Глава восьмая
Испанский темперамент

Хозяин апартаментов оказался высок, тощ и имел до крайности угрюмое выражение лица. Он сделал несколько шагов, входя в свою обитель, и замер на самом краю ковра. Я, как суеверный посетитель, во время его продвижения инстинктивно отползла к самой стенке. Причем проделала это, используя ту часть тела, которая активнее всего участвует и в приключениях, и в учении.

– Суmo puedo entender esto? – прозвучало сродни раскату грома.

Мой амулет-переводчик, слегка нагревшись, с задержкой перевел вопрос, оказавшийся до жути банальным.

– Как понимать? – переспросила я с улыбкой исконной обитательницы палат с мягкими стенами, вставая на четвереньки. – Все просто… Мы тут у вас прибраться решили, а то пыль кругом… осколки опять же.

Идальго, услышав мой ответ с тонким флером шизофрении, озадачился. Этого было достаточно, чтобы я резко дернула противоположный край ковра на себя.

Эта «Пизанская башня» падала неспешно и громко, умудрившись в процессе встречи с полом поздороваться еще и с дверным косяком.

– А теперь – бежим, – бросила на ходу парнишке, который едва оклемался.

Малец помотал головой, прогоняя то ли бредовые мысли, то ли просто приходя в себя, и припустил следом за мной во все лопатки.

Несколько проходных комнат, одна визжащая служанка, но главное – крики и треск ломаемой внизу двери. И все это за шесть вдохов и пять выдохов.

Финиш нашего короткого забега выглядел удручающе: узкая темная лестница. Вверх или вниз? Там, под нами, скоро будет куча людей и нелюдей. Третий этаж? А дальше – ощущение кошки, что застряла на раскаленной от пожара крыше? Думай, Света, думай!

Мыслительный процесс настойчиво сбивал запах сдобы. Явственный, дурманящий. Удалось даже почувствовать сырные нотки и аромат жареного лука. Обоняние, то ли обостренное в силу моего интересного положения, то ли по причине стресса, было столь тонким, что я, как заядлый холостяк, сейчас смогла бы отличить чайную ложечку от кофейной с закрытыми глазами: по все тому же пресловутому запаху.

– Вниз, – скомандовала, решительно преодолевая пролет.

Паренек, подчиняясь столь бескомпромиссному приказу, поспешил следом. В пустую, на наше счастье, кухню мы влетели двумя пушечными ядрами. В печи полыхал огонь. Пыхтело, подходя в здоровенной кадке, тесто. Несколько кулей муки стояло рядом. Порожняя рогожка лежала подле них.

– Залезай в мешок. Я тебя сейчас мукой присыплю.

Дважды просить Марио не пришлось. Пока он примерял на себя мешковину, я щедрой дланью осыпала его сверху. И затянула горловину мешка. Увы, с собой подобный фокус проделать было нельзя по двум причинам. Во-первых, банальное отсутствие второго мешка, как маскирующего фактора. Во-вторых, завязать себя снаружи, будучи самой внутри, не получилось бы никоим образом.

Зато бадья с тестом навела на определенные мысли.

Дверь, как последний стражник покинутого бастиона, держалась до последнего. Но и мореный дуб не вечен. Щепа брызнула в проход ровно в тот момент, когда я, сделав вдох, нырнула с головой в жидкую гущу теста.

Шум слышала отдаленно. Гораздо больше волновал вопрос: а хватит ли мне воздуха? Поза эмбриона, в которой я лежала на боку, свернувшись в кадке (подозреваю, что при этом тесто едва не вываливалось из нее), была терпимой, но вот легкие начало ощутимо жечь.

Терпела до последнего, но потом все же решила, что лучше встретить уготованную смерть лицом к лицу, а не задохнувшейся в норе от угара крысой. Когда вынырнула, кухня оказалась пустой. Крики, звон разбиваемой посуды, песнь стальных шпаг, скрестившихся в приветствии, – все это было наверху. Внизу же царил разгром: синьоры маги, пройдя Мамаем по пекарне, продырявив пульсарами шкаф, самый большой из мучных мешков, разбив кувшины и зачем-то выгребя уголья из печи, устремились выше. Простой же люд пока боялся любопытствовать и остался снаружи.

Вылезая из теста, я больше напоминала зомби, чем человека. Правда, вместо разложившейся плоти с меня свисали ошметки теста. Марио, явивший себя миру из мучного царства, был не лучше. Но ему хотя бы было достаточно отряхнуться. В моем же случае даже стиральная машина вкупе с тайдами-ариэлями была бессильна.

Преследователи, судя по звукам, устремились еще выше. Топот слышался уже на третьем, последнем этаже. Скоро маги поймут, что их одурачили. Выйти же на улицу в таком виде – равносильно самоубийству. Получается, мы отсрочили лишь свое поражение, да и то ненадолго. И тут в раскуроченном дверном проеме показался еще один чародей.

Его тело полностью скрывал походный плащ, поверх которого красовалась цепь со здоровенным католическим крестом. На лицо же была надвинута шляпа. Знакомого такого оттенка, надо сказать, шляпа.

– Пауль?

– Он самый, – подтвердил вампир, озорно глядя на меня. – Давайте поторапливайтесь. Я вас выведу. Только руки нужно будет связать.

В нас полетела веревка. С сомнением глянула на блондинчика. Терялась в догадках: что задумал этот хитрец? Клыкастик меж тем оперся об остатки косяка и протянул скучающе:

– А время-то идет…

Делать нечего, подхватила пеньковый дар и споро обмотала запястья пацану. Как только завершила свое нехитрое макраме, второй конец всучила Марио.

– Теперь ты.

Мальчишка неуклюже попытался намотать путы уже мне за запястья. Пауль взирал на его мучения недолго – не иначе совесть не выдержала – и, подойдя ко мне, в пару взмахов изобразил вполне солидное с виду плетение. Правда, при необходимости я могла походя стряхнуть его. Дернула невзначай рукой и поняла: не только при необходимости. Бутафорские путы могли слететь и сами по себе, так что нужно быть с ними поосторожнее, чтобы не обронить ненароком. Подумалось, что узник, сам удерживающий свои кандалы, – это то еще зрелище.

– А теперь идемте.

Глянула наверх, откуда доносились весьма интригующие звуки. Лестница оказалась весьма узкой сразу для двоих магов, и они, собственно, на ней и застряли, о чем и сообщали всему миру весьма в интересных, но, увы, далеких от цензуры выражениях.

Когда мы покинули дом, первый этаж которого занимала пекарня, выяснилось, что улочка буквально заполнена народом. От жадных, потрошащих взглядов захотелось сделать шаг назад. А лучше десять. Зато Пауль чудесным образом преобразился. В осанке, взгляде, жестах сквозили властность и надменность высокородного ублюдка. Небрежно брошенное им: «Дорогу!» – заставило людскую волну откатиться к противоположной стороне улочки.

Один из этой простецкой толпы осмелился все же задать вопрос, правда, блеющим до рези в ушах голосом:

– А куда вы этих отродьев тьмы поведете, господин служитель?

Пауль, в этот момент отвязывавший пегую, обернулся, освятил божьим знамением вопрошавшего и веско бросил:

– Именем святой католической церкви и папским судом этот еретик и его пособники приговорены к смерти. Раз принародной казни препятствуют дьявольские деяния, то эти двое умрут в жутких мучениях в подвалах, лишившись последнего счастья: в минуты кончины своей увидеть в небе свет Господнего творения. Их же головы будут не позднее завтрего вечера украшать пики на площади Цветов.

После этой многообещающей речи Пауль лихо запрыгнул в седло, а нам же, как жертвенным баранам, пришлось бежать вслед за лошадью на привязи.

Неслись мы за трусившей впереди кобылой изрядно. Занятие это было весьма несложным в интеллектуальном плане, но изматывающим физически. А поскольку мозг был не обременен изысканием очередного плана по спасению, я задалась вопросом: почему, собственно, маги не проверили даже кадушку с тестом? И отчего она была такой большой и низкой? Я, конечно, понимаю – пекарня и все такое, но…

Эти вопросы я и попыталась донести до спутников, выплевывая их с каждым выдохом.

Марио, все еще не проронивший ни слова с момента своего спасения, открыл было рот, но его опередил насмешливый голос Пауля. Вампир бросил через плечо:

– Потому что благородные маги и подумать не могли, что кто-то решит спрятаться в плебейском хлебе.

– А чем же именно этот хлеб – плебейский?

– Да потому, что в таких чанах его заводят только для пиццы, причем месят ногами. Потому благородные синьоры эту самую пиццу и не едят – брезгуют, как и ее тестом.

– Странные все же эти ваши аристократы – пиццей гнушаются, а вином, которое могут давить эти же самые ноги, – нет.

– Так то вино… – протянул клыкастик.

Повернув за угол в очередной раз, я выдохнула:

– Все! Не могу, – и была поддержана стоном Марио.

Пауль, видя, что нас не заставит больше сделать и шагу никакими посулами, спешился и начал что-то страстно нашептывать на ухо лошади. Марио, стоявший чуть ближе, разобрал, что именно вещал клыкастик пегой. Иначе с чего так заалели сначала уши мальчишки, а потом побагровело и все лицо?

Кобыла сначала недовольно фырчала на все увещевания блондинчика, но под конец пламенной речи нехотя кивнула и, печально заржав, развернулась и побрела прочь.

– А что ты ей сказал? И как вообще заставил вынести нас с площади? – решила все же полюбопытствовать, проявив черту, присущую всем дочерям Евы.

Вампир, к моему удивлению, тоже начал заливаться краской и, опустив взгляд на брусчатку, процедил:

– Даже не спрашивай. Это была самая позорная страница моей биографии.

Я прикинула, насколько богато и разносторонне было прошлое этого любителя экзотики, и поняла: как именно он уговаривал пегую мне и вправду лучше не знать. Для моего же психического здоровья.

Полуденное солнце не просто палило. Оно клеймило всех и каждого, кто оказался под его лучами. Тесто на моей одежде засохло окончательно и бесповоротно и сейчас напоминало одновременно как кольчугу, так и вериги.

Нашей троице удалось выбраться не только из центра города, но и миновать трущобы. За бедняцкими кварталами простирался бурьян, сквозь который проглядывали руины. Причем нагромождения камней были столь хаотичны, что моя фантазия беспомощно умолкла.

– Где это мы? – короткий вопрос ожег сухое горло.

– Полагаю, что перед нами то, что осталось от античного Рима. – Пауль, как истинный итальянец, приосанился и широким жестом торговца, рекламирующего свой товар, показал на окрестности. – Это, скорее всего, и есть знаменитый римский форум – когда-то центральный рынок и главная площадь древней части города. Здесь тысячелетие назад кипели нешуточные страсти, бурлила жизнь, плелись политические интриги, решалась судьба империи.

Увы, я не обладала ни историческими, ни архитектурными познаниями, ни достаточной упертостью, чтобы в этих руинах найти отражение величия предыдущих эпох.

Гораздо больше меня волновал наш спасенный, так и не произнесший ни одной реплики.

Что же, если Магомет не идет к горе, то гора не гордая – сама парой сейсмических толчков даст о себе знать. Тем более что время на акклиматизацию к нашей компании у пацаны было.

– Марио, – начала было я, разрушив пеленающую жаром полуденную тишину. Парнишка от звуков своего имени вздрогнул. Ну да, каркающий у меня сейчас голосок, поскольку пить очень уж хочется, аж связки сводит. Сделала вид, что не заметила его реакции на такое обращение и продолжила: – Марио, как ты уже понял – мы не хотим твоей смерти, совсем даже наоборот…

Признаться, с подростками мне общаться доводилось нечасто, и как себя вести с этим представителем мужского племени, едва миновавшим период отрочества, я представляла весьма смутно.

Плотно сжатые губы пацана, его упрямый взгляд исподлобья, неестественно прямая спина, словно подсознательно ждет арбалетного болта в межреберье. Похоже, мальчишка настроился на отпор и заранее не верит в любые слова, что бы я ни произнесла. Придется отринуть к бездне уже примерно намеченную речь и вести переговоры, полагаясь лишь на интуицию и ловя малейшие изменения в лице собеседника.

Как же это тяжело! Я не психолог, и даже не псих. Последний, кстати, иногда лучше любого мозгоправа с дипломом, поскольку именно в обществе больного на голову в критической ситуации гораздо комфортнее, чем с коллегой дедушки Фрейда. А обстановка у нас хоть уже и не патовая, но адреналин в крови, думаю, бурлит у всех троих.

Отринув все парламентерские заморочки, решила зайти с другого конца:

– А для обгорелого трупа трехчасовой выдержки ты, Марио, выглядишь очень даже мило, – протянула, делая вид, что внимательно рассматриваю спасенного.

Парень оторопел. Даже складка между его бровей исчезла, а кулаки разжались. Ну да, начала с того, что выбила почву из-под ног.

Сейчас главное – направить мысли собеседника в другое русло. А то, судя по всему, малец еще тот максималист. Потеряв веру в родного дядю (наверняка ведь понял, кто отправил его в этот средневековый солярий на площади Цветов), Марио ополчился на весь мир. Пока мы убегали – у него работал инстинкт самосохранения. А вот сейчас, когда жизнь не висит на волоске и появилась передышка, наступило оно – самое время для расцвета мании и шизофрении. Поэтому нужно успеть убедить спасенного, что мы с вампиром – дюже хорошие ребята и на стороне пацана.

– Что ты этим хочешь сказать? – подозрительно просипел парень, бессознательно подражая и переходя на ты.

– Что не удери мы так быстро с этого позорно-пожарного столба, ты бы сейчас был симпатичной головешкой. Впрочем, почему был. В летописях рода так и записано, что некий Марио Медичи был приговорен римским папой по указу и навету собственного дяди Козимо к сожжению на костре как еретик. Сама читала, – добавила я, лукавя. В действительности в фолианте, описывавшем деяния представителей славного флорентийского рода, об этом не было ни строчки. Все со слов Пауля, ныне навострившего уши и ехидно скалившегося в нашу сторону. Спасибо, хоть в процесс «вербовки» не вмешивался.

Старательно подводила парня к мысли, что он не знает и десятой части причин, из-за которых он чуть не распрощался с жизнью. Я играла на двух струнах натуры любого нормального человека: инстинкте самосохранения (все же вопросы, касающиеся собственной безопасности и жизнеспособности, у каждого в фаворе) и любопытстве. Последнее, к слову, оказалось сильнее одного из движителей эволюции.

– В летописях? Но ведь все случилось только сегодня.

– А малый не промах! – одобрительно поцокал языком вампир, встревая в наш разговор. За это захотелось дать клыкастому затрещину: налаживаешь тут контакт, чувствуя себя сапером, а тут…

Но Марио от такой оценки на толику секунды даже встрепенулся. Видимо, в прошлой жизни хвалили его редко, раз так отреагировал на простую в общем-то реплику. Впрочем, парнишка тут же сник: разум у него все же преобладал над тщеславием.

Пришлось вновь ловить едва не ускользнувшее внимание Марио:

– Верно, для тебя – сегодня. Но, как ты уже наверняка догадался, мы с моим другом Паулем не совсем отсюда.

Дождавшись кивка собеседника, продолжила:

– А точнее – не из этого времени. Вот он, – взглядом указала на клыкастика, – живет и здравствует в восемнадцатом веке. Я же – из двадцать первого…

Театральной паузы выдерживать не стала, но время на осознание сказанного все же дала.

Пацан чем-то напоминал в этот момент птицу-говоруна: наклонив голову чуть набок, он исподлобья рассматривал нас. При этом его нос – прямой и длинный, чем-то был похож на клюв, являясь самой внушительной частью худого, слегка вытянутого лица. Курчавая грязная копна волос, обрамлявшая лик Марио, лишь добавляла контраста заостренным скулам и впалым щекам. Впрочем, ассоциация с птицей, что отличалась умом и сообразительностью, была не только во внешних данных: шестеренки в голове парня работали шустро. Вопрос, который он задал следующим, был самым главным во всем разговоре:

– Тогда зачем же вы меня спасли? Раз вы не отсюда – навряд ли вы враги дяди. Тогда что вам нужно?

Самая обескураживающая вещь – это зачастую неприкрытая вуалью фальши правда. Она-то и досталась мальцу:

– Мне нужен ты. Ты и твой дар, – и, опережая дальнейшие вопросы парнишки, добавила: – Но не в этом времени и не здесь. Увы, для истории ты умер именно сегодня, и законы мирозданья таковы, что в шестнадцатом веке ты умрешь в ближайшем будущем. Чума, случайное падение с лошади, ночные тати… – а вот после порции правды начался откровенный блеф, но мой слушатель, кажется, не заметил этого перехода. В действительности, я точно не знала (да и подозреваю, никто не был в курсе), что произойдет, если вмешаться в давно минувший ход событий. – Поэтому я предлагаю тебе честную сделку: ты идешь со мной в мое время, а взамен получаешь жизнь и свободу.

– И жизнь и свободу… – ехидно передразнил вампир, – вот только ты забыла упомянуть, что в твоем будущем видится такая же, как и здесь, война за власть.

Я разозлилась. Резко, стремительно. Желание придушить голыми руками этого комментатора было столь огромным, что на кончиках пальцев начали пробегать разряды сырой силы.

Видя такую реакцию, вампир отступил на шаг и, примирительно подняв раскрытые ладони, поспешил добавить:

– Я только хотел, чтобы парень знал сразу о всех подводных течениях и не рисовал себе радужных замков.

– В моем времени у него хотя бы будет шанс выжить! – все же сорвалась на крик, и по горлу словно прокатился раскаленный ком. – И у меня будет возможность спасти тех, кто мне дорог. А ты… – Я сжала кулаки, пытаясь взять взбесившуюся силу под контроль. – Да ты, кроме себя, своих удовольствий… Ты никого не терял, никого по-настоящему не любил. Для тебя все – игра, которая щекочет нервы. Готова поспорить, даже сейчас ты не о Марио заботился. Тебе было просто интересно наблюдать, а что будет, если…

Я замолчала, оборвав сама себя. Но зато с этой тирадой из души ушло желание размозжить голову одного вампира о камни. Клыкастый, словно почуяв мое состояние, безмолвно проглотил обидную для него пилюлю.

Мы трое стояли и смотрели друг на друга. Один – недоверчиво и угрюмо. Второй – сосредоточенно и напряженно. А я… – устало. Когда буря в душе миновала, захотелось просто лечь, закрыть глаза и чтобы тебя никто не трогал. Как ни странно, первым заговорил Марио.

– Если все обстоит так, как вы говорите… что же – другое время – интересное приключение, если здесь меня ждет только смерть.

Он больше ничего не сказал. Ни о родителях, ни о друзьях – тех, кто обычно является якорем, что держит нас именно здесь и сейчас, к которому стремятся вернуться из дальних странствий и боятся потерять навсегда. Думается, просто со всеми он уже попрощался накануне. Перед тем, как его привязали к еретическому столбу.

– Ну раз согласие достигнуто, – излишне оптимистично заговорил вампир, потирая руки и преображаясь в мгновение ока в балагура и весельчака, – то думаю, задерживаться здесь не след.

У меня же при этой метаморфозе мелькнула мысль, что тот серьезный, сосредоточенный взгляд – и есть настоящее лицо Пауля, а облик праздного повесы – маска. А потом переключилась на другое. Возник нешуточный вопрос: возвращаться, но куда и, главное, в когда?

Если я появлюсь раньше, чем нас выкинуло со свекром и Адриано, получится, что эти двое застрянут во временно́й петле. Так что, как бы мне ни хотелось освободить Лима раньше, – не получится. Он будет винить себя всю оставшуюся жизнь, проклинать свободу, зная, что за нее заплачено жизнью его дяди. А не рассказать всей правды, скрыть и промолчать, солгать – уже не смогу я сама.

Вторая координата – место. Вот с ним проблем еще больше. Всплеск моей магии инквизиторы засекут в два счета. А если это произойдет в безлюдном месте – мы будем десертом, поданным на блюдечке, комплиментом от шеф-повара в ресторане, за который и платить-напрягаться не надо. А если вокруг – куча молодых одаренных магов? Целая толпа таких же, как я и Марио? Зло и отчаянно усмехнулась: инквизиторов ждет игра в прятки.

– Мне не нравится, как ты улыбаешься, – Пауль внимательно посмотрел на меня.

Я же решила ответить вопросом:

– А что ты знаешь о магическом кадетском корпусе в Париже?

Ответить вампир не успел. Мы синхронно обернулись на весьма специфический и интригующий звук. Словно кто-то наждаком по стеклу водил.

Марио же стоял, прислонившись спиной к остатку некогда величественной колонны, и остервенело терся об оную спиной. Судя по тому, что благородный мрамор окрасился кровью, – процесс был не из приятных, но парнишка остервенело продолжал чесаться.

– Что с тобой? – в разных вариациях вылетело у нас с Паулем почти синхронно.

– Спина чешется, – не менее информативно прошипел пацан сквозь сжатые зубы.

Требование вампирюги повернуться малец выполнил неохотно, и нашему взгляду предстали крылья. Небольшие, окровавленные, но с уже жестким контурным пером. Наверное, это зрелище меня добило. Я истерично рассмеялась, садясь на землю: убила одного нефилима, чтобы спасти жизнь другому. Родственнички, чтобы их! Но гены пальцем не раздавишь. А у покойного Распределителя и этого Марио ДНК, судя по всему, весьма схожи. ДНК Творца судеб, чтоб его!

Звонкая оплеуха вырвала меня из объятий истеричного смеха, замешенного на слезах и дрожи во всем теле.

– Спасибо, – выдохнула Паулю, склонившемуся надо мной.

– Да не за что. Я и еще могу, – ехидно прокомментировал он. – У меня память хорошая, а рука тяжелая.

Вот же стервец, обиду он проглотил, когда я была готова запустить в него сырой силой, но, судя по всему, расплачиваться за сказанное я буду долго и со вкусом. Со вкусом для вампира.

– Спасибо, не стоит излишествовать, – поднимаясь, с полушутливым поклоном ответила я, подражая галантному веку, – а то, может статься, я и сдачу, как честная кассирша, могу вернуть.

Марио смотрел на эту сцену с широко открытыми глазами, что не ускользнуло от внимания блондинчика:

– Привыкай к этой ненормальной. Тебе с ней еще долго придется быть бок о бок.

– Надеюсь, что не очень, – сварливо отозвалась я и добавила: – Пойдемте, поищем место, чтобы начертить пентаграмму переноса. Можно, конечно, попробовать и без нее, но тогда, боюсь, о точности переброски можно будет забыть.

Спустя час моей кропотливой накаменной живописи мы стояли в центре пентаграммы. Причем все трое. Пауль заявил, что, хотя он и жаждет всеми фибрами души попасть в родную Венецию эпохи Просвещения, его мятежный дух не успокоится, пока не узнает, чем же закончилась история с дележом места нового Распределителя. На мой справедливый аргумент, что банально не хватит сил, этот упыристый гад заверил, что я вобрала столько энергии из источника, что скорее сейчас она меня сожжет, выливаясь потоком из резерва, чем ее окажется в недостатке.

Я лишь махнула рукой, заявив, что это решение вампирюги, и если его поймают – вытаскивать из лап инквизиции или отцов совращенных им девиц больше не собираюсь. В ответ Пауль лишь хмыкнул, что с той милашкой еще был большой вопрос, кто кого совратил.

Как ни странно, такая перебранка позволила избавиться от напряжения и полностью сосредоточиться на переносе. Последнее, что я запомнила, – это крик боли Марио и отборные ругательства вампира, когда временной поток закрутил нас.

Сень деревьев скрывала нас от солнечных лучей и любопытных глаз, когда огненные стены-лепестки портала опали. Дорожки, аллеи, скамейки. А чуть дальше – остроконечный шпиль, словно пронзающий небо. «Надеюсь, что все получилось», – взмолилась про себя. На этот раз меня даже не приложило, и я оказалась стоящей на ногах, в то время как вампир потирал копчик, а Марио – зашибленное о ствол плечо.

– Живы? – осведомилась для проформы и, не дожидаясь ответа, добавила: – А если поспешим, то будем и свободны.

Не оглядываясь на охающих и кривящихся то ли от боли, то ли от негодования спутников, двинулась туда, где были слышны шум и голоса. Да здравствует виварий с пауками, именуемый магической военной академией! Но может, я ошибаюсь, и мужской аналог Института чародеек не похож на паноптикум хотя бы в силу того, что природа носителей игрек-хромосом не столь коварна и двулична, как у прекрасной половины?

Мы вышли из парковой зоны и устремились к парадному входу в светоч знаний. Дорога, которая привела нас к зданию, оказалась одной из трехлучья, что вливались в площадь перед зданием Магической военной академии. Сама же альма-матер, величественная, как царица на постаменте – мраморной лестнице со множеством ступеней, с водными партерами – белокаменными бассейнами по бокам, увенчанная куполом-тиарой, в окружении статуй поражала и восхищала.

А по ладони-площади неспешно проходили, шустро сновали, плелись нога за ногу юноши. Некоторые из них были весьма колоритны: рога, хвосты, чешуйчатые гребни, живые волосы, рунические рисунки на скулах, которые, казалось, жили собственной жизнью. Все это я рассматривала из-под капюшона плаща, что одолжил мне Пауль как самой приметной (в силу хотя бы того, что я – единственная девушка в обозримом пространстве) из нашей троицы. Затесаться в эту толпу нам удалось, но вот полностью слиться – увы. Если пристально не искать – скользнешь взглядом. Но чутье подсказывало: еще несколько минут, и господа-инквизиторы явятся по мою душу.

Судя по оживлению вокруг и беспечным лицам юных магических дарований, не обремененных пока тяготами учебного процесса, торжественная часть еще только ожидалась. В данный момент кадеты старших курсов возвращались с летней синекуры, обменивались кто рукопожатиями, кто дружеским похлопыванием по спине, иные – скабрезными шуточками и издевками. Новобранцы, впервые ступившие за порог учебного заведения, еще только готовились примерить на себя военную форму и озирались кругом.

Мы миновали ступени, скрывшись за колоннадой, когда громовым раскатом прозвучало:

– Именем инквизиции…

Что именно нужно было сделать именем этой великой и грозной службы, я так и не дослушала, рванув к одному из входов. Нижний зал, в котором толпились кадеты, отнюдь не безлюдный коридор, переходящий в анфиладу, еще один зал, широкая лестница, расходящаяся на два рукава. Летела, не оглядываясь, перескакивая через две ступеньки и надеясь, что дыхания на этот безумный забег все же хватит. Вампир и парнишка не отставали, ловко повторяя мои маневры. И все же человеческое тело не из стали, а удача – не сестра вечности. Пролетев мимо дюжины дверей классных комнат, мы уперлись в тупик. Кривая улыбка фортуны выглядела массивно, с резными створками, и была украшена латунной табличкой. На последней красовалась витиеватая надпись: «Музей истории магии и нежитеведения».

Дернув на себя массивные кольца, попыталась открыть створки. Мореный дуб не сдвинулся ни на миллиметр. К моим потугам без слов присоединился Пауль, и мы с вампиром поделили дверные ручки. Марио, которому не досталось кольца, решил последовать приснопамятной бабке из сказки про репку и ухватился за блондинчика. Композиция получилась весьма колоритной и интригующей. Увы, даже совместные усилия не принесли плодов. Зато резной рисунок неожиданно стал меняться. Из вязи рун и плетений вдруг сложились черты сурового мужского лица с бородою, плотно сомкнутыми устами и грозно сведенными бровями.

– Кто осмеливается ступить за священный порог? – прозвучало негромко, но впечатляюще.

Такой «ласковый» прием служил не иначе как для того, чтобы юные магические дарования не растащили экспонаты на декокты и амулеты раньше, чем в головах тянущихся к знаниям чад не утвердится мысль: тягать из музея трофеи не только неэтично, но и наказуемо. Весьма сурово наказуемо.

Поэтому, подозреваю, прозвучавший набатом голос стража у робкого юноши с горящим взором, то бишь первокурсника, наверняка бы стал причиной трясущихся поджилок. У студиозусов, миновавших экватор, такой вопрос вызвал бы усталый вздох, а перед дипломниками двери открылись бы сами. Ибо нет существа более опасного, изобретательного и изворотливого в стенах учебного заведения, чем старшекурсник, особенно если оный готовится к итоговым экзаменам: в его голове теоретические знания почти как у профессора, но не замутненные древностью прожитых лет, а в душе – бесшабашность и бесстрашие юности, не знавшей серьезных поражений. Убойное сочетание, перед которым даже дух-хранитель (а перед нами был именно он, заточенный в створки дверей) может спасовать.

Нас же сей музейный страж принял за первогодок, не иначе. Вот только разводить этикеты, когда пятки щекочут инквизиторские заклинания, времени не было.

– Те, кто старше тебя на пару веков минимум, – Пауль, самый наглый из нас, нашелся первым, обнажив свой фирменный оскал. – Когда родился Пауло Реньер, твои створки еще желудями были.

Лицо скривилось в подобии улыбки, и уже не грозный, а скорее ехидный голос осведомился:

– И лишь в столь почтенном возрасте сыну ночи удалось сдать вступительный экзамен… тяжело, видно, тебе давалась учеба… А ты случаем не олигофрен?

– Олиго… кто? – скулы вампира побелели, а ноздри хищно затрепетали. Точного значения современного словечка Пауль не знал, но то, что оно ругательное, понял по насмешливой интонации безошибочно.

– Френ, френ, – услужливо подсказал хранитель. – Таких простых слов не знать… и как только сумел поступить сюда, в элитную Магическую военную академию?

Судя по реакции Пауля, вампир вознамерился доказать этой деревяшке всю глубину ее заблуждений, невзирая на время и погоню. Вот только мы с Марио были категорически против, а посему я озвучила единственное пришедшее на ум:

– А что будет с дверью, если ее состарить? Веков этак на двадцать? – припомнила случай с пластиковой ручкой, которая раскрошилась у меня однажды в пальцах, когда не смогла совладать со временны́ми потоками. Инквизиторы все равно были уже здесь, рядом, так что особой разницы – использовать мою магию или нет – не было.

Я не обращалась ни к кому конкретно, скорее озвучила свои мысли, но Пауль, не заметив этого, не преминул ответить:

– Дверь разрушится, а дух-хранитель уйдет за грань.

– Отлично, – в моей ладони заплясал сгусток силы, еще не оформившейся в заклинание.

Створки без лишних препирательств сами поползли в разные стороны: страж оказался на диво понятлив и опытен. А как же иначе, на такой-то должности и с такими-то «вассалами».

Пауль победно улыбнулся, будто заслуга удачно проведенных переговоров целиком и полностью принадлежит ему. Марио же удрученно шмыгнул и провел рукавом под носом, выдав этим жестом всю суть аристократии шестнадцатого века, которая отличалась от простолюдинов порою лишь осознанием важности собственного происхождения.

Не став дожидаться, пока вход откроется полностью, мы ночными грабителями проскользнули в щель меж створок. Полумрак зала с экспонатами разной степени кровожадности поражал своими размерами. Стенды с отдельными частями нежити, как то: голова ифрита или зубы горного василиска, перемежались целыми мумифицированными телами. Наличествовали чучела гарпий, с энтузиазмом потрошащие что-то невнятное, но дюже пыльное. Грифон придавил лапой, побитой молью, несчастный манекен, призванный изобразить человеческое тело. Вальяс в нелепой позе задрал одно копыто вверх и больше всего напоминал балерину, потерявшую координацию. Гримы для разнообразия больного воображения таксидермиста просто скалились на зрителей. Гребневеки-живоглоты же, судя по задумке, должны были обвивать щупальцами добычу, но ловчие мандибулы жителей болот опали и тряпками повисли на здоровенном обремошенном свертке, который, по мнению бутафора, вполне сошел за жертву.

Чуть дальше начиналась экспозиция, посвященная истории магического мира, ибо были там и инсценировки из деяний великих чародеев, и эпическое запечатывание врат тьмы, и еретические костры.

– Пауль, как насчет того, чтобы полежать в гробу с осиновым колом в сердце? – я кивнула на симпатичный ящик, обитый бархатом, в котором вольготно расположился пластиковый вампирус вульгарис.

Блондинчик понял меня без дальнейших пояснений, непочтительно выдернув своего псевдосородича из посмертного ложа, и был немало удивлен. Твердыми в муляже оказались только пластиковые голова и руки. Все остальное, скрытое одеждой, было тряпично-мягким. Пауль, ничтоже сумняшеся, свернул местного Дракулу в валик и положил в изголовье вместо подушки. А потом, подхватив осиновый кол под мышку, улегся в гроб с невозмутимым видом.

Вот ведь! Упырь-упырь, а лучше всех устроился. Хотя… я стянула увесистый крест с шеи соседнего экспоната – архиерея, воздевшего персты в потолок. У другого церковника позаимствовала молитвенник и в довершение, выудив осиновый кол из загребущих объятий Пауля, пристроилась к гробу вампира.

А что, на табличке написано: «Средневековые методы истребления ныне почти исчезнувших рас», а на поверку – лишь один невинно убиенный упырь с предельно допустимой концентрацией осины в грудине. Надо же показать, как именно древо туда попало и благодаря кому. А то вдруг крайне продвинутые студиозусы, которые грибы только в Гугле найти могут, напрочь лишены воображения.

Осталось решить вопрос с Марио. Третьим в наш с вампиром междусобойчик он не вписывался даже не из-за композиции. Ему банально не хватало места. Зато под лапу грифона несчастный паренек уместился вполне, потеснив пластиковое изваяние.

Успели как раз вовремя.

Хранитель, чей характер оказался до жути сварливым, решил отыграться на инквизиторской братии и препирался с ними еще похлеще, чем с Паулем. Но спорить с блюстителями порядка – все равно что тушить огонь бензином. Хотя для стороннего наблюдателя, судя по специфическому диалогу, зрелище было отрадным. И все же створки надсадно заскрипели, и пятеро инквизиторов ступили за порог музея.

Забыв, как дышать, я уставилась в одну точку. Ею оказался стеснительно выглядывающий из импровизированной подушки палец вампирьего манекена. Желание пошевелиться и спрятать его в складки ткани было раздражающим до зуда в кончиках пальцев.

В зале меж тем слышался шелест, уверенные шаги, отзвуки голосов. Вдруг один из инквизиторов оглушительно чихнул. Я вздрогнула, вампир на мгновение открыл глаза. Но больше всех возмутилось такому резкому повышению децибел чучело нетопыря двуипостасного, прервавшего свой жизненный путь как раз во время метаморфозы. Тушка, опасливо закачавшись на крюке, сдесантировала на голову чихуна и тут же осыпалась трухой, подняв облако пыли. От этого коварного маневра инквизитор-аллергик зашелся кашлем и, пробормотав что-то своим коллегам, вышел вон. До моего же уха донеслось пренебрежительное:

– Говорил Густаву сходить к целителю, обновить заклинание, а он все тянул… Кстати, почему чучело превратилось в горстку трухи? Вроде же нормальное было…

– Некоторым из этих мумий по паре тысяч лет – держатся на одной магии, что предотвращает распад, – прогнусавил в ответ другой. – А мы все обвешаны амулетами, как бродячие псы репьями. Думаю, что чучело просто соприкоснулось с одним из заклинаний, что на Густаве, вот и превратилось в кучу пыли.

– Значит, поисковое заклинание применить не получится, – голос третьего инквизитора отдавал медью. И еще он принадлежал женщине. «Не иначе как она главная из преследовательского квартета», – мелькнула мысль. Слишком уж уверенно звучала фраза. – Иначе сейчас просто увязнем в слое пыли, а чуть позже в рапортах и объяснительных: почему умудрились уничтожить одну из ценнейших коллекций нежити.

– А как же преступница? Ее… – подал голос любитель говорить в нос.

– Она у нас все лето в ориентировках, и что с того? Сдается, через дня три, максимум неделю начальство о ней и вовсе забудет, – уверенно протянула командир.

– Почему? – обладатель надменных интонаций буквально озвучил мои мысли. Тоже было очень интересно: почему вдруг я резко стану неинтересна инквизиции?

– Потому что через два дня будет объявлено имя нового Распределителя. А от всей этой истории с обвинением Дейминго несет падалью.

Я все же не выдержала и чуть повернула голову, чтобы разглядеть эту странную защитницу.

– А может, нежелание поверить в виновность связано с личными мотивами? – поддел женщину высокомерный тенор.

Похоже, что кому-то женщина-начальник была серпом по бедренной мышце. Иначе с чего бы такое явное желание поддеть?

– Попридержи язык, Мигель. Ты хорошая ищейка, но паскудности твоего характера это не умаляет. Дейминго был мне наставником, когда я только начинала работать в инквизиции…

– Одно другому не мешает. Можно и работать, и личную жизнь совмещать, – нагло перебил надменный.

Он уже порядком стал меня раздражать. А вот тот, что гнусавил, помалкивал. Видимо, то ли он был самого низкого звания, то ли просто предпочитал держать нейтралитет.

– Я пока командир, об этом не стоит забывать, Мигель. К тому же и я могу припомнить… – она не договорила, но тот, к кому была обращена фраза, и так все понял.

Судя по тому, как оборвался этот спор, и обращению медноголосой, данная тема всплывала не единожды. И хотя капитан бравировала старшинством, отношения между напарниками были не строго уставными.

А вот меня почему-то кольнула ревность. Не та, что заставляет дрожать руки, застилает глаза пеленой и призывает задушить и соперницу, и изменщика. Нет. Просто неприятный осадок, от которого хочется поморщиться. Собственнический инстинкт, чтоб его. Хотя по отношению к прошлому он – самое глупое, что может быть в данной ситуации. Умом я это понимала. Но женщина всегда остается женщиной, и я была не исключением.

Меж тем командир продолжала:

– Сейчас осматриваем музей и двигаемся дальше. Не факт, что подозреваемая здесь. Ее магия хотя и чувствовалась, но в здании столько заклинаний намешано, что установить точные координаты – задача не из легких, а уж в первый день учебы, когда столько юных чародеев вокруг… их сила бурлит, как кипящий котел. Попробуй поймай в нем одну горошину. К тому же такую прыткую.

– Без подкрепления мы этот корпус прочесывать месяц будем, – подал голос гнусавый.

– Подкрепления не будет, – отрезала командир, – это мне ясно дали понять. Если на поимку этой шальной магички выделяли сначала чуть ли не двадцатку чародеев, то сейчас – только нас. Это ли не лучшее свидетельство, что подозреваемая уже не так важна?

Скептический вопрос повис в воздухе, а инквизиторы начали обход, обмениваясь короткими репликами.

На нашу с Паулем долю в качестве созерцателя достался тот самый надменный. Проходя мимо нашей композиции «Вампир умерщвленный», он лишь хмыкнул и двинулся дальше. А вот спина Марио чем-то приглянулась командиру.

– Надо же, как детально подошли к костюму манекена, – прокомментировала она, прищелкнув языком. – Все швы на рубашке выполнены вручную, да и фасон – прямо как в старину…

– Эстетствовать при исполнении? – уколол надменный голос.

– Обстановка музея располагает, – беззлобно парировала командир.

– Я нашел дверь! – раздалось гнусаво из дальнего конца зала. – Открытую.

Ответом стали бодрые удаляющиеся шаги. Я позволила себе выдохнуть. Пауль – зевнуть.

Марио, неуклюже выкарабкавшись из-под лапы, подошел к нам.

– Что будем делать, господа преступники? – обратилась я к товарищам по несчастью.

– Преступница, как я понял из разговора доблестных инквизиторов, тут одна, – хитро прищурился Пауль.

– Ну да, они же и подумать не могли, что у них не просто преступница, а клептоманка со специфическими наклонностями, которая вместо сувениров из исторических приключений тащит живые экспонаты.

Пауль от такого сравнения скривился, а Марио насупился.

– Ладно, – я подняла ладони вверх, словно сдаваясь на милость своих подельников. – То, что о вас не знают, – уже хорошо. Но все же вопроса это не отменяет. Что будем делать? Нам нужно спрятаться. Хорошенько.

– Как я люблю авантюры, – не к месту протянул Пауль, а потом, поймав наши с Марио озадаченные взгляды, пояснил: – Я от них молодею не только душой, но и телом.

А потом он резко сел в гробу, потянулся до хруста и осведомился:

– Думаешь, здесь симпатичные секретари?

– У тебя есть идея? – кажется, я начинаю понимать этого хитреца с полуслова. А вот Марио эта реплика изрядно озадачила.

– О да, – провокационно оскалился вампир.