Глава 8
«Ниссан» семьи Файдара выехал из Кабула в 11 часов. До этого, после молитвы и завтрака, Павар связался по телефону с ювелиром Аширом, объяснил что надо. Ювелир обрадовался, с утра хорошие вести, обещал продать все самое лучшее по сходной цене. В 8 утра бывшие сослуживцы и Гафар проехали к дукану Павара. Там остался Дугани, тепло попрощавшись с капитаном и его сыном. Бакир повел отца и сына в ювелирную лавку, где их радушно встретил ювелир. Он уже разложил украшения на прилавке. В коробочках, на бархате, кольца, перстни, ожерелья, подвески, сережки, браслеты.
– Салам, дорогие гости, – Ашир обнял Павара, а затем после знакомства и Вадида с Гафаром.
– Салам, Ашир. Ну, показывай, что ты можешь предложить моему другу, – сказал после традиционных приветствий Павар.
Ювелир широким жестом обвел прилавок:
– Твой друг, Бакир, это и мой друг. А для друзей только самое лучшее.
Файдар посмотрел на украшения.
– У меня глаза разбегаются. Как можно из этого что-то выбрать? Здесь все необычайно красиво.
– А тебе, брат Видад, – ювелир был одного с Файдаром-старшим возраста, – надо только сказать, кому ты хочешь купить украшения и по какому случаю.
– Дочери. На свадьбу.
– Ага!
Ювелир знал свое дело. Убрал половину коробок.
– Я бы посоветовал тебе ожерелье, браслеты и серьги.
Он выдвинул вперед три коробки. Две большие, одну поменьше.
– Да, пожалуй, ты прав, это будет смотреться очень красиво.
– Э-э, Видад, твоя дочь будет единственной не только в вашем селении и селении жениха, а и в провинции, так богато украшенной.
– Хоп. Сколько эта красота стоит?
– Дорого, Видад, но я отдам с минимальной наценкой, клянусь, всего два-три процента. С других бы или с иностранцев взял бы раза в три дороже.
– Сколько, Ашир? – вступил в разговор Павар.
Ювелир уже давно знал цену, но изобразил раздумье, как бы подсчитывая.
Затем повернулся к Павару:
– Только ради тебя и друга отдам все за две тысячи двести долларов.
Эта цена вполне устраивала Файдара, у него с собой была тысяча долларов и он знал толк в торговле и понял, что торговец на этот раз по сути отдаст ему товар по закупочной цене. А учитывая то, что большинство изделий он делает сам, то прибыль все же имеет.
– Хоп. Согласен. И даже не торгуюсь.
– А мог бы, но снизить цену уже просто невозможно. Я укладываю подарки в пакет?
– В такой, что поцветастей. И дай еще, пожалуйста, сережки для жены, что были в бордовой коробке.
– Хоп! Я, Видад, знаю, как преподносить женщинам подарки.
Он достал сережки, уложил все в красный с большим солнцем пакет, положил его на прилавок.
Файдар отсчитал деньги:
– Здесь ровно две тысячи двести долларов. А за серьги?
Торговец махнул рукой:
– Всего две тысячи двести.
Не пересчитывая и не проверяя купюры, ювелир положил их в сейф.
– А это, – он достал коробку с перстеньком с довольно дорогим камнем, – подарок твоей дочери от меня, старого торгаша Ашира.
– Спасибо, Ашир.
Все довольные разошлись. Павар проводил капитана с сыном, и Гафар повел пикап к выезду из города.
В 11 часов они выехали, в 11:30 подъехали к дому.
Ворота открыла Иман.
Файдар-старший вышел, сын загнал пикап во двор, поставил к навесу.
– Почему ты не звонил мне, Видад?
Файдар улыбнулся:
– Не хотел, чтобы ты слышала мой пьяный голос.
– Что? Ты пил спиртное?
– Тише, Иман, не надо кричать. Я все тебе объясню, но прежде посмотри украшения.
Гафар принес пакет. Иман застыла от восторга:
– Это гораздо лучше, чем я ожидала. Наша дочь и без украшений красавица, а в них она будет неотразима.
– Нравится?
– Очень.
– А вот это, – взял Файдар в руки бордовую коробку, – тебе, Иман.
– Что это? Ой, серьги! Спасибо, дорогой, большое спасибо.
– Украшения дочери покажем?
– Пока не надо. Потом, перед свадьбой. Представляю, как она будет рада.
– Ну и хорошо.
– Пойдемте в дом, – обратилась Иман к мужу и сыну, – я покормлю вас. С утра сделала кебаб, Мустафа резал барана, принес свежее мясо.
Файдар спросил:
– По какому поводу резал?
– Ты же знаешь, Видад, у нас женщина не должна разговаривать с чужим мужчиной. Он принес, я взяла, а о цене и поводе говорить тебе!
– Ладно, поговорю.
– В следующий раз надо будет пряжи закупить.
– Я закажу Фарани, сейчас не до этого, сейчас главное – свадьба.
Празднество началось в субботу, как и было объявлено на помолвке. Свадьба по обычаю проходила в доме невесты, в доме Файдара. Но ни домом, ни двором она не ограничилась, захватив всю улицу до площади. Собрались гости. Пришли почти все жители Кундара. И только не было однополчан Файдара.
После обязательных церемоний Видад решил позвонить Павару.
Он прошел к сараю, оттуда набрал номер друга. Тот сразу ответил:
– Капитан? Салам, ты опередил меня, сам собирался звонить.
– Салам, Бакир. Вы с Фади не приехали, почему?
– Собирались, да в ночь сгорел соседний дукан. Нас подняли в три часа. Полиция считает, что это поджог, началось расследование, нам запретили выезд из города. Так что, извини, на свадьбу при всем желании не попадаем, а вот на Тахт-джами, думаю, приедем. У тебя сколько дней будет свадьба, как обычно, три?
– Нет, решили, что и двух дней хватит, чтобы успеть закончить до пятничной молитвы, ведь Тахт-джами предстоит в доме жениха, на третий день после свадьбы.
– Я в курсе. Хорошо. Значит, в четверг?
– Да.
– До этого времени, думаю, полиция разберется. И обязательно приедем. Мы приедем, даже если не успеем на праздник установления дружбы семей.
– Жаль, что вас не будет, но ничего не поделаешь. И кто мог поджечь соседний магазин?
– Да никто, вернее, сам дуканщик, наверное, и поджег, он поставщикам крупную сумму задолжал, ну и решил прикрыть долг или хотя бы отсрочить. Но это мое мнение, как было на самом деле, только Всевышний знает. Ты извини, брат.
– Ну что ты! Приезжайте, как сможете. Хоть после праздника. Еще один устроим.
– Обязательно. Ну я пойду, полицейский зовет.
– Удачи вам!
– А тебе хорошей, веселой свадьбы.
– Благодарю, до связи.
– Как давно я не слышал этого, до связи!
Павар отключил телефон, то же самое сделал и Файдар, пройдя к отцу жениха. Там он вручил пошитые для жениха два костюма, отец невесты передал для нее два платья. Началось гулянье. Женщины ушли в дом и на задний двор, так как в здании места всем не хватало. Мужчины обустроились во внутреннем и переднем дворе, на улице. Угощенья было вдоволь. Ни Файдар, ни отец жениха Рияз Саиди на свадьбу не поскупились. Было много подарков. Гуляли два дня. На второй, за дувалом, на дороге между заборами и виноградником устроили скачки. В них победил сын Файдара, Гафар, которому в качестве трофея преподнесли саблю из дамасской стали в красивых ножнах. Была и стрельба по мишеням.
Тут не оказалось равных арычнику Мустафе. Мишени были выставлены у подножия холма, и стрелки стреляли с пятидесяти метров из карабинов. После пяти выстрелов в середине мишени арычника нашли всего одно отверстие. Сначала подумали, что и попал один раз, но когда сняли мишень, то увидели пять пуль, вбитых друг в дружку.
Дальше мужчины устроили свадебный танец атан. Под дробь барабанов и ритмичную музыку дутара в белых одеждах с широкими пурпурными поясами они начали танец по кругу, поворачиваясь, встряхивая головами и хлопая в ладоши. Чем дольше продолжался танец, тем быстрее двигались мужчины. Среди них вертелись мальчишки, но до тех пор, пока пляска не приобрела бешеный темп.
К вечеру угомонились, устали, наелись, довольные, поздравляя счастливых родителей молодых, пошли по домам. Для гостей из Урдуна приготовили постели в мужской и женской половинах дома Файдара, кто-то ушел к своим родственникам в селении.
На утро понедельника Гульру повезли в дом жениха. Там жених ввел невесту в дом отца и подвел к домашнему очагу. Предложил приготовить по этому поводу кушанье. Отведав его, по традиции Гульра стала полноправным членом семьи Саиди.
Но это было еще не все.
На четверг был назначен праздник Тахт-джами – установление дружбы между двумя семьями.
21 августа с раннего утра вся семья Файдара собралась во дворе ехать в Урдун.
Видад вновь позвонил Павару:
– Салам, Бакир!
– Салам, Видад, не беспокойся, выезжаем. Только что получили разрешение покинуть город. Где-то минут через сорок будем в Кундаре.
– Ко мне не заезжайте. Я выезжаю в Урдун. Подъезжайте туда. Дорогу найдете, любой подскажет.
– Найдем дорогу, Фади всю провинцию объездил, знает, где Урдун, ну а уж усадьбу, где проходит торжество, издалека увидим.
– Хоп, жду в Урдуне.
Подъехал с водителем отец Иман, Сарбуланд Бектури. В микроавтобусе находились еще семь человек.
Он обнял Файдара.
– Извини, Видад, не смог быть на свадьбе. Сам знаешь, здоровье в последнее время подвело. Опять желудок.
– Язва?
– Кто знает? Местный наш фельдшер говорит, ничего страшного, дает какие-то травяные отвары, таблетки, а болит все сильнее. Три дня, как раз когда праздновали, сдал совсем. Думаю, что скоро на суд к Аллаху уйду.
– О чем ты говоришь, отец? Тебе всего-то шестьдесят восемь лет.
– Э-э, Видад, сверстников в кишлаке осталось всего двое. За год четверо ушли. Говорят, болезнь есть такая – рак. Чувствую, у меня и есть этот самый рак. Но ничего, пожил долго, всего насмотрелся. Да что обо мне? Как у вас прошла свадьба?
– Хорошо. Достойно, не хуже, чем у других.
– Ну и слава Всевышнему.
Он сморщился, положив руку на живот.
В свои шестьдесят восемь лет Сарбуланд Бектури выглядел на все восемьдесят. Тяжелую жизнь прожил. И похудел сильно.
– Что, отец, очень болит?
– Да, иногда так прихватит, хоть на стену лезь.
– Может, не поедешь? Женщина останется с тобой.
– Поеду. Должен же я перед смертью повидаться с внучкой?
– Не говори так.
– Что не говорить, Видад? Человек чувствует смерть. И я ее чувствую. Будь добр, дай воды, у меня таблетки есть, которые еще помогают.
– Да, конечно.
Файдар сам принес чашку со студеной водой из колодца.
Старик выпил. Посидел немного на крыльце.
Поднялся.
– Отпустило. Теперь часа два будет нормально, а потом еще таблетки есть.
Колонна выехала из Кундара и направилась к Урдуну, до которого было тридцать с небольшим километров.
В это же время, в 8:20 из Кабула вышла «Тойота», которую вел Фади Дугани, он же Федор Драгин. Рядом сидел Бакир Павар, на заднем сиденье коробки и пакеты с подарками.
И в это же время с аэродрома Сил по поддержанию безопасности в Афганистане в Баграме вылетели по срочному заданию два американских истребителя-бомбардировщика «F-15» E «Страйкл Игл». На подъезде к Урдуну их увидел Файдар.
– Объявились, не запылились.
Гафар, смотрящий за дорогой, спросил:
– Ты что-то сказал?
– Американские самолеты появились, бомбардировщики «F-15», у каждого по две бомбы, похоже, полутонные, хотя у них иная, чем в Союзе и в России, классификация. Интересно, что они забыли здесь, раньше облетали Урдун восточнее, ближе к границе с Пакистаном?
Гафар воскликнул:
– Дались они тебе, отец, полетают и уйдут в Баграм.
– Зачем тогда такие мощные бомбы? Могли бы подвесить неуправляемые ракеты.
– Да плевать на них, у нас праздник.
Самолеты ушли за перевал на север.
Колонна въехала в Урдун.
Возле дома Саиди было много народа, в большинстве своем молодые мужчины с оружием, у одного был даже пулемет ПК, и где он только раскопал его, да еще с полной лентой.
Оружию Файдар не удивился. Многие стреляли на свадьбе и в Кундаре. А все из-за того, что у афганцев крепко жило поверье, будто во время свадеб, других, связанных с ней мероприятиях злые духи пытаются вселиться в них, а с ними и в дом, а также молодые более, чем кто-либо, подвержены соблазну. Вот и отгоняют духов, дурной глаз выстрелами, заклинаниями и обрядами.
Машины остановились у дувала усадьбы Саиди, внутрь въехать невозможно, там люди и у ворот много людей.
Родственников невесты встречали родственники жениха.
Приветствовали, как и подобает в таких случаях, очень радушно.
Рияз Саиди обнял сначала старого Сарбуланда, справившись о здоровье.
Отец Иман не стал жаловаться: зачем портить людям праздник.
Затем обнял Файдара-старшего.
– Ну как тут наша Гульра?
– Семья в восторге от нее. Сразу пришлась ко двору, словно всегда и жила здесь. Сын счастлив, и она цветет, как роза.
– Это хорошо.
В доме все готово, Гульру украсили, как требуют обычаи, поставили кресла в главной комнате, устлали все коврами, осыпали цветами.
– Пойдемте.
Файдар повернулся к Сарбуланду:
– Заходите, мне надо звонок друзьям из Кабула сделать. Я быстро.
Родня Гульры прошла в дом.
Файдар же остался посреди двора, но пошли родственники жены, и ему пришлось отойти к дувалу. Там он набрал номер Павара:
– Бакир?! Видад!
– Да, капитан, мы только что проехали Кундар, еще минут десять, и въедем в Урдун.
– Усадьба отца жениха прямо на улице, третья слева, забор украшен, увидите. Там же и моя машина, и микроавтобус. Извините, братья, ждать не могу, надо в дом.
– Все нормально, Видад, найдем.
– Хорошо.
– Подожди! Ты видел американские самолеты?
– Видел. Пара «F-15».
– Они идут к Урдуну с севера.
– Прямо на Урдун?
– Это трудно сказать, но, похоже, прямо на селение и в боевом порядке. Так заходят на цель.
– Какая у них может быть в Урдуне цель? Пройдут и уйдут в Баграм.
– Ну дай-то Всевышний.
Самолеты действительно прошли на малой высоте прямо над селением и в то время, когда молодежь продолжала стрелять. Особенно усердствовал пулеметчик.
Файдар крикнул:
– Прекратите огонь, не видите, самолеты?
Стрельба оборвалась.
Самолеты взмыли вверх, провели маневр и вновь пошли на кишлак. Файдар, видевший это, побледнел. Это был реальный заход на цель. Он успел подумать только о том, что пилоты могли принять свадебную стрельбу за обстрел, и тогда…
Мысль его оборвалась, так как под рев реактивных двигателей огромные грибы взрывов накрыли дом Саиди и улицу сзади сада. Взрывной волной Файдара буквально прилепило к дувалу. От осколков его спасла сорванная взрывом крыша сарая. Она закрыла собой Файдара. В ушах стоял звон, в голове били колокола, тело онемело. Файдар нашел в себе силы вылезти из нежданного укрытия, и перед ним предстала страшная картина. Там, где был дом, зияла воронка, горели разбросанные деревянные конструкции, повсюду во дворе тела людей, куски человеческого мяса. Кроме него, в усадьбе, похоже, никто не уцелел. Крики и вопли раздавались со стороны. Он хотел встать, но ноги не слушались. И тогда Файдар пополз, шепча:
– Иман, Гульра, Гафар, жена, дочь, сын.
Он нашел их под обломками шкафа. Вернее, нашел то, что осталось от жены и дочери. Узнал по одежде и украшениям. Тело было разорвано, от Иман осталась голова, от Гульры грудь, руки, голова, остальное разметало взрывом.
Он поднял голову и, как раненый волк, завыл. Бился головой о камни, разбивая лицо, руки в кровь.
Кто-то тронул его за плечо.
– Отец! – услышал дрожащий голос.
Обернулся.
На коленях перед ним стоял… Гафар.
– Ты жив, сын? – проговорил Файдар.
На глазах Гафара слезы, все тело дрожало:
– Да, отец, я пошел в туалет, когда налетели… эти подонки.
– Видишь, что осталось от матери и сестры?
– Вижу, а дальше останки дяди Рияза, его жены Афры, Карима не видно. Наших всех побило, и дедушку Сарбуланда. О, Всевышний, за что? Почему американцы сбросили на нас бомбы?
– Бомбы? Сволочи, подонки! Убью! Всех убью!
И упал на окровавленную голову жены, потеряв сознание.
Самолеты тем временем сделали второй заход. Люди, что не попали под бомбежку, разбежались кто куда, закрывая собой детей.
Но «F-15» атаковать кишлак не стали, прошли дальше, и уже у лесного массива, где начинался перевал, прогремели два взрыва. После чего гул самолетов стих.
Увидев, как заходят американские бомбардировщики, Павар воскликнул:
– Что они делают?
До кишлака оставалось метров пятьсот.
И тут взрывы!
– Твою мать! – по-русски крикнул Павар, – Павлов, эти твари бросили бомбы на кишлак.
Дугани ударил по тормозам:
– Из машины, командир. У самолетов пушки, они могут и нас расстрелять.
– К черту! В кишлак.
– Ну как скажешь.
Фади рванул машину вперед и тут же крикнул:
– Смотри, командир, из селения уходит отряд всадников.
– Где?
– На северной стороне, они галопом идут к «зеленке». Их… примерно двадцать человек.
– Может, те, что на скачки вышли?
– А чего им лететь из кишлака? И самолеты опять заходят. Говорил же, ударят и по нам, мы как раз в зоне их поражения.
Но «F-15» прошли над кишлаком и устремились на север.
Там у лесного массива сбросили еще две бомбы, но отряд не задели, тот успел скрыться в лесном массиве.
Самолеты взмыли вверх, разошлись и скрылись за перевалом.
– Суки, суки! – бил по панели Павар.
– Думаешь, свадьбу накрыли?
– Ой, не дай бог, но по любому погиб не один десяток людей. Женщин и детей, стариков в том числе. Нам к третьему слева дому.
Дугани – Драгин проговорил:
– Как раз там был взрыв, дувал частью развален, дома не видно, остов горит.
– Твою мать! Капитан? Там же он, там вся его семья.
– Может, выжил кто?
– Ты видел взрывы? Это были полутонные бомбы, осколочно-фугасные. От прямого попадания в эпицентре никто выжить не может, сворачивай…
Дугани свернул в сторону, где стояла машина и автобус. Как ни странно, они не пострадали. Их также прикрыл собой сарай. Бросив «Тойоту» у развороченных ворот, не заглушая двигатель, Павар и Дугани бросились во двор.
И увидели две фигуры. Гафара на коленях и Файдара, лежавшего перед ним.
– Что, Гафар?
– Они, они убили всех, мать, сестру, наших родственников, семью Саиди, их родственников, людей, что пришли из селения и были во дворе, на противоположной улице. Они всех убили.
– Отец мертв?
– Отец?
Гафар поднял на приехавших помутневшие и мокрые глаза.
– Нет! Он жив. Только без сознания.
Павар повернул Файдара. Он был окровавлен, но дышал.
– Капитан! Слышишь меня? Капитан?
Павар слегка встряхнул Файдара.
Тот открыл глаза:
– Павлов? Ты? А?! Приехал. А тут видишь что? Это ты видишь? – Он отодвинулся, и открылась оторванная голова женщины. – Это все, что осталось от моей жены, немного дальше половина тела с разбитой головой, видишь?
– Да.
– Украшения узнаешь?
– У-у, – застонал Павар, поняв, что это дочь друга.
– Да, старлей, это моя дочь, моя единственная дочь. Была. Как была и Иман, как была семья, как были люди, что пришли на праздник. Но американцы… будь проклято все это подлое племя ублюдков, подонков и убийц, сбросили на них бомбы. А-а, – он отвернулся и уткнулся в острые камни, прижав к себе голову жены.
Начали появляться люди. Один из них, видно, глава поселения, кричал в сотовый телефон:
– Я говорю вам десятый раз, кишлак Урдун подвергся бомбардировке американскими самолетами. У нас десятки, если не сотни, погибших, много, очень много раненых, срочно высылайте машины «скорой помощи». Много машин. Кого-то еще можно спасти. И сообщите о произошедшем в администрацию президента. Что?.. Это не я сошел с ума, глупцы, это вы лишились разума… Не может быть? Так приезжайте, шакалы, сами в селение, все собственными глазами увидите… Кого оскорбил?.. Да мне плевать. Спасайте тех, кого можно спасти…
Он отключил телефон.
К Павару, Фади, Гафару и Файдару подошли трое мужчин:
– Братья, помощь нужна?
– А? – посмотрел на него Павар. – Нет, справимся, осмотритесь во дворе, может, выжил кто!
– Здесь уже нет, как и на соседней улице. Там собрали шестьдесят трупов, из них сорок мужчин, остальные женщины и дети. А тут? Во дворе около двадцати трупов, сколько было в доме, неизвестно.
– И все же посмотрите, может, кого придавило и спасло от осколков, может, кто-то пострадал, но жив и без сознания, смотрите, братья, все тела смотрите.
– А вы кто есть? – спросил один из них.
Ответил Гафар:
– Меня не знаете?
– Тебя знаем, ты брат невесты… жены Карима.
– Ну а эти мужчины, – друзья моего отца, мои друзья.
– Извини, брат, извините, братья. В селении с вечера были незнакомцы, подумал, из них вы.
– Кто такие? – спросил Павар.
– Не знаю, – ответил молодой афганец.
– У них были лошади?
– Да.
– У кого останавливались?
– Вроде у Рашида Умбара, точно не знаю. Да и какая разница? Он торговец, к нему часто приезжают.
– Понятно. Смотрите тела, братья.
Где-то через час появились первые «скорые» и полицейские. С ними журналисты западных СМИ. Они без всяких эмоций снимали на камеры место бомбардировки, о чем-то лепеча в микрофоны на английском и французском языках. Потом уехали к лесному массиву.
Полицейские выполняли роль статистов, и только медики хоть что-то делали. Они тяжелых раненых грузили в машины, и те с сиренами уходили в Кабул, средним и легким оказывали помощь на месте. Прибыл специальный рефрижератор с командой афганских солдат. Те стали грузить в холодильную камеру останки трупов. Никаких мешков, контейнеров. Что находили, то и забрасывали в рефрижератор. Файдара друзья вывели к своей машине. Усадили на заднее сиденье, Дугани включил климатическую установку. Гафар находился у рефрижератора. Павар открыл бардачок, достал оттуда бутылку водки, завернутую в плотный кусок войлока, облил водой из термоса, поставил под кондиционер.
– Как знал, что пригодится.
– Налей, – сказал Файдар.
– Подожди, капитан, остынет, налью, сейчас ее пить невозможно.
Видад закурил сигарету.
Протер мокрым полотенцем лицо, все в синяках и ссадинах.
– Вот так, мужики. Была семья – и нет семьи.
Дугани проговорил:
– Сочувствую, капитан, но у тебя семья сына осталась, внук. Только ради этого надо жить.
– Мы жили, когда служили, потом выжили в плену, затем существовали здесь, кто как мог. Привыкли. Кто из нас был счастлив? По настоящему счастлив?
Павар и Дугани промолчали.
– Вот и говорю, война сломала нашу жизнь. Плен, унижения, новые условия, а все самое лучшее там, на севере. В России, в Союзе осталось. Но все-таки мы привыкли. Дрались с талибами, когда они налетели стаей на Афганистан, круша на своем пути все, что еще оставалось от древней цивилизации. Отбились. Пришли американцы, с ними их марионетки из НАТО. Коалиция, мать ее. Но тогда думал, что натовцы поведут себя, как мы в восьмидесятые. Хоть какой-то порядок наведут, хоть что-то для людей сделают, как мы строили школы, больницы, дороги, тянули свет в кишлаки, строили заводы, фермы, жилые кварталы в крупных городах. А вышло как? Американцам Афганистан нужен только для того, чтобы насолить России. С талибами они воюют, армию афганскую создают по натовскому образцу. Да хрен там, – перешел Файдар на русский язык и вновь вернулся к местному, – талибы весь юг держат, а янки сидят в своих фортах и убивают, калечат афганцев. Разве в восьмидесятые здесь кто-то мог купить синтетическую наркоту? Да героина не было, лишь марихуана. А сейчас? Да что говорить. Они убили мою жену, мою дочь. Они мою душу убили.
Водка охладилась быстро. Проверенный способ: завернутая в мокрый войлок бутылка на ветру быстро охлаждается.
Павар взял емкость, снял чехол, достал из бардачка складной стаканчик, налил сто пятьдесят граммов, протянул Файдару:
– Выпей, капитан!
Видад выпил, не поморщившись, и тут же прикурил следующую сигарету.
Подошел Гафар, постучал в окно.
Открыл Дугани:
– Садись, парень, на переднее место.
Гафар подчинился. В руках он держал сверток.
Файдар спросил:
– Ну что?
– Всех погрузили. Мать и сестру я сам. А это, – развернул сверток, в котором блестели золотые украшения, – снял.
– Зачем?
– Затем, что солдаты, прежде чем останки в рефрижератор бросать, осматривали их и все ценное забирали. У них полные карманы украшений, а офицер только ухмыляется. Долю свою потом возьмет. И это тоже афганцы, наши братья, – не видел бы, не поверил. Затем и снял с Гульры украшения. Чтобы мародерам не достались.
Спросил Павар:
– Количество жертв и пострадавших установлено?
– Говорил глава поселения, что вроде около ста погибших и более ста раненых, тридцать тяжело. Больше мужчин погибло, но и женщин хватает и детей. Девочку лет пяти сняли с арматуры. Взрывной волной отбросило на перекошенные ворота. Арматура и пронзила ее. Впрочем умерла до того, у нее глаза были выбиты, страшные черные дыры вместо глаз, из которых стекала мутная с кровью жидкость. А пацаненка чуть постарше на куски разорвало. Он у бака с водой был в момент взрыва, так все порвало в клочья. И все рядом – голова, тело, руки, ноги. Страшно.
– Полицейские закрыли кишлак?
– Зачем? Это если бы тут американца, всего одного, и не убили даже, а покалечили слегка, то закрыли бы все и устроили зачистку. Мы не американцы. Сейчас рефрижераторы уйдут, уедут и полицейские и медики. Кого-то успеют похоронить до захода солнца.
– А с нашими что? – спросил Файдар.
– Мать и сестру, – он кашлянул, – …то, что осталось, отдадут позже, так полицейский сказал. Нам объявят, когда родственникам можно забрать останки. Вроде как экспертизу хотят делать.
Дугани хмыкнул:
– Ага! Экспертизу?! Кто позволит? Американцы? Там подержат для вида, бумаги напишут и сообщат родственникам, забирайте, мол, своих.
– Но почему самолеты разбомбили дом, где была свадьба? Неужели из-за того, что молодежь вверх стреляла? – спросил Гафар.
Он повернулся к Файдару:
– Отец, ты сам летал, скажи, могли различить, что здесь свадьба?
– Пилоты, сын, при воздушном патрулировании должны, во-первых, выдерживать маршрут, высоту, скорость. Они же здесь летают нередко, но восточнее. А раз прошли на бреющем над кишлаком, то выискивали какую-то цель. Хотя американцы могли позволить себе и развлечься. Скорость «F-15» была небольшой, из кабины обзор хороший. Увидели гулянку, решили разогнать. А тут стрельба. А это уже прямая угроза. Но все равно без команды с пункта управления сбросить бомбы они не могли. Да ну их к шайтану, еще обсуждать этих тварей.
Павар проговорил:
– Значит, говоришь, капитан, цель выискивали?
– Если не самовольничали и не беспредельничали с разрешения руководителя полета. Хрен знает, как у них с этим. У нас было строго.
Павлов посмотрел на Гафара:
– Скажи, парень, ты знаешь некого Рашида Умбара, жителя Урдуна?
– Знать не знаю, слышал, живет такой старик на отшибе, ближе к лесу. А что?
– Когда мы ехали сюда, во время первого захода самолетов на дом вашего… из селения выскочили люди на лошадях. Отряд человек в двадцать галопом пошел к «зеленке». Второй удар американцы нанесли именно по этой «зеленке». Не значит ли это, что их целью был этот отряд?
Файдар напрягся:
– Отряд, говоришь?
– Да, – кивнул Павар, – нам об этом местные сказали, которые подошли, как «F-15» ушли. И якобы останавливался на ночь этот отряд у этого самого Рашида Умбара.
– Он торгаш, – сказал Гафар, – по крайней мере, так Рияз Саиди, вечная ему память, говорил, и к нему часто наведывались люди со стороны. Иногда целыми отрядами.
– И чем же торгует Рашид?
– Этого не знаю. Но не овощами или фруктами. И не мясом, у него если и есть бараны, то штук пять во дворе. Впрочем, я многого не знаю. И разузнать теперь не у кого. Люди, кто остался жив, о своих не скажут. Или только то, что известно всем или на виду. Должны знать, в кишлаках особо не распространяются о своих делах!
Файдар прервал разговор, обратившись к Павлову:
– Налей еще, Боря!
– Может, не стоит?
– Налей! Прошу.
– Отец?! – воскликнул Гафар укоризненно.
– Не лезь, сын!
Павар налил сто граммов.
Файдар залпом выпил.
– Не могу, братья, плохо мне. Ой как плохо. Так плохо даже в плену не было.
– Это понятно, – вздохнул Дугани.
Павар передал ему початую бутылку:
– Спрячь!
– Угу!
Фади положил емкость под сиденье, там надежнее.
В окно постучали.
Гафар открыл дверку.
Рядом с машиной стоял полицейский.
– Вы кто? – спросил он.
– Кто мы? – переспросил Гафар, – я брат девушки, что должна была стать женой на этой свадьбе, сзади мой и ее отец, с нами наши друзья, а мать и сестра и родственники в рефрижераторе. Ты еще что-то хочешь узнать, полицейский?
– Сожалею, – смягчился молодой страж порядка, – меня послали найти владельцев машин и объявить, что приезжие должны покинуть селение.
– Должны? Место, где убили наших близких?
– Извините, я не так выразился, приезжие могут уехать, но если желаете оставаться, то… лучше не стоит. Из Кабула передали, что прилетит группа американских офицеров с представителем администрации президента, смотреть место обстрела, а с ними обязательно и спецназ американский. А тот разгонит всех, не глядя, погиб кто-то у кого или ранен. У них задача: обеспечить безопасность комиссии. Вам лучше уехать, если вы не местные. А вы, как понял, не жители Урдуна.
– Все сказал? – выкрикнул Файдар.
Гафар объяснил:
– Это отец, не обижайтесь.
– Не обижаюсь. Соболезную. Я все сказал, но лучше уехать.
– Ясно.
– А пикап и микроавтобус чей, не знаете?
– Все наше.
– Забирайте. Вертолеты должны прибыть через час.
Полицейский отошел.
Файдар сощурил глаза:
– Комиссия?
Он ткнул в плечо сына:
– Гафар! Здесь много стреляли, что с оружием?
– Его собрали.
– Все не могли собрать. Надо найти или автомат, или карабин, а лучше пулемет. Был тут ПК с лентой у парня какого-то.
– Ты что задумал, капитан? – спросил Павар.
– А ты не понял? Я хочу завалить парочку лощеных американцев с их местными подстилками.
– Уже завалил. До того, как они выйдут из «вертушек», здесь все прочешет спецназ и, увидев даже пугач в руке, расстреляет к чертовой матери. Ты этого хочешь?
– Тогда езжайте, я остаюсь.
– Так, говорил, не надо пить. Гафар!
– Да, дядя Павар!
– Двигай к пикапу и гони его в Кундар, мы следом.
– А автобус?
– Потом заберете, если найдете на месте. Да и кому он теперь нужен из ваших родных?
– Понял.
– Давай, Гафар!
– А чего ты раскомандовался моим сыном, Павлов? – спросил захмелевший Файдар.
– Давай, капитан, о субординации поговорим позже, у тебя дома. И не дергайся, не выпущу из машины.
Файдар повернулся.
Павар кивнул Гафару:
– Давай, быстро!
– Угу. Пошел!
«Ниссан» и «Тойота» выехали из Урдуна.
В селении Кундар их уже ждали. Вернее, ждала жена Гафара. В Кундаре уже знали о трагедии.
Гела стояла у ворот бледная как смерть, сбросив платок, распустив пышные черные волосы. Она нарушала обычаи, но ей сейчас было не до них.
Увидев мужа, бросилась к нему. Повисла, прижавшись, и… соскользнула, упав без чувств на землю.
Гафар поднял жену на руки, внес в дом.
Файдар и подошедшие соседи молча смотрели на эту сцену.
Павар сказал:
– Мы поедем, Видад. У вас начинается траур, мы будем лишними. Но знай, в дукане Кабула, в наших домах тебя всегда примут как самого дорогого гостя. Посчитаешь возможным или если что-то будет нужно, приезжай.
– Спасибо вам, друзья. Вы уж извините, такое вот вышло празднество.
– О чем ты? Прими соболезнования, но держись, все же ты не обычный афганец, ты офицер.
– Спасибо, мужики. Езжайте. Я приеду, как смогу. Обязательно приеду. Кроме сына и его семьи у меня в этой стране больше никого не осталось.
– Будем рады.
Бывшие сослуживцы обнялись, и «Тойота» ушла в сторону Кабула.
Над северным перевалом проследовали два вертолета, над ними истребители и ударные «вертушки» американских ВВС.
– Эх, ввалить бы по вам из «Стрелы», суки.
Подошел арычник.
– Прими соболезнования, брат.
– Спасибо, Мустафа.
– Как сам-то сумел выжить?
– Случайно, отошел позвонить. Лучше бы не делал этого и был бы сейчас с семьей.
– Разорванной в клочья.
– Пусть так, но вместе.
– От тебя пахнет спиртным.
– И что? Соберется шариатский суд и приговорит меня к смерти? Но, Мустафа, мертвых к смерти не приговаривают. А я мертв, душа моя погибла под американскими бомбами.
– Не говори так, брат. Мы все с тобой, все селение. И не надо говорить глупостей. Какой шариатский суд?
Файдар осмотрелся. Вокруг мужчины кишлака. Все смотрят сочувственно, и видно, что искренне соболезнуют ему.
– Простите, братья, я хочу побыть один.
– Твое право, – сказал Мустафа, – но после этого, ты знаешь, где найти меня.
– Знаю.
– И еще один вопрос, если позволишь.
– Ты насчет похорон?
– Да!
– То, что осталось от… Иман и Гульры, увезли в Кабул. Когда отдадут, не знаю. Отдадут – похороним. Я скажу.
– Хоп. Держись, брат, ты мужчина, ты должен держаться.
Кивнув собравшимся, Файдар зашел в дом. Там уединился в большой комнате, попросив не беспокоить его. Видад молился.
На следующий день, в пятницу, 22-го числа, состоялась праздничная молитва. Были на ней и Видад с Гафаром, но по окончании сразу же ушли, когда другие сельчане продолжали обсуждать дела, и в первую очередь трагедию в Урдуне, открыто и гневно высказывая свое презрение к подлым убийцам.
В понедельник, 25 августа, когда Файдар собрался к арычнику Мустафе, его сотовый телефон сработал сигналом вызова.
– Да?! – ответил он.
– Это майор Кабульского управления национальной полиции Алим Угламар. Салам аллейкум!
– Ва аллейкум, господин майор.
– Хочу сообщить, что экспертиза тел погибших при проведении авиацией Сил по поддержанию безопасности Афганистана специальной операции антитеррористического характера в районе селения Урдун завершена. Вы можете получить тела своих близких в морге при главном госпитале.
– Что вы сказали? – едва не задохнувшись от гнева, переспросил Файдар. – Американская авиация бомбила террористов?
– Мы не вмешиваемся в дела коалиции, но у нас есть подробный отчет о том, что самолеты США имели задачу уничтожение крупной банды талибов, укрывавшейся в Урдуне. Оснований сомневаться в правдивости их заявлений у нас нет. Да, к сожалению, в ходе операции погибли и мирные жители, но война без жертв не бывает. И вы это, господин Файдар, знаете не хуже меня. Извините, мне надо обзвонить еще много людей. Останки ваших близких в морге главного госпиталя. Можете забрать их и предать земле.
Файдар не успел ответить, майор отключился и на вызовы не отвечал.
Видад выругался:
– Шайтан бы их всех побрал. Ублюдки, твари, бешеные псы.
– О ком это ты, Видад? – раздался голос со стороны виноградника.
Это вышел к селению арычник.
– Ты, Мустафа?
– Кто же еще?
– Салам.
– Салам. Ты в отношении кого так гневно выругался?
– Мне звонил майор национальной полиции.
– Ну и что? Отдают тела?
– Да.
– А чего разозлился?
Файдар передал арычнику суть разговора с майором АНП.
Тут уже выругался Мустафа:
– Какие подонки. Откуда в Урдуне могли быть талибы?
– Шайтан их знает. Поеду в Кабул за Иман и Гульрой, надо похоронить их по-человечески, а то души маются на этом проклятом свете.
– Да, езжай!
– Ты остался один из самых близких моих товарищей, прошу, зайди к имаму и договорись о похоронах.
– Хоронить сегодня будем?
– Думаю, да. Сейчас утро, через час мы с Гафаром будем в морге, еще час на формальности, полчаса назад, к 11 часам ввернемся. На подготовку трех часов хватит, ну пусть четырех. До захода солнца похоронить успеем. А нет, тогда завтра.
– Хоп. Ты езжай, Видад, а я тут все организую, навещу имама, подберу мужчин, они приведут своих женщин, ведь хоронить будем тоже женщин, у имама все необходимое есть. Скажу, что к двум-трем часам вы привезете тела.
– Да, спасибо.
– Только поторопись. Не дело долго держать тела, которые должны лежать в могилах.
– Хоп!
Через полчаса Файдар с сыном выехали из кишлака, а в селении Мустафа поднял людей, начались хлопоты, связанные с похоронами.
В морге они действительно долго не задержались. Останки жены и дочери Файдара были упакованы в гробы. У мусульман не принято хоронить в гробах, ибо тело покойного должно касаться земли. Но в случаях насильственной смерти, когда тело расчленено или разложилось до неузнаваемости, запрет теряет особую силу.
Крышка была открыта, и Файдар увидел лицо жены, голова – это все, что от нее осталось, посмотрел на дочь, у той сохранилась верхняя часть тела. Лица у обеих спокойные, умиротворенные. Гафар плакал.
Файдар попросил сына:
– Надо спешить, Гафар.
Они закрыли гробы, расписались в каких-то бумагах и вынесли гробы. Они были легкими. Уложили в кузов пикапа.
В 10:30 отец и сын вернулись в Кундар.
Около дома толпа. Внутри руководила всем жена Гафара, Гела.
Во дворе распоряжался Мустафа, где насыпать песок, где подготовить место под носилки.
Он помог вытащить гробы, их занесли в дом, куда пришли женщины селения.
Мустафа сказал:
– Законы не запрещают хоронить насильственно убиенных и сильно изуродованных мусульман в гробу, но все же, Видад, это как-то не по-нашему.
– Ты хочешь, чтобы на носилках лежала только голова Иман?
– Мы закроем края носилок. Но все сделаем, как положено. Саваны здесь, лифофы тоже, могилы роют, травы и благовония, розовое масло принесли. Платки – химоры – тоже. Все уже здесь. Имам будет в два часа, но можно и сейчас позвать.
– Зови. Нет сил смотреть на все это.
– Не говори так, Видад. Твоя жена и дочь уходят в лучший мир. Там нет войны, там нет распрей. Вечный покой. Что может быть лучше?
– Ничего, но не так рано.
– Здесь ты прав. Но на все воля Всевышнего.
– Что, ему так потребовались мои близкие?
– Не богохульствуй, брат.
– Нет, ты ответь, и те, что погибли в Урдуне, срочно потребовались Всевышнему?
– Видимо, он наказал нас за что, что ослабили веру, за то, что допускаем отступления от нее.
– Мы отступаем, а талибы нет?
– Все, Видад, не будем об этом. О превратностях судьбы и воли Всевышнего можно говорить бесконечно и так ни к чему не придти. Нам не дано знать, что правит миром, более того, что Создатель сам дозволяет знать. А значит, и споры бесконечны.
– Хоп. Прекратили.
Началась процедура похорон. Останки Иман и Гульру омыли, постелили лифофы, в изоре надобности не было. Накрыли у Гульры грудь хиркой, у Иман просто постелили там, где должна была быть грудь, головы подняли, положили платки – химоры, их подвернули под головы.
Имам прочитал молитву.
Носилки подняли мужчины и направились к кладбищу. Там уже были готовы могилы. Женщины по обычаю разместились на возвышенности за пределами кладбища. Имам вновь читал молитвы, затем тела, останки тел, опустили в могилы, мужчины бросили горсти земли. Вскоре выросла ровная куча земли, как требуют правила, выше уровня земли на четыре пальца. Могилу полили водой. Имам вновь прочитал молитву, и на этом похороны завершились. Все пошли к дому Файдара, где были выставлены скромные угощения. День прошел быстро. Вечер наступил быстро, стоило сесть солнцу, как сумерки окутали местность, а за ними и мгла. Такая же мгла была на душе и у Файдара. Он не смог уснуть. Всю ночь сидел на топчане внутреннего двора и курил одну сигарету за другой, о чем-то напряженно думая. И только как забрезжили утренние сумерки, он встал, проговорив:
– Да будет так.
Вошел в дом. В 7 часов, когда семья сына была на ногах, он забрал ключи от пикапа у Гафара.
Сын встревожился:
– Извини, отец, могу я знать, куда ты решил направиться?
– В Кабул.
– К своим друзьям?
– Да. А ты готовь поминки третьего дня. К ним я вернусь.
– Ты так долго намерен пробыть у друзей?
– Гафар! Не надо задавать подобных вопросов старшим и особенно своему отцу. Такова моя воля, или ты решил, что можешь обсуждать мои действия?
Гафар опустил голову:
– Извини, отец, я за тебя беспокоюсь.
– Это напрасно, сын. Занимайся подготовкой поминок, обо мне не думай.
– Легко сказать, не думай. Ведь я вижу, ты что-то задумал.
Файдар посмотрел на сына:
– Мне повторить сказанное?
– Извини еще раз!
– До свидания.
Он притянул сына к себе, обнял, поцеловал в щетинистую щеку:
– Не волнуйся!
Сел в пикап и выехал со двора.
Это было в 7:30 вторника, 26 августа 2014 года.
И только когда машина пошла по селу, Гафар воскликнул:
– Но ты даже не позавтракал?!
Вышла жена:
– Что случилось, дорогой?
– Отец в Кабул уехал. Обещал вернуться к среде.
– А как же завтрак?
– Он что-то задумал, Гела.
– Твой отец мудрый мужчина, образованный, знает, что делает.
– А я думаю, что им сейчас руководят эмоции.
– Разве ты мог остановить его?
– Нет!
– Ну тогда смирись.
– Ты много говоришь, женщина.
Гела удивленно взглянул на мужа:
– И это говоришь мне ты?
– Да. Женщина обязана подчиняться мужчине, а не болтать попусту.
– Что с тобой, Гафар?
Файдар-младший словно очнулся:
– Извини, родная. Нервы.
– Пойдем в дом!
– Да, пойдем, надо готовиться к поминкам третьего дня. Так наказал отец.
– На плите завтрак. Исам уже хнычет. Он спрашивает, где бабушка, а что мне ответить?
– Ничего. Я сам поговорю с сыном.
– Это правильно. Но поймет ли он, что нет у него больше ни бабушки, ни тети Гульры, которая часто играла с ним?
– Сейчас не поймет, поймет позже. Идем.
Супруги, оставив обувь у дверей, вошли внутрь дома.
