глупость и очень подвел одного человека. Теперь не знаю, смогу ли это исправить. В общем, пьянству бой, я себе пообещал.
Видимо, у Лаки стало такое лицо, что Ночка спросила:
– Все так серьезно? Могу ли я помочь тебе?
Если бы она знала, взяла бы свои слова обратно! Лаки мотнул головой:
– Нет, ты вряд ли захочешь, когда узнаешь. Ты и смотреть на меня не захочешь.
– Расскажи.
– Извини, нет, не буду. Ты ж можешь посмотреть во сне, узнать мои мысли, вот и посмотри.
– Специально не могу, оно происходит спонтанно. Если бы я могла, то ни за что не согласилась смотреть глазами некоторых людей, например, Гуся. Все равно что из канализации пить, – она ненадолго замолчала и продолжила: – Не верю, что ты способен сделать что-то ужасное, ты не такой, я знаю.
«Я тоже не верю, и в этом вся проблема», – подумал Лаки.
– Ну и ладно. Не хочешь, и не надо, – Ночка чокнулась с его кружкой и собралась сделать глоток, но Лаки остановил ее руку.
– Погоди. Давай я расскажу тебе, как правильно пить портвейн, – он поставил кружку на ладонь. – В идеале нужен бокал в форме тюльпана, чтоб чувствовать аромат. Крепленые вина должны немного подышать, чтобы выветрился спирт. Пьют портвейны, не закусывая, – Лаки повращал кружку, подул туда и вернул Ночке. – Теперь нюхай. Что чувствуешь?
– Вином пахнет, – проговорила она. – Семечками! Жареными семечками. Еще чем-то, не понимаю чем.
Лаки забрал у нее кружку, жадно вдохнул аромат:
– Немножко меда…
– Точно – мед!
– Цветы, анис, сухофрукты. Жареные орешки. Видишь, сколько всего намешано, и это нормально и правильно, никакой химии.
– Странно, я этого не знала. Думала, вино должно иметь запах браги. Да, изюм и курага. Надо же!
– Теперь пробуй, – посоветовал Лаки.
Пила Ночка мелкими глотками, с таким же наслаждением, с каким ела шоколад.
– Обалденно. Раньше мне не нравились портвейны, а этот – просто сказка.
– Хороший портвейн найти сложно, да и пить вино надо уметь, – Лаки вздохнул, хлебнул чаю и представил, что у него в кружке любимый напиток. – Важно соблюдать температуру подачи, для каждой марки она своя. Столовые вина как правило охлаждают, крепленые – нет…
– А что такое столовые и крепленые? – искренне поинтересовалась Ночка.
– В столовые спирт не добавляют, его делают винные дрожжи из сахара. Крепленые делают, добавляя спирт во время брожения, дрожжи дохнут, сахар остается винный.
– Ясно, в это вино добавили спирт.
– Совершенно верно.
– Прости, но я в этом деле темнота.
Ночка согнула ноги в коленях, наклонилась и подперла голову руками. Портвейн начал действовать, и девушка раскраснелась.
– Чувствую, что я темнота гораздо больше тебя в большинстве вопросов, – успокоил ее Лаки.
– Да брось ты! У тебя жизненный опыт, а я все почерпнула из книг. Я ж в цивиле почти не бываю, опасно это, мой дом здесь. Налей мне еще!
Лаки плеснул ей портвейна, она оперлась спиной о стену, запрокинула голову.
– Мне, наверное, тоже нельзя пить, каждый раз начинаю себя жалеть. А ты зря завязал, у тебя просто душа… большая, и ей становится тесно в теле. Так, наверное. На сто процентов уверена, что ты не способен совершить низость.
Лаки захотел громко рассмеяться, но он, конечно же, не стал этого делать. Наверное, девушка права, и он в последний момент, как в случае с Кузей, спасует. А может, рассказать ей все?..
И что? Да, на душе полегчает, и только. Ты что, не видишь, что нравишься ей? Так глазками и стреляет, то запястье свое погладит, то волосы тронет. С чего ей помогать тебе и спасать Юлю, по сути, конкурентку? Да и чем она поможет в цивиле? Ее везение работает только в Зоне.
– А давай споем? – неожиданно предложила Ночка и затянула песню Чижа: – Не обращай внимания на то, если я вдруг лажанусь.
Ничего так спела, почти во все ноты попала.
– Гитары нет, – развел руками Лаки.
– Давай без музыки, душа требует.
Лаки прислушался к ощущениям и понял, что не против, только что-нибудь минорное, под настроение. Он лег на спину, представил, что у него в руках гитара, ударил по воображаемым струнам и предложил Юлину любимую песню:
– Как ты смотришь на «Я хочу быть с тобой»?
– Она мне в детстве надоела, эта песня. Я бы лучше про крылья…
– Ладно.
Спели «Крылья» «Наутилуса», потом – «Золотое пятно», затем «Кондратия» и «Русского матроса». Лаки не помнил слов, но знал музыку, Ночка – наоборот. В перерывах Лаки наливал Ночке вино, остановил себя, когда она выпила полбутылки. Закрыл портвейн пробкой, отодвинул к стене:
– По-моему, тебе достаточно.
– Было бы неплохо нам еще по одной, – пропела она. – Впрочем, нет так нет. Очень душевно, прям хочется попросить, чтоб мгновенье остановилось, – она легла на бок, подперев голову рукой, чуть придвинулась к Лаки.
Он сделал вид, что не заметил этого. Значит, ошибки нет, он на самом деле ей нравится, и теперь страдающая от одиночества девушка пытается его «склеить». Не стоило ее поить, сам виноват, придумывай теперь, как выкручиваться.
– У нас с тобой музыкальные вкусы совпадают, – сказала она шепотом. – Что само по себе редкость.
– Вообще-то я предпочитаю транс, но его на гитаре не сыграешь, – ответил Лаки, не открывая глаз.
Он чувствовал ее дыхание, пристальный взгляд. Наверное, каждый второй на его месте воспользовался бы ситуацией, Ночка ведь прехорошенькая, а вечер холодный, хочется прижаться к теплому телу. Но Лаки так не мог, он всегда спал с женщинами только по любви. Правда, любовь в его представлении – разная, она может вспыхнуть и угаснуть, а может изводить всю жизнь, но при этом никакую из них он не рискнул бы назвать настоящей, как и ненастоящей. Необязательно владеть женщиной, чтобы возникла любовь, и даже сейчас, без права на интим и продолжение, между ним и Ночкой была любовь.
Вот только Лаки никогда не коснется Ночки, потому что тогда он предаст Юлю и точно не сможет сдать девушку Брюту.
Захмелевшая девушка не выдержала и провела пальцем по лбу Лаки, потом по носу, губам – от ее прикосновений его бросило в жар.
– Я даже не надеялась, что мы когда-нибудь с тобой познакомимся, и вот…
Лаки рывком поднес к губам ее руку, отпустил, подвинулся к стене и выключил фонарь.
– Извини, но лучше не надо.
Ночка сидела в темноте неподвижно, поначалу Лаки думал, что она заплачет, но нет, молодец, справилась. Легла на другом конце самодельной кровати и затихла. Интересно, о чем она думает? Что молодой мужик ломается, как девственница? Да, странно, но ведь иначе получится, как с Алисой и пудингом, причем в роли пудинга – Ночка.
– Спишь? – нарушил тишину ее шепот, Лаки не спал, но не стал откликаться; похоже, ей было неважно, чтоб ее слышали, главное – поделиться. – Я ведь знаю, что у тебя есть девушка. Просто давно тебя не видела во сне и надеялась, что ты уже не с ней. Обидно, но что поделаешь. Не могу сказать, какая она, она ведь ни разу не была в Зоне… Правильнее было бы желать тебе только хорошего, но я буду надеяться, что она дрянь, и ты ее бросишь.
– Возможно, из-за меня ее уже нет в живых, – все-таки ответил Лаки, хотел добавить, что Ночке в таком случае повезло, но не стал. – Спи. Завтра долгий путь. Или ты передумала выводить меня из «мерцалки»?
– Я слово держу.
Лаки никак не мог уснуть. Ему казалось, что Ночка проникнет в его разум и прочтет мысли, и он заставлял себя думать о всякой ерунде: о старпоме Гуке, занимавшем почетное первое место в его личном списке сволочей, потеснив даже Брюта, о деде Сергее и его охотничьих трофеях, о своей первой и последней собаке. О детском лагере, где ночью нельзя было вспоминать про белую лошадь, но мысли вращались именно вокруг нее. В конце концов, Лаки забылся в тревожном забытьи.
Проснувшись в холодном поту, обнаружил, что Ночка свернулась калачиком у него под боком. В решетку, что между водительской кабиной и камерой, пробивался серый свет. Здравствуй, новый день, и будь ты проклят! Тревожить крепкий сон девушки Лаки не стал, тихонько поднялся с кровати, поставил котелок с водой на горелку, вперился на него, заставил себя думать про что угодно, только не про сегодняшний день, все еще боясь, что она прочитает его мысли. Брют говорил, что она единственная выжила после того, как появилась Зона. Ночка выглядит как человек, ведет себя как человек, но сколько в ней человеческого, а сколько чуждого?
Как Брют собирается использовать силы, запертые в ней, когда вне Зоны девушка бесполезна? Или нет? Ночка перевернулась на спину, выпростала руки из спальника, со стоном потянулась и распахнула глаза.
– Доброе утро! Тебе чай в постель или в чашку? – поинтересовался Лаки.
– Мне ко-о-офе! – протянула она.
– У тебя есть? – возликовал Лаки. – Душу продам за кофе.
– Там, на складе, – она махнула в сторону одиночной камеры. – Стой! Сама принесу. Все равно не найдешь в бардаке.
Зеленые штаны с карманами она на ночь сняла, и теперь на ней были тонкие черные спортивки в обтяжку. Лаки не ошибся: у Ночки обалденные ноги: ровные, подкачанные, не такие длинные, как у Юли, зато более рельефные. Попа больше Юлиной, но какая!
Лаки отвернулся, но в голове прочно засела мысль, что не будь его сердце занято, он закрутил бы с Ночкой роман. Красивая девчонка, бойкая, но главное – своя, как в одной стае бегали. «Давай, дурачок, выбирай правильно, пока не поздно», – заговорил противный голос подсознания, и Лаки послал его куда подальше. Он уже выбрал, его женщина – лучшая на свете. Разве сравнятся Юлины утонченность и изящество с колхозноватой простотой Ночки?
Попивая ароматный кофе, заваренный в алюминиевой кружке, Лаки наслаждался последними часами жизни. Он считал, что перестанет быть собой, когда предаст Ночку.
– Слушай, ты ж знаешь, что на тебя охотятся, как же так получилось, что тебя взяли те люди? – не сдержал любопытство Лаки.
– Они вышли на меня через толстячка, я уже два года меняла у него продукты на арты, и доверяла ему. Получается, что подобраться ко мне можно только через тех, кому я доверяю.
– Посмотрела бы глазами того толстяка…
– Еще раз говорю: я не могу делать это осознанно, а когда была в его голове, он не замышлял плохого.
Она допила свой кофе и натянула бесформенные зеленые штаны. Куртку она надела другую, длиной по бедра, темно-зеленую, из плащовки, с капюшоном, опускающимся так низко, что не видно лица.
– Куда ты пойдешь после «мерцалки»? – поинтересовалась она.
Ночка делала вид, что вчера вечером ничего не было, и у нее виртуозно получалось притворяться равнодушной.
– На девятый пропускной пункт, – сказал Лаки.
– Все еще не хочешь рассказать, что у тебя стряслось? – полюбопытствовала она, надевая рюкзак.
Лаки отрицательно мотнул головой.
– Ну, как знаешь. Идем. Нам два часа бродить по «мерцалке», потом провожу тебя до бара «Бурундук», а дальше сам. Мне туда ходить опасно.
Одна половина Лаки возликовала, что Ночка будет с ним почти до конца пути, и не надо будет ее долго тащить на горбу, вторая обозвала его сволочью, напомнила, что он пользуется доверием влюбленной девушки, чтобы вонзить нож ей в спину.
Значит, нужно не спугнуть ее, заманить в бар, подсыпать снотворного, а дальше тащить к КПП. Желательно бы кого-нибудь в помощники, ведь она очнется и станет сопротивляться, кричать. Возможно, ее придется бить.
Он бросил взгляд на Ночку, делающую ревизию вещей, и захотелось завыть. Наконец она закончила, взяла автомат.
– Ну, что, ты готов? Тогда пошли!
Ночка знала Зону лучше, чем Лаки собственное тело, видела тропы, скрытые от глаз сталкеров, за два часа им не встретилось ни одного мутанта, ни одной аномалии. Пейзажи сменяли один другой, девушка уверенно поворачивала на перекрестках псевдореальностей. Лаки думал, что она будет дуться всю дорогу, но нет, ей удавалось быть решительной, собранной. И улыбчивой. Или он переоценил силу нахлынувших на нее чувств? Может, ей просто хотелось приятно провести время, а влюбленность тут ни при чем?
Чем ближе подходили к «Бурундуку», тем сильнее хотелось закопаться в землю, чтобы не принимать решение, которое он никогда себе не простит. Что бы ни сделал, он в любом случае проиграет.
За пределами «мерцалки» Ночке везло меньше, и пришлось пользоваться гайками, чтоб распознавать аномалии. На подходе к «Бурундуку» хлынул такой ливень, что в бар они вбежали с промокшими ногами, сняли дождевики.
Бар был устроен в огромной стальной цистерне. Внутри ее обшили деревом, прорубили несколько окон, во второй половине цистерны находились две комнаты с русскими печками, на которых можно было спать. Под баром, как и водилось, был бункер на случай выброса. Убежище предоставлялось бесплатно всем желающим, а за комфорт следовало платить.
Сегодня бар пустовал, даже хозяина – носатого коротышки по прозвищу Мясник – не было за стойкой.
– Есть кто живой? – прокричал Лаки.
Ночка стянула дождевик, бросила его на пол и плюхнулась на облезлый кожаный диван, не снимая капюшона. Мясник не заставил себя долго ждать. В отличие от гостеприимных хозяев других баров, он не выходил к посетителям, а являл себя, словно сам Зевс спускался с Олимпа.
– Ну? – Мясник упер по-обезьяньи длинные руки в боки, качнулся на коротких ножках.
– Нам бы выпить чего, перекусить, обувь просушить, – криво улыбнулся Лаки, уже прокручивая в голове дальнейшие действия.
– Плати две тысячи за номер и хоть обсушись.
В другой ситуации Лаки поспорил бы, но не сейчас. Положил деньги на стойку, сверху накрыл их еще тысячей:
– Еще поесть и выпить.
Мясник кивнул.
– Пойду топить печь. Выпивать чего будете?
Лаки покосился на Ночку:
– Пиво будешь? Тут есть темное нефильтрованное.
Мясник поставил на стойку две бутылки, положил упаковку кальмаров и удалился с гордо поднятой головой. Из темной кухни донеслось:
– Шашлык из свинины пойдет?
– Если это не дикий кабан, то да.
Лаки сел напротив Ночки, придвинул к себе рюкзак. Теперь нужно найти пузырек с зельем, незаметно его извлечь и подмешать в пиво. Прямо здесь рыться в карманах Лаки не стал, он уже не помнил, куда положил снотворное, а надеялся уединиться в комнате, когда Мясник позовет к растопленной печи.
Лаки сам взял пивные кружки, наполнил их пенным напитком. Вспомнив, что завязал, пообещал себе сделать несколько глотков и остановиться – для дела надо, не для души.
– Зачем все это? – Ночка развела руками.
– Ну, а когда ты в последний раз была в баре с мужчиной? – подмигнул ей Лаки.
Она приподняла брови так, что лицо ее сделалось жалким, наклонилась над столом и прошептала:
– Здесь я не чувствую себя в безопасности.
– Зато я чувствую, – с улыбкой сказал Лаки, мысленно молясь, чтобы Ночка успокоилась и посидела с ним немного. – Позволь сделать тебе приятное.
– Зачем? – повторила она.
– Просто мне захотелось тебя хоть чем-то порадовать, – солгал Лаки и едва не скривился, чувствуя, как фальшиво звучат его слова; беги, дурочка, беги! – Да и как ты пойдешь по такому дождю в мокрых ботинках? Давай хоть ноги высушим и тогда уже разбежимся.
Она запрокинула голову к высокому окну: косой дождь хлестал по выпуклым стеклам. Потом ссутулилась, пряча лицо под капюшоном, скрестила руки на груди.
– У тебя есть девушка. Ты издеваешься надо мной?
Сейчас надо бы говорить, что девушка в прошлом, потому что она по какой-то причине не простит его и все такое, и Ночка теперь для него самая-самая, родная и своя… Но он не мог жонглировать ее чувствами, это было бы слишком. К счастью, заговорила Ночка, оперлась на локти:
– Ты не подумай, что я какая-то нимфоманка, я тебя уже семь лет знаю. Засыпаю и каждый раз надеюсь увидеть тебя, выбираюсь из «мерцалки» и вглядываюсь в лица.
– А почему не нашла меня, когда я был в Зоне? Ты ж можешь.
Это был бы выход! Лаки не устоял бы, влюбился в Ночку, не было бы Юли, не попал бы он в такую ситуацию. При мысли, что Юли в его жизни могло не быть, в душе разверзлось чувство утраты, и оттуда, из пустоты дохнуло холодом. Несмотря на то, что потерял Юлю, он продолжал ее терять каждый миг, и будет терять всю жизнь.
Ночка еще ниже опустила голову.
– Боялась, что предашь, – донесся короткий смешок. – Меня очень трудно не предать.
И вот уже перед ним не матерая сталкерша, без раздумий застрелившая человека, а обиженная девочка, маленькая и жалкая, которую хочется приласкать и утешить. Наверное, правильнее инсценировать собственную смерть и уйти с ней в «мерцалку». Юле никто не причинит вреда… Или причинит?
– Ты чего? – Ночка накрыла рукой ладонь Лаки, он вздрогнул и перевел взгляд на Мясника, приближающегося к их столику.
– Печь натопил, идите, сохните.
– Сначала поедим, – проговорил Лаки и обратился к Ночке: – Снимай обувь, отнесу пока ботинки.
Он наблюдал за возящейся со шнуровкой девушкой, и пообещал себе, что не обидит ее. Должен быть какой-то выход. Например, повести себя как настоящий мужик и застрелить Брюта. Тогда убивать Юлю будет некому, и ее отпустят, а Лаки пойдет по стопам покойного отца и станет зэком. Он напортачил, ему и страдать. Взяв Ночкины ботинки, он последовал за Мясником, миновал стойку, очутился в темной комнате, потом повернул налево и вошел в «номер», который отличался от Ночкиного последнего убежища только наличием печи, дышавшей жаром.
Лаки прислонил к ней ботинки, стянул свои кеды, протянул к теплу озябшие руки.
– Тебя ведь зовут Лаки? – поинтересовался Мясник.
– Ага.
– Тебе кое-что просили передать.
Назад: Глава 10. Неожиданный поворот
Дальше: Глава 12. Выбор