Глава 20

Даже самые лучшие праздники, когда-нибудь, да кончаются. Разошлись по своим стойбищам да поселкам, пришедшие издалека, гости; ушел в свое становище, к холмам возле Низин, Леший. Форт спешно наводил порядок, готовясь к зимнему периоду. Возле скалы возводилась уже пятая по счету, громадная поленница дров, укрытая на случай дождя тентом из нескольких сшитых вместе шкур свинорылов; в каменном погребе высились большие глиняные бочки с солониной, в нем же сложено более сотни плетеных корзин, с засушенными плодами и съедобными кореньями. В еще одном погребе (предыдущий печальный опыт уже показал, что не стоит все хранить в одном месте!) были уложены мешки с пеммиканом и вяленой рыбой. Чер до седьмого пота трудился над сеном для своих питомцев — пхаи ели много… Вообще, вопрос заготовок всего и вся требовал соответствующих помещений — так появились продуктовые ямы, ставшие со временем подвалами, а заодно и еще один большой дом, служивший чем-то вроде хлева для его стада. Трех девушек, во главе с Натой, я отдал в полное распоряжение Дока — вопрос заготовки лекарственных растений стоял так же остро, как и продовольствия. Никто не знал, как долго может продлиться зима, как холодна и снежна она будет — следовало предусмотреть все!

Работа кипела на кузне — Стопарь, и, ставший неплохим ему помощником, Волос, практически без отдыха отливали множество наконечников, лезвий и топоров. Форту требовалось оружие — каждый мужчина должен иметь полный комплект охотника. И, в отличие от многих иных становищ, наши охотники давно не пользовались наконечниками из кости или камня.

Туча, практически отойдя от привычных дел — общий очаг более не существовал! — нашла иное занятие. Старуха не менее мастерски умела шить, и теперь под ее руководством все женщины форта спешно кроили куртки-анораки, рукавицы, зимние сапоги и, что-то вроде пончо — для всадников. Раз животные в долине получили такие массивные ступни-копыта, то мы были уверены, что увидим их всех среди сугробов, передвигающимися более свободно, чем люди. Впрочем, Бен мастерил и лыжи — хотя, объяснить мулату, что это такое, оказалось на удивление не так просто. Обычно инженер все схватывал на лету.

Заняты были все — мы наверстывали все упущенное за охоту и праздники время. Без дела слонялась лишь одна женщина — Элина. С головой, окунувшись в приготовления к торжеству, она словно забыла о своей беременности, но стоило всему кончиться — понурая улыбка и тоскливое выражение вновь проявились на подурневшем лице Огненноволосой. Все чаще я слышал ее колкие замечания, направленные на кого, попало, все реже, былая нежность и ласка, появлялись в ее словах дома…

Вскоре основные проблемы были решены. Все закрома наполнены, нужные приготовления проведены, оставались лишь мелочи, которые можно делать уже не спеша. И я решился…

— Что может согреть душу будущей матери, Сова?

Индеец пожал плечами.

— Мои скво не имели детей… Дина сильно болела, однажды я выкрал врача и привел его в типи. Он был поражен, но оказался человеком дела. Дина выздоровела, но с тех пор стала бесплодной. Зорька… она была слишком юна, чтобы беременеть. Я сам не желал этого. Потом случилось то, что случилось. И уже никто в долине не мог понести от мужчины. Огненный Цветок оказалась первой.

— Не факт. Не только в нашем селении, но и в других, есть девушки, которые тоже ждут ребенка. Они были в разведке.

— Зорька пила воду из того ручья… Она не беременна. — Сова чуть сжал брови на переносице. — Это чудо, но оно не для всех.

— И, все же… Элина ходит по форту, задирая всех, кто попадется ей на глаза. Рано или поздно, будет взрыв. Или, Ната устроит ей хорошую взбучку — а мне придется их мирить…

Сова улыбнулся — на этот раз более открыто.

— Ты сам решил иметь двух скво в своем сердце. Терпи!

— Легко сказать! Раньше у нас все было иначе. Теперь — только и жди скандала.

— Будь построже. Это — всего лишь женщина, Дар.

— Да? Это мать нашего будущего ребенка. И… Я знаю, что нужно сделать.

— ?

— Я принесу ей подарок.

Сова посмотрел на меня скептически:

— И что? Чем решил удивить юную скво, мой брат? Он добудет шкуру волка? Ягоды смородины? Ракушки с озера? Какие подарки могут быть в нашем мире, Дар? А может, он вспомнил про свой раздавленный подвал?

— Я добуду цветок.

Я сунул руку за пазуху и извлек крохотный кусочек ткани. Он принял его в свою ладонь и осторожно развернул.

— Узнаешь?

Сова нехотя кивнул. Лепесток, подобранный индейцем у подножия Каменных Исполинов, сохранился в своем первозданном виде, разве что высох. Но настолько поразившее нас сияние осталось — хоть и не так сильно. Блики от него разлетелись веером по дому, окрашивая вымазанные глиной стены в причудливый калейдоскоп…

— Это невозможно. Туда не попасть человеку.

— Обычному — да. Но ты знаешь…

Сова долго молчал. Некоторые нюансы моей биографии были известны индейцу — и он, как и Ната, или Док, тоже пришел к выводу, для меня не очень утешительному…

— Даже тебе это может оказаться не по силам. Высокие, отвесные стены, ни единой щели — как мой брат хочет взобраться туда? И ради чего? Ради не совсем обычного растения, которое, возможно, уже давно отцвело? В прерии много разных удивительных мест, стоит ли рисковать ради капризов Огненноволосой? Ты вождь…

— Намекаешь, что я обязан думать о людях больше, чем о собственной семье?

Сова вздохнул:

— Когда едем?..

Ната не стала меня отговаривать — может, потому, что поняла, насколько это бесполезно, а может, став свидетелем и невольным участником моего внезапного приступа, уже не рисковала возражать… Я же, со своей стороны продолжал мучиться угрызениями совести, осознавая случившееся, и слова Наты, меня в том оправдывающие, как-то мало убеждали в этом…

В поход к скалам вызвались идти многие — лишний повод убедиться, насколько люди в прерии привыкли к длительным и частым отлучкам из вполне безопасного убежища, легко меняя его на полную опасностей, жизнь вольных бродяг прерий. Черноног, Бен, Волкобой, Волос, Джен, Стопарь, Свистун, Ната, Сова, Анна, Ульдэ — та вообще больше жила среди трав и леса, чем в форте. Джен, поссорившаяся со своей подружкой и тоже примкнувшая к нашему отряду, напросилась почти в последний момент — и я не счел нужным ей отказать. Девушка менее прочих увлекалась охотой и больше находилась в стенах форта, предпочитая веселье и мужские кампании — это тоже было неправильно. С нами увязалась и Зоя — Ната разрешила девочке сесть позади Волоса, и тот очень внимательно следил, чтобы вертлявая хохотушка не упала с широкой спины его пхая в колючки.

Чтобы не идти прямо, через Низины, наш путь пролегал через северную кромку Черного леса, пологие равнины Змейки и далее, вдоль ее течения, и обширно разросшихся кустарников, почти до прежнего места обитания типи Совы. Лишь немного не доходя до него, мы должны были круто забрать вправо, пересечь реку и углубиться в более влажные и насыщенные водой, травы северо-востока. В тех местах многие охотились — животные предпочитали пастбища, обильные травами и не столь кишащие кровососами, равнинам Низин, или других участков прерий. Попадались стайки одичавших собак, либо серо-бурые тени крыс — и те, и другие быстро скрывались при нашем появлении, не рискуя вступить в схватку с большим и хорошо вооруженным отрядом.

В дороге дважды устраивали охоту на всякую мелочь, вроде кролов или быстроногих джейров — для пропитания. Мы полагались на свои силы и взяли минимальный запас из форта — более того, если бы ни желание поскорее дойти до цели, я вообще не стал бы оголять схрон Тучи. Хорошие охотники уже давно в состоянии прокормить себя в долине без помощи извне.

По настоянию индейца, мы взяли с собой некоторое количество плетеных веревок — без их помощи взобраться на скалу, о которой он рассказывал, было просто немыслимо. Хотя, по его же угрюмым высказываниям, все полагали, что эта затея вообще бесперспективна… Собственно, даже веревки можно наплести самим — травы, из которой их изготавливали, хватало везде с избытком. Но не хотелось тратить время и силы — процесс плетения был довольно трудоемок и нуден. Вместе с остальной необходимой поклажей, обязательным вооружением и некоторым количеством запасной одежды и обуви, у каждого получался приличный тюк за спиной. Нам, восседавшим на пхаях, это было не тягость. Но вот Джен, и до форта не особо любившая прерии, побаивалась полудиких лошадей — и чаще других лишний раз понукала и дергала своего пхая. В итоге конь стал задыхаться и уставать чуть ли не с первых дней похода.

Однажды — когда мы ехали вдоль реки, вдалеке показалась группа диких сородичей нашего стада. Несколько самок, жеребят и три крупных самца. Один — самый крупный, пасся чуть поодаль от других — но при этом не забывал обходить стадо по кругу, охраняя его от нежелательных соседей…

— Вот бы на ком грузы таскать… — протянула Джен. Она уже вся вымоталась, в попытках договорится с животным, и постоянно плелась в хвосте.

— Сама приучайся! — ответил ей Черноног. Он смотрел на животных и восторгался их мощью каждый раз, когда видел вблизи.

— Мы уже на подходе к переправе. К вечеру — будем на месте, — Сова направил пхая ко мне, и тоже посмотрел на лошадей. — Джен… Она становится обузой?

— Она — из женщин поселка, шаман. Я взял ее с нами — я и в ответе за то, что она с нами и вернется. Не отправлять же ее назад?

Он пожал плечами, показывая, что и не собирался спорить. Мы спешились — перед переправой всем хотелось отдохнуть и перекусить.

Ульдэ, слышавшая наш разговор, подъехала к Джен и без предисловия сняла со спины ее жеребца одну из связок.

— Учись, индеец… Взаимовыручка, так-то.

Он нахмурился и резко заметил:

— И зря. У воина должны быть свободны руки, чтобы он мог схватить оружие. И у него должен быть свободен от лишнего груза пхай! Здесь воин не Джен — Ульдэ. И ты это знаешь, Дар.

Я тоже нахмурился — хоть поступок Ульдэ и оправдан, но Сова был прав.

Вожак стада приподнял морду, изучающее рассматривая странные создания — своих собратьев и двуногих наездников, на их спинах. У него оказались черные, с серебристым отливом, глаза. Взгляд коня был немигающим и словно вопрошал — что ожидать от этих существ? Наши вожаки — Хорс и Ураган, стали угрожающе поворачиваться, на столь явный вызов чужого самца. Но тот игнорировал поведение пхаев и, как-то незаметно, но очень ловко, быстро сбил стадо в круг, внутри которого оказались телята и самки. Сам вожак и два его почти столь же рослых товарища, теперь стояли рядком, слегка всхрапывая и готовые к отпору в случае нападения. Убегать и покидать удобное пастбище они даже не собирались — существенно отличие от всех остальных обитателей прерий, предпочитавших при виде человека сразу скрываться и прятаться в травах. Вожак предупреждающе заржал, издав тот самый характерный звук, благодаря которому они и получили свое второе имя.

— Пиах! Пха!

Поняв, что мы не собираемся ни нападать, ни уходить с тропы, он вздернул морду вверх, взмахнул хвостом и еще раз утробно заржал. Стадо, как по команде, резко повернуло и рысью умчалось прочь, через минуту слившись с высокой травой и кустарником.

— Иэх… — вздохнул Чер. Он проводил животных каким-то, особенно тоскливым взором.

— Ты хочешь мяса?

Джен протянула ему кусок из сумки с припасами, Черноног машинально взял его, потом опомнился и вернул обратно:

— Нет. Положи в сумку. Сердце охотника ноет о другом…

Ульдэ понимающе улыбнулась, а Сова вполголоса сказал:

— Черу мало этих? Хочет оседлать одного из диких?

Парень досадливо отмахнулся:

— Знаю, знаю… Но, как здорово — если у нас будет много лошадей!

Сова благодушно улыбнулся и заметил:

— А их мало? Прерии еще не видели прирученных животных… кроме наших. Хоть многие из них раньше и были таковыми.

— А эти, именно ими и были! — Ната тоже не скрывала возбуждения. Я вспомнил, как в походе за солью, Элина выказывала свое желание, прокатится на пхае, и скептическое отношение Наты по этому поводу.

— Нет, Маленький Ветерок, — Сова согнал улыбку с лица. — Они уже давно не те, что были когда-то. Они могут убить — быстро и беспощадно! Глаза Белой Совы видели, как подобное стадо растоптало парочку крыс, осмелившихся напасть на отдельно пасущегося жеребенка. От трупоедов не осталось даже костей! Самцы и самки измочалили их в мелкие куски, вбив в землю!

— Они тоже приспособились… — пробормотал Чер. Мечтательная улыбка так и не сходила с его лица. — Как мы, или все остальные. Но память о прошлом у них могла остаться?

— Если и так, то — какая? Ярмо? Скотобойня? Сомневаюсь. Пока что никто из перерожденных ничем не напомнил своим поведением тех, прежних… Нет, Чер. Может быть, — задумчиво ответил ему Сова. — Они и помнят, что-то… Но вряд ли — хорошее. Лучше прекрати мечтать и будь осторожен. Ты считаешь, что уже можешь полностью довериться своему Хорсу, но помни! Удар его копыта, отбросит тебя, по меньшей мере, шагов на двадцать, и встать после него ты уже не сможешь. И твоя беспечность тут не поможет.

— Моим оружием будет не копье или лук…

Сова развел руками:

— Останови его сам, мой брат. Если Черу, что пришло в его упрямую голову, переубедить сможет только вождь. Индеец уже не авторитет.

Я рассмеялся:

— Да брось ты, Сова. Парень весь в облаках. Спит и видит себя во главе конной сотни! Наш масштаб ему стал маловат — так ведь? Стоит ли обращать на это внимание? Все это — разговоры.

— А я читала, что многие копытные падки на соль, или сахар, — Ната вмешалась в разговор. — Можно бы было попробовать приманить кусочком… Да и наши это любят! Вон как возле Тучи увиваются, когда она готовит. Не зря ведь, столько их бродит возле соляных озер!

— Ага, — я спокойно поправил ей челку, вытирая пот. — И еще больше обглоданных скелетов на берегах тех озер.

— Фу! — Ната обиделась и отъехала в сторону. Ульдэ серьезно заметила:

— Ната говорит правду. В тайге мало соли. Олень тоже идет к чуму, лижет снег, на который мочился человек. Откуда знаешь?

— Всего лишь книги… — Ната пожала плечами.

— Ульдэ не умеет читать. В лесу не растут книги.

Ульдэ отвела глаза в сторону — я поймал их на мгновение, и заметил тоскливую молнию в темных зрачках. Уже давно северная охотница не искала со мной встреч, не пыталась остаться наедине, напротив — всячески избегала и старалась отойти.

— Зато Ульдэ многое умеет! — я решил поддержать расстроенную девушку, сделав Нате знак. Она поняла и мягко обняла Ульдэ рукой за плечи:

— У нас нет книг… Но читать, тебя я научу — если будет, что!

Ульдэ, не привыкшая к ласке, недоумевающее посмотрела на мою жену. Та выдержала вопрошающий взгляд с прямодушной простотой — Ульдэ расслабилась и даже полу обняла ее в ответ — жест, в ее исполнении, вообще нереальный…

— Книги — это не главное в жизни. Тем более, в нашей. Ранее мне казалось, что тот, кто пренебрегает ими, несколько ущербен… Но что толку от них сейчас? Умение Чера понимать звериные следы, а Тучи — готовить, нам всем куда нужнее, чем их прошлая начитанность.

Ната скорчила рожицу, но промолчала — она прекрасно понимала, что я говорил это, лишь для того, чтобы успокоить Ульдэ.

— Ульдэ расстроена не поэтому. Ты умный… Скажи тогда — как жить? Старики говорили — никто не знает. Даже ваши книги!

— Что с тобой? — Ната удивлено вскинула брови. Такой северянку видеть нам не доводилось… — Ты же самая лучшая из нас! Из охотниц прерий!

— Ульдэ устала… быть только охотницей. Никто не помнит о том, что еще и женщина… девушка!

Она вздернула голову и отогнала ластящегося пхая, а потом и сама отошла, не желая продолжать этот разговор. Ната задумчиво посмотрела ей вслед…

— Может быть, мне кажется… но, чует мое сердце — приходит время мне с Элиной, снова делить тебя с другими женщинами долины. Кстати, настоящий прайд состоит из нескольких самок — не так ли? А не только из двух…

— Провоцируешь?

— Просто опасаюсь за тебя, родной… Ты можешь все — и я никогда не стану тебя укорять за это. Но разделить ложе с ней? Она дикарка не только по виду. Душа Ульдэ обожжена и черна, мужчины в ее понимании не стоят ничего, не считая только, самых-самых, проверенных. А таких, в прерии немного — Сова, Чер, в чем-то Череп… и ты. Для нее, ты — самый главный и лучший в подобном выборе. Это значит — одной постелью ничего не закончится. Она захочет войти в наш дом на правах равной… Но я плохо себе это представляю. А за Линку, уже и не говорю! Даже странно — откуда в той таежной глуши могла появиться столь независимая и жесткая девушка? Мне всегда казалось, что они сплошь и рядом поголовно забиты, и слова поперек сказать не смеют. А тут — не женщина, а… Нет, ей нельзя быть с нами!

— А кто тебе сказал, что так будет? Ты уже все решила за меня?

— Не зарекайся… — Ната была серьезной. — Ладу не забыл? Она не стремилась в нашу семью, а Ульдэ не отдастся тебе, лишь потому, что этого требует ее тело. Она хочет большего!

Я вздохнул, подумав о памятном случае в предгорьях. Только мое нежелание довести дело до подобного исхода, удержало тогда от этого шага. И, что и говорить, эти намеки и обида северянки с каждым разом, становились все более вызывающими…

— Прайд, говоришь? Я — Лев, только по имени. И двух львиц в моем логове мне хватает с избытком. С вами-то, еле выкручиваюсь…

Она улыбнулась:

— Все равно, ты на всех девушек заглядываешься!

— Слава небесам, что не на мальчиков. Кстати, кто меня отправил к Ладе?

Она насупилась, всколыхнулась — и звонко засмеялась, отчего на нас стали оглядываться остальные.

— Как любит повторять Стопарь? Зараза…

— Я? Или она?

— Да ну вас обоих!

Отдохнув и поев, отряд вновь продолжил путь. Мы растянулись длинной колонной, по двое-трое, обмениваясь на ходу своими замечаниями по поводу красот здешних мест. Травы, растущие так близко от границы Большого болота, сильно отличались от наших — преобладали более привычные, зеленые цвета, а густотой и ростом они превосходили наши степи почти вдвое. Это сильно затрудняло передвижение. И, если бы не изначально возникшие в результате землетрясений просеки, где на камнях пробивался только низкорослый мох, нам давно бы пришлось идти пешком, ведя за собой пхаев на поводу.

Ната легко обогнала меня и поравнялась с Ульдэ, с ходу разговорив ее чем-то. Умение моей жены ладить со всеми, находить общий язык, было просто фантастическим! Я заметил, что угрюмая и ссутулившаяся девушка, выпрямилась, скупо усмехнулась, и вскоре оживленно стали поддерживать беседу с Натой.

Стопарь, неслышно подъехавший позади, толкнул меня в плечо:

— Чер, совсем уже умом съехал. Посмотри…

Я обернулся. Вся группа уже спустилась с возвышенности и индейской цепочкой уходила к скалам, а на вершине все еще оставался наш следопыт, застывший словно монумент. Он неотрывно смотрел вслед ускакавшим пхаям, шепча что-то беззвучными губами…

— Пусть. Он не заблудится и не пропадет. Это не первые дни. А мечта… Что ж, его мечта уже осуществилась. Чер всем нам сделал огромный взнос — форт единственный, где в стойле имеется прирученное стадо. И я до сих пор представить себе не могу, что кому-то удастся сделать, то же самое.

— Ага, — Стопарь крякнул, вытирая пот с лица. — А уж взобраться на них, и подавно… Пусть поблажит парень.

Я протянул ему кожаную «флягу». Пластиковые бутылки, исправно служившие нам вначале, постепенно приходили в негодность — истирались до дыр, или терялись. Женщины уже давно научились выделывать шкуры кролов, или, не менее мягкие — джейров, сшивая из них легкие и удобные емкости для воды. Стопарь отхлебнул, запрокинув голову. Я смотрел на струйки напитка, стекавшие по его разгоряченному лицу. Ната, умеющая ладить не только с людьми, но и с травами, порой варила потрясающие смеси, словно начиненные живительной силой, эликсиром здоровья и хорошего настроения. Вот и сейчас, собираясь в дорогу, она позаботилась о содержимом наших фляг, наполнив их чудодейственным отваром. Кузнец чмокнул и приложился еще раз.

— Девчонки твои — слов нет… на все руки. И шить, и печь, и говорить…

— И стрелять.

— И стрелять! — Он согласно кивнул. — А что? Это сейчас даже нужнее прочего. Давно ли приходилось?

Он намекал на события недавних месяцев.

— Нет. Недавно.

— Вот и я о том… Да, Дар. Кто б мне, когда сказал, что через пару лет я буду ногами землю топтать от рассвета до заката, да еще и с такой поклажей на плечах — он встряхнул подвязанной палицей и прочим снаряжением. — И смеяться бы не стал. Подумал — грешно над больным…

— Привык?

— За столько-то, времени? Куда, как больше…

Солнце садилось за край далекой Синей — и в прерии быстро наступали сумерки, опасные своей непредсказуемостью. Время одичавших и опасных своим знанием человека, собак, еще более сильных и злобных — волков, многочисленных и кровожадных крыс, редких, но наиболее страшных громадных кошек… Это было их время — время ночной охоты. Следовало озаботиться поиском подходящего места для ночлега. Нападения мы не боялись — на такую многочисленную группу охотников, никто не осмелился бы напасть, кроме других охотников. Но таких в прерии не было, и мне хотелось думать, что уже никогда не будет…

Черноног, играючи догнавший отряд, указал на сгусток темноты левее нашей тропы.

— Здесь есть навес среди скал. Если он сохранился, мы будем защищены от дождя.

— А всех вместит?

Он качнул головой:

— Да. Я ночевал там, когда со мной в долину ходили люди болот. Нас было более десяти — и места еще хватало, на столько же.

— Тогда идем. Нужно еще успеть набрать топлива для костра.

Чер беззвучно отпрянул — он по прошлым походам помнил, где можно набрать хвороста для огня. С ним увязался и Волос, на которого одного можно взвалить ношу четверых мужчин. После гибели Бугая он долго не мог найти себе компаньона — Свистун больше времени проводил со своим семейством, и прежний товарищ был всеми позабыт… Свое снаряжение, они оставили нам — я распределил его между оставшимися, не нагружая только индейца. Сова, идущий впереди, должен иметь свободные руки.

Груз достался и Джен — и опять изнеженная девушка скривилась, словно поклажа легла не на спину пхая, а ее собственную. На этот раз Ульдэ не стала ей помогать — той пришлось навьючивать все самой.

— Бред какой-то… Ну зачем было тащить с собой столько барахла?

Она в сердцах скинула связку шкур на землю. Ната удивленно посмотрела на нее и, вопросительно — на меня. От неожиданности все остановились.

— Пусть валяются здесь! — Джен, словно не понимала, что происходит. — Кому нужны эти вонючие шкуры? Сейчас еще не зима, дождя нет, зачем тащить все это на себе?

— Когда выпадет снег — будет поздно вспоминать про одежду, оставшуюся в форте. Твой пхай несет наши куртки, или зимние сапоги.

— Да? — она язвительно скорчила гримасу. — А где она, эта зима? Нет, в самом деле, кто пристрелил этих козлов? Пусть бы сам и волок свою добычу в форт!

— Добыл животных Чер. Он собирает топливо вместе с Волосом.

— Ночи и так теплые, зачем нам разво…

— Хватит! — я потерял терпение. Мало было выносить откровенно проституирующее поведение девушки в селении, так еще и надежда на ее здравый смысл, должный проявиться в походе, тоже стал улетучиваться со стремительной быстротой. — Подними!

— Но я устала!

— Подними. Или возвращайся назад.

Джен угрюмо опустила голову — мне не потребовалось лишних слов, чтобы объяснить ей всю серьезность ее проступка. И она также хорошо понимала, что назад ее не отправят — в прерии, и особенно — в прерии! — нападения хищников следовало ожидать всегда. В этом смысле, одинокий путник, пусть и вооруженный, представлял собой желанную добычу. А Джен, хоть и мало уступала в искусстве стрельбы из лука Ульдэ, или Зорьке, но схватится с настоящим противником, как северянка, вряд ли могла… Ее оружием было кокетство и нарочитая слабость — в настоящих условиях вещи крайне редкие и оттого даже неприятные…

— Свое оружие каждый должен нести сам. Но и его у тебя забрала Ульдэ. Ты не хочешь носить? Не носи. Прерии обойдутся без тебя. Вернемся — раз и навсегда будешь помогать Туче.

Мой приговор прозвучал сурово. На лицах мужчин проступили еле уловимые гримасы сочувствия — но оспаривать не взялся никто. Ульдэ, увидев проступившие на глазах Джен слезы, пожала плечами:

— В моем селении, девушку, помешавшую охотникам, могли на всю ночь посадить в собачью будку…

Джен не выдержала — ее ладони закрыли лицо, а плечи стали трястись от плохо сдерживаемых рыданий.

— Это строго… — Сова, не делавший никогда и никому поблажек, обратился ко мне с невозмутимым видом:

— Лишить охотника свободы бродить по прерии — не слишком ли, брат мой?

— Потерять по ее вине настоящего охотника — не слишком ли? — Стопарь решительно не собирался прощать виновницу нашей задержки.

Но Сову не так-то легко было сбить подобным напором…

— Потерять — да. Но она юна и глупа.

Джен при этих словах еще пуще залилась слезами — уже от обиды.

— Глупа и вертлява, словно весенняя сорока. Ее нужно учить. Ульдэ — лучшая из охотниц форта. Кому, как не ей, обучить Джен всему, что она умеет сама?

Ульдэ растерянно развела руками:

— Белая Сова смеется над северной дикаркой? Разве она — такая красивая и такая… такая неж… неженка — станет меня слушать? Ульдэ — плохой воспитатель. Злой. Строгий.

— Вот и хорошо. С тобой она не будет знать послаблений — значит, станет настоящей помощницей всем нам. Либо… Покинет форт.

При последних словах индейца все изумленно посмотрели на него, потом на вмиг умолкнувшую Джен, а затем вопрошающие взоры обратились ко мне. Но я достаточно хорошо знал своего друга — и колебался лишь мгновение.

— Тому и быть…

Джен умоляюще протянула ко мне руки. Ульдэ, со своей стороны, еще не веря услышанному, с тревогой смотрела на меня, ожидая подтверждения столь неожиданного решения.

— Ты научишь ее всему, без чего в нашем новом мире выжить невозможно. Не все ей… Только одним спортом заниматься.

Явные усмешки на лицах, вмиг покрасневшая Джен, еле-еле сдерживающийся от смеха, Свистун — все прекрасно понимали, о каком спорте я говорил…

Ната, предпочитавшая оставаться в стороне, укоризненно заметила, едва мы остались наедине:

— Ну и зачем ты так? Девочке и без того несладко, а тут, на всеобщее обозрение…

— Не видел бы кто, подумал — умудренная долгой жизнью, старуха вещует. Девочка! — я хмыкнул. — Вот уж кто-кто, но что б девочка…

Ната вздохнула:

— Ты становишься жестоким…

— Я становлюсь вождем! — на этот раз я не улыбался. — И я должен знать, что могу положиться на любого… Из своего прайда.

— Да? А говорил — не нравится… — Ната удивленно остановилась.

— Да. Почти каждое селение в долине имеет свое название, чаще — по той местности, где оно обитает. Но многие — по имени своих старшин.

— А… Значит, мы теперь уже не люди форта?

— Помнишь, как сказала Чайка? Люди форта — это не название для такого большого количества живущих в нашем селении. Но не она так придумала… ты. И это твоя идея — называть нас прайдом. Что до Джен… Может, я становлюсь стар и забывчив, но кое-что позабыть не успел. Не она ли подбила тогда форт на ссору? И не вследствие ли ее выходки погибла Алиса?

Она минуту помолчала, потом, уже более осознанно, произнесла:

— Да. Ты становишься вождем.

В словах моей подруги, сквозила какая-та грусть, но на мой невысказанный вопрос она отмахнулась и убыстрила шаги, оставив меня одного…

До указанного места было уже близко. Здесь начинался резкий подъем, и мы вновь освободили спины пхаев от седоков. Ноги мужчин и женщин, привыкшие за многие месяцы жизни в долине к длительным переходам, почти неслышно ступали по мягкому мху-подшерстку, как когда-то назвал его Сова, ступая практически след в след — и это тоже было «школой» индейца. Северо-восточные травы сильно отличались от прерий запада — по цвету, высоте кустарников, почти полному отсутствию песчаных прогалин, а также редко встречающимися, огромными валунами, невесть как появившимся здесь в самые первые дни Катастрофы. Возле одного из них Чер и останавливался в своих прошлых походах. Место было удобное, старое кострище указывало на то, что возле камня не в первый раз останавливаются охотничьи отряды. Вблизи протекал чистый ручей, а, взобравшись на валун, Ульдэ заметила вдалеке и серо-желтые спины мохнатых степных коз. Но мы шли не на охоту — припасы имелись в достатке, терять время на облаву мне не хотелось. Костер развели из подобранных по дороге сучьев, а Волос принес на плече здоровенное бревно, почти сухой ствол упавшего дерева, с обрубленными ветками. Даже капля пота не выступила на его шкуре — силой и статью он не уступал своему пропавшему другу, а возможно, что и превосходил. Хотя… что можно увидеть под такой шерстью? Позади шествовал Черноног, на ходу рассказывая нам о своем предложении напарнику, на спор донести бревно до костра между ног. Волос удивительно легко согласился… и пораженный Чер стал свидетелем того, как мохнатый приятель действительно сделал несколько шагов со стволом, зажатым меж колен. Теперь довольный Чер подтрунивал над проигравшим спорщиком, но молодой и добродушный увалень только отмахивался от следопыта, словно от назойливой мухи.

Огонь костра завораживал, отгоняя прочь все прочие мысли. Оставалось только трепетное ощущение вечности и незыблемости происходящего в данный момент, здесь и сейчас. Но, в этом испытанном и близком кругу, породненных общим горем и общей надеждой, уже испытали однажды всю шаткую крепость «незыблемости» в столь недавнем прошлом. И оттого никто из них не походил на былых туристов, знающих, что их ждет по возвращении домой уютная постель, ужин из холодильника и очередная серия из бесконечной латиноамериканской саги…

Сквозь багровые сполохи пламени, я различал бесстрастное лицо индейца; оживленное — Чера и Волкобоя, что-то обсуждавших между собой; измученное и до сих пор виноватое — Джен; темное и оттого слегка свирепое — Ульдэ. Возле нее жалась Зоя — девочка выделяла северянку более прочих. Она уже не боялась так, как раньше и понимала, что здесь ее никто не тронет — и оттого с каждым днем становилась все более смелой и ручной. Девчушка сидела к огню ближе всех — и я подумал, что следовало бы ее отогнать, чтобы не обожглась. Но Ната удержала мою руку, протянувшуюся было к девочке.

— Пусть сидит… Она не маленькая. Если коснется — отползет сама. Все познается на собственном опыте.

— Догадалась?

— Конечно. Я уже давно угадываю многие твои мысли — так, как и ты — мои.

— Или Элины.

— Особенно, ночью… — она произнесла это, даже не улыбнувшись. Ната была где-то далеко и говорила со мной, не глядя в глаза. Ее лицо было устремлено на ночное небо — и только взор, направленный на звезды, пояснял, о чем думает эта маленькая женщина…

— Огненный цветок не гуляет по ночному небу… Хорошо, когда человек умеет забывать о земле ради звезд — он все еще продолжает мечтать! А тот, кто перестает смотреть на небо, становится, скучен… хотя более приближен к реальности.

— Эх, шаман… — Стопарь глухо вздохнул и погладил свою бороду. — Человек не рожден для чего-то одного. А умеет ли он смотреть на звезды, или на землю — это, знаешь ли, почти одно и то же. Тот, кто ищет суть в земле, под своими ногами — возможно, не столь наивен, как первый. Вдруг, он думает о том, как накормить того, кто как раз и считает эти звезды?

— Не придирайся к словам, кузнец, — Сова спокойно подбросил в костер сухую ветку, и она вспыхнула, на несколько секунд озарив пространство возле нас более ярким светом.

— Не придирайся и не ищи подвоха. Люди рода Белой Совы слишком часто смотрели на звезды — не потому, что искали там покровителя или защиты, как это делают здесь, когда возносят молитвы. Но потому, что понимали — человек мал. А вечность — велика и безгранична. И что звезды — холодные зарницы бесконечности! — будут светить своим равнодушным светом и после того, как они уйдут в иные миры… Да и не в понимании суть — просто они умели забывать о прочем, ради этих кратких минут единения с вечностью…

— А мой племя любит смотреть на луна… — Бен неожиданно подал голос из своего угла. Стопарь даже шарахнулся — мулат сидел рядом с ним и до сих пор ничем не выдал своего присутствия.

— Тьфу, черт тебя… Я-то думал — кто-то шкуру бросил на камни!

Мы сдержанно рассмеялись. Кузнец добавил, успокоившись:

— А почему племя? Ты же говорил, что инженер и приехал к нам из страны… запамятовал.

Сова усмехнулся:

— Наш темный брат слегка тебя дурит, Стопарь. Он уже давно научился хорошо говорить.

Бен согласно кивнул:

— Да. Но в нашей стране много племен. Одно, самое большое, было у власти… до поры. Его название — если перевести на ваш язык! — так и звучит — дети Луны.

— Наверное, они знали, что делали, — Сова серьезно слушал мулата. — На родине моих предков племена редко носили подобные наименования. Это большая ответственность.

— Да брось ты! — Кузнец откровенно зевнул. — Ну и что? Вон, китайцы, те себя

поднебесной империей величали! И что с того? А корейцы — страной утренней свежести. Да всех и не упомнишь…

Ната толкнула меня в бок:

— Слышал? Наш Стопарь не так прост, как кажется.

— А он и не прост… — мне был интересен завязавшийся разговор, и я прикрыл ее рот ладонью.

— Евреи до сих пор считают… считали свою землю святой, — Индеец парировал небрежение Стопаря незамедлительно. — Греки всех остальных именовали варварами. Но разве я говорил об этом? И эта страна имела свое название, и любая иная. Что значит — Франция, Англия, Китай, наконец? Ничего. Всего-то — политическое или географическое наименование местности на карте. Народ может нести то имя, которое получил от предков… Но всякий ли его потомок может, хотя бы пояснить, что оно означает? А Бен — может. И я, Белая Сова, тоже могу. Сможешь ли ты?

Стопарь смешался и пробурчал что-то себе под нос. Я шепнул Нате:

— Эта партия в пользу шамана…

— Но это не игра, родной…

Резкий свист Ульдэ, отстоявшей поодаль, мгновенно поднял нас на ноги — прозвучал сигнал тревоги!

Вскочить, встать спина к спине, выставить оружие навстречу неведомому пока врагу — это заняло гораздо меньше времени, чем само описание происходящего… Северянка, ужом проскользнувшая из густоты подступающих к временному лагерю, зарослей, вполголоса произнесла:

— Не здесь. Сто шагов на север. Умба и Большой Пернатый…

Мы с Совой переглянулись — знающие Ульдэ несколько больше прочих, мы понимали, что Умба — это старинное название давно вымерших мамонтов, кости которых родичи дикарки порой находили в вымоинах и обрывах своей земли… Но живой? Здесь? Ненамного лучше был и Пернатый — это жуткое преображение орла, ставшего едва ли не подобием летающего дракона. Еще одно название — Клаш, за характерный щелчок клюва, которым гигант убивал свою добычу.

— Они схватились возле ручья. — Ульдэ пришла в себя от быстрого бега и указывала рукой в направлении недалекой прогалины.

— Умба?

Она, чуть помедлив, пожала плечами:

— Он большой. И похож на то, что мой отец видел сам в растаявших снегах Эрэнэта. Собак кормил — ели. В чум привозил — воняло. Выбросили.

Я сглотнул, представив себе, как полуграмотный таежный охотник волочет домой кусок мяса, отрубленного от туши, замерзшей еще до появления цивилизации. Сова оказался более практичным:

— Если они сражаются… Такое — стоит посмотреть.

Мы, не сговариваясь, бросились в кустарник. Следом нырнули остальные — даже трусиха Джен, заинтригованная нашими возбужденными лицами.

…Подобные гиганты не часто появлялись в долине — их средой обитания являлись горы. Ульдэ почти не ошиблась — с невероятных размеров орлом, насмерть бился не менее чудовищный тур, с виду скорее напоминавший нечто среднее между носорогом и более нам привычным, овцебыком. Я кивнул северянке, оправдывая ее описание монстра — размеры последнего вполне могли оправдать название, данное ему девушкой. Пожалуй, только Рогатые, могли сравниться с ним, превосходя по росту. Но нападавшего — а Пернатый был именно атакующей стороной! — это нисколько не смущало. Орел, обладавший загнутым клювом, с непривычно усеянными вдоль костяного гребня наростами-клыками, раз за разом набрасывался на тура и запускал в него свои когти, способные без труда разорвать надвое лишь немногим более мелкую добычу. Мы замерли, опасаясь даже дыханием выдать свое присутствие — вмешаться, пусть и невольно, в схватку подобных гигантов, было безумием… Издали это казалось похожим на холм, но холм двигающийся, испускающий громоподобный рык и клекот, разбрызгивающий кусками вырванной шерсти и клочьями окровавленной шкуры.

Не отрывая глаз, мы смотрели на битву гигантов — зрелище, подобное которому, пока еще не находило свидетелей… Оба монстра сошлись в страшном, смертельном поединке, и мы пока не могли понять причины — темнота и опасность попасться на глаза разъяренным чудовищам не позволяла увидеть всей картины происходящего. А сражение продолжалось!

Более подвижный, нежели тур, перерожденный орел, наскакивал на последнего, стараясь зацепить своими невероятными лапами морду толстокожего и покрытого густой шерстью, гиганта. Страшные удары клюва уже оставили свои отметины на спине — человеку было бы достаточно одного, чтобы превратится в клочья. Но взбешенный «Умба» только яростно взмыкивал, довольно успешно отбивая настырную птицу изогнутыми рогами. Пару раз кончик костяного нароста даже задел нападавшего орла — мы увидели, как тот едва удержался от падения, поджимая под себя пораненную лапу. До поры крылатому монстру удавалось избегать этих всесокрушающих ударов — рога, толщиной едва ли не с туловище человека, вспарывали землю не хуже громадных плугов, вырывая целые пласты! Но и туру приходилось несладко — один глаз жвачного животного был вырван с корнем, кровь заливала морду, мешая нанести точный удар. Мы не могли понять, почему орел не пытается взлететь — напав на тура сверху, он мог бы просто свалить того на землю и бить своим чудовищным клювом уже без помех. Но сомнения скоро рассеялись — орел волочил за собой перебитое крыло. Птица могла только высоко подпрыгивать, и издавать при этом гневные, клокочущие крики. Уловив момент, орел сумел зацепить своей когтистой лапой за морду быка — та вновь окрасилась красным. Тур яростно мотнул башкой — и орел не удержался, заваливаясь на измятую траву плашмя. Монстр издал такой рев, что мы невольно пригнулись, опасаясь, что тур может заметить свидетелей этого сражения. Но порядком израненному животному было не до того, чтобы оглядываться по сторонам — он, наконец, стал хозяином положения и теперь всецело нацелился на уничтожение своего противника. Его массивное копыто впечаталось во второе крыло упавшей птицы, с хрустом дробя кости последней — и орел оказался невиден под многотонной тушей, приковавшей его к земле своим весом. Мы поняли, что становимся очевидцами конца этой страшной битвы, от которой затихли все прерии на многие километры вокруг. Тур шумно выдохнул — от покрытой кровью и пеной морды поднялся клуб пара. Он прекрасно сообразил, что сейчас поверженный враг целиком находится в его власти — несмотря на отчаянные попытки последнего освободится. Клюв орла наносил страшные удары по ногам тура, уцелевшая лапа ухватилась за морду быка, сжимая ее словно стальными клещами — но животное будто не чувствовало боли… Бык умудрился поддеть птицу одним рогом и резко мотнул башкой — орел описал дугу через спину быка и тяжело рухнул на грудь. Это было поражение и гибель летающего монстра. Не знающий врагов и конкурентов, повелитель горных вершин и долин, был повержен тяжелым и неповоротливым сухопутным монстром — и это казалось невероятным! Не давая возможности орлу приподняться, тур набежал на противника и принялся топтать его своими колоннообразными ногами, превращая другого гиганта в груду измочаленных и окровавленных перьев и ошметков мяса. Из всех существующих в долине животных, эти двое превосходили всех ранее нам известных, и одинаково были опасны для человека — из-за своих размеров.

Бык еще раз потоптался по останкам бездыханного врага и, замычав — победно и торжествующе! — направился трусцой в сторону уже начинающих светлеть, зарослей. Чер, вглядываясь в топчущееся на месте животное, тихо произнес:

— Там теленок…

Мы согласно переглянулись — становилась ясна и причина этой яростной схватки, и столь неожиданные последствия. Вероятно, орел атаковал и небезуспешно, детеныша тура — и во время пиршества не успел увернуться от удара взрослого животного, сразу перебившего ему крыло. Остальное стало понятно — влететь и покинуть место сражения он не мог, почему и принял бой с обезумевшей самкой.

Тем временем тур — или туриха? — уже вновь замычала, на сей раз обреченно и тоскливо…

— Теленок мертв, — Чер сосредоточенно вглядывался вдаль. — Самка уходит…

Мы увидели, как тур, пару раз поддев убитого мордой, внезапно потерял всякий интерес к мертвому детенышу и направился к ручью…

Скоро все стихло — и, если бы не разбросанные тут и там следы этой неслыханной битвы, прерии могли вновь показаться спокойным и уютным домом для всяких бредущих по ней путников.

— Можно не охотиться! — высказал за всех Чер. Я согласно кивнул — мяса в этом бычке столько, что хватило бы на три наших отряда. Услав следопыта присмотреть за турицей — вдруг, вздумает повернуть? — я с мужчинами принялся разделывать неожиданную добычу. Девушки встали полукругом, предохраняя нас от возможного нападения. Шум сражения был слышен далеко, и хищники трав не хуже людей понимали его значение. Здесь вскоре могли появиться непрошеные гости — вроде заблудшей стаи волков или собак, либо вездесущих свинорылов, чующих кровь словно акулы.

— Уходим.

Мясо срезали и скатали пластами, уложив в плотные листья. Девушки связали его в подобие толстых колбас и накинули на спины лошадей — добычи столько, что распределять ее пришлось между всех.

— А шкура?

Хозяйственный Стопарь с сожалением смотрел на брошенные куски плотной шкуры теленка — она вполне годилась на выделку надежной обуви. Но я отказался от идеи нести еще и ее:

— Тяжело. А мы идем не в форт. Хватит и мяса.

Пока мы свежевали теленка, ночь закончилась и теперь все вокруг освещали первые лучи еще не вставшего над долиной солнца. Об отдыхе думать было поздно — место схватки следовало покинуть как можно скорее, чтобы самим не стать причиной для последующего сражения.

— Веди, Сова, — я поправил поклажу на спине, отгоняя налетевшую мошкару. — Веди и хватит сожалеть.

— Лев хочет превратиться в орла?

— Лев хочет достать цветок. Хватит иронизировать. Ты хороший индеец, но больше мужчина, чем просто — муж.

— Лучше быть просто мужчиной… Чем мужчиной, под…

— Каблуком? Мне порой интересно, ты вообще, что-нибудь, о той, прошлой жизни, еще помнишь? Или скажешь, до того, как ушел в леса, ты вообще не жил?

Сова колебался лишь мгновенье…

— Может и так.

— А я так сказать не могу. И мне, желание любимой женщины… Одной из них, важнее того, как относится к этим прихотям потомок краснокожих. Веди нас, индеец. Веди, и хватит спорить о том, что выше твоих понятий о мужской доблести. Ты всегда будешь первым, как мужчина, но вряд ли лучшим — как муж.

Он усмехнулся, но промолчал. После одного из поворотов среди высоких кустарников, отряд вышел на почти голую возвышенность — и перед нами встала отвесная и непреодолимая стена! Каменные Исполины, ограждающие долину от степей севера и мертвого города, высились неприступным хребтом на всем, видимом глазу пространстве. Индеец сделал предупреждающий жест и указал на возвышающуюся среди прочих, совершенно гладкую стену…

— Здесь. Это она.