Внешне разлад между супругами почти незаметен, но у Галы, кроме их общей жизни, есть еще и собственная – обычно внутренняя, можно сказать, тайная. Но иногда эта жизнь происходит у всех на глазах. Гала пишет о своей короткой связи с каким-то красивым молодым мужчиной. От близости с ним у нее «осталось ощущение чего-то доброго, чего-то свежего и сладкого, как зрелый плод, ощущение молодости безгранично щедрой, но серьезной, искренней и благородной; нежной молодости», которую она «никогда не встречала ни у кого другого. Бескорыстной легкости, которая парит надо всем, не привязываясь ни к чему и ни за какое вознаграждение». «Как хорошо, – продолжает она, не вполне ладя с орфографией, – быть под защитой, притом под защитой высокого мальчика, о котором я знаю только, что он – это он, что он рядом, что его голос звучит как струя прозрачной воды, которая льется на нежнейший бархат. И еще вот что: я желала его потому, что мне ничего о нем не было известно. Я не знала ни чем он занимается, ни откуда он, ни где живет, ни из какой он семьи (sic)». Дали все знает, но ничего не хочет видеть. Секс был для него навязчивой идеей, но художник часто не обращал на него внимания и выражал свою сексуальность иначе. Она взрывалась в его причудливых видениях такими мощными образами, что реальный секс мог быть лишь чем-то второстепенным и смешным по сравнению с его напряженным воображением. Им владеют другие люди. Его окружают агенты, мошенники, плуты, даже сводники; приближенные, бездельники, манекенщицы, трансвеститы, транссексуалы, наркоманы, полусумасшедшие – целая куча всякой человеческой дряни, которой хватает денег, чтобы путешествовать в самолетах. Гала не ослабила свою хватку, но теперь действует иначе, потому что немного устала держать Дали на поводке. «Двор» художника стал больше, чем когда-либо, это уже целый мирок, но Гала смотрит на него равнодушно и даже не замечает его. Все становится далинийским – роскошная одежда, духи, сладости, товары широкого потребления. Из Порт-Льигата постоянно вылетают, как ракеты, идеи, все одинаково странные. Он полон образцами новых изделий, необычных и причудливых. За это отвечает Дали; он не хочет, чтобы хотя бы один день прошел, а ничего нового не было создано. Гала часто путешествует и приобретает привычку внезапно уезжать, иногда вместе с Дали, чаще всего в Париж, где они занимают номер-сьют в отеле «Ле Мерис» в Тюильри.

Там они принимают посетителей и просителей и устраивают необыкновенные вечера, на которых подают икру в огромных хрустальных раковинах и накладывают ее половниками гостям, с которыми Гала даже незнакома, потому что совершенно равнодушна к этой «фауне» и к прихлебателям, осаждающим буфеты. Но она всегда возвращается в Порт-Льигат, свою изначальную пристань. Однако в 1968 году Дали купил ей замок, лежавший в развалинах, и восстановил его ценой больших затрат. Замок Пуболь превратился в величественное здание. Гала стала его владелицей, а Дали мог приезжать туда лишь по ее приглашению. Это было непременное условие, на котором настояла Гала. Однако оно не вызвало у художника досаду. Наоборот, он с радостью взял на себя это обязательство: оно льстило «его утонченному мазохизму» и «его энтузиазму»! Она получит от него то, чего хочет. Дали будет должен в знак уважения к ней, своей Даме, привозить ей похожие на сновидения скульптуры и картины, которые украсят залы, подъезды и сады замка. Особенно ей нравятся предметы декора в стиле испанского Средневековья и XVII века – балдахины, обивка, ковры, высокие стулья, монументальные канделябры, гербы и доспехи. Поэтому ей очень по душе потолки, которые он расписывает. Роспись будет только на потолках, чтобы, как он говорит, Гала, поднимая взгляд вверх, всегда находила [его] в своем небе. Но в любом случае сказочное изгнание Галы – еще одна фантастическая и литературная идея Дали. Разве в 1943 году он не написал в «Сокрытых лицах» под руководством Галы историю своей героини Соланж де Кледа, которой ее любовник купил замок, чтобы она уединилась там, устав от их совместной жизни, и жила там, как ей хочется? Там она переживала горечь и сладость его отсутствия. Так не стал ли замок Пуболь еще и замком Соланж де Кледа? Не было ли это новой извращенной эротической игрой влюбленных, которую Дали сам сразу же назвал «кледанизм»? И действительно ли счастлива Гала? Она носит в волосах огромный бант, который Коко Шанель сделала специально для нее и посоветовала больше никогда не снимать, и трогает душу своим одиночеством и хрупкостью. И все же чувствуется, что она всегда закована, как в доспехи, в свою суровость и грубость. В «Интимных записных книжках» она описывает себя так: «маленькая женщина, с маленькой грудью, с лицом похожим на маленький круглый камешек, с бешено бьющимся сердцем, которое то подскакивает до самого горла, то падает в плоскую подошву одной из [ее] греко-римских ступней». И заявляет, что ее «ложная дерзкая отвага на самом деле – мучительная застенчивость». Теперь она словно бы насытилась разоблачениями и уловками, бешеной деятельностью и ежедневными исступленными восторгами. Издалека, с самого дна ее души, поднимается что-то, сохранившееся в ней от русской души, печальной и обиженной, и ее легендарные злоба и эгоизм слабеют. Вспоминает ли она в такие минуты о своей дочери Сесиль, которую покинула – оставила сначала Элюару, потом его семье? Сесиль живет своей жизнью, она уже вышла замуж, но мать не хочет или почти не хочет увидеться с ней, а дочь плачет каждый раз, как только с ней заговаривают о матери. Далеко ли ушел в прошлое день, когда в Соединенных Штатах Гала произвела сенсацию на маскараде сюрреалистов, появившись в черной шляпе, украшенной трупиком младенца? Лоб младенца Дали расписал муравьями, а к его черепу прикрепил омара. Осознавала ли она тогда всю степень кощунства? Не рискнула ли она, всегда называвшая себя немного колдуньей и волшебницей, навлечь на себя кару потусторонних сил?

Тем временем Дали продолжает писать картины, но главным образом занимается рисунками и гравюрой. Он иллюстрирует Евангелие от Иоанна, Апокалипсис, «Дон-Кихота Ламанчского», «Божественную комедию» – эпические произведения. Супруги больше не выставляют напоказ свое неразрывное единство, как делали много лет, но Гала рядом и тиранически властвует над Дали. Люди из его окружения все тесней толпятся вокруг него. Они уже предчувствуют, что конец близко? Может быть, да. У Дали есть поставщик женщин – не любовниц на одну ночь для него, а женщин для оживления его «двора». Этого человека зовут Жан-Клод Дюбарри. Родом он гасконец, из города Ош, а аристократическая фамилия, в которую он нарядился, – лишь прозвище. Гала и Дали высоко ценят его слово «мушкетера» и, по свидетельству Галы, называют его «Правда». Этот Дюбарри находит для «мэтра», как называют Дали, женщин такого типа, который тому нравится, – высоких блондинок. В основном это манекенщицы из картотеки модельного агентства, которым Дюбарри владеет в Барселоне, так что для него нет ничего легче, чем их набрать. В Порт-Льигате они показывают себя в так называемых «живых картинах», которые он устраивает в патио – китчевом подобии садов Гранады. Однако оргий, слухи о которых могли разносить некоторые сплетники, на самом деле не было. Дали не занимался сексом со своими гостьями. Самое большее – они могли изображать вместе с женоподобными юношами содомские сцены. Это были любимые фантазии Дали, который теперь открыто стал любоваться чужими сексуальными актами и высоко ценил живые картины на тему «мифическая содомия», как он их называл. Для него это было завершением его онанизма. Он был большим любителем этих пародий на итальянские фильмы из античной истории. Живые картины были смешными и одновременно такими неожиданными, что это делало их прекрасными.

В середине 1960-х годов в окружении Дали появилась Аманда Лир – молодая женщина, сексуально привлекательная, но как гермафродит. Она не стала соперницей Дали, которого в любом случае невозможно было свергнуть с трона, но стала его любимицей. Ходили слухи, что Аманда – транссексуал. Ее низкий голос и широкие, немного схожие с мужскими, ладони и шея позволяли это предполагать, хотя у Аманды была фигура сирены – обязательное условие, чтобы стать новой советчицей Дали. Аманда поддерживает эти двусмысленные толки, Дали ее обожает, а Гала поддерживает ее, потому что знает: Аманда Лир внимательна к Дали, более того, любезна с ним и даже защищает его. Аманда везде рядом с ним – на коктейлях, на вернисажах, на спектаклях, на корридах. Гала с тех пор, как муж удалил ее из Порт-Льигата, почти исчезла из «двора» Дали и почти не появлялась в Порт-Льигате, даже вывезла оттуда свои личные вещи. Однако все здесь напоминает о ней, словно в Порт-Льигате остался ее призрак. Аманда, которой Дали дал прозвище Звезда, пишет картины и участвует в далинийской игре. Она – королева сумасбродных и эксцентричных выходок. Иногда она вместе с Дали приезжает в Пуболь к Гале. Та принимает их как гостей, с которыми едва знакома, готовит им чай со льдом, в большой столовой, похожей на монастырскую трапезную. С Амандой Дали возвращается к сюрреализму, его жизнь снова становится странной. А Гала хвалит удовольствия монашеской жизни. Теперь она наконец чувствует себя хорошо в уединении. Дали, как обычно, колеблется, выбирая то аскетизм, то пышную роскошь. Но он не учел, что Аманда устала. Она влюбчива и с каждой новой любовной связью (в особенности за время связи с певцом Дэвидом Боуи) все больше выходит из далинийской комедии. Гала из своего замка Пуболь продолжает заботиться о муже, беспокоиться о его здоровье. Она и теперь чувствует себя ответственной за него.

Но постепенно их сладостное безумство превращается в старческое слабоумие. Гала, которая старше Дали, живет в Пуболе с кратковременными любовниками или с поселившимся у нее американским рок-артистом Джеффом Фенхольтом. Но все идет не так, все кажется искусственным и напрасным. Недостатки Галы становятся заметней. С каждым днем она делается все сварливей и скупей, склонной к непредсказуемым вспышкам гнева. Она зла со своей прислугой, то есть с садовником и кухаркой, и отвратительно ведет себя с шофером Дали, постоянно курсирующим между ее замком и Порт-Льигатом на синем «кадиллаке» мэтра. Похоже, что настал час, когда маски падают и комедия кончается. Гала больше не властная муза, уверенная в своем могуществе, она перестала быть и несговорчивым агентом мужа. Она уступила другим свои права и сама не знает, когда и почему это произошло. Ее ум медленно затуманивается, словно он износился и устал от усиленной деятельности и бурного воображения. Дали больше не интересуется ничем, кроме своих проектов музея, в котором будут надежно укрыты его уникальные работы. Он считает, что вокруг них было столько движения и шума, что они не должны быть забыты и уничтожены. Этот музей в конце концов был открыт в 1974 году в Фигерасе. А через семь лет музей почтили своим присутствием король и королева Испании. Сохранились фотографии их визита. На этих снимках Гала застыла неподвижно и держит короля за руку, на ней восхитительная туника из атласа с вышивкой, в волосах – знаменитый бархатный бант, на шее – простой кулон. Дали стоит между королем и королевой, на нем темный костюм в полоску; он причесан как одна из «менин» Веласкеса и взмахнул своей тростью с золотым набалдашником. С этой тростью он никогда не расставался, и говорили, что раньше она принадлежала Саре Бернар.

В 1978 году Париж оказал Дали честь, избрав его в Академию изящных искусств. Разумеется, избрание не было единогласным, но, когда супругов фотографировали по этому случаю, они еще играли свою комедию. На этой фотографии Гала смеется и, кажется, вновь обрела ту свою улыбку, которую когда-то так любил Поль Элюар. А Дали ликует, он вне себя от гордости. Все почести, которые он получил за свою жизнь, словно слились вместе здесь, в Париже, под куполом института. Это избрание для него – реванш за детство, и за унижения, которые он терпел от равных себе, и за бедность в начале творческого пути. Но Дали неудержимо слабеет. А Галы больше нет рядом с ним, чтобы окружать его заботой и вниманием. Говорят даже, что она хочет с ним развестись, что она всячески ругает его и прилюдно унижает. Он мучится, но терпит эти страдания. Он не пишет картин и в короткий срок становится впавшим в детство стариком. Когда супруги встречаются, они ссорятся, ведут себя друг с другом грубо и даже жестоко.

Гала сломала шейку бедра, перенесла операцию и решила торжественно вернуться в Порт-Льигат. В 1982 году она прибыла туда на «кадиллаке» как мадонна. И поселилась в комнате, украшенной как для похорон и полностью задрапированной барочными тканями. А 10 июня того же года она умерла рядом с Дали. Он желал, чтобы она была похоронена в Пуболе, и уже получил разрешение администрации. Ее тело, завернутое в одеяло, везли – все же незаконно – по ухабистым дорогам Каталонии, и оно тряслось на заднем сиденье «кадиллака». На следующий день Гала была похоронена в склепе своего замка. Дали был так подавлен и в таком смятении, что не присутствовал на церемонии похорон. Но он поклонился ее могиле, которая была приготовлена заранее и украшена его скульптурами, и решил больше не жить в Порт-Льигате. Он переселился в Пуболь и прожил там без Галы еще семь долгих лет. Это были ужасные годы. «Придворные» разъехались, рядом с Дали остались лишь несколько близких, которые присматривали за ним, он не защищен от искателей наживы, которые ждут его смерти. Но в любом случае он уже ничего не может контролировать. Обессиленный, он забился в свои комнаты. Без Галы он только половина себя. Он терпит рядом с собой только одного человека – своего верного друга по имени Робер Дешарн. Прежний пыл, словоохотливость и сумасбродство покинули его. Он лишь тень, которая повторяет одни и те же вздорные слова или бредит. У него больше не возникает ни одной новой идеи, ничто не пробуждает в нем желания взяться за кисть. Он может много часов подряд смотреть на какой-нибудь предмет, на окно. Но иногда его сознание проясняется, и он начинает прославлять свою музу, свою «божественную Галу» в коротком предисловии, которое пишет для каталога. И 23 января 1989 года он, наконец, умирает.

Все было достигнуто. Все, о чем они договорились в тот знаменитый день в Кадакесе среди скал, в августе 1929 года, осуществилось. Гала, самая совершенная из спутниц – тайных советчиц, сделала Дали самым блестящим (наравне с Пикассо) художником XX века. Кроме того, она превратила их любовь в миф, который Дали прославил в своих картинах. Их старость была ужасной и проходила далеко от огней рампы и от славы, которую они знали прежде, каждый из них в конце жизни снова оказался в одиночестве и отчаянии. И все-таки верно сказано, что ни от чего нельзя отречься и ничто не рассеивается полностью. Произведения Дали и теперь воспевают и будут воспевать всегда тайную и скрытую красоту Галы. Заколдованный лабиринт Порт-Льигата помнит об их такой необыкновенной жизни. Итог их странной близости – имя, в которое слились их имена: Гала Сальвадор Дали. После этого у художника было все: «Меня зовут Дали, что на каталонском языке значит «желание», и у меня есть Гала».