Глава 6
Каникулы считать открытыми!
За окном пели птицы: звонко, радостно, оповещая всех о наступлении нового дня. Солнце уже взошло, пришлось повернуться на другую сторону – вставать в такую рань совершенно не хотелось. Однако сделала я это зря, ибо тут же увидела сидящего на кровати Шаленого. Он читал какой-то лекарский журнал, даже не думая глядеть в мою сторону. Это даже к лучшему, кстати. Значит, выйдет еще поспать.
– Как самочувствие? – неожиданно спросил он и перевернул страницу.
На виске у него глаз, что ли? Вздохнув, я натянула одеяло почти до подбородка. Вроде бы ничего не болело, только слабость невероятная.
– Ну-у-у-у, – протянула я, – вроде так…
– Исчерпывающий ответ, – кивнул Шаленый и отложил журнал на столик. Внимательно посмотрел на меня. Бр-р-р, будто под магическим сканером лежу. Удовлетворенно кивнул и встал. – Неплохо. Шататься будешь, конечно, но тебя быстро посадят.
– Посадят? – насторожилась я, осторожно приподнимаясь, чтобы принять сидячее положение. Что-то мне не нравятся такие разговоры. Хотя после того, как провалялась на больничном две недели, из них неделю не приходя в сознание, можно было, конечно, и подняться с постели.
– Угу, – подтвердил Шаленый, взяв со стула пакет и пристроив его возле моей постели. – Давай быстро приведи себя в порядок и одевайся. Одежду принес Васька, поэтому на меня не серчай.
Я подозрительно покосилась на него и заглянула в пакет. Хм, ничего страшного: футболка и шорты.
– Савва Геннадиевич, а куда мы пойдем? – осторожно поинтересовалась, опуская ноги на пол и нашаривая тапки (тоже, кстати, притащенные Васей).
– К Вий-Совяцкому, – незамедлительно последовал ответ.
Я поежилась. Значит, время все же пришло. Плохо. То есть, конечно, наоборот. Поговорить о том, что произошло на Лысой горе, надо было очень давно. Только вот почти не с кем. Кроме меня в отключке пролежали приличное время Ткачук и Андрей Григорьевич, а они тоже фигуры в этом деле не последние.
Шаленый пустил меня в служебный душ для лекарского персонала университета. Быстро умывшись, почистив зубы (пришлось спасаться пальцем и зубной пастой), кое-как причесав рыжую гриву, глянула на себя в зеркало. М-да. Бледно, отчаянно и очень непрезентабельно. Впрочем, тут не шабаш в честь окончания первого курса, а поход к ректору. Потерпят. Натянула на себя бледно-голубую футболку и синие шорты. Тапочки, хм. Ладно, обуви мой оболтус не притащил. Потом выпишу ему пендель за это.
Едва я вышла из душа, Шаленый галантно предложил мне руку.
– Прошу вас, панночка, – произнес он.
Учитывая, что от него я этого ожидала меньше всего, даже невольно попятилась.
– Да я сама могу, – пробормотала, еле сдерживаясь, чтобы глупо не захихикать, потому что представила себя, гордо вышагивавшую по внутреннему дворику, под ручку с Шаленым.
– Гуцол, характер показывать будешь родителям и братцу-раздолбаю, – неожиданно резко сказал он. – Упрешься – дотяну на плече.
Я глупо захлопала ресницами, но сориентировалась и уцепилась за локоть Шаленого. Кажется, только сейчас поняла, что боюсь его больше всех остальных.
Он улыбнулся уголками губ:
– Ох, женщины. Пошли уже.
Добрались до кабинета ректора мы без приключений. Нам встретились только два преподавателя со злыдневского факультета, поздоровались и прошли мимо. Никого всерьез не интересовало, с чего это Шаленый разгуливает со мной под ручку среди бела дня.
«Невелика цаца, – сказала я себе, – уже возомнила бог знает что, хотя его на самом деле рядом и нет».
Шаленый вежливо постучал, однако ждать ответа не стал – сразу толкнул дверь, шагнул вперед и утянул меня. Едва не врезавшись в его спину, я едва удержала равновесие и замерла. Так-так, в сборе вся честная компания. Вий-Совяцкий сидел за своим столом и заполнял какие-то бумажки. Рядом с ними устроился угольно-черный бесенок, который держит яркий флакончик; усердно колотит в нем палочкой, а потом выдувает мыльные пузыри. Возле стенки на узкой лавке, что раньше стояла у Хвеси Харлампиевны, сидят Ткачук и Андрей Григорьевич. Вид обоих не лучше моего. Напротив Вий-Совяцкого в кресле Чугайстрин-старший, рядом с ним еще какой-то мужчина. Но он сидит ко мне спиной – поди разбери, кто это. Возле окна стоит пани Кандыба и почему-то поливает кактус. Задумчиво так поливает, того и гляди – утопит бедное растение.
– Доброе утро, – поздоровался Вий-Совяцкий и попытался отобрать у бесенка мыльные пузыри.
Тот отчаянно вцепился во флакон и посмотрел такими глазами, что знаменитый кот из Шрека отдыхает в сторонке. Тяжко вздохнув, Вий-Совяцкий махнул на него рукой.
– Присаживайтесь, – глухо произнес он. – Теперь все в сборе.
Я примостилась на стул у двери, Шаленый проигнорировал сказанные слова и прислонился к стене, сложив на груди руки.
Вий-Совяцкий тяжелым взглядом осмотрел всех находившихся в кабинете. Хоть и через полуприкрытые веки, но ощущения все равно не из приятных. Сделав глубокий вдох, я постаралась сжаться у стенки как можно незаметнее.
Пауза затянулась, даже бесенок замер и вопросительно посмотрел на Вий-Совяцкого. Тот все же вздохнул и начал:
– Я знаю, что многие эту летнюю практику запомнят надолго.
Ни к кому конкретно не обращался, но сразу ясно было, что речь идет обо мне. Сделав невозмутимый вид, я уставилась в пол, увлеченно рассматривая носки собственных тапочек. А что, кстати, весьма недурно выглядят, можно даже и по университету походить.
– Стихийное проявление дара – вещь редкая и ценная. Впрочем, это вы все прекрасно знаете. Как и то, что… стихийный дар можно обернуть в любом направлении.
Я резко вскинула голову. Что это еще за сказки? Предрасположенность не играет никакой роли?
Ткачук и Андрей Григорьевич тоже едва не подпрыгнули. Ибо ладно я, первокурсница, обалдела от такой информации, но они-то…
– То есть… как? – тихо спросил Андрей Григорьевич.
Вий-Совяцкий чуть пожал плечами:
– А вот так. Это выяснили совсем недавно. Вероятно, новое поколение эволюционирует. Пока четкого ответа нет.
– Но мы над этим работаем, – подал голос мужчина, сидевший ко мне спиной.
Голос-то знакомый. Жаль, не разобрать чей. Слышала же, точно. Эх, склерозница тоже еще. Я поерзала на стуле. Так и подмывало задать один вопрос, но компания явно не располагала.
– Дина, ты хочешь что-то узнать?
Я вздрогнула. Насквозь видит. Поколебавшись, все же задала вопрос:
– Павел Константинович, то есть вы хотите сказать, что я и мой брат могли выбрать любую специальность? И почему обо мне говорят как о редкости, а про него – нет?
Вий-Совяцкий не смутился:
– У Василия дар слишком слабый, поэтому стихийником даже не назвать. У тебя – другое дело. Вот много народу и заинтересовалось.
– Да, но, – осмелев, перебила я, – почему такое распределение?
– Тут уж личные предпочтения сыграли роль, – вновь подал голос сидевший затылком и повернулся ко мне.
По коже пробежали мурашки. Мамочки, это же тот самый… злыдень… Вовк!
Кажется, на моем лице все было написано крупными буквами, потому что он обворожительно улыбнулся и покачал головой:
– Спокойнее, юная барышня, не съем.
Я бросила беспомощный взгляд на Шаленого, однако тот был совершенно спокоен. Впрочем, Вий-Совяцкий и остальные – тоже.
– Видите ли, Дина, – осторожно начал Вовк, – я врагом университету и его студентам никогда не был и не буду.
– Он только меня не любит, – внес ясность Вий-Совяцкий.
– Да, – подтвердил Вовк, – но к твоему делу это не относится.
У меня пропал дар речи. Ну да, конечно. Я по собственной воле торчала у того камня, а потом провалялась у Саввы Геннадиевича в лазарете, восстанавливаясь от энергетического истощения.
– То есть как не относится? – хрипло спросил Андрей Григорьевич. – Вы же чуть ее не угробили!
– От инициации силы еще никто не умирал, – сухо заметил Вий-Совяцкий, – а вот пробудить силу – задача не из легких. Требовалось создать ситуацию, в которой Дине ничего бы не оставалось, как проявить себя. Теперь ее мало кто рискнет тронуть.
Я только хлопала глазами. Сумасшедшие! Я до смерти там перепугалась, а они – сила!
– Но сказать-то можно было? – исподлобья я посмотрела на ректора. – Что это за эксперименты? А если б что-то пошло не так?
– Это не эксперименты, как вы изволите выражаться, панна студентка, – вдруг подала голос Солоха. – Это необходимость. Знай вы настоящую суть вещей – никогда б не было того букета эмоций и концентрации сил.
На душе стало мерзко и гадко. Умом кое-как понимала, что сделали все верно, а вот душой… нет, душой никак не понять Тяжко вздохнула и вновь уставилась на свои тапки. Ничего умнее в голову не пришло.
– И что… все это ради меня только?
Вовк покачал головой:
– Увы-увы. Хотя, конечно, мы бы многое отдали, чтоб дело обстояло именно так.
– А можно уже не темнить? – достаточно резко бросила Ткачук. – Что тут происходило? Почему умер Кормильцев? Куда делся Дожденко?
– Тише-тише. – Вий-Совяцкий даже приподнял руку. – Сейчас все узнаете.
Чугайстрин-старший неожиданно вздохнул и бросил на сына странный взгляд. Сцепил руки и посмотрел на них.
– История эта тянется еще с рождения Андрея, – произнес он.
Я заметила, как Андрей Григорьевич вздрогнул, но тут же взяла себя в руки. Солоха покрутила лейку в руках, словно раздумывала, кого бы из присутствующих полить кроме бедного кактуса.
– По материнской линии Аин, мать Андрея, принадлежала к старинному роду Эйдриан, славившемуся далеко за пределами Великобритании. Однако в этом роду никогда не было мира. Особенно не ладила она со своим двоюродным братом – Деем Эйдрианом и его матерью Гвен. Уж не знаю точно, каким образом распределяются магические способности у баньши, но выходило так, что они доставались самому младшему мальчику в семье.
Я чуть не ойкнула, но вовремя прикрыла рот рукой. Вот это да! Судя по выражению лица Андрея Григорьевича, он тоже это все услышал в первый раз. И только Ткачук почему-то нахмурилась.
– Погоди, – неожиданно произнесла она, почему-то обращаясь к Вию на «ты». – Помнится, упоминалось имя Аин Кервален, а не Эйдриан.
Тот только пожал плечами:
– Дорогая моя, тут все просто. Кервален – фамилия отца Аин. Поэтому никто и не мог подумать, что премерзкие баньши решат тут разгуляться.
Андрей Григорьевич скрипнул зубами.
– Не все, Павел Константинович, – угрюмо сказал он, – но скажите, какого дидька им понадобилась моя смерть?
– Дей – самый младший в роду, – тем временем продолжил Вовк, до этого сидевший молча. – Если не ты, то сила переходит к нему. Поэтому, не особо заморачиваясь, он прибыл сюда вместе со своей дражайшей матушкой. Аин они оба нежно ненавидели. Поэтому нельзя сказать, что она опрометчиво поступила, отправив тебя подальше от своей родины.
– А еще она никогда бы не стала хорошей матерью, – пробормотал Чугайстрин-старший.
– Но как? – вскинулся Андрей Григорьевич. – Почему Дей под видом Дожденко безнаказанно разгуливал по университету? А эта старая кар… Гвен приняла облик Багрищенко?
– Потому что связались со мной, – хихикнул Вовк.
Я с удивлением посмотрела на него. Надо же, он, оказывается, умеет хихикать. Да еще и достаточно миленько.
– Как? – в один голос воскликнули Ткачук и Андрей Григорьевич.
Вовк пожал плечами:
– Да очень просто. Пронюхали, что я не люблю Вий-Совяцкого, и подкатили ко мне с, кхм, деловым предложением. Мне стало интересно.
Ткачук нахмурилась и сжала кулаки.
– То есть меня вы опоили злыдневской силой только ради того, чтобы досадить ему? – полным яда голосом поинтересовалась она.
Но Вовк, видимо, обладал нехилым иммунитетом, так как деловито достал платок из кармана пиджака и задумчиво разгладил его края.
– А то! – емко высказался он.
В какой-то момент показалось, что Ткачук вскочит и вцепится ему в горло. Я даже невольно сжалась, Шаленый аккуратно положил мне руку на плечо. Вмиг стало спокойнее, я благодарно глянула на лекаря. В ответ – мягкая улыбка и кивок.
– Это был эксперимент, – тем временем продолжил Вовк, – и скажу: весьма удачный. Конечно, ваш обожаемый дед гацал за мной по всей стране в надежде если не уничтожить, то хотя бы надрать хвост.
– У вас есть хвост? – брякнула я и мигом прикусила язык, так как все тут же уставились на меня.
Почувствовав, что румянец заливает скулы, все же не отвела взгляда, смело встретившись с глазами Вовка.
– А как же! – весело подмигнул он. – Конечно, есть! И хвост, и уши, и зубы, и… волчий аппетит!
Хоть это было и странно, но я почувствовала, как губы расползаются в глупой улыбке. Вот злыдень, а, кажется, не такой уж и гад.
– Так вот, – продолжил он, – Дей и Гвен предложили мне большой куш: энергию от снесения университета, им же нужна была смерть Андрея. Изначально предлагали грохнуть весь универ, не размениваясь на сантименты.
Я охнула. Ничего себе… Это как же… всех? И даже и невинных преподавателей и студентов. Вовк заметил мое выражение лица.
– Удивляешься, Дина? Зря. – Он вздохнул и поманил к себе бесенка. – Баньши… для них смерть что жизнь. Особо разницы не делают, на все пойдут ради своей цели. Но тут все же малость просчитались. Я же прекрасно понимал, что откажи я им – побегут к другому. А тот может и не погнушаться, среди нашего брата всякое бывает. А они уж расстарались: Дей и личину преподавателя подобрал, и отрутой тебя, Андрей, угостил, и через Ирину напал. Личину же Багрищенко Гвен тоже нацепила неспроста – уж если и придется прятаться, то можно спокойно потом сбросить все на скандалистку Оляну, которая спала и видела, как сделать университету гадость. Она же и подсыпала гадости Тане, но суп тогда съел Красавич. А тут еще, кхм, Григорий Любомирович… чтоб запутать всех, сделал предложение, а потом на законных правах увез в горы, чтобы никто дотянуться не мог.
– То есть… – слова застряли у меня в горле. – Он тоже знал?
Чугайстрин-старший покачал головой:
– Узнал, но не сразу. Именно тогда, когда пошел в лес, а ты ткала звездную дорожку.
Перед глазами появилось лицо Богдана, спешно прогнала неуместное воспоминание.
– …вот тогда я и встретил Виктора Сергеевича. Тогда мне все и рассказали.
– А что с Ярославом на самом деле? – тихо спросил Андрей Григорьевич. – И кто наложил на меня заклятье?
– Я наложил, – кратко ответил Вовк и смолк.
В кабинете повисла тишина. Все пронаблюдали за подбежавшим к нему бесенком, живо прыгнувшим на руки.
Солоха наконец-то отставила лейку:
– Дожденко… мы его искали. Магический след уходит куда-то за Козацкую Замороку. Дей не смог его убить, но выбросил все же далеко.
Я спешно порылась в памяти. Так-с, Козацкая Заморока – это что-то вроде мольфарского Чумацкого Шляха и ведьминского Лысогорья. М-да, малоприятное местечко. Очень надеюсь, что Ярослав Олегович все же выкарабкается оттуда. Наши ведь сумели!
– А почему умер Кормильцев? – повторила уже заданный вопрос Ткачук.
Вий-Совяцкий поморщился:
– Злыдневские разборки, к нам не имеют никакого отношения.
– Откуда такие данные? – хмуро поинтересовался Андрей Григорьевич.
Вий-Совяцкий только закатил глаза:
– Эх, молодежь. Учишь вас, а толку – ноль.
Ткачук, кажется, собралась сказать что-то резкое, однако Андрей Григорьевич неожиданно удержал ее за плечо. И… как ни странно, но грозная хозяйка злыдневской группы вдруг смирно села.
– Данные дал Олег Вещев, Наблюдатель.
Я чуть не грохнулась со стула. Вот это да! Об организации наблюдателей приходилось только слышать. Что, мол, следят за всеми, запоминают, расследуют. В крайнем случае могут вмешаться, но случается это чрезвычайно редко. А тут вам такое здрасте!
Чугайстрин-старший удивленно посмотрел на Солоху:
– Откуда такие данные?
Она почему-то несколько смутилась и быстро отвернулась к окну, чем озадачила всех находящихся в кабинете.
– Оттуда, – довольно сообщил Вий-Совяцкий. – Важно, что данные проверенные.
Некоторое время царила абсолютная тишина. Даже бесенок на коленях Вовка замер. Желание сбежать как можно дальше становилось с каждой секундой все больше и больше. Правда, самой вскакивать и сквозь Шаленого пытаться открыть дверь – идея не из лучших. Было много непонятного. И в то же время нужно все это осмыслить. Взгляд зацепился за клетчатый платок Вовка – на самом уголочке приколот маленький череп, глаза которого вспыхнули зловеще-зеленым светом. Странное украшеньице, ничего не скажешь.
– Вопросы есть? – громыхнул Вий-Совяцкий.
Все дружно переглянулись, даже Вовк и Чугайстрин-старший. Начали медленно подниматься, я резвой белкой шмыгнула к выходу.
– Андрей Григорьевич, – громом прокатился голос Вий-Совяцкого, – а вот вас попрошу остаться.
* * *
Я почувствовал себя Штирлицем. Хотя куда уж хуже. Только тоскливо посмотрел, как все быстро покинули кабинет. Даже Бесенька выскочил вслед за Сашей. Повернувшись к Вию, выжидательно посмотрел на него.
– Слушаю и повинуюсь, – произнес я как можно проникновеннее.
От сваленной в кучу информации голова категорически отказывалась соображать. Но все разборы полетов оставим на потом.
– Не паясничайте и садитесь, – буркнул Вий-Совяцкий, обмахиваясь папкой. Летняя жара, кажется, доконала и непробиваемого ректора. Что ж… мелочь, а приятно.
– Я уж лучше постою. Уже насиделся… и належался.
На меня махнули рукой, мол, как знаешь. Папка с грохотом хлопнулась на стол.
– Такая история, Андрей Григорьевич, – сообщил он, заставив меня насторожиться. – Вам, как пострадавшему во время всей этой чехарды, Виктор Сергеевич озаботился и выбил место в управлении образования. Считайте – повышение.
Сразу я не понял, о чем речь, потом медленно начало доходить. Воздуха вдруг катастрофически стало не хватать. Я сел на первый попавшийся стул.
– То есть как это… повышение? – пробормотал, уставившись на Вий-Совяцкого. – Вы ничего не путаете?
Тот шумно вздохнул, всем видом показывая, что если тут кто-то что-то и путает, то это исключительно я.
– Перевод оформим со следующей недели, – непререкаемо заявил он.
– Нет, подождите! – взмолился я. Чем черт не шутит, буду упираться до последнего. – Павел Константинович, я не хочу никуда уходить!
Вий-Совяцкий внимательно посмотрел на меня. На мгновение в бледно-голубых глазах промелькнула искорка интереса.
– Это почему?
Дурацкий вопрос. Нравится здесь, нравится. Наверно, нигде больше такого университета и не найти! И персонал, и студенты, и даже Бесенька!
– Нравится, – чуть пожал я плечами. – Хочу тут работать дальше. Не нужно мне никаких повышений.
– Чугайстрин, да вы горде-е-е-ец, – довольно протянул он, прищурившись. Правда, ничего недоброго в этом прищуре я не заметил. – Допустим, я не против. Но что скажем Виктору Сергеевичу? Человек-то старался… в смысле, злыдень.
Хотелось сказать, что пусть сам расхлебывает заваренную кашу, однако тут же прикусил язык.
– Павел Константинович, – вкрадчиво произнес я, видя, как тут же он насторожился. – А почему б нам не отдать это место еще одному человеку, который пострадал не меньше меня в этом деле.
Вий-Совяцкий приподнял бровь:
– Кому же?
– Кириллу Громову, – не раздумывая, ответил я. – Он ведь помог вытащить нас из Лысогорья.
На самом деле это не так, Кирилл признался, что его петля не сработала, но упускать возможность было глупо. Главное – нахальный вид.
Вий-Совяцкому явно такое предложение не понравилось. Однако возражать он пока что не спешил.
– Знаете, Чугайстрин, – наконец соизволил он заговорить, – мне решительно не нравится ваша идея. С другой стороны… не могу отрицать, что в ней есть свой резон. Поэтому… я подумаю.
– Нет, Павел Константинович, пожалуйста! Я хочу работать именно здесь. А еще… А еще я, кажется, влюбился в вашу внучку.
Вий-Совяцкий посмотрел на меня леденящим взглядом. Господи, да что я такое несу вообще? Разве так об этом говорят? Сейчас же сожрет с костями и не подавится.
Я почувствовал, как взмокли ладони, и трижды проклял себя за неумение держать язык за зубами.
– А вы, Андрей Григорьевич, – почти ласково произнес он, – сделайте так, чтобы не казалось. Даю месяц. Свободны.
– Так точно, – выпалил я и, не дожидаясь разрешения, выскочил из кабинета.
И только там, прижавшись к прохладной стене и вытирая ладони о брюки, осознал, что на этот раз действительно вляпался. Рядом с Виевой внучкой всякие злобные баньши отдыхают!
