Книга: Преступник номер один. Уинстон Черчилль перед судом Истории
Назад: Кому и зачем был нужен еврейский анклав в Палестине
Дальше: Боец за дело сионизма

Как Черчилль начал строить Израиль

Итак, в апреле 1920 года Верховный совет Антанты передал Англии мандат на Палестину, а в январе 1921 года Ллойд Джордж назначил Черчилля министром по делам колоний, возложив на него особую ответственность за два британских мандата – Палестину и Месопотамию. В министерстве был даже специально создан Ближневосточный департамент, во главе которого стал Джон Шакбер, ветеран департамента по вопросам Индии. Стать своим консультантом Черчилль попросил разведчика и дипломата полковника Т. Е. Лоуренса (знаменитого «Лоуренса Аравийского»), которому довелось добиваться примирения с арабами, отказывавшимися признать мандат Англии над Палестиной и Франции над Сирией.
Пользуясь личными отношениями, Лоуренс сумел заключить соглашение со старшим сыном «короля арабской нации» Хусейна эмиром Фейсалом, согласно которому арабы смирились с тем, что в Палестине уже были основаны еврейские поселения. Черчилля вполне устраивал план, «согласно которому Фейсал принимал трон короля Ирака, а его брат Абдалла – трон короля Трансиордании в обмен на то, что Западная Палестина, от Средиземного моря до реки Иордан, становилась местом учреждения еврейского национального очага под британским контролем… Если земля к востоку от реки Иордан становилась арабским государством, а земля к западу от Иордана и до Средиземного моря – территорией, отведенной для еврейского национального очага, то Великобритания одновременно выполняла оба обещания, данные ею как евреям, так и их арабским соседям» (66–67). Так арабские владыки, в обмен на признание и утверждение их полновластия в условленных регионах, предали свой народ. Отчего произошли весьма далеко идущие последствия.
Впрочем, как говорится, гладко было на бумаге…
22 марта 1921 года новоявленный министр по делам колоний Уинстон Черчилль, в сопровождении Самуэля и Лоуренса, отправился в Палестину, где в то время проживало примерно 83 000 евреев и 600 000 арабов. Вскоре это соотношение должно было, по замыслам сионистов и английских «тигров сионизма», радикально измениться. И Черчиллю было важно, во-первых, проинспектировать, прозондировать ситуацию, оценить осуществимость поставленной задачи. А во-вторых, подготовить почву, насколько это было в его силах, для ее осуществления.
Гилберт формулирует так: «Главная цель посещения Иерусалима для Черчилля заключалась в том, чтобы объяснить эмиру Абдалле смысл решений Каирской конференциии сообщить ему о желании британского правительства поддержать его как правителя подмандатной территории к востоку от реки Иордан (отсюда ее название – Трансиордания) при условии, что Абдалла согласится на создание еврейского национального очага внутри Западной Палестины и сделает все, что в его силах, для предотвращения антисионистской агитации среди своего народа к востоку от Иордана». К этому моменту «Лоуренс уже получил заверения Фейсала, брата Абдаллы, в том, что «будут предприняты все меры, чтобы поощрить и стимулировать иммиграцию евреев в Палестину в широких масштабах и возможно быстрее, чтобы создать там поселения с интенсивной обработкой земли»» (72).
Со временем такая сделка с этими ближневосточными владыками, британскими марионетками, предавшими свой народ, продавшими первородство за чечевичную похлебку и заслужившими дружную ненависть всего арабского мира, стала предметом особой гордости Черчилля, хвастливо, но вполне безосновательно утверждавшего: «Я был одним из лучших друзей, когда-либо бывших у арабов, и это я поставил в Иордании и Ираке арабских правителей, которые правят там до сих пор» (227). Почему бы это арабы не оценили столь дружескую услугу?
Надо сказать, что Черчилль не побрезговал обманом в отношениях с новоявленными властителями арабских стран. В беседе с эмиром Абдаллой 28 марта, в ответ на его опасения («Имеет ли в виду Его Величество создать еврейское Царство к западу от Иордана и изгнать оттуда все нееврейское население?»), Черчилль постарался успокоить Абдаллу, говоря, что, по его мнению, «у живущих в Палестине арабов много беспочвенных опасений. Им кажется, что сотни и тысячи евреев за короткое время запрудят страну и будут господствовать над нынешним населением. Это не только не предвидится, но и совершенно невозможно… Еврейская иммиграция будет очень медленным процессом, и права нынешнего нееврейского населения при этом будут строго соблюдаться» (75–76).
Конечно, это была заведомая наглая ложь. Поскольку по итогам этой встречи Черчилль тогда же сообщил в Лондон, «что Трансиордания становится арабским королевством под властью Абдаллы, в то время как Западная Палестина, от Средиземного моря до Иордана, будет управляться Великобританией, которая выполнит свое обещание о предоставлении этих земель для расселения евреев-колонистов» (76). Планы сионистов получили старт для форсированного развития.
Черчилля не смущали возможные тяжелые последствия содеянного, хотя во время данной поездки он получил ясное представление о том, что без них не обойтись. Так, в Газе, по воспоминаниям очевидца, «Черчилля приветствовала огромная толпа криками по-арабски: «Привет министру!» Но затем их предводитель вдруг яростно вскричал, поддержанный толпой: «Долой евреев!» и «Перережем им глотки!»… Мы ехали по городу, сопровождаемые почти фанатичной толпой, все более возбуждавшейся от этих криков. Никто не пытался их успокоить, но в конце концов все обошлось без инцидентов… Прежде чем Черчилль снова сел на поезд в Газе, ему подали петицию, подписанную ведущими мусульманами города. В ней излагались их надежды на создание в Палестине арабского государства и выражался протест против еврейской иммиграции… 25 марта в Хайфе прошла арабская демонстрация (NB: христианско-мусульманская. – А. С.) с протестом против еврейской иммиграции… В связи с тем что во время демонстрации наблюдались акты насилия, полиция была вынуждена открыть огонь. Были убиты 13-летний мальчик-христианин и арабка-мусульманка. Вслед за этими действиями полиции в Хайфе начались антиеврейские волнения, в ходе которых десять евреев и пять полицейских были ранены ножами и камнями» (72–74).
Через неделю британской полиции пришлось вновь применить оружие против арабов, собравшихся толпой, чтобы выразить протест против Декларации Бальфура. В этот день 29 марта Абдалла посетил мечеть Омара, где пытался поговорить с возмущенными арабами (на этом месте спустя тридцать лет его, предателя, застрелит мститель-палестинец). Но его прервали крики «Палестина для арабов!» и «Долой сионистов!». Ситуация сразу накалилась, и трудно сказать, чем бы закончилось дело, но вновь вмешалась полиция…
Таков был кровавый пролог к осуществлению пресловутой Декларации Бальфура и планов сионистов. Как видим, с самого начала британцы начали убивать арабов за евреев. Потом арабы начнут за евреев убивать самих британцев. Наконец, убивать британцев станут уже евреи сами за себя. Ответственность за все это лежит на Черчилле.
Черчиллю, возможно, удалось обвести вокруг пальца Абдаллу, но не арабов, обладавших на удивление ясным и точным пониманием сути дела. 30 марта члены Исполнительного комитета Хайфского конгресса арабов Палестины пришли на встречу с Черчиллем, чтобы вручить ему петицию на тридцати пяти страницах. Главная идея которой состояла в том, что «вся Палестина принадлежит арабам и что Декларация Бальфура является огромной несправедливостью» (78–79).
Продемонстрировав исчерпывающе глубокое знание национальной характеристики евреев и вообще их уникальной природы как нации-религии, арабы в этом документе просили Черчилля «во имя справедливости и права» согласиться с пятью требованиями палестинских арабов: «Первое: Образование национального очага для евреев отменяется. Второе: Создается национальное правительство Палестины, ответственное перед парламентом, избранным населением, проживавшим в Палестине перед Первой мировой войной. Третье: Еврейская иммиграция прекращается до образования этого правительства. Четвертое: Введенные в действие перед войной законы остаются в силе и не заменяются новыми, пока не начнет действовать национальное правительство Палестины. Пятое: Палестина не должны быть отделена от братских арабских стран». Этими странами были Сирия, находившаяся тогда под управлением Франции, и Египет, которым управляла британская администрация».
Арабы, надо отметить, сумели заглянуть в будущее, в том числе далекое, чтобы предупредить Британию: «Если Англия не примет сторону арабов, то это сделают другие державы… От Индии и Месопотамии до Хиджаза и Палестины сейчас доносится призыв к Англии. Если она не прислушается, то, может быть, Россия воспримет этот призыв, а может быть, даже Германия». Голос России, предупреждали палестинские арабы, не слышен среди народов, но «придет время, когда она себя утвердит».
Именно так все и будет. Возможно, Черчилль сам, будучи весьма дальновидным, понимал правоту арабов, но отвечал им «немедленно и в резких выражениях: «Вы просите меня прежде всего отменить Декларацию Бальфура и запретить иммиграцию евреев в Палестину. Не в моей власти сделать это. Но даже если бы я и мог сделать это, то это не соответствовало бы моим желаниям. Британское правительство устами А. Бальфура дало слово, что оно благожелательно отнесется к созданию национального очага для евреев в Палестине, что неизбежно включает в себя и иммиграцию евреев сюда. Эта декларация мистера Бальфура и британского правительства была ратифицирована союзными державами-победительницами, когда военные действия еще продолжались и поражение или победа еще не были предрешены. Ее реализация стала возможной в результате успешного окончания войны, и ее следует рассматривать как один из итогов победы в Первой мировой войне»».
Британское правительство твердо намерено, отчеканил Черчилль, дать сионистам «справедливый шанс» в Палестине (78–81).
Это был откровенный, неприкрытый диктат – диктат победителей.
Vae victis! Горе побежденным! Черчилль всегда исповедовал этот подход, и мы не раз еще с этим столкнемся. Он лишал арабов всякой надежды, не оставлял им другого выхода, кроме вооруженной борьбы за свое будущее.
При этом министр по делам колоний пытался подсластить пилюлю, словно имея дело с наивными дурачками, а не с древним народом, мудрым и хорошо изучившим своего недруга: «Мы думаем, что это будет хорошо для всего мира, хорошо для евреев и хорошо для Британской империи. Но мы также считаем, что это будет хорошо и для живущих в Палестине арабов. Мы полагаем, что при этом они не должны никоим образом пострадать или быть вытесненными из страны, где они живут сейчас, и быть лишены своей доли во всем, что делается для прогресса и процветания Палестины. И тут я должен привлечь ваше внимание ко второй части Декларации Бальфура, которая торжественно и недвусмысленно обещает всем без исключения жителям Палестины полную защиту их гражданских и политических прав» (81).
Обманывал, потому что сам обманывался? Или все же лукавил? У меня лично нет никаких сомнений: лукавил, конечно…
Между тем Черчилль использовал свой визит на Ближний Восток не только для того, чтобы обмануть если не всех арабов, то хотя бы их правителей. Но еще и для того, чтобы принести оммаж – вассальную клятву на верность сеньору – уже не лондонским сионистам (это было сделано давно), а непосредственно евреям Палестины.
Сразу вслед за арабской делегацией, ушедшей от Черчилля несолоно хлебавши, он принял еврейскую делегацию, которую заверил в своем благоволении. После чего посетил место строительства будущего Еврейского университета, где открыто признался: «Мое сердце полно симпатии к сионизму. Эта симпатия существует уже много лет, еще с тех пор как я оказался связан с евреями Манчестера, которых представлял в парламенте. Я верю, что образование еврейского национального очага в Палестине станет благословением для всего мира, благословением для еврейского народа, рассеянного по миру, и благословением для Великобритании. Я твердо верю и в то, что оно будет благословением для всех обитателей этой земли, независимо от расы и религии» (77).
Комментарии излишни. Лицом к евреям, спиной к арабам: такую позицию заняла Британия в лице Черчилля на Ближнем Востоке раз и навсегда. Треугольник, как известно, самая жесткая конструкция; в данном случае все его компоненты, «евреи – Черчилль – арабы», окончательно заполучили свои места именно в 1922 году.
За восемь дней, проведенных в Палестине весной 1922 года, Черчилль, 48-летний достаточно искушенный государственный муж, вполне постиг весь расклад сил на подмандатной Англии территории, где он вознамерился создать еврейское государство. Он понимал, без иллюзий, что война в том или ином виде здесь неизбежна. И как это было ему всегда свойственно, сделал свой выбор. В пользу войны, разумеется.
Вернувшись в Лондон, Черчилль продолжил работу в намеченном направлении. «На заседании правительства 31 мая при обсуждении долгосрочных перспектив развития подмандатной территории Палестины и требований арабских представителей о немедленном учреждении палестинского парламента и правительства Черчилль объяснил, что он решил отложить формирование представительных учреждений в Палестине «ввиду того, что любой избранный орган несомненно запретил бы дальнейшую иммиграцию евреев… Я не вправе сделать ничего, – объявил он, – что приведет к ситуации, в которой мы не сможем выполнить наши ранее данные обязательства в отношении сионистов. Я обязан сохранить в руках британского правительства весь объем власти, необходимой для реализации этих обязательств» (90).
Черчилль не ограничился устными выступлениями и разъяснениями, но счел нужным в том же 1922 году выпустить т. н. «Белую книгу»по палестинской проблеме. В ней, как он сам позднее подчеркивал, исходя из текста Декларации Бальфура, «признавались британские обязательства не только по отношению к обитателям Палестины, как арабам, так и евреям, но и по отношению к сионистскому движению во всем мире, которому первоначально и было дано обещание содействовать созданию еврейского национального очага в Палестине». Черчилль подчеркивал, что британские обязательства были «даны евреям, вне зависимости от того, где они находятся, с целью гарантировать им право обрести еврейский национальный очаг в Палестине». При этом он добавлял, что «никаких подобных обязательств не было дано в отношении арабов, живших вне пределов Палестины». Великобритания дала такие обещания только евреям, обещав им возможность создания национального очага путем их иммиграции в Палестину (121).
Откровеннее не скажешь! Краеугольный камень политики Великобритании в Палестине оказался заложен прочно, на два с половиной десятилетия вплоть до создания Израиля. «Белая книга» Черчилля была одобрена Лигой Наций, евреям был дан зеленый свет для беспрепятственного въезда в Палестину.
Вскоре, после неудачных для лейбористов всеобщих выборов 1922 года, правительство Ллойд Джорджа потерпело полное поражение: было сформировано правительство из одних консерваторов, Черчилль вылетел из игры. Он потерял притом и свое парламентское кресло от округа Данди. Но английский избиратель опоздал – Черчилль совершил свое предназначение: еврейский национальный очаг в Палестине был создан.
Первым следствием избранной Черчиллем линии стало постепенное прибытие 400 000 еврейских иммигрантов в Палестину в период между 1922 и 1939 годами (91), чему не смогло помешать никакое сопротивление арабов, не сумевших ни создать своего могущественного лобби, подобного еврейскому, ни хотя бы развязать индивидуальный террор, как это сделали евреи в предреволюционной России.
Но другим непременным следствием этой же позиции стало оставление в Палестине значительного воинского контингента как гаранта безопасности евреев, хотя это обходилось Англии в немалую копеечку. Казалось бы, чего проще: увести из Палестины английские войска, и пусть там арабы с евреями сами разбираются! Это избавило бы империю не только от непосредственных материальных и человеческих (!) жертв, но и от значительных морально-политических издержек. Однако это противоречило бы избранному вектору политики, согласованному с сионистами. Поэтому Англия будет нести этот свой крест, возложенный на ее плечи Черчиллем, до самой своей бесславной сдачи мандата и ухода из Палестины, которым все дело закончилось в мае 1948 года…
Назад: Кому и зачем был нужен еврейский анклав в Палестине
Дальше: Боец за дело сионизма