9

Ева и сама не понимала, откуда у нее взялись силы после выматывающих «выходных» и абсолютно бессонной ночи не только собраться на работу, но и даже чувствовать себя бодрой. Может, это оттого, что ей поневоле пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы успокоить маму? В эту ночь они словно поменялись местами: мама казалась несчастной напуганной девочкой, а в Еве вдруг проснулась властная и деятельная женщина. Именно эта женщина приказывала самой Еве не раскисать и на время позабыть о детских обидах, утешала рыдающую мать, готовила чай и какао, приносила одеяла, чтобы укутать ими то замерзающую маму, то дрожащего Шварценеггера. Под утро, когда мама в обнимку с собакой, наконец-то, уснули, Ева включила в гостиной компьютер и забила в поисковике наименование их поселка и словосочетание «старая станция». Выудить из Сети информации удалось немного. Да и та не оказалась полезной. Но Ева не расстроилась, рассудив, что в библиотеке, в которой она работала, сумеет запросить подшивки местных газет за тот период, когда пропал Витя Пономарев. Помня о том, что Иван видел между исчезновением Тины и игрой, во время которой пропал Витя, связь, Ева собиралась найти недостающие звенья. Она просидела за компьютером до того часа, когда ей нужно было вставать на работу, быстро собралась и вышла.

Во дворе ей встретилась незнакомая женщина. Одетая, не смотря на затененное собирающимися тучами небо, в легкие блузы – одна поверх другой – и многоярусную, развевающуюся на ветру юбку до пят, она кружила вокруг своей оси и гудела на одной ноте какую-то песенку. Поравнявшись с этой странной женщиной, Ева смогла различить слова:

Ева прошла мимо, решив, что перед ней – обычная блаженная. И только зайдя за угол, спохватилась, что женщина, возможно, сбежала из дома или потерялась. Нужно вернуться, заговорить с ней, позвонить в «скорую» или сообщить участковому. Но когда Ева вернулась во двор, безумной там уже не оказалось. Девушка заглянула в подъезд, затем торопливо обошла здание, но никого так и не встретила. Ничего не оставалось делать, как следовать прежним маршрутом. Но, однако, по дороге Ева никак не могла избавиться от мыслей о блаженной. Похоже, это она мешала на старой станции волонтерам. А вдруг эта женщина и правда что-то знает? Остается надеяться, что она поселилась в их доме, тогда можно будет расспросить соседей о ней и так отыскать.

Библиотека, этот священный храм книг, встретила Еву торжественной тишиной, которая царила призрачной хозяйкой еще со дня открытия. Эта особая атмосфера, мягкая и пыльная, как вытертое ковровое покрытие, с запахом старых переплетов, наполненная шелестом страниц и шорохом осторожных шагов, всегда действовала на Еву умиротворенно. Девушка прошла за стойку, включила компьютер, и пока тот загружался, успела снять летний пиджак, достать из сумочки блокнот и приготовить ручку. Она не собиралась терять ни минуты этого драгоценного предрабочего времени, которое выделила на поиски информации по старой станции. Поэтому, приготовив рабочее место, сразу же отправилась в отдел, где хранилась периодика.

Время ускользало так стремительно, что Ева даже слегка разнервничалась. От часа остались крохи, в холле уже раздавались шаги и голоса других сотрудниц, а она все еще перелистывала толстую подшивку пожелтевших газет. Ей удалось найти публикации, связанные с пропажей в 2001 году Вити Пономарева, но из всего, что она прочитала, выудить хоть маломальскую пользу так и не удалось. Заметки повторяли одна другую и сообщали то, что Ева и так знала гораздо лучше журналистов: что группа подростков под руководством студента педагогического университета затеяли на старой станции ролевую игру и потеряли одного из товарищей. Их имена не разглашались, только сообщалась фамилия совершеннолетнего Бориса. Одна из найденных публикаций, крошечная, такая, что пропустить ее было очень легко, кольнула в самое сердце. В той заметке скупо сообщалось о смерти Бориса.

– Здравствуй, деточка! – услышала Ева голос самой пожилой сотрудницы библиотеки – Тамары Андреевны. – Я думала, ты выйдешь на следующей неделе.

– Здравствуйте! – улыбнулась Ева. – Я брала за свой счет не три недели, а две.

Тамаре Андреевне недавно исполнилось семьдесят пять лет. В библиотеке она проработала с самого ее открытия и до того любила свое место, что когда пришла пора выходить на пенсию, не рассталась с ним. У Евы и Тамары Андреевны сложились теплые отношения. Ева знала, что у женщины никого нет, кроме трех хулиганистых котов, что она никогда не была замужем, но когда-то мечтала о дочери. Все это неторопливо рассказывала ей раньше сама Тамара Андреевна во время их коротких чаепитий.

– Что-то слышно о твоей сестре?

Ева вздохнула:

– Нет.

Пожилая женщина помолчала, деликатно не расспрашивая дальше. А затем с нарочитой бодростью объявила:

– Пойдем пить чай, Евочка! Вода уже вскипела. И я принесла домашние ватрушки. Как чувствовала, что ты сегодня вернешься!

– Сейчас приду, Тамара Андреевна. Только уберу подшивки.

– Искала что?

– Да, – не стала отнекиваться Ева. – Все, что связано с той старой историей с пропажей мальчика.

– Не припомню что-то.

– Ну как же, Тамара Андреевна! Случилось это пятнадцать лет назад. И наш небольшой городок об этом только и гудел. Пропал подросток на закрытой станции.

– А! Вспомнила! Сегодня с утра в новостях передали, что там нашли останки. Его?

– Вполне возможно.

– Какой кошмар! – всплеснулась руками пожилая женщина, но тут же спохватилась:

– Только ты плохого не думай! Найдется твоя сестричка живехонька.

– Я тоже на это надеюсь, – грустно сказала Ева, никогда не скрывавшая своих эмоций от Тамары Андреевны. – Только вот с каждым днем надежды все меньше.

– Пойдем-ка пить чай! – вновь нарочито бодро позвала Тамара Андреевна. – Там за плюшками и покалякаем!

Ева аккуратно убрала подшивки на место и отправилась за женщиной.

– А я ведь его помню, – сказала Тамара Андреевна, когда по чашкам был разлит прозрачный, цвета красного дерева чай. – Этого мальчика. Как его звали?

– Витя, – ответила Ева и помешала ложечкой сахар.

– Бери ватрушку, Евочка! Вчера вечером испекла. Из свежайшего домашнего творога. Я магазинный не беру, ты знаешь. Кушай на здоровье, деточка! Тебе можно, такой стройной, как тростиночка. Аж светишься!

Ева послушно взяла ватрушку и откусила. Что касалось выпечки – ватрушек, плюшек и булочек – Тамара Андреевна была настоящей искусницей.

– Так вот, помню я того мальчика, – продолжила женщина свой неторопливый рассказ. – Приходил он в библиотеку, искал все о старой станции. Особенно одна легенда его интересовала.

– Какая легенда? – насторожилась Ева.

– А будто не знаешь? – удивилась Тамара Андреевна. – Про пропавший поезд с золотом?

– Нет.

– Ну как же! Всю жизнь живешь в городке и не слышала? Эта ветка очень старая, построена еще при Царе Горохе, как говорится. Но если без шуток, немцы во вторую Мировую вывозили награбленное – золото и произведения искусства. И поезд с ценностями шел по этой линии. До нашего поселка он, как говорили очевидцы, дошел благополучно, а вот дальше никто о поезде уже не слышал. Исчез, будто сквозь землю провалился.

– Так может и провалился, – усмехнулась Ева. – Вернее, на воздух взлетел. Тут же партизаны действовали, вот и пустили поезд под откос.

– И ни болтика от него потом не осталось? – сощурилась Тамара Андреевна. – Впрочем, говорю же, это просто местная легенда. А вот того мальчика, Витю, она очень интересовала. Он в мою смену приходил. Я тогда с Ильиничной по сменам работала. Ее ты уже не застала: она ушла на пенсию гораздо раньше, чем пришла ты. Так вот, тот мальчик хотел найти все-все, что связано с легендой о пропаже поезда. Его в первую очередь интересовали план старой станции и ее история. Я еще посмеялась, мол, никак клад собрался искать? А он ответил, что это ему для какой-то игры надо. Это потом я уже узнала, что за игра! А тогда удивилась, что уже второй мальчишка за короткий срок интересуется одним и тем же.

– Какой еще мальчишка? – встрепенулась Ева. Наверное, это был Борис, который искал во время подготовки игры информацию. – Такой высокий, светлый, очень худой?

– Нет, – пожевала губами Тамара Андреевна. Чашка с чаем так и застыла на полпути ко рту в ее унизанных кольцами с крупными каменьями пальцах. Женщина словно и вовсе о ней забыла, погрузившись в воспоминания. – Высокий – да. Но не светлый и не худой. Напротив, крепкий. Постарше пропавшего Вити, но, думаю, ненамного. Красивый парень, чернявый, обаятельный. Не помню, как звали. Но имя такое простое, русское, без затей.

– Иван? – вырвалось у Евы.

– Может, и Иван. Помню, что приходил он немного раньше Вити и тоже все выспрашивал. Просил и план, и историю, и копался в подшивках. Очень скрупулезно подошел к поискам. Сказал, что в школе реферат задали писать про историю поселка, и ему старая станция досталась.

Ева аккуратно положила недоеденную ватрушку на блюдечко и закусила губу. Иван лазил на старую станцию еще до игры, но зачем – так ей и не сказал. Не затеяли ли они с Вовкой тогда поиски клада? Умышленно ли он не назвал причину или на самом деле не вспомнил? Но ведь если, как рассказала Тамара Андреевна, к походу на станцию он готовился со всей тщательностью, вряд ли потом смог забыть это!

– Тебе не нравится ватрушка? – обеспокоилась пожилая женщина.

– Нет, что вы, нравится! – бодро заявила Ева, хоть аппетит у нее внезапно пропал. – Тамара Андреевна, а не могли бы вы помочь мне найти все, что искали эти ребята про старую станцию? Понимаете, есть подозрения, что моя сестра пропала именно там.

– Конечно, конечно, девочка! – засуетилась библиотекарь. – Почитай все, что тебе надо. Я за тебя, если что, отвечу. Посетителей у нас сегодня, как видишь, еще нет.

Спустя полчаса Ева уже сидела за одним из читательских столов, разложив на столешнице подшивки и брошюры. Тамара Андреевна посоветовала ей искать информацию и в старых газетах. Со слов женщины, ходили слухи, будто на этой станции пропал не один поезд. А саму станцию закрыли после крупного крушения. Ева что-то такое припомнила: ей было лет шесть, когда в поселке случилась катастрофа. Помнится, бабушка судачила на эту тему с забежавшей к ним соседкой. Ева нашла в газетах сообщения о том крушении, которое случилось в девяносто третьем году. Виновником катастрофы, унесшей жизни многих пассажиров, объявили железнодорожника, который ошибочно перевел стрелку. Ева среди других сообщений и статей о том крушении отыскала его имя – Шумов Вениамин. Но о судьбе виновного не было ни слова. Ева решила, что стрелочника осудили, только эта информация не попала в газеты. Что, впрочем, ей показалось странным: неужели газетчики пропустили бы такую новость? Она просмотрела газеты на год вперед, надеясь разыскать сведения о Шумове Вениамине, но безрезультатно. Зато обнаружила любопытную статью, посвященную местной аномалии, тоже связанной со старой станцией. Оказывается, эта зона уже давно считалась подобной Бермудскому треугольнику, потому что здесь бесследно пропадали целые составы. В статье приводились в хронологическом порядке сведения обо всех известных случаях исчезновения поездов. Так, первый «испарился» еще в год открытия ветки – в 1898 году. Следующий состав исчез на отрезке между этой станцией и следующей в 1914 году. Приводилась в статье и легенда про пропавший немецкий состав, увозивший в Германию золото и похищенные произведения искусства. В советские времена здесь бесследно исчезли грузовой состав и пассажирский поезд. Автор статьи, некто А. Грибов, сравнивал местную аномалию с печально известным Бермудским треугольником, только не приводил никаких объясняющих ее версий. Зато щедро ссылался на слова очевидцев, которые не однажды видели внезапно появляющиеся на этом отрезке ветки то старинный паровоз с пассажирскими вагонами, то старый локомотив, то эшелон времен Первой мировой войны. Один из очевидцев рассказал, что стал свидетелем того, как один из таких поездов-призраков (как их называл автор статьи) сбил зазевавшегося голубя, опровергая тем самым популярное мнение о бестелесности «призраков». Заканчивал статью А. Грибов упоминанием катастрофы девяносто третьего года, после которой и закрыли станцию, якобы сочтя ее состояние не отвечающим нормам. Правда, журналист опровергал версию о виновности стрелочника и обращал внимание общественности на тот факт, который скрыли: локомотив, тянущий пассажирский состав, на самом деле оказался смят, так, как если бы на скорости лоб в лоб сошелся с другим поездом. А. Грибов заканчивал статью риторическим вопросом: а не с «призраком» ли столкнулся пассажирский состав?

Ева отксерокопировала все найденные заметки. Когда она закончила, оказалось, что уже прошло почти три часа с тех пор, как она оставила Тамару Андреевну. Ева охнула и поспешила на свое рабочее место. Но застала там пожилую женщину за чтением нового романа современной популярной писательницы.

– Нашла что, Евочка?

– Да, – показала девушка картонную папку-скоросшиватель. – Вы простите меня, Тамара Андреевна, я слишком увлеклась и совершенно забыла о времени.

– Не беспокойся, деточка! Посетителей почти не было. Я вон, видишь, читаю!

– Спасибо, – сердечно поблагодарила Ева, но добавить ничего не успела, потому что ощутила в кармане завибрировавший мобильный. Звонил Василий, и Ева, извинившись, поспешила на улицу, чтобы своим разговором никому не мешать.

– Ева, поиски на станции прекращаются, – сразу после приветствия заявил мужчина. – Мы обыскали все постройки, почти все – повторно, и никаких следов Тины не обнаружили. К тому же в свете вчерашней находки продолжать поиски там никто не даст. Пойми.

– Понимаю, – выдохнула девушка. – Еще ты сомневался в том, что Тина может там быть.

– Сомневался – не сомневался, но поиски мы провели очень тщательно.

– Спасибо, Василий! Даже не знаю, что сказать…

– Ничего не нужно. Позвонил, чтобы поставить тебя в известность. Мы продолжим искать, но в других местах.

Ева попрощалась с куратором, но замешкалась, глядя на экран телефона. Позвонить или не позвонить Ивану? Вроде как повод есть – сообщить о прекращении поисков Тины на старой станции. Да и ей хотелось спросить, слышал ли он про пропавшие на станции поезда и не на поиски ли «клада» они тогда с Володей отправились? Еве вспомнился позавчерашний день, когда Иван спас ее от внезапно появившегося за их спинами поезда. А что если они увидели один из тех поездов-призраков? От этой мысли ей стало жутко до озноба, словно внезапно открылась дверь в другую параллель, и Еву обдало порывом ледяного ветра. Она отстучала Ивану короткое сообщение с просьбой позвонить, когда он будет свободен, и поторопилась в теплое помещение в привычное царство книг.

Иван так и не ответил. Зато в конце рабочего дня Еве позвонил следователь и назначил ей встречу.

К вечеру небо, с утра намекающее рыхлыми свинцово-серыми тучами на свое ненастроение, разразилось рыданиями. Ева закуталась в плащ, открыла зонт, который свирепый ветер тут же попытался вырвать из рук. После работы хотелось домой – пить в такую непогоду горячий чай, кутаться в домашний кардиган, читать на кухне под шорох дождя книгу и молчать. Но дома была мама со Шварценеггером, разговор с которой обязательно обернется спором. Да и следователь собирался сообщить что-то важное о Тине. Поэтому Ева храбро шагнула под хлещущие по ногам струи воды.

Зонт от такой непогоды не спас. К тому времени, когда Ева подошла к уныло-серому зданию, ее одежда успела промокнуть насквозь. В туфлях хлюпала вода, мокрый капрон неприятно холодил ноги, подол платья лип к коленям. Ева стряхнула с зонта капли воды и потянула на себя тяжелую дверь. Тускло освещенный коридор-траншея, в который она попала, миновав крошечный предбанник с дежурным в застекленной будке, и голые серые стены, от которых веяло холодом и сыростью, словно специально были призваны нагнетать ощущение подавленности. Вытертый до белесого оттенка линолеум заглушал звук шагов, но скрывал опасные ловушки в виде проседающих под ним досок. Ева один раз чуть не подвернула ногу, попав каблуком в одну из таких неожиданных ямок, и замедлила и без того неторопливый шаг. Настроение окончательно испортилось. И хоть она уже бывала в этом месте, и знала, что кабинет следователя выглядит не намного уютней коридора, сегодня обстановка в этом помещении показалась ей не просто до безобразия унылой, а зловещей.

Следователь Петр Николаевич поднялся девушке навстречу из-за громоздкого, похожего на огромный ящик стола и жестом пригласил присесть на стул. Ева опустилась на краешек и аккуратно сложила ладони на мокрых коленях. В ожидании, когда следователь закончит пролистывать бумаги в толстой папке, она рассматривала собственные руки, которые от холода стали алебастрово-белыми и казались ненастоящими. Чтобы избавиться от этого неприятного ощущения «искусственных» рук, Ева пошевелила пальцами, а затем сжала их в кулаки.

– Ну-с, – церемонно прервал молчание Петр Николаевич. – Позвал я вас, Ева, чтобы задать несколько вопросов.

– Хорошо, – после легкой заминки ответила девушка и не без робости подняла на следователя взгляд. Чувствовала она себя в этот момент не родственницей пропавшей девочки, а чуть ли не виновной в каком-то преступлении. Внешность следователя Савина Петра Николаевича была обманчиво добродушной. От невысокого толстяка хорошо за пятьдесят, одетого в поношенный костюм, с круглой и лысой, как колобок, головой меньше всего ожидал бы суровой строгости. Но это обманчивое состояние расслабленности в его обществе тут же исчезало, стоило только на мгновение встретиться с ним глазами. У безобидного с виду следователя был меткий и убийственный, как выпущенная из снайперской винтовки пуля, взгляд.

– Мы установили, что ваша сестра, Комаровская Валентина, вступила в одну из групп в социальной Сети и приняла участие в некой игре.

– Да, – кивнула Ева в паузу, которую сделал следователь. – Я вам звонила и рассказывала…

– Мы обнаружили это и без вашей помощи, – бесцеремонно перебил Петр Николаевич. – Но за дополнительные сведения спасибо. Наши сотрудники вскрыли страницу, установили, кто являлся ее администратором.

– Кто? – невольно вырвалось у девушки. Следователь выстрелил в нее взглядом, и Ева осеклась.

– В интересах следствия не разглашаем. Но мы с ним работаем. Этот человек не отказывается от сотрудничества, но свою причастность к пропаже Комаровской Валентины отрицает.

– Это значит, что не он отправил ей сообщение?

– Мы проверяем его слова, – уклончиво ответил следователь. И прежде чем Ева осмелилась еще что-либо спросить, обрушил на нее первый вопрос:

– Что вам известно об игре, участие в которой собиралась принять или приняла ваша сестра?

– Если честно, ничего. Ничего сверх того, что я вам уже сообщила.

– При вас она не упоминала о соревнованиях, испытаниях?

– Нет.

Следователь сделал пометку в блокноте, что показалось Еве, не смотря на саму неуютную ситуацию, забавным: записывать что-то от руки во время опроса, когда можно воспользоваться компьютером. Савин задал ей еще несколько вопросов, касающихся друзей Тины, отношений между ними и их увлечений. На все эти вопросы Ева отвечала раньше, но повторила все, что знала, стараясь не пропустить ни одной подробности. Следователь делал пометки в блокноте, игнорируя стоявший перед ним включенный компьютер.

– А как давно вы знакомы с Селиным Иваном Сергеевичем? – огорошил ее вдруг Петр Николаевич.

– Шестнадцать лет. Почти, – ответила Ева и залилась краской. Но тяжелый и пугающий, словно нацеленное на нее дуло пистолета, взгляд следователя выдержала.

– И при каких обстоятельствах вы познакомились?

Ева ответила и на этот вопрос. Савин не спускал с нее взгляда и даже не сделал ни одной пометки.

– Все это время вы поддерживали с ним связь?

– Нет.

Следователь, наконец, черканул что-то в блокноте.

– Но в данный момент знакомство с ним поддерживаете. Когда и при каких обстоятельствах оно возобновилось?

– Ну… – растерялась вконец Ева, совершенно не ожидавшая того, что так подробно расспрашивать ее будут об Иване. – Я уже рассказывала. Вернее, рассказывала не о встрече с Иваном, а о том, что меня кто-то оглушил и привез на старую станцию.

Она повторила свой рассказ. Следователь выслушал Еву, не перебивая, только в тот момент, когда она упомянула, что Иван не сразу ее узнал, недоверчиво поднял брови.

– Значит, вы утверждаете, что встретились с Селиным Иваном Сергеевичем в ночь с пятницы на субботу…

Ева кивнула.

– Он помог вам добраться домой, а на следующий день навестил вас.

– Чтобы узнать, как я себя чувствую.

– И вы ни на секунду не предполагали, что тот удар мог нанести вам Селин Иван Сергеевич?

– Что?

Следователь терпеливо повторил вопрос.

– Нет, – мотнула головой Ева. – Нет, что вы!

– Хорошо. Двое свидетелей утверждают, что Селин Иван Сергеевич был с вами на старой станции в эту субботу, двадцатого августа. И что, не смотря на такой короткий период общения, вы назвали его своим другом.

– Так, – согласилась Ева. – По старой памяти. Хоть близкими друзьями мы не были. Но, понимаете… Он мне помогал. Поддержал. Приехал узнать, как я себя чувствую!

Ева окончательно запуталась в объяснениях.

– Он сам приехал на старую станцию или вы его попросили?

– Я. Вернее, не попросила, а рассказала про записку, и Иван приехал сам.

– То есть по собственной инициативе? – уточнил Савин. – Вы не просили его специально приехать?

– Нет. Я ему рассказала про записку, и он тут же решил приехать.

– Тут же? – неожиданно обрадовался следователь, и Ева поняла, что сказала что-то не то. То, что ожидал от нее следователь, но что ей не следовало произносить.

– Понимаете, он хотел мне помочь, – принялась оправдывать она Ивана, чей благородный поступок отчего-то не понравился суровому следователю. – Как друг.

– Но, однако же, вашей возобновленной «дружбе» было меньше суток, – не удержался от ехидного замечания Петр Николаевич, которого Ева уже начала тихо ненавидеть.

– Это все из-за записок с угрозами. Я собиралась вам рассказать! И даже принести их. Только уже не сегодня.

Ева только сейчас спохватилась, что оставила оригиналы записок и их копии дома, а там – мама и вездесущий Шварценеггер, который уже успел взбаламутить их небольшой поселок страшной находкой. Что если этот пронырливый чихуахуа найдет оставленные в верхнем ящике стола записки? А мама их прочитает и всполошится.

– Вы можете по памяти воспроизвести содержание? – продолжил канцелярскими фразами гнуть свою линию следователь. Ева кивнула и выполнила его просьбу. Петр Николаевич скрупулезно записал все в свой блокнот, который Ева уже начала ненавидеть так же, как и его хозяина.

– Вам не приходило в голову, что автором угроз может выступать сам Селин Иван Сергеевич?

– Зачем? – опешила Ева. – Зачем ему это?

– Чтобы заинтересовать вас или напугать. Чтобы быть рядом. Чтобы использовать записки, как удобный предлог и приехать к вам на старую станцию.

– Я не понимаю…

– Хорошо, – сменил тему следователь. – Вернемся к событиям пятнадцатилетней давности.

Он вновь открыл папку, которую читал в тот момент, когда пришла Ева.

– Девятнадцатое мая две тысячи первого года. Суббота. В тот день вы в компании сверстников отправились на старую станцию с целью провести ролевую игру. И во время игры пропал Пономарев Виктор Алексеевич, возраста пятнадцати лет.

– Да.

– Позже с ваших слов стало известно, что последним, кто мог видеть живым Пономарева Виктора Алексеевича был Селин Иван Сергеевич…

У Евы внезапно закружилась голова. Сложив вместе недавние события и пятнадцатилетней давности, она поняла, куда гнул следователь.

– Вы не могли бы припомнить, не случалось ли у Селина Ивана Сергеевича конфликта с Пономаревым Виктором Алексеевичем?

«Витя сказал что-то нехорошее про мою девушку, я ответил. О том споре я никому не рассказал», – вспомнились ей признания Ивана.

– Нет, – уверенно ответила Ева. – Не было. Они всегда хорошо ладили.

– Замечательно, – выдохнул Петр Николаевич, задал Еве еще несколько похожих вопросов и наконец-то отпустил.

Она вышла под дождь и не сразу открыла зонт, позволив сильным струям отхлестать ее по щекам. Наверное, она замерзла, но не чувствовала холода. Разговор со следователем, больше напоминающий допрос, опустошил ее, лишив не только мыслей и эмоций, но и чувствительности. В голове, как и в теле, царила пустота, только не легкая и воздушная, а почему-то тяжелая, не позволяющая распрямить плечи, разогнуть колени и сделать хотя бы шаг.

– Девушка, простынете ведь, – сказала какая-то сердобольная женщина. Ева отреагировала не сразу. И только тогда, когда незнакомка, пройдя на пять метров вперед, с любопытством на нее оглянулась, раскрыла зонт и укрылась под ним не столько от дождя, сколько от бесцеремонных взглядов.

Ева дошла до автобусной остановки и встала под козырек, с которого ниагарами падали потоки воды. Зажав под мышкой мокрый зонт, она окоченевшими пальцами достала телефон и проверила сообщения. Иван не ответил. Тогда она набрала его номер, дослушала до восьмого гудка и отключила вызов. А затем вновь позвонила. Безрезультатно. Тогда Ева непослушными, то и дело попадающими не на те буквы пальцами напечатала короткое сообщение с просьбой перезвонить. И только сейчас, немного отойдя от опустошающего разговора со следователем, она начала испытывать холод. Тот поднимался ледяной волной от промокших ног, кусал за колени, пробирался под полы плаща и сжимал удавкой горло. Еву стала бить дрожь – то ли от холода, то ли на нервной почве. Мимо проносились, окатывая бордюр волнами грязной воды, машины. Ева могла бы попытаться остановить попутку, но руки не двигались. Она вся словно окоченела, застыла в скрюченной напряженной позе. И даже вполне ясная перспектива после такой прогулки под дождем свалиться с сильной простудой ее не подстегивала к действиям. В ушах до сих пор звучали вопросы следователя, которые тот задавал с беспощадной прямотой, и ее собственные неубедительные ответы.

– Девушка, вы заходить будете? – услышала Ева за собой и увидела подкатившую к остановке маршрутку. Незнакомый мужчина вышел из-за ее спины и галантно открыл девушке дверь. Ева обрадовано кивнула и взобралась на свободное место. Маршрутка – даже лучше, она останавливается ближе к дому, чем автобус. Ева достала кошелек и расплатилась с водителем.

– Ты где была?! – огорошил ее крик, едва Ева открыла дверь в свою квартиру.

– Ма, здравствуй для начала, – устало проговорила она и торопливо скинула мокрые туфли. Но мама заслоняла ей проход, не давая пройти вглубь квартиры. Уперев руки в бока и воинственно вздернув подбородок, мама бросилась в наступление:

– Твой рабочий день давно закончился! А от тебя ни слуху ни духу! И на улице такая непогода! Где ты была?!

Материнский крик наверняка разносился по всему подъезду. Ему вторил звонкий лай разгневавшегося Шварценеггера, который словно вознамерился перекричать хозяйку и в своих потугах аж приседал на задние лапки.

– Я была у следователя. Он меня вызвал.

– А позвонить нельзя было?! – взвилась родительница. – Я ж тут с ума схожу! Вон, Шварцик подтвердит! Такая буря на улице! А тебя все нет и нет! Что я могла подумать?! Хватит уже того, что одна дочь пропала! Как ты могла так безответственно поступить?! Неужели сложно было предупредить, что задерживаешься?

Ева скривилась так, будто откусила от лимона, и принялась молча расстегивать пуговицы плаща. Ну что тут поделать. Ожидаемо. Жаль только, что минувшей ночью она отчего-то решила, что общее горе немного сблизило ее с матерью, и в их непростых отношениях наступила оттепель. Но нет, все осталось по-прежнему. Да, мама отчасти права, Еве нужно было всего лишь ей позвонить, но девушка умышленно не стала сообщать о своем визите к следователю из опасений, что мама соберется с ней.

– Прости, – бесцветным голосом пробормотала Ева, не надеясь на то, что будет услышана и прощена. Но мама вдруг осеклась, так, словно внезапно натолкнулась на препятствие. Только Шварценеггер еще по инерции разряжался звонкими руладами.

– Иди немедленно в горячий душ, – уже спокойным тоном произнесла мать. – А я тебе приготовлю парацетамол. Не хватало еще, чтобы ты заболела.

С этими словами мам подхватила собаку на руки и удалилась в свою комнату.

Когда Ева вышла из душа, на кухне на столе она обнаружила пакетик парацетамола, который мама привезла с собой из Америки. А рядом – кружку с водой, тарелку тонко нарезанного хлеба и миску с накрошенными свежими огурцами и помидорами. Кухню наполнял аромат домашнего борща, который поднимался от стоявшей на плите кастрюльки с приоткрытой крышкой. Ева обрадовано ахнула и тут же налила себе полную тарелку борща. Мама к ужину так и не вышла, хоть Ева и прислушивалась к тому, не раздадутся ли в коридоре шаги.

После ужина, вымыв за собой посуду, девушка отправилась к себе, но в последний момент передумала и постучала в комнату матери.

– Входи! – ответила та, словно и ожидала ее прихода.

– Ма, спасибо за ужин. Очень вкусно!

– Я рада, – сухо ответила мать. Ева немного поколебалась, но переступила порог и присела на краешек кровати напротив сидевшей на стуле с собакой на руках мамы.

– Следователь сказал, что Тина вступила в какую-то группу в социальной Сети. Это я уже знала, но расследование подтвердило это официально. Правда, где Тина может быть, так никто и не знает.

– Как же ты не уследила? – упрекнула мама, но как-то вяло, устало.

– Как уследишь? – развела руками Ева. – Подростки такие скрытые. К тому же Тина влюбилась. И ради того мальчишки…

– Как его зовут?

– Макар.

– Ты с ним разговаривала?

– Нет. Пыталась. Еще в самом начале. Но он был в Москве. К тому же мать у него скандальная.

– Дай мне его адрес. Я эту скандалистку мигом поставлю на место.

– Не надо, ма. Дай я сама. Хотя бы попытаюсь. А ты… Ты отдохни еще день. К тому же у Шварценеггера стресс. Смотри, как он дрожит!

– Еще бы не дрожать, – ворчливо отозвалась мама. – Он за тебя тоже переволновался.

Ева невольно улыбнулась.

– Отдыхай, ма. И я тоже пойду спать. День был сложный.

– Угу, – только и сказала родительница. Ева немного постояла на пороге, словно ожидая еще каких-либо слов. Пожелания спокойной ночи, к примеру. Но так и не дождалась. И, тем не менее, уходила она к себе в хорошем настроении.

Только вот Иван не перезвонил. Это тревожило и огорчало. Ева положила телефон рядом на тумбочку, готовая схватить его в любой момент. Но так и уснула, не дождавшись от Ивана вестей.

Ей приснилась Тина. Не ее черно-белая «версия» Анит, а Тина собственной персоной – в джинсах и знакомой Еве толстовке. «Я уехала на поезде», – сказала сестра и махнула рукой куда-то в сторону. «Забери меня отсюда! Я тебя жду».