Во Флоренции, куда Ли заезжает, чтобы срисовать орнаменты эпохи Возрождения, она скучает и явно перестает испытывать удовольствие от рисования. Ее смутное желание стать художницей постепенно угасло; теперь для Ли очевидно, что ее призвание – фотография. Ей невыносимо с утра до вечера перерисовывать детали; она решает их сфотографировать, получает на это разрешение и таким образом выполняет контракт. Вернувшись в Париж, Ли рассчитывает остаться там на какое-то время. Предчувствует ли она, что здесь ее снова ждет судьба? Она уверена лишь в том, что ощутила свое призвание и пути назад нет. По ее словам, она хотела «войти в мир фотографии через заднюю дверь». Встретиться с Маном Рэем как раз и означало взять судьбу в собственные руки, обеспечить себе важнейшую встречу, получить ключи от входа в желанный мир. Еще до того, как увидеться со знаменитым фотографом, Ли интересовалась им; она знает его любимые темы и его способ восприятия реальности; ей нравится его рассудочный подход к фотографированию. Она пока не догадывается, какой последний выбор сделает после разрыва с Маном Рэем. Тогда она выберет самую жестокую и грубую реальность – станет военным репортером. Но пока она еще не репортер на войне. Пока она хочет раскрыть тайны реальности, застать ее врасплох в своих монологах и в минуты уединения и одиночества приручить долю секунды из невероятных минут.

Она желает не соединить их вместе, а, напротив, уловить в тот момент, когда они соединяются сами и этим обнаруживают свое существование, невидимое и загадочное. Сюрреалистическое существование. Ман Рэй почти на двадцать лет старше Ли. Он уже давно сделал карьеру. Этот маленький американский эмигрант покинул Нью-Йорк в 1920 году, уверенный, что, как он говорил, «стиль дада не может жить» в Америке, где слишком много пуританизма и условностей, которые ставят преграды нарушающему приличия дадаизму, блужданиям подсознания, недолговечным разрывам в реальности, которая быстро возвращается в обычное состояние. Все происходит во Франции – приключения, приносящие больше всего новизны, самые изобретательные и дерзкие предприятия. Поскольку Пикабиа, Миро, Арп, Пикассо, Массон, Супольт, Бретон, Элюар, Арагон заняли освободившиеся ниши в живописи, архитектуре, скульптуре и поэзии, он стал первопроходцем в искусстве фотографии и этим завоевал себе место среди знаменитых. Часто влюблявшийся и получавший отказы, любитель женщин, не становившийся их рабом и любивший свое искусство сильней, чем их, Ман Рэй прокладывал себе путь на Монпарнасе с небрежностью и профессионализмом, которые вскоре сделали американца одним из виднейших деятелей парижского «раскола в искусстве». Одной из его натурщиц и любовницей, которую он предпочитал другим, была экстравагантная Кики Монпарнасская. Ее поясницу он обессмертил на легендарном снимке. Она помогала ему оказывать влияние на столицу. Это была удивительная пара – сдержанный, очень замкнутый Ман Рэй и яркая Кики, самая заметная среди парижских модернистов. В это время Ман Рэй наконец прославился. Его искусство было признано за пределами Франции, и в Соединенных Штатах его тоже стали считать мастером фотографии. Но в глубине души Ман Рэй отвергал эту славу. Он гораздо больше предпочел бы быть художником и считаться первым среди живописцев модерна. Его друг Вильям Хейтер, имевший граверную мастерскую недалеко от студии Мана Рэя на Монпарнасе, в доме 31 по улице Кампань-Премьер, точно указал на больное место в душе самовлюбленного мастера, сказав о нем: «фотограф, который воображал себя художником».

У Ли Миллер была на уме лишь одна мысль – встретиться с Маном Рэем. У нее есть рекомендательное письмо, но достаточно ли этого, чтобы войти в его мир? Ли знает, что Ман Рэй мрачный и недоверчивый человек, капризный и немного самовлюбленный. Он молчалив, не весельчак и не любитель кутежей, а, наоборот, очень скрытен. Не болтлив, работает до изнеможения, не разделяет с Ли ее любовь к провокации и бунту, если только эта любовь не зарыта очень глубоко в его душе и дело как раз в том, чтобы откопать ее.

Летом 1921 года Ман Рэй был безутешно влюблен в Кики Монпарнасскую и уязвлен тем, что она окончательно ушла от него к Анри Брока, директору журнала «Париж-Монпарнас». В тот июльский вечер знаменитый фотограф свободен и бродит по опустевшему Парижу. Ли, вернувшись из Италии, идет к нему в студию и – вот неприятная неожиданность! – узнает от консьержки, что Ман Рэй уехал отдыхать. Очень расстроенная этой новостью, она заходит выпить в бар «Пьяный корабль» на бульваре Распай и занимает место на втором этаже, рядом с железной лестницей. Хозяин бара, ошеломленный красотой Ли, сел за ее столик и завел с ней разговор. Она выпила перно и приготовилась спросить своего собеседника, нет ли рядом Мана Рэя, который, как она знала, был завсегдатаем этого заведения. И тут появился сам знаменитый фотограф. Позже она напишет в своих воспоминаниях: «Он, можно сказать, возносился над землей, то есть поднимался по винтовой лестнице. Он был похож на быка – великолепный торс, очень черные ресницы и черные волосы. Я смело сказала ему, что я его новая ученица. Он ответил, что не берет учеников и в любом случае уезжает из Парижа, чтобы отдохнуть. Я сказала, что знаю об этом и еду вместе с ним. Так я и сделала». Слишком красиво, чтобы быть правдой? Ли Миллер совершенно не имела привычки приукрашивать случаи, которые извлекала из своей памяти. Напротив, она любила ясный, точный стиль, бойкий и без литературных прикрас – тон репортера. Так что есть все основания верить, что встреча происходила именно так – в духе живости и раскованности, характерном для всегда решительной Ли Миллер – «бешеного локомотива». Ману Рэю при первом знакомстве она показалась видением. И действительно, она возникла перед ним как видение на втором этаже парижского бистро, в середине июля. Позже он рассказывал: «Ее очень светлые волосы [были] острижены так коротко, что она походила на юного загорелого пастушка с Аппиевой дороги». Эта встреча стала началом связи, продолжавшейся несколько лет и отголоски которой потом наполняли всю их жизнь. Творчество и память обоих были словно обожжены силой их страсти. Для Мана Рэя Ли Миллер была воплощением того, чего желал достичь Андре Бретон, – красоты конвульсивной и одновременно идеальной, красоты совершенной (у сюрреалистов конвульсивная, или судорожная, красота – красота, которая находится на границе между сном и явью. По словам Бретона, это красота, состоящая из отдельных рывков, не статическая и не динамическая, связанная с сексом и при этом запретная для секса. – Пер.). Она – воплощение Нади, которую так ждал Бретон (Надя – героиня одноименной книги Бретона, в которой он и сформулировал понятие «конвульсивная красота». – Пер.). Она – текучий, изменчивый силуэт волшебницы. Очень скоро наставник и ученица становятся любовниками. Это происходит так, словно они внезапно узнали и снова нашли друг друга после разлуки. Это была сильная страсть, которая сливала воедино любящего и предмет любви, но уже истощала себя, хотя они об этом не знали. Каждый из них видел в другом то, что могло дать новую пищу его собственному творчеству, каждый был для другого обещанием обновления и новых сил. Ли стала единственной моделью Мана Рэя, а он – новатором в фотографии, творцом великих тайн, которые она стремилась постичь.

Именно к этой цели стремилась влюбленная пара. Искусство фотографии стало для их любви соединительным элементом, причиной, по которой они были вместе, сохраняя свой странный союз, – королева красоты и коренастый мрачный фотограф, свет и тень. Ман Рэй убежден, что его особые технические приемы, часто найденные совершенно случайно, позволяют достичь тайн души и что за пределами его портретов и даже его фильмов есть нечто невидимое, которое движется и открывает путь к недоступному. Он думает не о религиозном потустороннем мире, а о духовном возвышении. Уверен, что через секс и через остроту взгляда, которой он настойчиво добивается, доберется до непредсказуемых тайн. А Ли хочет свести счеты с искусством фотографии. Она желает проникнуть в тайну черной комнаты, волшебного места ее детства, где снимок испытывал превращения и становился видимым. Черная бумага вдруг становилась чем-то, что можно понять, словно перед девочкой раскрывались космические тайны. Став любовницей Мана Рэя, человека, которого чтил весь мир, она обеспечивала и себе доступ к сверхреальности, которой так желала достичь. В то время она была уверена, что, проникнув в святилище, то есть в студию Мана Рэя, раскроет его секреты и (почему бы нет?) превзойдет его. Это было не тщеславие, не безграничное честолюбие, сменившее место и цель. Это была уверенность, что так она доберется до своего самого подлинного «я». Словно в детстве в тот самый день, когда, маленькая и голая, она стояла по щиколотку в снегу, пообещала себе, что поймает тайну своего «я», нащупает осязаемые, но не постижимые умом нити человеческой природы, разберется в требующей ответов абсурдности этого мира.