Феликс возвращается в Мейкшавег на поезде и катит свой новый большой чемодан к машине на привокзальной стоянке. Опять пошел снег; когда Феликс приедет домой, ему придется тащить чемодан по свежим сугробам.

Солнце уже садится, окрашивая серые тучи в абрикосовый цвет. Тени деревьев на краю заснеженного поля кажутся синими. Когда-то, не так давно, в это время Миранда еще не вернулась бы с прогулки. Она играла бы посреди белого поля, лепила бы снежных ангелов или подбрасывала в воздух пригоршни снега, искрящегося в лучах заходящего солнца. Феликс смотрит, нет ли следов. Нет, сегодня она не выходила из дома. Он тут же напоминает себе, что она не оставляет следов. Ее походка легка и воздушна.

В доме пахнет землей и золой. Так часто бывает, когда в печи гаснет огонь. Феликс включает обогреватель. Тот тихонько жужжит; разогревается.

– Миранда? – говорит Феликс.

Поначалу ему кажется, что ее нет, и его сердце словно падает. Но потом видит ее: она сидит за столом, в сгущающейся тьме. Склонилась над шахматной доской, готовая возобновить их урок. Феликс начал учить ее миттельшпилям. Но когда он открывает чемодан, она встает и подходит к нему. Миранде любопытно, что там, ей хочется взглянуть.

Столько сокровищ: золотые ткани, синяя купальная шапочка, игрушечные кораблики! Три диснеевские принцессы, такие нарядные. Они приводят ее в восторг.

Что это? Для чего? – спрашивает она. Где он все это раздобыл? Купальная шапочка? Горнолыжные очки? Что значит «купаться», что значит «лыжи»? Конечно, она не знает, что это такое: она почти ничего не знает о внешнем мире.

– Они нужны для спектакля, – говорит ей Феликс. Потом ему приходится объяснять, что такое спектакль, что такое театр, почему люди на сцене притворяются кем-то другим. Раньше он не рассказывал ей о театре; на самом деле до сегодняшнего дня она совершенно не интересовалась, куда он уходит, когда его не бывает дома, но теперь она слушает очень внимательно.

В понедельник, когда он приезжает домой из Флетчерской колонии, выжатый как лимон – они шесть часов отыгрывали второй акт, сцену за сценой, – выясняется, что Миранда прочла «Бурю». Феликс ругает себя за то, что не спрятал книжку. Теперь, когда Миранда познакомилась с пьесой, та ее заворожила. Он должен был это предвидеть.

Он не хотел, чтобы она увлеклась театром. В мире искусства все очень непросто, театральная жизнь больно бьет по самолюбию. Слишком много отказов, разочарований, провалов. Чтобы выжить в театре, нужно иметь стальную кожу, железное сердце, несгибаемую силу воли и тигриную хватку, причем для женщины это верно вдвойне. Это жестокая профессия, и особенно – для такой девушки, как Миранда. Она такая чувствительная, такая отзывчивая. Феликс всю жизнь ее оберегал. Она даже не представляет, насколько погаными могут быть люди. Столкнувшись с низменными проявлениями человеческой натуры, она просто не будет знать, как с этим справиться. Ей нужно выбрать себе профессию более человечную. Может быть, она станет врачом. Например, стоматологом. И когда-нибудь выйдет замуж, конечно. За надежного, доброго, любящего человека. Не нужно, чтобы она растрачивала себя в мире иллюзий – исчезающих радуг, лопающихся мыльных пузырей, призрачных башен, пронзающих небеса, – как растратил себя он сам.

Но, видимо, театр у нее в крови, потому что она преисполнена решимости. Она настойчиво просит дать ей место в спектакле. Больше того: она хочет играть Миранду. Она чувствует, что создана для этой роли, говорит она Феликсу. Она счастлива от одной только мысли об этом! Ей не терпится познакомиться с человеком, который будет играть Фердинанда. Она знает, что они будут отлично смотреться вместе.

– Ты не будешь играть Миранду, – говорит ей Феликс как можно тверже. – Это невозможно.

Впервые в жизни он ей отказал. Как сказать ей, что ее не увидит никто, кроме него самого? Она просто ему не поверит. А если поверит, если ей придется поверить… что с нею будет тогда?

Почему невозможно? – спрашивает она. Почему ей нельзя сыграть Миранду? Он такой черствый! Он просто не понимает! Обращается с нею, как будто она…

– Что, капризуля? – спрашивает он.

Она и вправду надула губки? Стоит, скрестив руки на груди, смотрит исподлобья. Почему? – снова спрашивает она. Почему нет?

– Потому что у меня уже есть актриса на роль Миранды, – говорит он. – Извини.

Она огорчилась, и поэтому он огорчился тоже. Ему плохо, когда он ее обижает; у него болит сердце.

Она исчезает… Где она может быть? На улице, в темноте, под снегопадом? У себя в комнате? Сидит на кровати и дуется на него?

Но у нее нет своей комнаты, напоминает себе Феликс. Нет своей кровати. Она никогда не спит.