24. Дойдем мы до сегодняшнего дня
Пятница, 18 января 2013
В салоне печати в Уилмоте Феликс делает копии своего сокращенного списка – только действующие лица и имена исполнителей, без комментариев и описаний, – чтобы раздать их актерам. Потом едет в Мейкшавег и забирает Анну-Марию от дома, который она снимает вместе с еще тремя девушками. Он отдает ей пропуск во Флетчерскую колонию, добытый Эстель обходными путями, и она едет следом за ним на своей машине, серебристом стареньком «Форде». Они проезжают ворота и заруливают на стоянку.
Анна-Мария выходит из машины, осторожно ступая на лед. Феликс раздумывает, надо ли подать ей руку? Нет, лучше не надо, а то можно нарваться на очередное язвительное замечание. Она смотрит на сетчатое ограждение с колючей проволокой наверху, на вышки с прожекторами.
– Мрачное место, – говорит она.
– Да, это тюрьма, – отвечает он. – Хотя «не из решетки или стен темница состоит». Но они создают ощущение запертой клетки.
– Это из какой пьесы? – спрашивает Анна-Мария.
– Не из пьесы, – говорит он. – Из стихотворения. Человек, который его написал, сам сидел в тюрьме. Выбрал не ту партию в политическом конфликте. В «Буре» говорится: «Ведь мысль свободна», – но, к сожалению, только в песне, исполняемой тремя глупцами.
– Как все беспросветно, – говорит Анна-Мария. – У вас нет настроения? Зима вас доконала? Холодные долгие ночи навевают тоску?
– Нам туда, – говорит Феликс. – К главному входу. Осторожней. Здесь скользко.
– Это Анна-Мария Гринленд, – говорит он Мэдисону и Дилану на проходной. – Знаменитая актриса, – врет он не краснея. – Мисс Гринленд любезно согласилась поучаствовать в нашей любительской постановке. Она поможет нам со спектаклем. У нее есть пропуск.
– Очень приятно, – говорит Дилан Анне-Марии. – Если вдруг будут проблемы, зовите нас.
– Спасибо, – резко отвечает Анна-Мария, явно давая понять, что она в состоянии сама о себе позаботиться.
– Вот ваш охранный пейджер, – говорит ей Мэдисон. – Надо просто нажать на кнопку. Позвольте, я прикреплю…
– Я поняла, – говорит Анна-Мария. – Я сама прикреплю.
– Положите, пожалуйста, сумку на ленту и пройдите под рамкой. Что у вас в сумке? Что-то острое?
– Вязальные спицы, – говорит Анна-Мария.
Феликс ошеломлен. В его представлении вязание и Анна-Мария – вещи несовместимые. Но Дилан и Мэдисон снисходительно улыбаются: женские штучки.
– Прошу прощения, мэм, но спицы придется оставить здесь, – говорит Дилан.
– О господи, – говорит Анна-Мария. – Я что, завяжу кого-нибудь до смерти?
– Эти спицы могут быть использованы против вас, – терпеливо объясняет Мэдисон. – Любой острый предмет. Вы не поверите, мэм. Это опасные люди. Ваша сумка будет здесь в целости и сохранности. Заберете ее на обратном пути.
– Хорошо, – говорит Анна-Мария. – Только не трогайте пряжу.
Они улыбаются ее словам или, может быть, улыбаются ей самой. Вполне очевидно, она им нравится. Почему бы и нет? – думает Феликс. Несмотря на ее резкий тон, она для них – лучик света в потемках. Хоть какое-то разнообразие в череде монотонных будней.
Феликс ведет ее по коридору, объясняя назначение пустых помещений.
– Мы их используем для постановки. Плюс еще две демонстрационные камеры. Это у нас съемочные павильоны. Гримерные, комнаты для репетиций, – говорит он.
– Хорошо, – отвечает она. – Мне нужна комната для репетиций. Для танцевальных номеров.
Актеры уже сидят в классе. Феликс представляет им Анну-Марию. Она сняла пальто еще в коридоре: одета скромно, консервативно. Белая блузка, черные брюки, черная вязаная кофта. Светлые волосы собраны в пучок на затылке; в каждом ухе – по одной сережке. Она уклончиво улыбается в направлении дальней стены и садится за парту в первом ряду, на которую ей указал Феликс. Прямая спина, голова чуть приподнята, плечи расправлены. Осанка профессиональной танцовщицы.
– Мисс Гринленд пока просто посидит на занятии, – говорит Феликс. – Познакомится с вами. Она присоединится к нам позже, когда мы начнем репетировать.
Мертвая тишина. Мужчины, сидящие с обеих сторон, стараются не таращиться на нее слишком явно: их глаза скошены вбок. Сидящие сзади смотрят как завороженные, хотя им видна только ее спина. Будь начеку, говорит себе Феликс. Присматривай за ней. Не думай, что ты их знаешь. Вспомни себя в этом возрасте. Сейчас ты уже затухающий уголек, но ты не всегда был таким.
– Переходим к распределению ролей, – говорит он как ни в чем не бывало. Как будто это обычный урок. – Я режиссер, и последнее слово за мной. Может быть, вы получите не те роли, какие хотите, но такова жизнь. Никаких возражений не принимается. Никакого давления, никаких уговоров. Театр не республика. Это монархия.
– Кажется, вы говорили, что мы команда, – угрюмо произносит ЗакраЛось.
– Да, вы команда, – говорит Феликс. – Но я режиссер, а режиссер – царь и бог. Мое решение окончательное и обжалованию не подлежит. Опытные актеры об этом знают, да?
Ветераны молча кивают.
Феликс раздает списки действующих лиц и исполнителей.
Сдержанный ропот.
– Вы хотите, чтобы я сыграл пьяного индейца, – говорит Рыжий Койот, которому досталась роль Стефано.
– Нет, – говорит Феликс. – Я хочу, чтобы вы сыграли пьяного белого человека.
– Ура! Я шут, – говорит Бублик. – Как раз для меня!
– Фердинанд, – говорит Чудо-Мальчик. – Я согласен. – Он улыбается в спину Анны-Марии, демонстрируя идеальные белоснежные зубы.
– А я не согласен, – говорит меннонит Крампус. – Не хочу быть королем. Он только ноет и стонет. Я хочу быть Калибаном.
– Я знаю, что многие хотели сыграть Калибана, – говорит Феликс. – Но место только одно.
– Калибан должен быть из коренных народов, – говорит Рыжий Койот. – Это же ясно. У него отобрали родную землю.
– Еще чего! – говорит Маракас. – Он африканец. Алжир у нас где? В Северной Африке, так? У него мать из Алжира. Посмотри на карте, безмозглый волдырь.
– Значит, он мусульманин? Как-то оно кривобоко выходит. – ЗакраЛось, еще один претендент на Калибана.
– Но уж точно не тухлая, провонявшая рыбой белая шваль, – говорит Мачете, свирепо уставившись на Костыля. – Пусть даже белая наполовину.
– Все, роль забита, – говорит Костыль. – Вы слышали, что он сказал, наглые горлодеры. Так что сосите все.
– Минус балл, ты ругнулся, – говорит Маракас.
– «Сосать» не ругательство, – отвечает Костыль. – Просто обидное слово. Все это знают, и чтоб вас оспа схватила за горло!
Анна-Мария смеется.
– Следующее задание: подробный разбор каждой сцены. Что происходит, как это сыграть, какова главная мысль? – Феликс подошел к делу со всей ответственностью и включил в каждую команду как минимум одного опытного актера, чтобы они наставляли новеньких. По крайней мере, так это виделось ему самому.
Актеры расходятся по разным комнатам. Анна-Мария встает, потягивается, отводит ногу назад и сгибает ее в колене под прямым углом.
– Кажется, они не такие уж плохие, – говорит она.
– Разве я говорил, что они плохие? – отвечает Феликс.
– Прямо так не говорили, но… – Наверное, она вспоминает, за что их осудили.
– Ты не передумала с нами работать? – спрашивает Феликс.
– Конечно нет, – говорит она, но ее голос звучит неуверенно. – Что мне сейчас делать? Где мой любезный Фердинанд? Нам не пора репетировать любовь-морковь?
– Он уже бьет копытом, но сегодня мы не репетируем, – говорит Феликс. – Им нужно вжиться в роль, кое-что для себя прояснить. Войти в образ. Потом мы поставим все сцены отдельно. Не по порядку. Мы их снимаем на видео и монтируем фильм. Съемки начнутся, когда они будут готовы. И когда у нас будут костюмы, декорации и все прочее. Но мы с тобой можем пройти нашу сцену – акт первый, сцена вторая – прямо сейчас, если хочешь.
И вот Миранда рыдает и умоляет, Просперо ее утешает и ободряет, а потом рассказывает историю своего изгнания. Как только он переходит к фрагменту о предательстве брата Антонио, в дверях появляется 8Рукк.
– С кем мне репетировать? – говорит он. – Фердинанд тренируется сидеть с удрученным лицом на берегу, и тут я должен войти и увлечь его музыкой, но мы еще не подобрали музыку. В любом случае моя первая речь – в сцене с вами, мистер Герц.
– Да, мой Ариэль, – говорит Феликс. – Я хотел обсудить с вами некоторые технические вопросы. Мы пока сделаем перерыв, – говорит он Анне-Марии. – Можешь пока посмотреть, чем заняты ребята.
– Что-то готовим, да? – она улыбается 8Рукку. – Замышляем иллюзии? Вы осторожнее со старым волшебником. Он вас зачарует по самые уши.
– Поздно, – 8Рукк с улыбается ей в ответ. – Уже зачаровал.
Феликс ждет, пока Анна-Мария не выйдет за дверь.
– Вы хорошо разбираетесь в электронных системах слежения? – спрашивает он, понизив голос.
8Рукк улыбается.
– Нет системы, которую я не сумею взломать, – говорит он. – Если будут нужные инструменты. Вы что-то задумали?
– Я хочу видеть, оставаясь невидимым, – говорит Феликс. – Во всех комнатах в нашем крыле. И в коридоре.
– Мистер Герц и все секретные службы планеты, – говорит 8Рукк. – Я составлю вам список, что надо купить. Принесете мне все, что нужно, – и считайте, что дело сделано.
– Если у вас все получится, как я задумал, – говорит Феликс, – я сумею добиться, чтобы вас освободили досрочно.
– Правда? – говорит 8Рукк. – Я уже подал прошение. Но это дело не быстрое. Как вы все провернете?
– Знакомства и связи, – говорит Феликс загадочно.
Высокопоставленные враги, думает про себя.
