11
Вон из моего чрева
Прошел месяц, в течение которого я только и делала, что спала и толстела, будучи совершенно неспособной выйти из дома. А если и вставала, то только поесть. Порой встречала служанку или Феликса.
Месяц без наставлений и уроков Пифагора – это тридцать дней, потраченных впустую. В голове все перемешалось. Мозг затянуло уже даже не облако, а густой туман. Я чувствовала, что мне больше не интересны ни война, ни история.
Существа, жившие внутри моего естества, решили о себе заявить.
Я лизнула животик и почувствовала, что небольшая выпуклость в районе пупка пришла в движение.
«Новое поколение?»
Ну нет, пусть лучше не выводят меня из себя еще до рождения.
Мне не нужно было смотреть в ванной в зеркало, чтобы увидеть, что я растолстела чуть ли не вдвое. Помимо всего прочего я даже не могла балансировать на краю раковины. Тучная? Нет, самым точным термином в данном случае будет «грузная». Малейшее движение отнимало у меня много сил, я вздыхала, кряхтела и вечно хотела есть.
Сил хватало только на то, чтобы подойти к миске. Живые существа внутри моего естества не знали ни минуты покоя. Может, они играли у меня в животе в прятки? Или, может, устроили футбольный матч с моими почками? У меня было стойкое ощущение, что они все там передрались.
Теперь я задавалась одними и теми же вопросами: что в данный момент доставило бы мне истинное удовольствие? чего бы я сейчас хотела больше всего? И сама же себе отвечала: чтобы они покинули мое тело.
Под толстым слоем эпидермы моего живота зашевелились новые бугорки. Мне казалось, они царапаются изнутри, пытаясь выйти наружу.
Начались первые схватки. Сразу за ними пошла вторая волна. Вскоре схватки стали нарастать лавиной, становясь все болезненнее и болезненнее. Каждая из них будто буравила мои внутренности.
Ну вот, я сейчас рожу.
Я отчаянно замяукала во всю мощь своих голосовых связок:
Натали! Быстрее! Сделай что-нибудь! Мне срочно нужна твоя помощь!
Но служанка опять пялилась в телевизор. Эгоизм этой человеческой самки меня просто поражал. Она думала только о себе.
Я встала между нею и экраном, но Натали, вместо того чтобы погладить и помочь, лишь отодвинула меня, чтобы я не мешала.
То же самое, что пытаться говорить с карасиком. И тогда я решила сделать «это» сама, в своей корзине, лишний раз убедившись в справедливости интуиции, всегда подсказывавшей мне, что ты в этом мире совершенно одна и надеяться на кого-то нет никакого смысла.
Феликс предложил свою помощь, но я понимала, что проку от него не будет никакого, а если он еще и начнет всюду лезть, то и вовсе навредит больше чем кто-либо.
Белый ангорский самец не сводил с меня своих желтых глаз, вся его физиономия выражала полнейшее отупение.
Я разрешила ему остаться при условии, что он не будет ни во что вмешиваться. Он конечно же отец, но не более того.
Животик судорожно сокращался, меня все больше захлестывала боль. Схватки участились. Я знала, что Феликсу было меня жалко, но разве может самец в действительности понять, что в такие минуты ощущает самка?
Потом я почувствовала, как что-то внутри стало смещаться в низ живота.
Я удобнее легла в корзине и спустя мгновение увидела, как из меня показалась мокрая головка с закрытыми глазами. Три мощных толчка и маленькое тельце уже было снаружи.
Ну вот, дело сделано. Я только что родила котенка.
Маленький черный комочек медленно шевелил лапками, но глаз по-прежнему не открывал. Повинуясь инстинкту, я перегрызла пуповину. Вкус специфический, но, в конечном итоге, приятный, поэтому я ее проглотила. Это же надо – поедать собственную плоть! Потом я лизнула вытекавшую из меня жидкость и тоже нашла ее восхитительной.
Склонившись, чтобы облизать котенка, я ощутила новую схватку. Это рвался наружу еще один. Он появился на свет точно так же, как и первый, но оказался совершенно белым.
В целом я произвела на свет шестерых котят.
Одного черного, одного белого, двух белых с черными пятнами, серого и… рыжего.
Глазки у всех были закрыты, их покрывала липкая субстанция, вытекавшая из моего тела. Я всех их по очереди облизала.
Один из них, серый, не двигался. Я инстинктивно знала, что должна была делать (его надо было съесть), но чувствовала, что для этого мне не хватит смелости.
Я оттолкнула его подальше и позволила пятерым остальным расположиться у моих сосков, которые опять зачесались.
Все малыши, не открывая глаз и, вероятно, ориентируясь по запаху, подползли и прильнули ртами к моему животику.
Они жадно сосали из меня молоко. Ощущение было новым и довольно приятным, хотя и немного болезненным (рыжий котенок меня укусил; я его почему-то совсем не чувствовала).
Внутри ощущались пустота, но вместе с тем и облегчение. Меня накрыла волна необычайной нежности.
Мне было хорошо, даже очень хорошо.
Я подумала, что теперь наконец имею детей, и ощутила в груди прилив счастья. После тягостного ожидания и мучений жизнь выбрала меня для продолжения рода.
Феликс подошел и лизнул мой лоб. Должна признаться, что в то мгновение я по достоинству оценила этот его бесценный жест.
– Сделай одолжение, займись серым котенком.
Он поднял маленькое тельце и исчез. А вернувшись, нежно склонился над пятью пушистыми комочками.
– Это наши дети, – взволнованно прошептал он.
Я не посмела сказать ему, что за несколько дней до нашего первого акта любви занималась тем же самым и с другими самцами нашего квартала.
– Они красивы, – добавил он.
Я навострила уши, пытаясь понять, чем занималась Натали, но услышала лишь звуки телевизора. Значит, ее по-прежнему завораживает война.
Если в них жизненная энергия угасала, то я, наоборот, ощутила новый ее прилив.
– Феликс, а что ты сделал с серым котенком?
– Положил у ног Натали. Когда эта черная плита перестанет поглощать все ее внимание, она его увидит и все поймет.
В этот самый момент я действительно услышала крик, очень похожий на тот, что вырвался из груди служанки, когда она увидела преподнесенную мной в подарок мышку. Я услышала, как Натали вскочила и куда-то побежала. Потом увидела, что она взяла совок и пластиковый пакет.
Наконец она соблаговолила проявить ко мне интерес. В ее волнах я не почувствовала ни осуждения, ни упрека. Служанка улыбнулась мне, погладила по головке и несколько раз почесала под подбородком.
Я решила, что она решила меня так поздравить. В самый раз, ведь в этот момент я, как никогда, нуждалась в утешении и поддержке.
Натали опять меня погладила и протянула блюдце молока (наверное, подумала, что, чем больше я буду его пить, тем больше буду вырабатывать своего собственного). Чтобы сделать ей приятное, я принялась лакать.
А потом вспомнила о сером котенке, которого она сунула в пакет. Вполне возможно, что в прошлом рефлекс поедать свое собственное потомство способствовал выживанию изголодавшихся, обессилевших матерей. Но теперь, когда я стала «цивилизованной», это кажется мне каким-то… неуместным. Я даже подумала, что мы, кошки, имеем полное право на посмертную мумификацию и маску, а хоронить нас должны с почестями.
К примеру, служанка ради приличия могла бы сбрить себе брови в знак траура по моему погибшему серому детенышу.
Но пока она скорее занималась тем, что снимала на смартфон моих котят и кому-то звонила, несколько раз повторив мое имя жизнерадостным голосом.
В этот самый момент явился Пифагор.
Должно быть, вошел в дом через отверстие для кошек.
– Браво, – мяукнул он и лизнул мне спинку, приведя в совершеннейший восторг.
– Где ты был?
Понимая, что я хочу побыть с сиамцем наедине, Феликс не стал устраивать сцен и направился к своей миске, чтобы дать нам поговорить о самом сокровенном. Я по достоинству оценила его деликатность.
– Ты исчез, меня без конца терзали беспокойство и страх, что мы с тобой больше никогда не увидимся, – призналась я.
– Моей служанке нужно было провести надо мной ряд сложных опытов. Она отвезла меня в деревенский дом, чтобы поэкспериментировать с техническими средствами, которых здесь у нее нет.
– Опытов?
– Она хотела внести дальнейшие усовершенствования в мой «Третий Глаз».
– Чтобы ты стал еще умнее?
– Чтобы я мог еще лучше понимать их мир. Ведь история набирает обороты, и я должен быть готов в любую минуту в нее вмешаться.
Пифагор вновь напустил на себя загадочный вид, производивший на меня такое впечатление. Я не понимала, о чем он говорил, но считала, что он вовлечен в некий процесс, выходивший за рамки моего понимания.
– Ты давно вернулся?
– Несколько минут назад. И сразу почувствовал, что должен тебя увидеть.
Потом он, в свою очередь, тоже стал облизывать моих котят, даже не спросив у меня разрешения.
Я показала ему на рыжего, самого агрессивного:
– Скорее всего, их отец Феликс. Он белого цвета, я белая с черными пятнами. Как у нас мог получиться такой вот детеныш?
– Законы генетики, – туманно ответил Пифагор.
Я показала ему мое новое ожерелье.
– Очень красиво, хотя это не простое украшение. Служанка подарила тебе весьма своеобразное колье, которое в действительности представляет собой маяк GPS. Наверное, испугалась, когда ты устроила себе экскурсию на ее стройку, и решила впредь не допускать чего-либо подобного.
Хотя меня это и в немалой степени разозлило, я все же испытала облегчение от того, что теперь не смогу никогда потеряться.
Пифагор показал на котят:
– Они не все будут жить с тобой.
– Да? Почему это?
– Люди редко оставляют у себя весь выводок.
– И что же они с ними делают?
– По-разному. Продают, дарят или даже… топят.
– Что?!
– Человеческие особи всегда так поступали. В этом нет ровным счетом ничего необычного. У твоей служанки двое взрослых кошек, ты и Феликс, если дать ей еще пятерых, она с ними попросту не справится.
– Но это ведь мои дети!
– В ее человеческом представлении твои котята принадлежат ей.
– Это мой дом, а она моя служанка.
– Она человек и живет по правилам, принятым в их обществе. Не забывай, что они считают себя главенствующим видом.
– Значит, мне больше чем когда-либо надо наладить с ней общение, хотя бы для того, чтобы сказать, что я хочу оставить детей и готова заниматься ими сама, сколько бы их ни было.
– Если у тебя получится, я очень удивлюсь.
– Пифагор, помоги мне, у тебя же есть «Третий Глаз».
– Вынужден напомнить тебе, что я могу лишь принимать человеческую информацию, но не передавать ее.
– В один прекрасный день я смогу наладить прямой двухсторонний контакт между нашими видами! – решительно заявила ему я. – И тогда растолкую людям, что нужно делать.
Пифагор в упор посмотрел на меня своими большими синими глазами:
– Думаю, что в данный момент у них есть заботы поважнее, чем прислушиваться к мнению кошек. Не знаю, смотрела ли ты в последнее время новости, но с этими манифестациями, столкновениями и терроризмом человечество стоит на грани настоящей войны.
– А от настоящей войны кашляешь и блюешь еще больше, чем от «манифестаций»?
– Вместо того чтобы швырять друг в друга коктейли Молотова и дымовые шашки, люди стреляют друг в друга из автоматов (ты уже видела их, это те самые палки, которые изрыгают огонь), а также забрасывают врага гранатами и бомбами. Взрыв одной из них мы с тобой тоже уже издали наблюдали. Это вызывает куда более масштабные разрушения.
– Интересное у нас получается начало дня: сначала ты заявляешь, что служанка собирается подарить (продать или убить) моих детей, а потом добавляешь, что здесь вот-вот разразится война.
– Я бы очень хотел сообщить тебе, Бастет, новости получше, но не могу.
В дверь позвонили. Это с визитом к Натали явилась ее соседка Софи. Она тут же схватила котят, уложила их на бархатную подушку, и две человеческие самки в экстазе уставились на произведенное мной на свет потомство, то и дело повторяя мое имя. Потом стали смартфонами делать фотографии, сверкая вспышками. После чего я услышала имя Пифагора.
– Мне нужно поменьше с тобой общаться, – сказал сиамец, – моя служанка, похоже, волнуется, что я сюда хожу.
– Чего она боится?
– Что я расскажу тебе «слишком» много.
На прощание мы потерлись друг о друга мордочками. Обожаю, когда сиамец задевает меня своим маленьким носиком. Наши усы тоже соприкоснулись, потом Пифагор зарылся головой в мою шею и пару раз легонько боднул, будто отталкивая.
Я без ума, когда он так делает.
Потом служанка взяла его на руки, и они ушли. Натали положила мне обратно котят, которые тут же прильнули к моим соскам.
От контакта с их изголодавшимися ртами у меня возникло ощущение, что их ко мне пришили и никто в жизни не сможет нас разлучить.
Когда котята поели и уснули, я облизала каждого из них и приподняла за шкирку, как когда-то меня приподнимала мать.
От этого ни один из них даже не проснулся.
Потом я спрятала их в углу подвала, чтобы их не нашла Натали, и стала над ними тихонько урчать, приучая к этому звуковому ориентиру.
Я задумалась. Обязательно должно быть какое-то решение. Мне нужно выработать стратегию, чтобы спасти их от смерти.
Убедившись, что все котята крепко спят, я поднялась в комнату служанки. Она лежала в постели, лицо ее покрывал пахнувший огурцами крем. Я легла рядом и услышала, как бьется ее сердце.
Я заурчала на средней частоте:
Не надо никому дарить и тем более убивать котят. Я хочу оставить малышей и буду ухаживать за ними сама.
Повторив этот посыл несколько раз, я заметила, что глазные яблоки под веками Натали двигались в разные стороны, что свидетельствовало об активной мозговой деятельности. Ей снился сон. Как же я хотела на него повлиять, чтобы заставить ее отказаться от гибельных планов. Ее левая рука разжалась и сжалась опять.
Она повернулась и захрапела. Тело ее расслабилось.
Надеюсь, она меня поняла.
Я вернулась к котятам и, в свою очередь, тоже уснула.
Ночью мне приснился на удивление приятный сон. Вместе с котятами я, снова гибкая, стройная и мускулистая, неслась по лесу. Мы промчались по тропинке, выбежали на поляну и все вместе стали кататься в траве.
Сквозь заросли папоротника пробивались солнечные лучи, в воздухе, подгоняемая жарой, носилась цветочная пыльца. Над нами выводила трели малиновка. Вокруг порхали бабочки. Пятеро котят носились как угорелые, восторгаясь каждым уголком леса, каждым камешком, встречавшимся им на пути.
