Часы тикают неумолимо. Планеты сближаются.

Пальмы и кактусы уже вырезаны из бумаги детскими безопасными ножницами. Пластмассовая лодка и парусный кораблик благополучно ободраны, облиты водой и отправлены в плавание по морю из занавески для душа. Песни спеты, отвергнуты, переписаны и спеты снова. Обмен оскорблениями на тему «ни слуха, ни голоса» состоялся.

Речитативы прочитаны, пляски отплясаны. Не обошлось и без легких травм, поскольку мышцы танцоров долгое время бездействовали. Кризисы доверия преодолены, обиды нанесены, задетые чувства излечены. Феликс то ругал себя за слабоумие, что подвигло его на такое безнадежное предприятие, то поздравлял себя за решимость и проницательность. Он падал духом, потом воспарял, а затем падал снова.

Нормальная жизнь.

Они отсняли почти всю пьесу. Осталось лишь несколько сцен. Потом надо будет смонтировать фильм, добавить спецэффекты и голос за кадром, переснять или переозвучить реплики, которые получились не очень четко. Богини на видео смотрятся потрясающе. Одетые в черное кукловоды вносят дополнительный смысл: сразу ясно, что эти богини всего лишь видения, и делают то, что положено им по сценарию, сочиненному кем-то другим. Маракас сам написал для них музыку, жутковатый, потусторонний свист под флейту и колокольный звон. Момент, когда они исчезают в смятении, 8Рукк оформил как наложение картинок: образы богинь множатся и одновременно замедляются, что создает впечатление, будто они растворяются в воздухе. Получилось шикарно, и Феликс не преминул похвалить 8Рукка за отличную работу.

До часа «Ч» остается меньше недели. Будь это обычная постановка, Феликс уже мог бы расслабиться – времени на доработку у них достаточно, – но поскольку у них необычная постановка, предстоит еще кое-что сделать.

Феликс снова поехал в Торонто на поезде. Ему нужно было добыть костюмы для пьяницы-дворецкого Стефано и шута Тринкуло: первому – поношенный смокинг, второму – красные кальсоны и шляпу-котелок, обоим – белый грим. Кальсоны нашлись в отделе мужского белья в «Уиннерсе», смокинг Феликс приобрел в «Оксфаме». По дороге он забежал в магазин карнавальных костюмов и прикупил еще несколько шапок Годзиллы для ведьминых отродий.

Покончив с покупками, он встретился с тихим, неприметным очкариком лет сорока, возможно корейского происхождения. Они встретились на вокзале, в уединенном уголке. Это было рискованно – что, если за тем человеком следили? – но в толпе пассажиров они совершенно не выделялись. Контакт очкарика Феликсу дал 8Рукк: он записал голосовое сообщение, которое Феликс вынес наружу на флешке. В сообщении было сказано, что обе стороны могут доверять друг другу как братья.

Деньги перешли из рук в руки, и Феликс получил пакетик таблеток в желатиновых капсулах, пакетик порошка, иглу для подкожных инъекций и очень точные инструкции.

– Только не перестарайтесь с дозой, – сказал очкарик. – Вы же не собираетесь никого убивать или выпаривать им мозги навсегда. Эти капсулы – ядреная штука. Разломите их, высыпьте содержимое в чашку. В имбирном эле оно растворится мгновенно. Крышу рвет сразу, даже с полчашки. Но эффект длится недолго. У вас будет, может быть, минут десять. Этого хватит?

– Посмотрим, – сказал Феликс.

– А это волшебная пыльца фей. Четверть чайной ложки на чайную ложку воды. Не перебарщивайте с виноградом.

– Я буду осторожен, – сказал Феликс. – А какой от него эффект?

– Как вы сами сказали, посмотрим. Но трип будет лютый, – ответил очкарик.

– Но оно им не повредит? – спросил Феликс. – Насовсем?

Он нервничал: что, если его поймают с этими препаратами в кармане? И что это за препараты? Он ведет себя безрассудно. Но ведь и все предприятие – верх безрассудства.

– Если что-то случится, нашей встречи не было, – сказал очкарик тихим, но убедительным голосом.

Сегодня Феликс работает дома. Варит на завтрак яйцо, потом включает компьютер, готовясь отслеживать передвижения Тони и Сэла: как они вкушают яства на предвыборно-агитационных банкетах в маленьких провинциальных городках, раздают обещания, прикарманивают денежные пожертвования, примечают смутьянов и несогласных для последующего увольнения. У него на стене висит карта, где он отмечает красными кнопками все их передвижения. Ему нравится наблюдать, как его враги подходят все ближе и ближе к нему, словно их затянул вихрь, созданный им самим.

Но прежде чем задать поиск, Феликс проверяет почту. У него по-прежнему два почтовых ящика: один на имя Феликса Филлипса, для переписки с налоговой и прочими административными учреждениями, второй по имя Ф. Герца. Этот адрес он сообщил в канцелярии Флетчерской исправительной колонии, чтобы с ним можно было связаться в экстренных случаях – пока что таких случаев не было, – и дал его Эстель, хотя она знала его настоящее имя.

Она держала его в курсе событий. Настоящая звезда, не устает он повторять: его добрая Фортуна. Ей нравятся подобные комплименты, нравится ощущать, что она нужна Феликсу и программе. Она упивается своей ролью невидимого, но незаменимого куратора театрального действа.

Сегодня она прислала ему сообщение: Нужно встретиться как можно скорее. Кое-что произошло. Пообедаем?

С удовольствием, пишет Феликс в ответ.

Они встречаются, как всегда, в «Зените», в Уилмоте. Эстель принарядилась для Феликса даже больше обычного. Но почему он решил, что она наряжается для него? Может быть, она ходит так каждый день. Прическа только что из парикмахерской, идеальный маникюр, серьги в виде миниатюрных дискотечных шаров, дерзко-розового цвета, сверкающие стразами. Элегантный розовый костюм, в тон серьгам. Шейный платок, разрисованный беговыми лошадьми и игральными картами, сколот золотой булавкой в виде рога изобилия. Глаза накрашены, может быть, слишком ярко. Феликс отодвигает ей стул. Она садится.

– Ну что? По мартини? – спрашивает он.

Они взяли в привычку начинать встречи с мартини. Эстель нравится подразумеваемый этим романтический ореол.

– Ох, не надо меня искушать, – кокетливо отвечает она. – Греховодник!

– Мне нравится вас искушать, – отваживается Феликс. Раз уж она взяла игривый тон. – А вам нравится, когда вас искушают. Какие новости?

Она заговорщически наклоняется через стол. В ее духах тонкие цветочные ароматы смешаны со сладкими фруктовыми. Она прикасается к его руке и говорит:

– Не хочу вас огорчать.

– Все так плохо?

– До меня дошли слухи из верных источников, что министр культуры Прайс и министр юстиции О’Нелли намерены закрыть литературную программу во Флетчерской колонии, – говорит она. – Это их совместное решение. Они готовят заявление, в котором скажут, что наша программа – это поблажка преступникам, необоснованная трата денег налогоплательщиков и попустительство либеральным элитам. Преступники должны нести наказание, а не развлекаться в театральном кружке.

– Ясно, – говорит Феликс. – Сурово. Но они все равно приезжают? На нашу премьеру? Как собирались?

– Безусловно, – говорит Эстель. – Потом они скажут, что посетили премьеру, чтобы составить непредвзятое мнение, и, поразмыслив, решили, что оно нам не надо… Тем более этот визит будет полезен для всей системы уголовной юстиции. Все увидят, что им как бы не все равно, что происходит в тюрьмах страны, и… и… Они хотят фотосессию.

– Прекрасно, – говорит Феликс. – Если они приезжают, то все отлично.

– Вы не расстроены? Отменой программы?

На самом деле Феликс ликует. Теперь у него есть безотказный повод, чтобы поднять войска. Послушаем, что скажет нечисть, когда узнает, что их театральную труппу хотят закрыть! Это будет великолепная мотивация.

– Я сама злая как черт, – говорит Эстель. – После стольких трудов!

– Возможно, есть способ спасти программу, – осторожно произносит Феликс. – У меня есть одна мысль. Но мне нужна ваша помощь.

– Вы знаете, что я сделаю все, – отвечает она. – Все, что в моих силах.

– Кто собирается быть на премьере? – спрашивает Феликс. – Помимо двух наших министров. Вы, случайно, не знаете?

– Я надеялась, что вы спросите. – Она открывает сумочку, отливающую серебристым металлическим блеском. – У меня совершенно случайно есть список. По-хорошему, его у меня быть не должно, но кое-кто помнит про старый должок. Услуга за услугу. Заговор молчания! – Она лукаво подмигивает, насколько это возможно при таком слое туши.

Феликс не спрашивает, что за старый должок: пока Эстель на его стороне, все в порядке. Он буквально впивается взглядом в список. Сэл О’Нелли, есть. Тони Прайс, есть. И кто бы вы думали? Старина Лонни Гордон, бессменный председатель совета директоров Мейкшавегского театрального фестиваля, но теперь он еще управляет консалтинговой компанией и возглавляет местный комитет по привлечению финансов.

– Смотрю, Сиберт Стэнли тоже хочет приехать, – говорит Феликс. – С чего бы вдруг?

– Ходят слухи… на самом деле не просто слухи… что он метит в лидеры партии. Будет продвигать свою кандидатуру на съезде в июне. У него благонадежное происхождение и много денег.

– Сэл тоже метит в партийные лидеры, – говорит Феликс. – Всегда был честолюбивым. Мы с ним вместе учились в школе. Он уже тогда был изрядным мерзавцем. Стало быть, у них конкуренция?

– Конкуренция – еще мягко сказано, – говорит Эстель. – Хотя в определенных кругах Сиберта за глаза называют «вялым членом». Считается, что у него нет яиц, прошу прощения. – Она хихикает, упиваясь своей испорченностью. – С другой стороны, Сэл О’Нелли нажил немало врагов. Как о нем говорят, он использует людей, а когда они больше ему не нужны, без зазрения сбрасывает их под поезд.

– Я заметил, – говорит Феликс.

– Но у многих из тех, кого он расплющил, есть влиятельные друзья. Их возмущает подобный подход. Так что шансы примерно равны. Я бы сказала, что эти двое идут корпус в корпус.

– А наш славный Тони? – спрашивает Феликс. – Кого он поддерживает?

Конечно, Тони не упустит свой шанс. Он бросится всем своим весом на тонущего кандидата и утянет его на дно, а другого за волосы вытащит на берег. А потом стребует награду с того, кто выплывет.

– Пока непонятно, – говорит Эстель. – Он основательно вылизал башмаки им обоим. По моим сведениям.

– Да, язык у него смазан, – говорит Феликс. Он ведет пальцем по списку. – Кто такой Фредерик О’Нелли? Родственник министра?

– Сын Сэла, – говорит Эстель. – Нерадивый сыночек. Окончил аспирантуру в Национальной театральной школе, сейчас стажируется в Мейкшавеге. Сэл попросил Лонни пристроить его на фестиваль, потому что хоть господин министр и не одобряет, но не может отказать сыну. Молодой человек бредит театром, не мыслит жизни без театра. Удивительно, если учесть, что его папа далек от искусства. Сэлу все это – как кость поперек горла.

– Он считает, что может играть? – говорит Феликс. – Этот мальчишка?

Черт знает что! Заносчивый мелкий засранец из золотой молодежи думает, что сумеет пробраться в театр, пользуясь связями и покровительством папеньки. Загадай желание, и Голубая фея превратит тебя в настоящего актера. Скорее всего, у него театральный талант как у вареной свеклы.

– Он не играет, – говорит Эстель. – Он хочет стать режиссером. Он очень настаивал, чтобы его взяли на премьеру. Он видел ваши предыдущие постановки. Я знаю, что эти записи не предназначены для широкого просмотра, но я их ему показала… втихаря… Он считает, что ваши спектакли – я цитирую – гениальны. Он говорит, что ваша программа очень оригинальная, передовая. Что это блестящий пример театра для людей.

Феликс решает, что парень, похоже, не такой безнадежный.

– Но он не знает, что я – это я? – спрашивает он. – Он не знает, что я… Феликс Филлипс? – Он чуть было не сказал тот самый Феликс Филлипс, но вовремя сообразил, что, наверное, уже не котируется как тот самый.

Эстель улыбается.

– Я молчала как рыба. Все эти годы. Я сохранила ваш секрет и даже добавила вам маскировки. Насколько им известно – нашим высоким гостям, – вы чудаковатый учитель на пенсии, потрепанный жизнью старый неудачник по имени мистер Герц. Я позаботилась, чтобы эта история разошлась по министерству, и у них не возникло и тени сомнения, потому что кто, кроме старого неудачника на пенсии, стал бы возиться с театральными постановками в исправительной колонии? Может, еще по мартини?

– Непременно! И закажем жареных кальмаров, – говорит Феликс. – Гулять так гулять! – Сколько он уже выпил? Феликс чувствует себя превосходно: присутствие сына Сэла вносит в их предприятие весьма интересный оттенок. Во всяком случае, Феликс на это надеется. – Вы самая лучшая, – говорит он Эстель. Как получилось, что они держатся за руки? Он пьян? – Лучшая в мире госпожа Удача.

– Я всегда с вами, – говорит она. – Образно говоря, вы тот парень, с которым я сюда пришла. Помните, в Мейкшавеге, лет пятнадцать назад? Прекрасная постановка «Парней и куколок».

– Это было еще до меня, – говорит Феликс, – но я когда-то играл в «Парнях и куколках». По молодости.

– Вы до сих пор молоды, – выдыхает она. – Молоды сердцем.

– Но вы моложе, – говорит он. – Моложе, чем весна. – Да, он пьян. – Госпожа Удача может быть милой дамой.

Они чокаются.

– Весьма милой дамой, – говорит она, – если со мной подружиться. – Она отпивает мартини. Не глоточек, а целый глоток. – Я не знаю, что вы задумали, но вид у вас хитрый. Если речь о спасении нашей программы, я вас полностью поддержу. И если нужно, прикрою.