Глава 21

Стопарь присвистнул, после чего перевел взгляд на меня и с жаром произнес:

— Ну, и? Блажь не прошла еще? Как ты это себе представляешь?

— Да… — Чер, не рискуя говорить прямо, как кузнец, только вздохнул. И по его лицу, и по выражению многих, мне стало ясно — затея с добычей цветка, для них выглядит как настоящее сумасшествие… что, в общем, было недалеко от истины. Но я не мог отступить!

— Провал был еще выше. Но, там как-то это не ощущалось… — Ната тоже задрала голову и внимательно изучала отвесный склон, вставший пред нами непреодолимой стеной. Пару лет тому назад мы вот так же стояли перед исполинами — только, с противоположной стороны! Но тогда мне и в голову не приходила мысль забраться на их вершину!

— Пока — никак. Не знаю…

Стопарь с сожалением вздохнул, поправил поклажу за спиной и молча, развернул пхая — «что говорить с умалишенным?» Остальные просто ждали моих распоряжений. А я, внезапно осознав правоту всех доводов, мучительно искал выход… Как? Как это сделать?

— …Привыкла ничему не удивляться, но сейчас — вновь задаю себе вопрос! — откуда это?

— А откуда все остальное? — Чер спокойно ответил Джен, потрясенной открывшимся видом. Я вспомнил, что девушка никогда раньше не была у подножья этих скал…

— Откуда горы, каньон, провал? Как говорил Док — нас малость потрясло… и сдвинуло. Все его умные слова повторять не буду — сама спросишь, если желание не пропадет! — но суть одна. Землю так скорежило, что удивляться уже и не стоит… Хотя, меня эти скалы тоже впечатлили, когда первый раз приблизился. Словно кто-то кинул гребень, как в сказке — и тот вырос такой, вот, стеной… Не обойти, не проехать. Сова — сколько идти отсюда к болоту, где раньше был проход?

— Пять переходов, если пешком. Но сейчас мой брат сидит на пхае, и дорога стала короче. Только это не имеет смысла — вода давно залила прежние тропы, и, если следопыт не умеет дышать, как рыба — этот путь не для человека.

— Хорошая защита от зверья с той стороны…

— Возможно. Но, с нашей — его намного больше. Впрочем, спроси об этом Дара — это вождь жил там, пока не решил, переселиться к синей реке.

— Там его меньше… — я нехотя ответил на вопрос охотника. — Да, ты и сам мог убедиться, когда мы убегали от Грева. Степи не столь сильно заросли, больше похожи на привычные, по еще тому, прежнему миру, и животных, куда как не богато, в сравнении с нашей долиной. А все — эти вот самые скалы… Исполины.

Высота впечатляла. Далеко не тот сумасшедший спуск и подъем, преодоленный однажды в провале — но и это, стена не из самых маленьких. А когда представил, как буду карабкаться, без всякой страховки, по отполированному ветром и дождями, каменному зеркалу, идея добыть цветок, стала казаться нереальной… Белая Сова, так же с сомнением смотрел на возвышавшуюся громаду, не видя на ней и малейших зацепок для клиньев, или выступов, на которые можно поставить ногу.

— Мой брат решает, что делать?

— Угу… Я не любитель карабкаться по подобным кручам, сам знаешь. В твоем красочном описании, как-то мало было, про сами скалы…

— Сова предупреждал. Или, мой брат впервые видит Каменные Исполины так близко?

— Нет, конечно. Давно, еще до встречи с тобой, мы как-то приблизились к ним — с той стороны. И не раз… Я очень сильно удивился, откуда они появились. Правда, меня больше интересовало, как их обойти… И лезть наверх нужды не возникало.

— Ее и сейчас нет.

— Но я обещал, что вернусь назад с цветком!

— Прихоть женщины дорого стоит. Еще большего — такой женщины, как Элина. Но ты не ответил?

Я скорчил гримасу. Это, действительно, была прихоть — но прихоть беременной, а не просто женщины. И не просто женщины — а моей жены! Сова закусил губу — он чувствовал, что косвенно виноват в том, что происходит. Его рассказ и принесенный им цветок, подвигли меня на это поход, не оправданным ничем иным, как желанием угодить измученной ожиданием ребенка, Элине. Обещание было дано…

Сова не оставил без внимания мое смущение — и тактично заметил:

— Что случилось, то случилось. Мы пришли и все могут увидеть, как непросто исполнить просьбу Огненной красавицы… Это не только опасно — это вообще, невозможно. Разве у моего брата есть крылья?

— Крылья?

Что-то мелькнуло в голове — я напряженно искал выход в создавшейся ситуации, совершенно отчетливо понимая, что по этим стенам не взберется никто, каким бы снаряжением он не обладал. Но какое именно нам снаряжение сейчас нужно?

— Мой брат дал опрометчивое слово. И Маленький Ветерок была права, уговаривая тебя отказаться от задуманного. Никто не сможет попасть на вершину.

— Я попробую это сделать…

Он печально вздохнул, красноречиво поднеся ладонь ко лбу — жест, не требующий пояснений.

Ната, не дождавшись приказа, сама увела людей прочь, оставив нас с индейцем наедине. Я не вмешивался — тем, кто годами скитался по этим травам, не было нужды объяснять, что делать. Кто-то отправился за хворостом для костра, кто-то — доставал пригодившиеся куски мяса убитого теленка. Девушки расчищали место стоянки, а Чер, в первую очередь, заботясь о лошадях, повел стадо пхаев на луг, где высилась сочная и все еще зеленая трава.

— Ты уверен, что нашел его именно здесь? Ветер мог принести цветок и из другого места?

— Ветер не тревожил этих камней в тот день. Сова стоял у самого подножья — и лепестки коснулись его волос, прежде чем упасть на эту россыпь. И, кроме того… — он жестом позвал меня за собой, удаляясь на несколько шагов от скалы в сторону.

— Посмотри отсюда. Солнце еще не вышло из-за камней, ты должен увидеть…

— Куда смотреть?

Сова терпеливо указал на вершину.

— Туда, куда же еще. Старайся зацепиться взглядом, за правый край… видишь сполохи?

— Да, — я согласился с индейцем. — Вроде, что-то сверкает.

— Ты помнишь, как сиял этот цветок всего лишь при скудном свете очага? На что должен быть способен другой, не оторванный от корней? Каким будет тот, который остался на вершине? Только стекло или кусок кварца мог бы так блестеть, а ведь еще нет солнца.

— Ты прав. Наверное, это как раз, то место… но легче от этого не стало. Прости, я усомнился в твоих словах, шаман.

— Я не всегда был шаманом, — Сова неожиданно согласился. — И индейцем… Ты называешь меня так, почти поверив в это. Но кто знает, могу ли я сам себя им считать?

— Вот это новость? — я с удивлением посмотрел на Сову. — Что я слышу? Ты стал сомневаться в своих словах? Дела…

— Не сомневаться. Просто я раньше начал… такую жизнь. Ты не виноват передо мной — я, и в самом деле, мог перепутать. Серый Лев не умеет видеть будущее, как Стара, он больше думает о жизни людей, об их настоящем.

— Ага. Шаман должен думать обо всем. И о бредовой идее добыть цветок, возникшей у его брата… Оно тебе надо?

— Раньше Сова не считал себя ответственным за души людей. Мир был привычным и незыблемым. Вы, в городах, жили по своим законам, я искал воли в природе. Не было тех проблем, какие приходится решать сейчас, но были иные. Что-то лучше, что-то хуже. Теперь мир изменился. Большей частью, вернее, всей — вне нас. И нам, оставшимся, нужно найти свое место в нем — иначе становится непонятно, зачем мы вообще выжили в этом кошмаре? Сова стал шаманом, чтобы лечить не только тела — но души! Он сам вызывает свои сны, ищет ответы… и они не обманывали его до сих пор. Ты можешь называть это как хочешь — предвидением, или, чем еще… Я — знанием предков. А они не могут обманывать своих детей.

— И что говорят тебе предки?

— Помоги своему брату! — Сова лаконично указал на вершину. — Раз это нужно… одной из его скво.

— Да уж… хорошо, что одной, — я так же задрал голову наверх. — Раньше меня бы просто посадили за двоеженство. Впрочем, в той жизни, этим юным красавицам и нужды бы не возникло, смотреть в мою сторону.

— Но ты живешь в этой. И неплохо — многие мужчины хотели бы иметь столько и таких девушек у своего очага!

— А кто мешает? Женщин в долине больше нас, только выбирай. Да и Сове, привести в свой типи, еще одну женщину, разве сложно? — я вспомнил наш разговор с Натой, по поводу Ульдэ, и подумал, что подобные вопросы, похоже, не дают покоя не только нам… — Разве мало красивых девушек в прерии?

— Но среди них нет Дины.

— Твоя боль длится вечно… Хотя, если помню, не отказываешься от предложенного гостеприимства.

Он нахмурился, и я добавил:

— Прости, если это не так — беру свои слова обратно.

Сова спокойно отмахнулся на мои извинения:

— А мой брат может привести в форт еще одну жену? Сова слышал гневные речи только одной из них… А что будет, если они узнают о сопернице? Нет, хоть ты и вождь, и намного старше и опытнее их — но не рискнешь так поступить, не заручившись согласием хотя бы Маленького Ветерка.

— Ну, мне и не надо. Никогда не считал гарем нормой для себя, или, кого бы то ни было.

— А кто решил за индейца, что нужно ему? Зорька — прекрасная подруга бродяге-шаману. А для постели индеец всегда может пригласить любую. С некоторых пор, Зорька не считает это изменой… Кстати, мы здесь не из-за моей скво. Это — твои женщины — не забыл?

— Нет.

Солнце перевалило через каменный склон, и скопище скал мгновенно залило ослепительным светом — он отражался от отполированной ветрами поверхности, как от зеркал, слепя глаза.

— Днем не стоит и пытаться. Этот свет…

Сова согласно кивнул:

— Подождем вечера. Хотя Сова до сих пор не понимает, как его брат хочет взлететь к вершине…

И опять смутная, еще не оформившаяся мысль, промелькнула в сознании… Я представил себе размочаленные в прах, перья гигантского орла, потоки воздуха, обдувающие его крылья на высоте…

— Черт! Я, кажется, знаю!

Сова с сожалением посмотрел на меня:

— Еще не стало жарко, а мой брат уже перегрелся. И что?

— Пошли к остальным.

— Ты что-то придумал?

— Да. Мы ведь не дикари? Остатки цивилизации, еще не совсем стерлись? Нет тех инструментов, нет приборов, нет даже возможности их создать — но ведь головы остались?

Сова спокойно выслушал мой монолог и снова спросил:

— Если сравнивать с той идей, которая завела моего брата сюда — есть сомнения… Ну, допустим. Остались. И что?

— Здесь в изобилии растут какие-то травы, сильно напоминающие прежний, самый обычный лопух. И вид у них очень похож, и вообще… кроме одного. У них очень крепкие, мощные листья. Оторвать просто руками, почти невозможно. Я пробовал однажды. И разорвать — тоже! Если их обрубить у основания, да сшить вместе, проклеить места соединений, чтобы не пропускали воздух, потом растянуть над костром, повыше…

— Мой брат хочет сделать воздушный шар?

Я азартно кивнул. Сова пожал плечами:

— Может быть… Но, листья могут скукожиться от нагрева, и их нужно очень много. Если даже Стопарь и сделает то, что ты хочешь — получиться просто один, большой травяной мешок… Мой брат пробовал надуть мешок? Потом — поддерживать постоянное горение нечем. В итоге — скорее игрушка, чем, действительно, что-то стоящее. И, самое главное — зачем? Он, твой шар, не сможет поднять корзину — для этого требуется что-то более подходящее, вроде настоящей ткани, но тут столько работы, что…

— Нет, Сова. Мне не нужна корзина! Достаточно, чтобы этого запаса воздуха хватило только на меня. Мы наполним этот шар горячим воздухом прямо у подножья, я привяжу его к себе — и тогда, став как минимум вдвое легче, мне будет проще взобраться по скале!

Он посмотрел на меня с некоторым недоверием, потом вздохнул:

— Серый Лев окончательно ослаб головой… Что ж, это его решение. Но не мешало бы проверить.

Вернувшись в лагерь, я позвал Стопаря. Кузнец, молча, выслушал мой план и только причмокивал, красноречиво поглядывая на остальных. Тем не менее, все рьяно взялись за работу. Ближе к обеду, листья, нарубленные мужчинами в рощице, сшитые и пропитанные клейким соком растений, уже лежали на земле. Стопарь колдовал над костром, собирая хитроумное приспособления, позволяющее натянуть эти «шкуры» на безопасном расстоянии от огня. Чер плел крепкую и легкую сеть из травы, благо вокруг ее росло предостаточно. Ульдэ и Ната вырезали из дерева прочные клинья, набивая ими заплечный мешок. Волос, растянув заранее приготовленные веревки, слегка натягивал их, проверяя на прочность. Когда все было готово, кузнец с помощью остальных мужчин натянул полотнище над костром — и, развеяв сомнения индейца, через полчала оно надулась как настоящий шар, приняв несколько грушевидную форму. Чер вплел в сеть несколько лямок, чтобы вся конструкция могла надеваться мне на плечи, перехватил для надежности ремнем — и вдвоем с Совой, страхуя сам шар от неожиданного взлета, надели его на меня. Все замерли в ожидании… Я почувствовал, как ноги еле-еле отрываются от земли — и все. Стопарь сокрушенно заметил:

— Тяжелый… Прав шаман — это не тебе не резина и не мячик. А листьев больше нет. И перешивать заново — только дыр понаделаем. Да и надуть будет сложнее.

— Достаточно, — я, напротив, был доволен. — Сама идея правильная? Правильная! Именно это и требовалось. Теперь, если я и сорвусь, то этот шар позволит не улететь вниз камнем.

— Пока ты доберешься до вершины, воздух из него весь сдуется. Видишь, как быстро опадает? — Ната тревожно следила за сморщивающимися шкурами шара.

— Сейчас кое-где подмажем, а возле скалы надуем еще сильнее. Ну и облегчить придется, до предела. Мне не нужно оружия, одежды, да вообще — ничего не нужно! Что до обратной дороги… Чер, поищи у себя самую тонкую бечевку, я просто привяжу ее к поясу, по ней вытащу наверх канат и спущусь по нему.

— Ульдэ легче Дара. Она может подняться на шаре, вместо вождя.

Северянка старалась не смотреть мне в глаза, но упрямо стояла на месте, всем своим видом выражая несогласие с моим, на ее взгляд, безрассудным решением…

— Нет, Ульдэ. Он не пустит вместо себя никого другого, — Ната дотронулась до ее плеча, и та нервно отпрянула назад.

— Ульдэ лучше лазает по скалам! Ты знаешь! А он — может разбиться. Кто тогда будет твоим мужем?

Ната изменилась в лице, но промолчала. Я видел, что злые слова охотницы сильно задели мою подругу…

— Это мое дело.

— Вождь долго был без памяти… после сражения со львом! Он ослаб головой! — Все с изумлением смотрели на Ульдэ — никогда девушка не позволяла себе подобных выходок!

— Он болен!

— Ульдэ… — Джен попробовала взять ее за руку, но та рванула свою с такой силой, что Джен едва не упала. В глазах северянки сверкали искорки безумия — и я схватил ее за волосы, принудив, склонится перед собой. На несколько секунд все замерли — такого еще не бывало среди людей форта…

— Пошли со мной.

Не отпуская кос, я чуть ли не повалил ее на землю и практически поволок за собой, направляясь в сторону от костра. Ульдэ, на удивление, затихла, покорившись грубой силе. Мы миновали ошарашенного Волкобоя, застывшего в изумлении, Стопаря, и углубились в заросли и нагромождение камней. За нами никто не следовал — кажется, мое взбешенное состояние заметили все, без исключения…

— Как учат женщин-ульдэ, покорности? Ремнем? Палкой?

— Девушек бьют лозой… — От тихого голоса я сразу пришел в себя. Ульдэ смущенно склонила голову, а потом и вовсе встала на колени.

— Перестань… Не надо.

— Я виновата, Дар.

— Знаю. Слышал. Если поняла — хорошо. Бить тебя? …Бред. И ты прости — сорвался. Пошли назад.

— Нет, — она отрицательно мотнула головой. — Ты не все знаешь. Это я… пыталась тебя отравить.

— Что?!

От потрясения я едва удержался на ногах. Чтобы Ульдэ могла так поступить? Этого просто не могло быть!

— Я подсыпала в твою фляжку измельченные плоды волчьей ягоды. Хотела, чтобы ты напился… и все кончилось.

— Но… Зачем?

— Ульдэ больше не может так! Я не знаю, зачем живу! Этот напиток… кроме ягод я положила порошок тех цветов… Ты, должен был, потерять голову! Ульдэ уже видела вождя пьяным! А потом… Потом Ната обидится — вы станете ругаться. Ты опять уйдешь прочь — а я… Я бы пришла за тобой, и там… на поле. Вождь, опьяненный, не смог бы отказать ей, в таком выборе. После этого, я ушла… навсегда.

Я схватился за голову. Если ее слова — правда, а сомнений в этом уже не оставалось! — то судьба девушки может оказаться очень суровой. Предательство среди жителей форта не прощалось…

— Убей Ульдэ… Или — отправь за цветком. Она сорвется… тогда смерть будет легче. А вождь поймет, что желание Огненноволосой невыполнимо.

— Выполнимо. Теперь, я и в самом деле, не отступлюсь. А ты… молчи. И никогда! Никогда и никому не говори о том, что сказала мне сейчас! Ты поняла?

Ульдэ не ответила. По лицу девушки грязными разводами потекли слезы… Видеть это, зная ее характер, стало невыносимо.

— Все… все. Не надо, девочка… моя.

Я прижал ее к себе. Ульдэ глухо застонала, потом еле слышно произнесла:

— Когда-нибудь, сердце таежной скиталицы не выдержит… Зачем щадишь? Смерть мне легче…

— Нет. Ты будешь жить. Это не повод… для самоубийства.

Она выпрямилась, оттолкнулась от меня и уже более твердым голосом, сказала:

— Ульдэ не говорила, что наложит на себя руки. Она просто хотела стать…

— Я помню. Твое желание оказаться женщиной с моей помощью стало навязчивой идеей.

Она снова опустилась на колени, и я невольно присел рядом. Ульдэ некоторое время просто молчала, а потом тихо произнесла:

— Мне нельзя себя убивать. Наши старики рассказывали… Люди всегда хотят жить. И никогда — умереть. Когда Эдун — ночной шаман, выкатывается на белых рыбах по черному небу, он пересчитывает людские желания. Их должно быть больше, чем в мешке Арбахая — желтого шамана. Эдун — это луна, по-вашему. У нас он мужчина. А Арбахай — солнце.

— Я догадался…

— Если желания, загаданные при свете Арбахая, перевесят — мир изменится. Считается, что эти желания лучше, добрее. Всегда будет много зверя в тайге, детей в чумах, тепла в очаге. Но, так не бывает. Ночных желаний намного больше — и Эдун, спокойно завязывает свой мешок. То, что загадывают ночью, не обязательно желать в темноте… но сами желания — они темные, и перевешивают то, что хотят при свете дня. Говорят, нельзя желать слишком много хорошего — Эдун рассердится и погонит своих рыб по Улаль-халару… Великой реке из звезд. Тогда тьма обрушится на землю и больше не будет никаких желаний.

— Ты загадала темное желание, Ульдэ.

Девушка чуть скривилась:

— Темное — для твоих жен, светлое — для меня… Разве человек знает, что можно считать правильным в своей жизни? Он поступает так, как велят ему его обычаи… или, окружающие его люди. Но всегда ли эти обычаи должны быть такими, и всегда ли те, кто оказался рядом, правы? Хорошо улыбаться при лике Арбахая, говорить о любви и долге — попробуй жить, когда Эдун владеет твоим разумом… и самой жизнью.

— Неужели, твой Эдун настолько силен, что мешает смириться с моим отказом? Ульдэ… никогда в жизни, мне не приходилось выслушивать подобного от женщины… прости, девушки! Любой мужчина просто обязан был исполнить твою просьбу! Но я — не могу… не имею права!

— Право? — Ульдэ подняла на меня, полные грусти и обиды, глаза. — Дар говорит о праве? Кто может запретить вождю? Но Ульдэ знает… его скво — их желание сильнее желания дикарки. Только почему мы здесь, мой вождь? Разве Огненный цветок захотела тот, растущий на вершине, при свете солнца? Может, это Эдун — белый шаман! — занес в ее голову такую страсть к простому лепестку?

Сложно было ответить северянке… Я закусил губу — так просто Ульдэ указала мне, на очевидную всем, прихоть красавицы.

— … Ты сама сказала — ночные желания должны перевешивать те, что мы загадываем при свете дня.

— Да, так. Только великий Эдун уже погнал своих рыб… Огненное Боренье пришло на землю — и нарушилась связь времен. Желание людей смешались… и сгорели. У меня ночное желание… простое. Она потерялась для своего рода, стал чужой. Что ждало ее в тайге, не приди брат, Кульчугай? Человек не может быть один. Я поехала с ним, в большой город, поверила, что наши чумы — не единственное, что есть на земле. Но, твой мир… зачем я ему? Я боялась всего — больших домов, длинных прямых дорог, людей, которых никогда не видела столько, сколько не вместил бы самый большой поселок. Я жалась к брату, а он смеялся и говорил — Ульдэ глупая, хоть и выросла во взрослую девушку. Ее место — нянчить детей в жилище оленевода, или, ждать мужа с охоты, угождая пришлым людям. Ты знаешь об этом, вождь? Да, у нас так… если появлялись такие, как ты — с большой земли! — девушки или жены, по приказу их братьев или мужей, ложились к пришлым в одну постель и укрывались одним одеялом. Считалось, что дети, которые могут появиться, после этого, гораздо сильнее обычных, и уже не будут падать от одного глотка огненной воды. Но брат не заставлял меня ложиться ни к кому — он приносил книги, про которые вспоминает Маленький Ветерок, и показывал картинки. Хотел, чтобы я видела мир. А еще — учила язык, который ты сейчас слышишь.

— И ты неплохо выучилась. Лучше, чем даже Бен, хоть он и получил настоящее образование.

— Но этот язык не понимает мой вождь. Когда пришло Огненное Боренье — Ульдэ снова нашла себя. Когда она встретила Дара — потеряла… Как жить?

Я снова попытался обнять девушку — та отошла назад.

— Ульдэ видела сон. Страшный сон… Ты превратился в зверя.

Я вздрогнул. Холодный пот, словно ледяным фонтаном охладил все тело…

— Ты видела сон? Раньше ты никогда не говорила о снах.

— Ульдэ человек. Она видит сны. Ульдэ не Стара — она не умеет предвидеть будущего. Но, она, знает! Всеобщая мать — Земля! — вздрогнула и отвратилась от своих детей. Они пили ее кровь — черную и вязкую, которую такие как ты, светлокожие, нашли глубоко под местами наших стойбищ. Они остановили ее дыхание — реки! — заперев их свободу в глубоких и стоячих озерах. Они жгут леса, убивают зверей ради забавы, охотятся друг на друга, выпуская громовые стрелы… Разве Дар, этого не видел?

— Дар видел…

— Люди должны уйти с Земли. Наверное, так решил Эдун. Но желание белого шамана — оно ведь, тоже, не для мешка Арбахая? Солнце уберегло последних — вот почему, и ты, и я, сейчас бродим среди этих трав. Почему оно сберегло именно меня? Ульдэ — страшная, грубая и глупая девушка севера, зачем ей жить? Может, потому, что Арбахай знал — ей встретиться такой мужчина, как Дар? Сильный и храбрый, как ее погибший брат? Только такому она могла бы стать… Но он не видит ее сердца.

Ульдэ запнулась, глубоко вздохнула и умолкла — а я не знал, чем ответить девушке, впервые так обреченно и долго повествующей о легендах своего народа, перемешанных с ее собственными желаниями и представлениями счастья…

— Придут другие… Как тот, которого вы упустили в скалах. И ты будешь среди них. Я глупая девушка — не умею понимать того, что мне наслал Эдун в ночном видении. Но я знаю, что сон сбудется. Если Ульдэ не познает мужчины, если ты станешь зверем… зачем жить Ульдэ?

Теперь я, уже не колеблясь, прижал ее к себе, не давая вырваться.

— Успокойся, девочка… успокойся. Я не превращусь в зверя. И твое желание… может быть. Потом.

Она с надеждой посмотрела мне в глаза — и затихла, ничем не отвечая на мои объятия.

— Ты прости меня… Ульдэ. Прости, что так мучаю тебя.

— Ты — мой вождь. Мой мужчина… нет, не мой. Ульдэ все понимает — Дар не хочет обидеть своих жен, Нату и Элину. Ульдэ говорит — она не станет проситься, в их дом… пусть вождь выполнит свое обещание. Но Ульдэ не хочет, если вождь придет к ней только из-за данного слова. Пусть… пусть Дар сам решит — желает ли он сделать Ульдэ женщиной? А она… она примет его выбор и покорится ему.

Слова девушки, перемежаемые слезами и вздрагиванием, сделали больше, чем все ее прежние попытки — я едва удержался, чтобы не уложить ее прямо здесь…

— Ульдэ…

— Мой вождь… пойдет к охотникам. Ната — все поймет. Пойдем…

Ближе к вечеру мы собрались возле подножия. Увидев скалу, многие смущенно умолкли — и вся моя затея стала выглядеть несколько утопичной… Стопарь задрал голову, измерил расстояние до вершины и негромко сказал:

— Как знать… Авось, и получиться. Она гладкая, выступов практически нет — шару зацепиться не за что, значит — не порвется.

— Это и плохо, — Чер, напротив, не разделял его уверенности. — Клин вбить некуда. Щелей не видно. Он же не ящерица, присосок на руках не имеет.

— А зря это все не может быть? — Ната смущенно уводила глаза. — Цветок… Он может, и не растет именно там?

Сова выступил вперед, но я остановил его рукой:

— Довольно. Узнать это, можно, только поднявшись.

— Ульдэ еще раз говорит — она легче Дара. И лучше всех лазает по камням! — Северянка подала голос откуда-то, из-за спины.

Я посмотрел на девушку с благодарностью, но отрицательно мотнул головой:

— Нет. Я должен сделать это сам.

Она вздохнула, но удержалась и отошла.

— Если решил — делай. Время идет. — Ната была настроена более решительно, привязывая к моему поясу тонкий жгут. — Поднимешься — втяни по нему весь канат. И только потом ищи… свой цветок.

Чер протянул мне приготовленный Стопарем небольшой молот, и сумку со штырями.

— Я смочил их в воде, чтобы не размочаливались от ударов. Старайся выискивать расщелины, идущие по вертикали. В них клин будет под весом продавливаться вниз, и не сразу ломаться. В горизонтальных, давление больше.

— Я понял. Спасибо.

Сова еще раз прошелся вдоль стены, шагов по сто в каждую из сторон, и указал на одну из скал:

— Лучше здесь. Слегка есть наклон — тебе будет легче.

Стопарь уже развел огонь — Бен подтаскивал целую охапку дров. Они натянули шар над костром, и кузнец ловил момент, чтобы наполнить шар горячим воздухом. Несмотря на холодный ветер, я снимал с себя все лишнее, оставшись в одних только штанах и легкой рубашке. За пояс всунул нож и кивнул кузнецу:

— Готов?

— Да. Надевайте.

Чер, еще раз, проверивший все тесемки на сетке и прочность лямок, быстро набросил их на меня. Сова и Бугай, державшие, порывающийся взлететь, шар, ослабили веревку — и на этот раз я приподнялся почти на пару метров, после чего плавно стал опускаться назад. Ухватившись за еле приметный выступ на скале, я задержал это падение, и, чувствуя, как меня слегка тянет вверх, стал выискивать подобные бугорки, облегчая подъем. Способ действовал! Не теряя времени, я цеплялся за самые крохотные щели, еле различимые на гладкой поверхности, успевая время от времени втискивать в них клинья. От скалы шло тепло, шар задевал за камни своими боками, издавая тихое шуршание. Девушки очень тщательно сшивали все края, и я видел пятна на выделанных листьях — следы костного клея из заначек кузнеца.

На удивление, это было намного легче, чем тот, памятный подъем из провала — там мне приходилось целиком полагаться только на силу рук. Но там была и веревка с узлами, позволяющими мне на короткое время задерживаться и переводить дух. Здесь следовало спешить — хоть в последние секунды, Чер и Сова натуго перехватили наш шар тесемками из тонкой кожи, он все же постепенно сдувался, теряя способность удержать мой вес. И я спешил!

Постепенно, смутный страх высоты сменился уверенностью — сказывался и прежний опыт, и та, появившаяся сила в руках, благодаря которой я мог без особых усилий подтягиваться буквально на кончиках пальцев. Глаза выискивали малейшие трещинки, различимые только в упор, вбивался очередной клин — я поднимался!

Через какое-то время, посмотрев вниз, я заметил, что нахожусь уже достаточно высоко — большая часть подъема уже преодолена. И сил на это ушло намного меньше, чем ожидалось — задумка с шаром себя оправдала целиком и полностью! Но, оставшаяся часть была уже под большим вопросом — я ясно ощущал, как шар теряет воздух и перестает мне помогать, и с каждой секундой становится из поддержки помехой. Ухватившись за очередную щель, я не без сожаления высвободил плечи из лямок — и он взметнулся верх, освободившись от тяжелого груза. Проводив шар взглядом, я выискал в сумке клин и с размаху вогнал его в отверстие. Теперь рассчитывать приходилось лишь на себя…

Впрочем, здесь подъем стал значительно легче — не видимая снизу, верхушка скалы была покрыта чем-то вроде густого мха, довольно жесткого на ощупь и даже достаточно крепкого, чтобы на короткое время выдержать мои захваты. Так, где с помощью щелей, где выступов или ямок, я поднялся еще на несколько метров — и услышал приглушенный крик:

— Бере… гись!

Обернуться на возглас сложно… Пот, и без того застилал глаза, а ладони стали скользкими от рвущегося мха. Но в прозвучавшем внизу голосе была тревога, и я вжался в камни, на секунду повернув голову вбок и вниз. Люди у подножья казались мелкими, и почему-то хватались, за разбросанное вокруг, оружие… Я услышал характерное щелканье — и, не раздумывая больше, буквально забросил себя на выступ на скале, позволивший мне удержаться от падения.

Мелькнула большая тень, раздался шорох крыльев — и до моей ноги едва не дотянулась когтистая лапа! Что-то внизу, далеко под ногами ударило о скалу — возможно, стрела, пущенная кем-то из моих друзей. Я даже не стал рассматривать нападавших — тело соскальзывало, мне пришлось хвататься за обламывающиеся краешки камней… Рывок, другой — зубчатый гребень внезапно вырос перед глазами, и я схватился за него обеими руками. Подтянувшись, перевалился через него — и оказался на узкой кромке, отделявшей меня от падения в иную пропасть — в скале было естественное углубление, создавшее внутри небольшой водоем, примерно пяти-шести метров диаметре. Еще одна зловещая тень отразилась в стоячей воде — и я, не колеблясь более, спрыгнул внутрь. По спине словно прошлись бороной — впивающиеся когти не успели лишь на мгновение!

Вода приняла меня, позволив не разбиться. Глубина чаши составляла около четырех-пяти метров. В отличие от наружной поверхности, здесь можно свободно подняться назад — вся внутренняя часть скалы густо поросла этим мхом, и мой вес он держал не хуже сетки Чера. Видимо, наполняясь в результате частых дождей, этот резервуар существовал здесь уже довольно долго. Запах был слегка затхлый, насыщенный чем-то приторным. Я осторожно поднимался, вытащив нож. На счастье, тонкий жгутик, привязанный к поясу, не оборвался — это позволяло надеяться, что возможность спуститься не потеряна!

На небольшой высоте, едва не касаясь краев этого углубления, бесновались две зловещие птицы. Я узнал их без труда — Вороны… Громадные, хоть и не достигавшие таких чудовищных размеров, как убитый в схватке орел, но, не менее опасные и жаждущие добычи. После вездесущих крыс, или собак, они были на третьем месте, по степени своей вражды к людям. И на первом — по уму! Редко кто мог рассказать остальным, про внезапное нападение этих мрачных созданий — обычно, оно оказывалось настолько неожиданным и быстрым, что свидетелей просто не оставалось. По прерии давно передавались слухи о нападениях летучих убийц, стремительной тенью налетавших сверху. Да я и сам хорошо помнил, как едва не стал жертвой одного из таких охотников.

Казалось, что им было не до меня — они каркали наверху, кружа над вершиной. Но я понимал — улетать вороны не собирались. У меня, кроме ножа, отбиться от этого неожиданного врага было нечем — и я пригнулся ко мху, не желая подставляться под удар крепкого клюва.

Впрочем, находится по самую голову в воде, к тому же, достаточно холодной, приятного мало. Не лето… Я ждал, сколько мог — проклятые птицы не улетали, терпеливо дожидаясь добычи. Следовало что-то делать… В этом крохотном озерце не имелось ничего, что могло послужить оружием. Разве что, камни? Пришлось нырнуть в глубину — на поверхности все было затянуто сплошным ковром растительности. Руки нашарили парочку крупных булыжников, и я всплыл. Вороны так и сидели, время от времени проверяя, на месте ли их законный ужин. На мое отсутствие они отреагировали обеспокоено — и одна крылатая тварь спустилась чуть пониже, желая разглядеть темную воду в чаше. Мне этого хватило — я резко выскочил из воды и занес руку для броска. Камень, брошенный из достаточно неудобного положения, попал прямо в глаз нахального монстра. Возмущенный клекот послужил ответом — ворон резко отпрянул и спешно взлетел над скалой. Второй заинтересованно повернулся — и булыжник едва не ударил его по клюву, промахнувшись всего на пару сантиметров. Но испугать этих бестий камнями было не так-то просто. По-видимому, они уже сталкивались с людьми — и, возможно, не без успеха для себя… Уже в следующую секунду обе птицы спикировали назад, стремясь вырвать меня из воды, как это делают орланы с крупной рыбой. Когти монстров напрасно бороздили воду озера — я успел нырнуть и вцепился в один из камней, чтобы меня не подняло на поверхность. Здесь уже ничего не угрожало кроме разве того, что я не был ихтиандром… Воздуха в легких стало не хватать, а тени все еще метались над поверхностью, вынуждая сдерживать всплытие. Когда в глазах замелькали красные круги, а легкие, казалось, начали разрываться — я оторвался от камня и взметнулся вверх. Всего пара секунд, чтобы набрать воздуха и вновь погрузиться, но и этого — слишком много… Ворон, оказавшийся самым близким, долбанул клювом, метя мне в голову. Он не то, чтобы совсем промазал… это я, предвидя такой исход, удержал над собой пластинку песчаника, подобрав ее чуть ли в последний момент. От удара камень раскололся, а рука, его державшая, сразу окрасилась красным — проклятая птица едва не расколола мне кость! Но свою роль камень сыграл — монстр тоже отпрянул, отчаянно ударяя крыльями по воде. Мне этого хватило, что осмотреться. Озеро лишь казалось идеально круглым — но, по всем своим граням, на берегу, имело множество валунов, за которыми вполне можно укрыться. Второй хищник не успел доли секунд — я погрузился в воду и уже там, выбрав верное направление, устремился к примеченному камню. Тот оказался наполовину погружен в воду, а второй — выходил на поверхность, где и оброс густой порослью мха, свисавшего с него словно борода водяного… Я, стараясь не производить лишних движений, всплыл как раз за этой бородой… Вороны меня не видели и лишь неуклюже ходили вдоль берега, время от времени ударяя по камням могучими клювами.

Еле-еле доносились слабые возгласы — похоже, мои товарищи отчаянно пытались отвлечь пернатых гигантов на себя. Я поискал глазами — и вздрогнул. На противоположной стороне, немногим выше этого озера, располагалось небольшое отверстие, словно вход в нору. Сравнив свои габариты, мне пришла в голову мысль попытаться в него пролезть — и разведать, куда оно может вывести. Возможно, это был путь в никуда, но, подъем под удары смертоносных клювов, был еще менее предпочтителен…

На мое счастье, вороны не рисковали спуститься ниже и атаковать — умные птицы прекрасно понимали, что им не развернуться в узком пространстве. Да и на воду они никогда не садились… Я беспрепятственно соскользнул вниз, нырнул в стылую поверхность, и подплыл в другой стороне. Подтянувшись, взобрался повыше и коснулся отверстия рукой — мох подался, открыв естественный лаз, куда можно было хоть с трудом, но протиснуться. Потом посмотрел наверх — один ворон прекратил свой облет и уселся на гребень, выжидающе склонив свою голову. Он прекрасно меня видел, вероятно, догадываясь, что мне отсюда некуда деться. Мне представилась неприятная картина — застрявший в проходе, я лишен возможности, даже отмахнутся, а эта тварь спокойно будет пикировать и раз за разом рвать меня на куски… Но страхи были беспочвенны — сесть здесь было негде, а способностью атаковать, зависая в воздухе, наподобие настоящих хищных птиц, эти жуткие создания похоже не обладали. По крайней мере, до сих пор таких случаев не припоминалось…

Я решился. Но, до того, как я попытаюсь пролезть в это отверстие, следовало озаботиться сохранением моей гарантии на спуск. Отвязав тонкий ремешок от пояса, обмотал им руку и потихоньку потянул. Вначале ремень лишь натянулся… но, через несколько секунд ослаб. Я снова потянул — и, понемногу, стал выбирать его на себя. Означать это могло лишь одно — либо, внизу догадались, что нужно делать, либо… птицы, отличающиеся немалой сообразительностью, просто оборвали нить, связывающую меня с теми, кто остался внизу. Как факт — вернутся на землю я смогу только в том случае, если еще кто-то повторит мое восхождение, на вершину исполинов… Набрав достаточный запас, я еще более раздвинул мох в стороны, пошарил рукой — поверхность лаза была влажной, и вроде не сужалась. Конец веревки привязал к колышку, ножом проделал во мху отверстие — и еще раз поразился крепости последнего! На ощупь он напоминал смятую капроновую сеть — а ведь подобные вещи давно и прочно нами утрачены… Я засунул в отверстие колышек, и, уже без боязни остаться, без каната, сделал передышку перед броском в неизвестность. Это был риск… Щель могла сузиться, а вернуться назад я бы не смог. Втянув себя в отверстие, я задвигался словно змея — и через пару секунд оказался в нем полностью. Звуки исчезли — я был словно в коконе, почти лишенный возможности двигаться. Но, благодаря скользкой поверхности, я толчками протискивал свое тело вперед — и вскоре увидел свет! Этот лаз не мог продолжаться долго — вся вершина в толщине составляла не более десяти-двенадцати метров. По-видимому, случайная трещина в скале, благодаря влаге обросла этим мхом, и он, в свою очередь, разрастаясь, заполнил и сам лаз, и ту поверхность, на которой смог зацепиться снаружи. Выбравшись из щели, я опять оказался на кромке вершины. Цель была достигнута — и можно б заняться поисками, собственно, самого цветка. Но от присутствия воронов меня это не избавляло — я видел, как они удивленно склоняют вниз свои головы, выискивая столь неожиданным образом исчезнувшую добычу. Я быстро спустился назад, вновь скрывшись в зарослях. Увидеть меня они не могли — мох надежно скрывал мою голову, и я мог спокойно ждать. Собственно, иного и не оставалось — лишенный оружия, я не собирался устраивать заведомо проигрышную схватку с вооруженными могучими когтями и клювами, двумя чудовищами. Оставалось лишь терпеть…

Лишь через пару часов, когда до птиц дошло, что ожидание бесцельно, им это надоело. Каркнув на прощанье, вороны одновременно взлетели, сделали несколько кругов и направились к гребням виднеющихся вдалеке холмов города. Их потенциальная жертва исчезла, а нападать на находившихся внизу людей, они не собирались. Проводив их взглядом, я поднялся повыше и встал во весь рост. Нахождение в щели, среди сырости и камней, было явно не на пользу — я весь застыл. Здесь дул сильный ветер, высушивая на мне мокрые штаны и без того охлажденное тело. Снизу донеслись встревоженные крики — внизу, должно быть, уже с ума сходили от беспокойства… Что до меня самого, то я отнесся к произошедшему даже равнодушно. Слишком много раз приходилось оказываться на самой грани между жизнью и смертью…

— Дар! Где …ы? Отзо. ись! Спускай. ся!

Заметив тонкую, едва не перетершуюся веревочку, на мое счастье не замеченную птицами, я подтянул ее к себе, и, перегнувшись через гребень, крикнул вниз:

— Я здесь! Давай канат!

Ответом послужил радостный вопль, нескольких глоток сразу… Кто-то быстро подвязал к ремешку более прочный канат — и я втянул его к себе. Отыскать рассыпанные клинья, найти несколько надежных отверстий и вбить их в них, после обвязать веревкой — на это ушло около получаса. Теперь я мог спокойно спуститься вниз… Но, где то, ради чего все это затевалось? Где сам цветок? Я обвел поверхность скалы глазами. В быстро сгущающихся сумерках уже сложно было, что-либо, разглядеть — а поверхность скалы вовсе не являлась площадкой, по которой позволительно свободно ходить. Любой неосторожный шаг мог привести к падению… Я в отчаянии сел на краешек гребня — что мы видели с Совой? Где, то сияние, которое заставило нас поверить, что чудное растение находится именно здесь? Вставшая на небе луна, скользнула мерцающим светом по долине, слегка осветила простирающиеся внизу прерии, и, словно огладила меня по лицу… Я непроизвольно поднес ладонь к глазам — и застыл, боясь потревожить открывшееся видение. Лучи ночного светила лишь на краткий миг упали на темную поверхность, нависшую над обрывом — но мне этого хватило! Я заметил свернувшийся бутон, почти неотличимый от самого мха — и поразился, поняв, что этот загадочный цветок, собственно, этим самым мхом и является… Да и откуда было здесь взяться, чему-либо, иному?

При ближайшем рассмотрении, мое предположение полностью подтвердилось. Это действительно был мох, растущий на вершине. Не имеющий связи с долиной, он, тем не менее, какими-то путями попал на скалы и разросся здесь, заполнив собой все пригодное для этого место. Вероятно, тот же ветер нанес сюда и земли, и семян, а воды тут хватало, вследствие частых и обильных дождей.

Самих цветков было мало — я смог увидеть только четыре плотно сжатых бутона. Даже удивительно, как Луна так вовремя дала мне знак, указав на закрывающиеся цветы. Тем более что набежавшие облака и вовсе скрыли с глаз ночное светило, разом сделав меня полуслепым. Осторожно вырезав целый пласт мха, стараясь не повредить при этом сам бутон, я крикнул вниз:

— Спускаюсь!

Чтобы освободить руки, я просто засунул мох в штаны. Было жутко неудобно, но ничего иного я просто не мог придумать — а быстро сгущающаяся темень не позволяла оставаться на скале. Я перевалил себя через край и понемногу, отталкиваясь от стены, стал скользить вниз. Внизу горел большой костер — там догадались, что свет мне так же необходим, как и им самим. Спуск не занял много времени — через пару минут я уже был возле своих друзей, слегка дрожащий от напряжения и усталости.

— Наконец-то!

Ната повисла на моей шее. Я чуть отодвинул ее от себя…

— Не повреди…

Она отпрянула с некоторой обидой, но тут же поняла в чем дело.

— Ты достал?!

Вместо ответа, я развязал тесемки и вытащил мох, после чего показал его обступившим меня людям. Сова коснулся растения пальцами.

— Мох?

— Да. И там есть еще. Похоже, он цветет периодически…

— А мы думали — цветок…

Джен разочарованно смотрела на плотно сжатый бутон — сейчас ничто не напоминало в нем, то волшебное сияние, которое мы видели при свете очага.

— Цветок. Дождись утра. Тогда и увидим.

Стопарь заметил:

— Зато живой. Полей-ка ты его водой — и положи. Если не высохнет — а мне кажется, что он весьма живуч! — то скоро и на нашей скале, в форте, будут расти такие же цветки. И кое-кому, у кого башка думает не о деле, а о бабьих соплях, уже не надо будет тащиться черт те куда, в его поисках!

Ната неожиданно заступилась за меня:

— Все, Стопарь. Хватит. Он сдержал свое слово. А о женских желаниях и тебе бы не мешало подумать — хоть бы раз Туче из прерий букетик принес…

Он даже крякнул, хлопнул себя ладонями по коленям, сплюнул и отошел. Сова весело заметил:

— Мой брат все-таки добыл его! И теперь, между его двумя скво снова мир!

Ната вскинула было горделиво головку, потом улыбнулась и мягко ответила:

— А войны и не было. Мы — одна семья. И у нас, как и у всех, тоже могут быть и ссоры, и размолвки. Но у нас есть муж!