12
Злодейство
Меня кто-то ущипнул.
Я проснулась от маленьких ротиков моих детей, припавших к соскам. Ощущение, с одной стороны, было болезненным, с другой – приносило успокоение.
Глазки котята так и не открыли. Я мяукнула, но реакции не дождалась. По всей видимости, в первые дни после рождения они не только слепы, но и глухи. И только благодаря запаху могут добраться до распределителя моего материнского молока.
Как обращаться с детьми, я не знала. Для меня это было трудновато, но нужно было привыкать к присутствию пятерых живых существ, которым постоянно что-то было надо.
Я облизывала их и урчала, потому что больше ничего не умела.
Рыжий котенок опять кусал меня сильнее остальных и расталкивал братьев, чтобы прильнуть к самым набухшим моим соскам. Что ни говори, а мне было удивительно видеть, как этот малыш, у которого даже еще не открылись глаза, уже осознает необходимость устранять конкурентов.
Некоторые просто рождены доминировать над другими.
Таковы первые итоги борьбы за выживание – вероятно, объяснил бы мне Пифагор. Но на данный момент у меня были дела поважнее возвышенных дискуссий с сиамским учителем. В дверь позвонили.
Я поднялась по лестнице и вышла из подвала посмотреть, в чем дело. К моей величайшей досаде, к Натали опять явился Томас.
После случая с туфлями я надеялась, что избавилась от него раз и навсегда. Служанка заговорила с ним взволнованным голосом, чего я очень не люблю, и несколько раз повторила мое имя. Потом повела в подвал, где мяукали мои котята, прося их снова покормить.
Я побежала их защитить, но было слишком поздно. Томас склонился над ними и оглядывал с видом, который мне совсем не понравился.
Все мое естество тут же приготовилось к атаке – зрачки расширились, усы припали к щекам, а уши к голове, хвост угрожающе поднялся, я ощетинилась, выгнула спину, открыла пасть, обнажила клыки, выпустила когти и принялась царапать землю.
Не подходи!
Я уже собралась было прыгнуть на Томаса, но, вместо того чтобы обратиться в бегство или принять бой, он расхохотался и стал тыкать в меня пальцем, без конца повторяя мое имя.
Эта человеческая особь, похоже, еще не поняла, с кем имеет дело.
Я стала одну за другой принимать угрожающие позы. Они нагнали бы страху на кого угодно, но только не на него. Томас лишь пожал плечами, вытащил свою лазерную указку и направил на пол прямо передо мной.
О нет! Что угодно, только не это пятнышко красного света! Разве можно устоять перед таким соблазном?
Вполне очевидно, что я, помимо своей воли, бросилась догонять вечно убегающий блик. Мне нужно было любой ценой поймать этот солнечный зайчик, даже если я знала, что им управляет Томас. Он направил указку на мой хвост, и я, как и в прошлый раз, закружилась, пытаясь его поймать.
Воспользовавшись тем, что он отвлек мое внимание, Натали схватила котят и куда-то унесла. К тому моменту, как ко мне вернулась способность трезво мыслить, они уже заперлись в ванной.
Я с разбегу бросилась на ручку. (Ах, как же меня бесит, что я не умею открывать двери.)
До меня донеслось мяуканье котят.
Напрасно я старалась вонзить в древесину когти. Через тонкую перегородку до моего слуха доносился звук льющейся в раковине воды.
Натали проворно выскочила из ванной и тут же захлопнула за собой дверь, не давая мне войти. Потом попыталась меня поймать, но я ее к себе не подпустила и стала еще сильнее царапаться в дверь.
Я не знала, что там происходит, но понимала, что должна сделать все, чтобы этому помешать. Детеныши мяукали. Я отвечала им тем же и, выпустив полностью когти, старалась глубже вонзить их в деревянную панель.
Натали спустилась в подвал, взяла на руки единственного котенка, которого они решили пощадить, и стала его гладить, будто желая показать мне, что питает к нему самые нежные чувства.
А остальные?
Натали, казалось, поняла мой вопрос – в ее голосе, когда она заговорила со мной на своем непонятном человеческом языке, явственно чувствовались успокаивающие нотки. Мяуканье по ту сторону двери в одночасье прекратилось, я услышала характерный звук сливаемой в унитазе воды и задрожала от ужаса.
Слив загрохотал еще раз, потом еще и еще.
Нет! Это невозможно! Они не могли такого сотворить!
Наконец Томас открыл дверь. Котят нигде не было.
КУДА ОНИ ПОДЕВАЛИСЬ?
Томас погубил четверых моих детей! Я вытянула вперед лапы и прыгнула на него, метя в глаза. Но он, не дожидаясь, когда я вцеплюсь острыми как бритва когтями в его глазницы, резко отшвырнул меня, буквально впечатав в стену.
Ах, как же она несправедлива, эта власть людей, которую они присвоили себе только потому, что превосходят нас по размерам, ходят на двух задних лапах, а большие пальцы их рук смотрят совсем не в ту сторону, что остальные…
Я вновь бросилась в атаку, но на этот раз Томас отшвырнул меня пинком. В этот момент меня схватила Натали, лишив последней возможности отомстить. Она стала что-то тихо говорить, мне даже послышались в ее голосе едва сдерживаемые рыдания и показалось, что по щеке служанки покатилась слеза. Может, она сжалилась надо мной? Но тогда почему не защитила? Сколько я ни протестовала, она отнесла меня в подвал и там заперла.
Предательница!
Я вдруг поняла, что она позвала Томаса только для того, чтобы убить моих детей, потому что у нее самой на это не хватило смелости.
Сидя в темноте, я вынашивала планы мести. Натали была мне ненавистна. Кто дал ей право кастрировать самцов и воровать у матери детей? Представители этого вида, должно быть, чувствуют себя гораздо выше нас, раз относятся к кошкам с таким презрением!
Я ненавидела людей.
Как они посмели со мной так поступить?
Я помышляла о мести и желала им смерти. Всем и каждому. Пусть поубивают друг друга своими войнами и террористическими атаками. Нет, на это уйдет слишком много времени. Я сама должна нанести точный, молниеносный удар.
Меня охватила такая ярость, что я переколотила в подвале все, что попадалось на пути. Сбросила банки с вареньем, разбила бутылки с вином, разодрала все, что было сделано из материи или бумаги.
Да кем они себя возомнили, эти люди?! Лес и траву они превратили в бетонные города, дерево пустили на мебель, а нам отвели роль игрушек одноразового использования! Ведь мы для них всего лишь безделушки, которые, наигравшись, выбрасывают на помойку, как любой другой предмет, больше не радующий глаз.
Нет, я больше не желаю налаживать с ними контакт; единственное, чего мне хочется, это их уничтожить. Всех. Чтобы ни один не выжил. Даже Натали. Я немного успокоилась, сделала глубокий вдох и выдохнула.
Порушив в подвале все, что только можно, я совершенно обессилела и забилась в угол, где до этого прятала котят в надежде их спасти. В воздухе все еще витал их запах.
Наконец мне удалось уснуть. Мне приснился сон, в котором я опять была богиней Бастет и стояла в храме города Бубастис. На мне было платье, на ногах туфли, шею украшало ожерелье, очень похожее на маячок GPS, но с гораздо большим кулоном.
Вокруг распростерлись тысячи людей, поклонявшихся мне и хором скандировавших мое имя: «Бас-тет! Бас-тет!»
Я повелела им принести в жертву их детей. Матери принесли их в корзинах. По моему приказу в живых оставили только пятерых, чтобы они положили начало новому поколению – смиренному и рабски покорному. «По возможности, пощадите рыжих».
Других новорожденных бросали в унитаз, я дергала за ручку, и они друг за другом исчезали в водовороте.
Рядом стоял Пифагор.
– Ты слишком строга с ними, Бастет, – мяукнул он.
– Поступая так же, как они, я заставлю их осознать, что они творят.
Потом я приказала человеческим самцам выстроиться в колонну по одному. Стражи стали их по очереди забирать и куда-то уводить. Когда они возвращались, на паху у них красовалась повязка, в руках они держали банки с бежевым шариками.
«Теперь любуйтесь ими сколько угодно, – заявила я своей верной охране. – При желании их можно даже вставить в ожерелья, которые вы будете носить на шее».
После этого я кивнула стражам, велев устроить Томасу пытку красным, вечно убегающим лазером. Как он ни сопротивлялся, а избежать назначенного мной наказания все же не смог. Человеческий самец вскочил и бросился за зайчиком, а когда тот упал ему на руку, укусил себя до крови и расхохотался.
Я приказала привести мою служанку Натали. Она тут же упала к моим ногам.
– Прости меня, Бастет, я не ведала, что делаю, – промяукала она на моем языке.
– Раньше нужно было каяться, – отрезала я.
– Сжалься надо мной, Бастет!
– До этого я еще могла бы тебя пощадить, но того, что ты сделала, исправить нельзя. Нет тебе прощения.
Я приказала стражам запереть Натали в комнате, где она не могла достать до ручки двери. Она прыгала, царапалась, но взять высоту, чтобы выйти, так и не смогла.
Пифагор коснулся моей руки:
– Ты слишком жестока с людьми, в конечном счете, они сотворили все это зло исключительно по незнанию.
Я строго ему ответила:
– Люди, все как один, ответят за убийство моих котят. Им достаточно было всего лишь подумать, перед тем как совершать это злодейство.
Меня разбудил скрип двери подвала. На верхней ступеньке лестницы виднелся силуэт, четко выделявшийся на фоне дверного проема. Я сжалась как пружина, готовая броситься на нового непрошеного двуногого гостя.
Это была Натали. На руках у нее был рыжий котенок, которого она гладила и произносила одно слово: «Анджело».
Когда она несколько раз его повторила, я поняла, что это его имя.
Он мяукал – ему хотелось есть.
Броситься на нее я не осмелилась.
Такая вот дилемма.
Натали положила рядом маленький рыжий пушистый комочек. Я сопротивляться не стала, а когда он присосался ко мне своим жадным ротиком, испытала облегчение.
Потом вытянулась, чтобы ему было удобнее.
Месть немного подождет.
Вместе с молоком Анджело высасывал из меня и ярость.
Такая вот у меня была жизнь – я не выбирала себе служанку, не выбирала дом, не выбирала имя, не выбирала самца и не выбирала, кого из моих котят оставить в живых.
Как только Анджело насытился, я тихонько от него отстранилась и положила спать в углу. Потом, воспользовавшись тем, что дверь в подвал осталась незапертой, направилась в дом.
Натали сидела на кухне и в одиночестве что-то ела. Томаса не было.
Увидев приоткрытую дверь в ванную, я вошла внутрь, склонилась над унитазом и попила стоявшей там воды, чтобы определить, не осталось ли в ней немного запаха моих котят. Потом подошла к рулону туалетной бумаги, разодрала его когтями, размотала на всю длину, порвала на мелкие кусочки и разбросала по всему полу – обычно Натали это приводит в бешенство.
Потом подбежала к дивану, оторвала украшавшие его помпоны, вонзила когти в бархат и стала выдирать большие куски чего-то мягкого и белого. Что бы еще такого сделать Натали в наказание?
Я опрокинула вазу, которая упала на пол и разбилась на мелкие кусочки.
Потом набросилась на листья комнатного растения у входа, немного пожевала их и выплюнула: смотри, служанка, что я сделала с твоим рододендроном! Запрыгнула на стол, перекусила провод мышки ее компьютера и вонзила зубы в питающий шнур стереосистемы, но в этот момент меня шибануло по зубам током. А когда мне всего этого показалось мало, направилась в спальню и щедро оросила подушку своей мочой.
В довершение всего я задними лапами, будто собака, разбросала по всей комнате испражнения из своего лотка, а в сумочку Натали срыгнула несколько липких комочков шерсти.
Потом, утомившись от всего этого разорения, вернулась к Анджело и помогла ему устроиться у своих сосков. Как же трудно быть одновременно матерью и воинственной мстительницей! Он опять проголодался, мой малыш. До гибели братьев ему, похоже, не было никакого дела.
– Давай, Анджело, ешь. К тому, что произошло, ты не имеешь никакого отношения.
Я положила ему на грудку лапку и почувствовала едва слышное биение. Жизнь.
Все мы лишь резервуары, помогающие жизни циркулировать в наших телах, распространяясь все дальше и дальше.
