Тем временем Гитлер планомерно осуществлял свою заветную мечту по объединению всех немцев в едином рейхе. Один народ – одна страна. Весной 1938 года он воссоединил Германию с Австрией. К осени он был готов воссоединить с Германией Судетскую область Чехословакии, более чем на 60 % населенную немцами.

Чемберлен, конечно же, тоже, как и Черчилль, был знаком с главной книгой-исповедью Гитлера, но из ее прочтения сделал совсем другие выводы. Он увидел свой долг в том, чтобы помочь Гитлеру усилиться максимально перед броском на Восток, на цитадель мирового коммунизма – на Советский Союз. Чемберлен верил Гитлеру в том, что этот бросок неотвратим. Он стал вторым, после Галифакса, высокопоставленным британским политиком, посетившим Гитлера в его горной резиденции – Берхтесгадене. Об этом визите имеется «отчет Шмидта», из которого следует, что в беседе Гитлер всячески упирал на то, как много сделал он для дела мира, для англо-германского сближения, но при этом был совершенно откровенен в своих планах в отношении Чехословакии и демонстрировал решимость идти до конца. А Чемберлен дал понять, что лично он ничего не имеет против, но должен заручиться согласием кабинета.

Напомню, что раздел Чехословакии отвечал интересам не только Германии: в нем с энтузиазмом приняли участие и Словакия, и Венгрия, и Польша (две первые страны станут союзницами гитлеровской Германии в войне, последняя, отвергшая союз, – жертвой). И никто из народов мира не хотел и не собирался проливать кровь за интересы чехов, англичане в том числе.

Более того, наиболее дальновидные и начитанные из английских политиков понимали, что Германия сделала лишь первый шаг того «дранг нах Остен», который был твердо обещан всем читателям и почитателям Гитлера в главной книге его жизни. Теперь как Польша, так и Советская Россия должны были встать на очередь в планах германских агрессоров, и европейцам оставалось только ждать, сложа ручки, когда «две гадины», оказавшись лицом к лицу без всякого буфера, наконец начнут «жрать друг друга». Неудивительно, что такие солидные, респектабельные газеты, как «Таймc», «Обсервер», «Дейли экспресс», «Дейли мейл» и др., ежедневно писали о целесообразности и безальтернативности политики «умиротворения», поддерживали курс на сотрудничество с гитлеровской Германией.

Поэтому, когда по возвращении в Лондон вечером 16 сентября Чемберлен провел совещание кабинета, то кабинет, заслушав его самого и специально вызванного из Праги посла лорда Ренсимена (он выступил за передачу Судетской области Германии даже без плебисцита и вообще горячо отстаивал интересы Германии), принял решение согласиться с требованиями Гитлера. Это было коллективное мнение правительства, решение не отдельной личности, Чемберлена, а государства Великобритании.

Через два дня в Лондон прибыли премьер Франции Даладьеи министр иностранных дел Жорж Бонне. Совместное решение было простым и рациональным: все территории, население которых более чем на 50 процентов состояло из немцев, отходили к Германии «для поддержания мира и охраны жизненных интересов Чехословакии». Чехов, конечно, не спросили о том даже для приличия: 19 сентября английский и французский послы в Праге вручили свои совместные предложения (по сути дела, ультиматум) чешскому правительству. Судьба этой страны была полюбовно решена правительствами «старших» стран. Правительство Чехословакии капитулировало.

В Мюнхене все прошло как нельзя лучше, гладко, без эксцессов. И после Мюнхена, кстати, тоже: ни один инцидент не омрачил вступления немецких войск в Судеты. Генерал Рейхенау доложил: «Мой фюрер, сегодня армия приносит величайшую жертву, на которую могут пойти солдаты перед своим командующим: они вступают на вражескую территорию без единого выстрела». Это – сильное свидетельство в пользу правильного понимания ситуации и правильного решения со стороны Даладье и Чемберлена.

Но Чемберлен сумел пойти намного дальше. Улучив минуту во время ожидания, пока эксперты готовили окончательный текст тройственного соглашения, он предложил Гитлеру встретиться один на один, без французского или какого-либо иного партнера. Гитлер мгновенно дал согласие и принял Чемберлена в своей мюнхенской квартире утром 30 сентября в присутствии лишь одного переводчика. У Чемберлена был заранее готов проект декларации, который он и предложил Гитлеру:

«Мы, фюрер и канцлер Германии и английский премьер-министр, продолжили сегодня нашу беседу и единодушно пришли к убеждению, что вопрос англо-германских отношений имеет первостепенное значение для обеих стран и для Европы.

Мы рассматриваем подписанное вчера вечером соглашение и англо-германское морское соглашение как символ желания наших обоих народов никогда не вести войну друг против друга.

Мы полны решимости рассматривать и другие вопросы, касающиеся наших обеих стран, при помощи консультаций и стремиться в дальнейшем устранять какие бы то ни было поводы к разногласиям, чтобы таким образом содействовать обеспечению мира в Европе».

Как понимает читатель, данный проект полностью отражал давнишнюю заветную мечту Адольфа Гитлера, не раз ей публично присягавшего. Он немедленно подписал предложенный документ, ничего не добавив и не возразив.

Это был апофеоз англо-германских отношений того периода, когда народы еще не был ввергнуты в чудовищную бойню, – и это был апофеоз мира.

Чемберлен торжествовал, это был его звездный час. Вернувшись в английский аэропорт Хестон и едва только выйдя из самолета, он показал совместную декларацию толпе видных деятелей и других лиц, собравшихся приветствовать его, и заявил: «Я привез мир нашему поколению!». Прибыв в свою резиденцию, он, стоя в открытом окне перед морем народа, вновь сказал: «Из Германии на Даунинг-стрит привезен почетный мир. Я верю, что это будет мир для нашего времени».

Народ Англии, настроенный в целом пацифистски, был в полной эйфории: Чемберлена, принесшего англичанам мирное будущее, готовы были носить на руках. Уильям Ширер, американский журналист, на которого я уже ссылался, записал по горячему следу: «Даже официанты и таксисты, обычно люди разумные, разглагольствуют, как здорово, что удалось избежать войны, что это было бы преступлением, что они повоевали в прошлую войну и этого достаточно». Ну и, само собой, политика «умиротворения» получила полное одобрение влиятельного и многочисленного Британского союза фашистов (их газета «Акшэн» писала, что Чемберлен передал Судетскую область Германии, «руководствуясь здравым смыслом и мужеством»).

В высшей степени показательной можно считать ратификацию мюнхенской договоренности парламентом: она была одобрена 366 голосами против 144. Даже часть лейбористской оппозиции поддержала Чемберлена, выражая «чувство глубокого удовлетворения по поводу того, что войну на какое-то время удалось предотвратить». А лейборист лорд Хартвуд, например, и вовсе заявил, что он «позволил бы Гитлеру делать все, что он хочет в Восточной Европе». И только трое депутатов, чьи надежды на возвращение в правительство всецело были связаны с войной, продолжали публично злобствовать против премьер-министра: Уинстон Черчилль, Энтони Иден и Дафф Купер. Лично Черчилль даже выступил как подлинный «гарант войны», пообещав, довольно оскорбительно, всего через три дня после Мюнхена: «Англии был предложен выбор между войной и бесчестием. Она выбрала бесчестие и теперь получит войну».

До этого момента в нашей истории все понятно и логично. Так же понятно и логично продолжение этой истории в виде превращения немцами в свой протекторат не только напросившейся на это Словакии, но и последнего остатка былой Чехословакии – Богемии и Моравии, испокон веку входивших в состав еще Священной Римской империи германской нации, впоследствии Австрийской империи. Протектором Богемии и Моравии был назначен фон Нейрат, занимавший до Риббентропа пост министра иностранных дел.

А вот далее начинается абсурд, разобраться в котором не так-то легко.