Казалось бы, абсорбция Богемии и Моравии должна была бы приветствоваться Англией и Францией ровно по тем же соображениям, что и в отношении Судет: усиление Германии перед броском на СССР отвечало общеевропейским интересам. Однако общее мнение историков состоит в том, что-де Чемберлен был «разочарован» этим поступком Гитлера, почувствовал себя обманутым в своих лучших надеждах и ожиданиях и «не простил» Гитлеру такого «ужасного обмана». И тогда, якобы, чтобы предотвратить повторение подобного номера в дальнейшем, Англия и Франция дали гарантии Польше, предопределив тем самым неизбежность Второй мировой войны.

Объяснение для детей, не для взрослых, умеющих думать людей.

Вряд ли надо растолковывать, что серьезные, ответственные политики, каким, без сомнений, был Невилл Чемберлен, не принимают важных решений под воздействием эмоций. Кстати, генерал-историк Дмитрий Волкогонов, написавший предисловие к шеститомнику Черчилля, наблюдательно подметил: «Читая написанные Черчиллем строки, видишь: все лидеры крупных европейских государств говорили в то время на одном циничном языке – языке недоверия, коварства и силы». Но именно на этом языке захват Богемии и Моравии не нуждался в переводе. Гитлер верно заметил в свое время австрийскому канцлеру Шушнигу: «Англия не пошевельнет ни одним пальцем ради Австрии». Не пошевелила она и ради Судет. Почему же бы вдруг она стала «шевелить пальцами» ради ничего не значащих Богемии и Моравии, ради мало что значащей Польши? С какой стати?

Как ни странно, именно этим недоумением козырял после войны не кто-нибудь, а сам Черчилль, демонстрируя редкостное здравомыслие задним числом и едко критикуя Чемберлена, например, так:

«Имело смысл вступить в бой за Чехословакию в 1938 году, когда Германия едва могла выставить полдюжины обученных дивизий на Западном фронте, когда французы, располагая 60–70 дивизиями, несомненно, могли бы прорваться за Рейн или в Рур. Однако все это было сочтено неразумным, неосторожным, недостойным современных взглядов и нравственности. И тем не менее теперь две западные демократии наконец заявили о готовности поставить свою жизнь на карту из-за территориальной целостности Польши. В истории, которая, как говорят, в основном представляет собой список преступлений, безумств и несчастий человечества, после самых тщательных поисков мы вряд ли найдем что-либо подобное такому внезапному и полному отказу от проводившейся пять или шесть лет политики благодушного умиротворения и ее превращению почти мгновенно в готовность пойти на явно неизбежную войну в гораздо худших условиях и в самых больших масштабах».

В самом деле, что это за дерзко-агрессивные поползновения со стороны бессильного субъекта? Черчилль не дает этому парадоксу никакого объяснения, словно хочет нас заставить усомниться в умственных способностях Чемберлена, внезапно потерявшего рассудок, как будто сам он не стоял во главе «партии войны» все предвоенные годы.

Но коль скоро Черчилль не выдает секретов британской политики, попробуем разобраться сами, что же произошло, почему эта политика вдруг «сошла с ума».

Для начала сопоставим некоторые даты.

Мюнхенское соглашение, отдавшее Гитлеру Судеты и спасшее Европу от большой войны, было подписано 30 сентября 1938 года к удовлетворению сторон.

5 января 1939 года на почетном приеме, устроенном в Берхтесгадене для польского министра иностранных дел Юзефа Бека, Гитлер предложил Польше дружить с Германией «против СССР», в том числе в военном плане. Бек категорически отверг это предложение, немецко-польский антисоветский альянс не состоялся, история пошла по предначертанному пути к мировой катастрофе.

15 марта 1939 года декретом Гитлера был создан «Протекторат Богемии и Моравии». Окончательное поглощение Чехословакии произошло также бескровно. И, однако, в отношениях между Британией и Германией последовал настолько резкий перелом, как будто в Англии только и ждали для этого подходящего повода. Правительство внезапно объявило о «новом курсе» английской политики, и сам вчерашний миротворец Чемберлен, выступая в палате общин уже 17 марта, восклицал: «Мюнхен умер и похоронен, ибо кто может питать надежду удовлетворить удава!» «Да ведь ты же только что сам ее питал и подпитывал!» – справедливо могли бы упрекнуть его свидетели столь крутого и неожиданного разворота…

Практическим следствием этого перелома очень скоро стали англо-польские и франко-польские военные переговоры. Предваряя их, уже 31 марта Чемберлен от лица не только Англии, но и Франции (!) сделал в палате общин громкое заявление об оказании помощи Польше в случае нападения со стороны Германии: «Если будет иметь место действие, явно угрожающее польской независимости, и если польское правительство сочтет необходимым оказать сопротивление собственными силами, английское правительство будет считать себя обязанным оказать польскому правительству всю возможную помощь в пределах своих сил». Никакого внятного объяснения, почему бессильная, «недоперевооруженная» в тот момент Англия в одностороннем порядке берет на себя такое тяжкое бремя, круто разворачивая свою же собственную политику от мира к войне, он не дал.

Вскоре, 6 апреля, во время пребывания польского министра Юзефа Бека в Лондоне, было наскоро подписано временное соглашение о взаимопомощи (впоследствии заменено англо-польским соглашением от 25 августа 1939 года). А через неделю, 13 апреля, последовало заявление Чемберлена о предоставлении таких же английских гарантий Греции и Румынии. И в тот же день с подобным заявлением выступил французский премьер Даладье. Через месяц, 12 мая, было заключено аналогичное по смыслу соглашение между Англией и Турцией об оказании друг другу взаимной помощи в случае войны на Средиземном море. Вскоре этот ход повторила Франция.

Ирония истории состояла в том, что Румыния и Турция в ходе Второй мировой войны станут сателлитами, а Румыния так даже и верным союзником гитлеровской Германии, частью пресловутой Оси (Турция готовилась ввести войска в СССР, но после Сталинграда так и не решилась на это). Ясно, что эти прогермански ориентированные в целом страны оказались лишь для отвода глаз в списке английских гарантий – единственной целью которых была на самом деле Польша.

В мае 1939 года состоялись переговоры, на которых был поставлен конкретный вопрос оказания военной помощи Польше со стороны Англии и Франции в случае германской агрессии. Но поскольку все понимали, что таковая агрессия есть лишь дело короткого времени, фактически перед нами – декларация войны.

Наконец, за неделю до роковой даты, 1 сентября 1939 года, между Польшей и Великобританией был подписан пакт об общей защите, что не только не предотвратило Вторую мировую войну, но, напротив, окончательно сделало ее необратимой, неизбежной.

Августовский пакт был прямым следствием мартовского демарша Чемберлена 1939 года, а тот формально был порожден мартовским декретом Гитлера о новом германском протекторате. Однако, как известно, «после» не значит «вследствие». Мы должны спросить себя: а не произошло ли что-то между сентябрем 1938-го и мартом 1939-го, заставившее Чемберлена развернуться на сто восемьдесят градусов и послужившее истинной причиной перехода от «декларации мира» – к «декларации войны»?

Мой ответ, данный еще в статье «Уроки Гитлера» (1995), таков:

«9 ноября 1938 года случилась «Хрустальная ночь» и последовавшие за ней мероприятия нацистов. Сам погром был страшным ударом по немецким (но не только!) евреям, их быту и собственности. Но еще страшнее были итоги заседания особой комиссии под председательством Геринга, состоявшегося через три дня, 12 ноября. Было решено, и это решение в тот же день опубликовала «Рейхгазецблатт», «изгнать евреев из германской экономики: передать все промышленные предприятия, принадлежащие евреям, их собственность, включая ювелирные изделия и произведения искусства, в руки арийцев с компенсацией в виде долговых обязательств, по которым евреи смогут получать только проценты, но не сам капитал». На евреев, кроме того, налагался штраф в один миллиард марок.

Причины и значение всего произошедшего разъяснил главный (наряду с Герингом и Гиммлером) организатор и вдохновитель «Хрустальной ночи» доктор Геббельс: «Влиятельные круги в экономическом руководстве партии утверждали тогда, что невозможно устранить евреев из экономической жизни Германии. Поэтому мы решили: хорошо, тогда придется мобилизовать улицу и покончить с этой проблемой за 24 часа». Гитлер, понимавший весь опасный, роковой авантюризм подобных скоропалительных мер, никогда не дал бы разрешения на «Хрустальную ночь», но в данном случае товарищи по партии с ним даже не посоветовались. Он пришел в ярость, но вынужден был принять свершившееся как факт и пойти вслед за событиями.

Решениями 12 ноября нацистская Германия подписала себе смертный приговор. Евреи перенесли, стерпели запрет на профессии, запрет на смешанные браки, лишение гражданства и массу иных притеснений. Но тотальная экономическая казнь, затрагивающая интересы евреев всего мира, – это оказалось непереносимо. Отняв в один момент всю собственность у германских евреев, нацистский режим полностью обесценил всю вообще Германию в глазах мирового еврейства. «Эту страну» стало «не жалко», отныне ее можно было обречь на тотальное разрушение: ведь евреям в Германии стало нечего терять. Парадоксально, но факт: колоссальная еврейская собственность в Германии играла роль своего рода «зонтика», защищавшего страну от агрессии, – и вот теперь этот «зонтик» рухнул. Зато все выгоды, приносимые войной, сохранились. Риск войны для международного еврейства перестал быть неопределенно-бессмысленным, он приобрел цену – грандиозную, поистине мировую цену! С этого момента война была предрешена: нужен был только пристойный повод».

Таким поводом стал перевод Моравии и Богемии на положение немецкого протектората. Подчеркну: поводом – не причиной.

Поспешное ответное мартовское заявление Чемберлена о необходимости дать гарантии Польше и все последующие шаги в этом направлении имели еще один, но самый главный смысл, связанный, конечно же, с тем впечатлением, которое произвела на мировое еврейское (и не только) сообщество «Хрустальная ночь». Дело в том, что пример евреев Германии, сокрушенных и ограбленных, вытесняемых и уничтожаемых, самым острым образом поставил на повестку дня вопрос о судьбе евреев Польши, более многочисленных и не менее богатых. Стало ясно всем, какая судьба (в лучшем случае) их ожидает в случае захвата Польши немцами. А между тем, должен напомнить, еврейская община Польши накануне войны насчитывала свыше трех миллионов (!) евреев и считалась самой крупной в мире. Самое ее существование теперь было под угрозой – и время показало более чем серьезный характер этой угрозы. Все, читавшие «Майн Кампф», понимали, что Польшу ждет неминуемое поглощение Германией; текущие события резко и опасно приблизили этот момент.

Ларчик открывается просто! Не поляков, чья малосмысленная политика в отношении Германии, Европы вообще и СССР в особенности всех только раздражала и в которых даже Черчилль не видел ничего хорошего, бросились спасать добрые Англия и Франция. А польских евреев, над которыми нависла смертельная угроза, – от тотального разгрома, разграбления и возможного уничтожения. Вот такое объяснение сразу все делает понятным и логичным, ставит все на свои места.

В свете сказанного становится до конца понятной реплика злосчастного британского премьер-министра Невилла Чемберлена, который, как свидетельствует его друг, американский посол Джозеф Кеннеди, однажды проговорился, что «американцы и евреи втянули его в эту войну». Чемберлен не расшифровал это скорбное признание, он унес свои секреты в могилу. Во всяком случае, мне не удалось найти его откровений на сей счет. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем подробности о том, как происходило это «втягивание».

До глубины души трогает меня огромная личная трагедия этого человека, который всем сердцем ненавидел войнуи способен был пожертвовать даже личной репутацией, чтобы ее предотвратить, но попал, знать, в такие тиски, что пришлось эту самую страшную в истории войну объявить и начать. Хотел совершить подвиг, стать спасителем мира, а вынужден был стать его губителем.