Глава 19

…Мелькали лица девушек, ободряющая улыбка индейца, крики Пумы и Джен, потом все застило кроваво-красной пеленой… Иногда в ней пробивалось встревоженное лицо Дока, напряженное — Наты, хмурое и суровое — Черепа. Мои друзья были рядом — а я сам, где-то далеко, на севере, смутно ощущающий присутствие чего-то враждебного, чужого — и, тем не менее, давно и хорошо мне известного. Это был Он…

— Урхор знать! Вожак их стаи — наш!

— Он человек, как и я….

— Врана — молчать! Урхор — говорить!

Жуткие голоса сливались, превращались в рычание, пропадали и вновь появлялись. В голове неясными образами проносились до странности знакомые пейзажи — я точно знал, что уже однажды их видел. И, вместе с тем, они сильно изменились, став практически продолжением нашего болота. Болота?

Меня принесли в форт. Но окончательно я пришел в себя только через неделю.

— Док дал тебе что-то, смазал губы, а потом и заставил выпить. И ты словно перестал слышать и видеть! Я и Ната заставляли тебя пить, а есть ты не мог. Как ты нас напугал! Любимый мой!

Элина сидела возле меня и улыбалась. Она, с безграничной нежностью, столь редко появляющейся в ее глазах, смотрела мне в лицо и прижимала мою ладонь к своим губам.

— Он сказал, что это белладонна. Вернее, то, что должно было ею быть. Он пробовал ее на себе. Это… Словом, наркотик, который выключает все ощущения, а особенно — боль. Док хотел, чтобы ты ничего не чувствовал, пока твои раны хоть немножко подживут! Но что-то не рассчитал, и дал тебе слишком большую дозу. Ты спал так долго, что мы уже все переволновались! Я бы умерла, если ты не проснулся…

— Лина! Рыжик мой… Ласковый… — я разлепил ссохшиеся губы. Элины, припав к моему лицу, покрывала его поцелуями и солеными каплями слез.

— Задушишь! Дай лучше воды.

Она соскочила и налила в плетеный туесок из ведра.

— Выпей! А потом я тебя покормлю. Сова с охотниками добыли двух овцебыков, а Бен выловил в реке огромного рака. Такого большого, что его клешня еле уместилась в котле, когда его варили. Пришлось разрубить на куски — едва топор не сломали! Очень вкусно! А Ната у Угара. Волкобой и Анна забрали пса к себе, он весь изранен, за ним все ухаживают. Мы только иногда уходили, но тебя одного не оставляли!

Дверь распахнулась и ко мне бросилась встревоженная Ната:

— Что с ним? Ему плохо?

— Здравствуй, родная…

— Дар! Очнулся! Дар! — В отличие от Элины, обычно сдержанная, умеющая себя держать в руках, Ната вдруг расплакалась, ткнувшись в меня мокрым лицом.

— Тише, тише… Ну что вы, в самом деле. Жив я, а вы слезы лить… Жив. А кто кормить меня обещал? Я есть хочу, как самый голодный волк прерий!

— Еще бы! Столько проваляться в постели!

— А сколько я… спал?

Они переглянулись. Ната тихонько произнесла:

— Ты только не пугайся… две недели. И даже сердце еле билось. Док был уверен, что ты впал, в кому. Он так винил себя за слишком большую дозу, что вырвал последние волосы на голове. Но Сова устроил камлание… ты слышишь?

Я кивнул.

— Вот… И всю ночь пел и танцевал возле тебя. Правда, ты так и не пришел в себя. Это было вчера. Зато сегодня, ты проснулся!

— Лев мертв?

— Еще бы! Мертвее не бывает. Ты сам увидишь.

Сова с помощью остальных мужчин форта разделал людоеда. Клыки и когти монстра отдали Нате — и та, подшучивая сама над собой, изготовила из них еще одно ожерелье, в дополнение к уже имеющимся в нашем доме. Индеец снял с льва шкуру. Та, расстеленная на земле, достигала шести шагов в длину, не считая хвоста. Шаги делал Стопарь — и все только поражались размерам чудовища…

В прерии и Озерном поселке, очнувшиеся от переживаний и потрясений последних дней, люди вспомнили об иных проблемах. Осень напоминала о себе затяжными дождями, порывами холодного ветра и самыми настоящими заморозками. Словом, она началась всерьез. Ночные холода стали постоянными. Почти везде спешно шили зимние одежды, для которых не хватало теплых шкур. Многие хотели еще раз устроить большую охоту и приглашали нас, как наиболее в этом деле сведущих. Я был за… но слабость, поселившаяся в теле после схватки и полученных ран, не давала возможности участвовать в этом мероприятии. К тому же, как заметил Чер, животные, после той охоты, стали намного осторожнее, и выследить еще раз такое же количество стало намного труднее. Да и хранить немалое количество мяса, на которое рассчитывали при облаве, было негде. Запасы соли в поселке ограничивались несколькими горстями, идти в пустошь некому, а до праздника, на котором мог появиться, кто-нибудь, от Змея, еще далеко. Пополнить столь необходимый продукт без вмешательства вожака зэков было не просто — малочисленные мужчины поселка не желали рисковать, предложить же, что-либо, взамен, не могли. Но переубедить озабоченных этой идеей, моих собственных охотников, оказалось непросто.

В итоге Стопарь, все-таки, дал за меня согласие. Любопытно, что перед этим он спросил его у Наты… Моя юная жена пользовалась непререкаемым авторитетом даже в прерии, а не только в форте. Больше никто не удивлялся нашему необычному союзу — взрослого, убеленного сединами мужчины, и двух совсем молодых девушек, одна из которых скоро должна стать матерью. Но это — если судить по прежним меркам. Для этой жизни они уже устарели. Все давно свыклись с тем, что две женщины могут спокойно уживаться рядом, не деля и не устраивая ссор из-за одного мужчины (что иногда бывало!) А, если, кто и был против, то, предпочитал держать свое мнение при себе. Подвиг, совершенный в глазах людей, действительно, поднял мое имя на новые высоты — и разговоры о вожде прерий вновь зашумели от скалистого озера и до самых окраин долины.

— Рад видеть моего брата, которого пока еще зовут Дар, здоровым и полным сил!

Индеец, широко улыбаясь, вошел в комнату. Я приподнялся, опираясь как на свою, так и вовремя предложенную руку Наты.

— Не совсем здоровым и не таким уж и сильным… Но все равно, спасибо! Рад приветствовать и тебя, Белая Сова! Как дела в травах? Здорова ли твоя жена, что нового говорят в прерии? Я все хочу знать — так долго спал почти мертвым сном, благодаря снадобью нашего Дока.

— Который чуть не отправил тебя на тот свет! — с пылом и негодованием вставила Элина.

— Зато вождь вашего рода не чувствовал боли от ран! — индеец парировал ее. — Огненный Цветок не испытывает больше ненависти к Белой Сове? Если в сердце скво моего друга осталась капля неприязни, Сова уйдет… Но прежде сделает подарок, который давно собирался предложить самой красивой девушке прерий!

С этими словами он достал из-за пазухи великолепный шафрановый платок, и на наших изумленных глазах развернул его, взмахнув тканью в воздухе. Потом он возложил его на плечи вставшей Элины. Сияние волос девушки слилось с переливами цветов, украшающих платок. Мы с Натой замерли в восхищении.

— Какая ты красивая, Линка… — Ната без зависти поправила ткань, оценивая подругу теплым дружеским взглядом.

— Ну, Сова… Спасибо! Линка, да не молчи ты! Хоть поблагодари его! Элина, вспыхнув, обняла индейца и чмокнула его в щеку.

— Какая прелесть… Но где ты его взял?

Сова шумно вздохнул, а меня кольнула запоздалая ревность. Индеец хотел получить совсем иной поцелуй красавицы…

— Далеко… — он неопределенно махнул рукой. — В степи все спокойно, мой друг. Стада овцебыков и туров нагуливают жир на сочной траве, одиночные кролы скидывают старый мех, жесткошерстные кабаны спускаются с гор в долину, волки бегают за ними, а мы охотимся на всех! В небе все чаще стали появляться орлы, что не радует глаз шамана — эти птицы опасны! Все говорят о предстоящей охоте… больше нет новостей.

— А что люди?

— В стойбищах и селениях много рассказывают о тебе. О том, как ты убил льва. О смелом Угаре и бесстрашном вожде прерий! Мой брат признан… Признан всеми, кто хочет порядка в долине.

— Понятно… Святоша?

Сова коротко кивнул.

— Стрелы его слов оставляют занозы в сердцах, испуганных и просящих. Их немного, но они есть. На сегодняшний день, в стане монаха насчитывается почти сорок человек. Почти все — умелые и выносливые мужчины, даже бойцы, которым, на мой взгляд, стыдно прослыть монахами-затворниками, из-за прихоти их бесноватого…

— Не заметила особого стыда, — сухо произнесла Ната. Индеец кивнул:

— Это так… но, пусть, одурманенных речами этого патриарха. К сожалению, в прерии осталось слишком мало мужчин — больно видеть, что многие из них потеряли голову, вняв посулам нового «мессии». Правда, после того, как ты покончил с людоедом, никто не хочет новой войны. Даже они… Святоша затих в своем логове.

— Считаешь, надолго?

— У твоих жен твердые руки и верные глаза. Многие помнят войну с Кланом, помнят битву в скалах! И знают — даже твоя смерть не принесет им покоя. А убить всех не в силах ни один орден, хоть даже и с нашивками креста!

Я посмотрел на Нату, потом на Элину. Девушки смущенно переглянулись.

— Мы почти забыли об этом… Страшные дни были. Не хочется вспоминать.

— Но и забывать — не след!

Я поцеловал Нату, присевшую ко мне на настил. Элина крутилась в платке, вся расцветшая от радости.

— Маленький Ветерок завидует Огненному Цветку? Белая Сова помнит, что у его друга две скво… Это понравится темноволосой?

Сова извлек из-за пазухи еще один платок, на этот раз, почти черный, с красными и багровыми розами по краям и одним большим цветком посередине. Ната встала и, посмотрев на меня — я чуть заметно кивнул! — подошла к индейцу и, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его в губы. Сова быстро отпрянул.

— Подарки приносят счастье женщинам… Я доволен, что смог доставить им эту радость.

Я только качал головой.

— Нет, мой брат, теперь ты так просто не уйдешь… Признавайся, ты нашел развалины ткацкой фабрики? Или склад, подобный нашему? Но как бы там не было, они великолепны!

Ната взмахнула платком, ловко уложив его на плечи, а потом, озорно притопнув, чуть приподняла край платья, оголив великолепные ноги, и так прошлась по утрамбованному земляному полу, что я охнул, а Элина зацокала языком… Что до Совы, так бедного индейца чуть ли не в жар бросило.

— У моего брата страстная жена… и я рад за того, кто пока носит имя Дара!

— Пока? Почему — пока?

— Сова сказал всем, кого знает… Сегодня в форте большой праздник. Собираются все жители селений, расположенные поблизости. Но придут и самые дальние! Это общее торжество, где шаман новых людей и нового племени станет петь для своего друга, после чего даст ему новое имя!

— Новое имя? — мы в один голос воскликнули с Элиной. Ната внимательно посмотрела в глаза индейца.

— Да. Вождю не пристало носить скромное имя, ставшее таким близким для его жен… Это можно мужу, вождь же возьмет иное. Ты узнаешь его вечером.

— Сова… Только очень прошу!

Он спокойно приподнял ладонь.

— Мой брат не должен волноваться. Это имя достойное твоих дел!

— Этого я и опасаюсь…

Сова ушел, сославшись на необходимость, приготовится к торжеству, а мы завалились на постель — в кои-то веки не нужно никуда спешить. Девушки оживленно судачили о своих женских делах, нимало не смущаясь моего присутствия, а я иногда вставлял свои реплики, радуясь, что они обе, такие красивые и нежные, льнут ко мне с обеих сторон.

Благодаря Доку, раны на самом деле быстро затянулись — возможно, сыграло и то, что я неподвижно провалялся целых две недели. Шрам от когтей кошки затянулся, оставив очередные рваные рубцы. Вкупе с остальными, я уже и не знал, есть ли на теле хоть одно место, где напоминания о былых схватках и сражениях не оставили бы своей отметины. Но девушки, осторожно меняя повязки, в голос уверяли, что шрамы украшают мужчину… и так далее, типа повышенной сексуальности. Правду они говорили, или, в очередной раз лукавили, я пока проверить не мог — как бы там не было, лишние движения доставляли неприятные ощущения. Спать приходилось только на одном боку, и, об иных контактах с моими желанными женщинами, оставалось лишь мечтать…

— Я соскучился по вам…

— Лежи смирно! Тебе нельзя волноваться. Тем более, еще чего-то желать!

— Какая жестокость… — я притворно вздохнул. — Две таких девочки рядом, а тут лежи пластом… Обидно.

— Ну, хочешь, я… — Элина показала глазами на низ живота. Но Ната строго отвела ее руку:

— Обойдется. Вечером к людям выходить — а он и так, едва шевелится. Сейчас отдаст все, потом снова уснет. Нет, уж. В другой раз.

— Припомню… — я грустно отвернулся. Элина счастливо засмеялась и прижалась ко мне.

— Осторожно! — Ната решительно заставила ее подняться. — О себе подумай. Вон уже, живот, какой. Можно подумать, двойню выносишь!

— А вдруг? — У Линки было хорошее настроение. — Рожу вам кучу сразу, чтобы не мучится каждый раз. И баста!

— Ага. Как самка. Щенят так шесть-восемь.

Лина твердо сказала:

— Врежу. Еще раз ляпнешь такое — точно, по шее дам.

— Ого!

Мы с Натой засмеялись — услышать от Элины подобное, было непривычно.

— Чувствуется благородное воспитание…

— А не задирайся!

Ната задумчиво теребила в моих волосах, потом вдруг произнесла:

— Надо отдариться перед Совой. Раз будет праздник, о котором он сообщил, придется и нам соответствовать замыслам шамана. К тому же — что мы можем дать Ясной Зорьке?

— Даже не представляю. У нас ничего нет, все, что оставалось от тех запасов, уже испортилось, или заканчивается…

— Я знаю! — воскликнула Элина.

— ?

— Шкуру! Отдай Сове шкуру этого льва!

— Элина? — возмутилась Ната. — Что ты? Мы должны повесить ее у входа в дом. Люди будут видеть ее, и вспоминать победу нашего мужа над людоедом!

— А мы с тобой будем вспоминать, как он валялся недвижимый все эти дни, и как я от страха чуть ребенка не потеряла! Нет, не нужно нам такой славы. Пусть шкура достанется индейцу! Дар и так, достаточно сделал для всех, ему не требуется лишнего подтверждения этих заслуг.

Я промолчал. Может быть, в словах Элины было больше здравого смысла, чем представляла себе Ната. Но, как подарок женщине, шкура не годилась. Другое дело, что по замыслу Огненноволосой, та предназначалась самому Сове. И, вероятно, это был достойный ответ с моей стороны — как знак признательности индейцу.

— Мне кажется, девочка права… Не спорь, Ната, шкуру надо отдать. Вычисти ее, так, как ты умеешь — чтобы не стыдно было показать всему народу. Что до Зорьки… Ладно, делать нечего. Берег для вас — хотел чуть попозже подарить, но выходит, не судьба. Надеюсь, вы меня за это сильно бить не будете?

— Не поняла? — Ната подозрительно посмотрела на мою невозмутимую физиономию, а Линка приподнялась и заинтересованно проследила за моей рукой.

— На двоих все равно не разделишь. Короче, в тайнике лежит комплект нижнего белья. Оно не самодельное, еще оттуда, из подвала. Ну, очень красивое… Только вот не знаю, подойдет ли Зорьке?

— И ты молчал?!

Девчонки разом соскочили и бросились к выемке в бревнах. Ната первой выхватила сверток, укромно дожидавшийся своего часа, и развернула. На шкуру свинорыла, постеленную на пол, упали крохотные комочки ткани. Элина подобрала их, и они обе взвизгнули от восторга. Каким-то чудом мне удалось вытащить их в свое время из верхнего этажа нашего подвала, и до сих пор прятать от любопытных глаз моих девочек. Наверное, это был по-настоящему царский подарок… Научившись многому, женщины в долине все же не смогли освоить всего — ткань заменялась либо измочаленными растениями, или, особо мягкими шкурками. Соответственно, о настоящем нижнем белье приходилось лишь мечтать — люди носили то, что могли изготовить сами, и из самых подручных средств.

— Это топик! И трусики! А вот еще!

— Эй, эй! Хватит! Не хватало еще порвать! Положите назад!

Элина ткнулась мне в плечо и жарко зашептала:

— Пожалел, да? Пожалел? И кому? Своим женам, своим самым любимым, самым желанным! А мы, две юные дурочки, холим его, лелеем, ночей не спим… А он! А мы! Да чтобы я!

— Или я! — Ната включилась в игру, прильнув, с другой стороны.

— Да чтобы мы! С ним! В постель? Да никогда больше!

Я сгреб обеих железной хваткой…

На праздник собралось больше ста человек. Форт, при всем на то желании, не мог вместить такое количество гостей. Стопарь, распоряжавшийся приемом и размещением всех прибывших, поставил временные палатки и шалаши.

Ближе к ночи, когда первые звезды усеяли темнеющий небосвод, Сова развел большей костер. Он вынес свой, обтянутый кожей волка, бубен, Зорька взяла другой, поменьше и они оба вышли, перед сидящими возле костра, людьми.

— Многие уже слышали камлание шамана — Сова не только для Наты пел песню жизни. Но впервые народу так много!

— И, впервые, никому из собравшихся, происходящее уже не кажется чем-то театральным… Мы привыкли, Элина. Что делать… Это — стало частью нашей жизни. И я могу только соглашаться с этим.

— А говорил — вопросы веры для тебя бессмысленны…

— Веры?

— Ну, да… Разве Сова это делает просто так? Из любви к искусству? Нет, он так поступает, когда хочет взывать высшие силы… духов земли, как он выражается. А ты — потакаешь этому. Хотя, тому же Святоше никогда не позволишь произнести самую малую проповедь — не так ли?

— Уж лучше самый большой патлач от Совы, чем самая маленькая ложь — из уст лже-монашка.

Элина улыбнулась, промолчав. Она не спорила — да и зачем? Я прекрасно знал — в выборе между индейцем и религией, она предпочтет первого. И все эти слова — лишь лукавая попытка вызвать во мне ревность… к самому Сове. Но юная девочка не знала, какую школу жизни прошел ее, слишком уж умудренный опытом, муж… Я обнял Элину и прошептал на ухо:

— Ты для меня — дороже всех крестов и бубнов, вместе взятых. Но не надо будить зверя… и не дергайся!

Вместе, Сова и Зорька, так слаженно и зажигательно застучали, что многие поневоле стали отбивать ритм по земле. Бой учащался, но в этот раз индеец все делал молча. Когда ритм достиг своего апогея, Шаман стал кружиться возле костра, раз за разом, прыгая через огонь. Мы заворожено смотрели за движениями индейца, не в первый раз показывающего нам подобное действо.

Тем временем, Зорька продолжала бить в свой бубен. Ритм становился настолько зажигательным, что усидеть было уже невозможно — всем существом я хотел присоединиться к Сове, и вместе с ним прыгать через огненные струи! Первой не выдержала Джен — она вскинулась в порыве и устремилась к Сове. Однако, индеец осадил ее назад, сурово указав на свое место. Но, и после этого, Джен не села — осталась стоять, подтанцовывая в такт биению бубна. Неожиданно, к ритму присоединился еще один — еще более звонкий, громкий и очень четкий, что резко контрастировало с более глухими звуками бубна шамана. Это Чер, выйдя из-за угла, присел возле Зорьки и, мгновенно уловив нечто вроде мелодии, восполнил ее ударами собственного барабана. Сова едва заметно усмехнулся… Казалось, они трое, вместе, вынимают нам души — так сильно стало желание оторваться от земли, и, воспрянуть к небу!

Стопарь, крякнув, подхватил жену за руки и закружил ее, топоча неуклюжими ногами. Салли подняла с земли прихлопывающего Бена, а Лада вырвалась вперед и коснулась обжигающих углей ногой…

Сова, откинув бубен, поднялся на ноги, кивнул и резко дернул ее к себе — женщина не успела опомниться, как они оба перепрыгнули через костер. Лада громко вскрикнула! Череп поднялся, настороженно смотря за подругой — она успокаивающе остановила его рукой, указав на неповрежденную кожу ног…

— Волкобой! Чер!

Оба охотника, как завороженные, вскочили с мест и тоже встали рядом с ними. Сова и их заставил прыгнуть через огонь.

— Волос!

Громадный мужчина с разбега преодолел широкое пламя, уханьем выражая свой восторг.

— Анна! Бен! Салли!

Индеец выкрикивал имена, и люди, один за другим, подходили к нему, брались за руки и вместе прыгали в огонь костра…

— Маленький Ветерок!

Ната вздрогнула и вопросительно посмотрела на меня.

— Иди! — я не узнавал своего голоса… — Иди туда. Сова не позволит огню обжечь тебя!

Ната легко перепрыгнула костер и, пылая жаром в глазах, вернулась. Сова вызывал все новых и новых жителей и гостей форта, Зорька без устали била в бубен — мне все напоминало дикую пляску, где не оставалось зрителей, и каждый уже был, или, готовился стать участником…

Неожиданно Сова сделал знак — и Зорька мгновенно прекратила бой. Тишина воцарилась такая, что было слышно только сухое потрескивание углей на месте почти полностью прогоревшего костра.

— Сегодня великий день! Никто не погиб, а прерии услышали зов большой охоты! Но я позвал вас не для того, чтобы говорить об этом! Многим из вас я дал имена, которые вы приняли. Кто-то сохранил прежние, другие придумали и стали носить свое. Здесь, меж вас, ставших настоящими охотниками и жителями прерий, стоит Дар — вождь и хозяин этого форта. Все знают — я обещал ему имя, достойное вождя прерий! Это время пришло — сегодня Дар получит такое имя!

Мне на секунду показалось, что слова индейца могут вызвать улыбки — но выражение глаз мужчин и женщин были более чем серьезны…

— Было время — в поселок у озера пришел человек, ставший известным, как житель мертвого города. Сова первым встретил его возле берегов Синей реки, и проводил к людям долины. Тогда никто не знал, во что выльется эта встреча. Только Вещая, которой открыты тайны будущего, предсказала судьбу прерий. Дар вернулся в долину, а после — туда пришла банда. Вы знаете, что случилось после!

Нестройный гул голосов быстро смолк под суровым жестом индейца.

— Дар был тем, кто первым схватился с бандой, и возглавил сопротивление. Дар был тем, кто спас от голода поселок и многих людей в долине, в первые месяцы лета. Его заслуга есть и в уничтожении пятнистой смерти, выкосившей половину прерий! Только этого уже достаточно, чтобы шаман мог дать имя достойному! Но Стара и Сова знали — он должен получить имя, не связанное с кровью и смертью, от ножей зэков или черных пятен чумы. И они дождались. Дар — победитель людоеда! Победитель льва! И отныне, имя вождя — Серый Лев!

Громовой рев десятков глоток, хлопанье ладоней и свист одобрения послужили ответом словам индейца.

— Люди долины признали право на это имя! А значит, признали и тебя, как вождя для себя и всех прочих, — Ната разгорячено шептала мне на ухо. — У нас стало очень много друзей!

— Я горжусь тем, что я твоя жена! — Элина, раскрасневшаяся и счастливая, вышла из общего круга, стоявшего возле Лады и Черепа.

Меня поздравляли со всех сторон, так, словно Сова придумал мне не имя, а возложил на голову царский венец…

— И дико… И правильно. Мне кажется, мы все присутствуем при зарождении нового рода. Новых землян, если на то пошло! — Чайка вынырнула из толпы и встала рядом. — Все эти лица, все, что я услышала сегодня ночью, эти сумасшедшие одеяния и обычаи Совы… Ты не сдержал слова, Дар! Ты обещал, что не станешь нас превращать в дикарей! Но, не отвечай… — она весело улыбнулась. — Пусть так. Серый Лев! Нужно привыкнуть — Дар, было короче! Теперь у форта есть имя!

— У форта? — я успел вставить слово…

— Конечно! У форта, у людей, которые в нем живут, у будущего — наконец! Ты еще не слышал? Уже почти все называют себя прайдом Льва! Прайдом Серого Льва!

— Но прайд — это семья…

— А кто мы, как не семья? — она обвела рукой вокруг. — Племя? Клан? Род? Это не я придумала — твоя малолетняя жена! Ната!

— Ната? — я обернулся назад, но той и след простыл… Я увидел, как мелькает среди девушек знакомая накидка и доносится веселый смех.

— Ната. Она всего пару раз так сказала — и уже, у всех на слуху! И знаешь — самое то! — Чайка-Нина, радостно указала на веселящихся людей. — В долине давно не было праздника. Какое там — вообще не было! Еще ни разу после того Дня, никто и нигде не собирался, для веселья. Слишком много оставалось в сердцах памяти о прошлом. Люди, пусть робко, неумело, но начали оживать, оттаивать зачерствевшими сердцами, огрубевшими в жесточайшей борьбе за жизнь. Я не помню много смеха — чаще слезы и жалобы. И вдруг — словно прорвалась плотина, сдерживающая затаенные чувства! Эта ночь запомнится всем и надолго, те, кто не попал сюда, потом станут расспрашивать других, кому повезло оказаться здесь и сейчас! Сегодня — возникла надежда! Сова не имя тебе дал — он всех нас уверил в будущем! И теперь, все хотят тебя поздравить! Иди к людям, Серый Лев!

А ближе к рассвету, когда все уже и наплясались, и напелись, и лишь самые стойкие продолжали подбрасывать сучья в костер, не желая уходить на отдых, к нам подошли сразу пятеро мужчин и с ними двенадцать молодых женщин и девушек.

— Мы все живем возле восточной песчаной гряды… — от всех ко мне обратился высокий и очень сильный мужчина, с косым шрамом через лицо. — Мы знаем Сову, слышали о тебе, и кое в чем помогали вам во время войны. Теперь услышали и про имя. Люди много говорят об этом — ты собираешься строить новую жизнь. Наверное, ты достоин, быть первым, раз тебя слушают все остальные. Там, где наше стойбище, есть вода, можно прокормиться… но нас страшит зима. Мы тоже охотимся сообща, иногда ловим речную рыбу. Ходим в город, через проход в скалах — но там мало, что можно найти, кроме крыс и одичавших собак.

— Вы ходите в город? Через Низины?

— Нет, один из наших нашел проход среди Каменных Исполинов. И через него к нам часто приходят эти твари… Крысы. Они уже убили и сожрали нескольких человек. Возле речки стало плохо — нам одним не справится. Короче, мы пришли с просьбой.

Он обернулся на своих товарищей.

— Прими нас в свою семью.

— Семью?

— Да. В твой прайд. Прайд Серого Льва.

Мы с Элиной посмотрели друг на друга.

— Ну, Натка…

Мужчина терпеливо ждал ответа. Я кивнул:

— Хорошо. Оставайтесь.

Он степенно поклонился — я даже смутился от подобного выражения признательности…

— Не надо. Я не Святоша и не люблю, когда бьются лбом о землю. Вы приняты… в прайд. А благодарность свою выкажете делами.

— Меня звать Резан. Это из-за шрама. Твой друг — индеец, так и не удосужился придумать мне имя. Да я и не в претензии — и так привык. А доверие оправдаем.

Я увидел среди веселящихся людей туго скрученные косы, черные, как смоль. Это была Власта, спешащая в общий круг. Проводив ее взглядом, я вдруг вспомнил Ворону… Пропавшая много месяцев тому назад, она помнилась многим именно своим страшным проклятьем, навлекшим на нас появление банды и все последующие события. Уйдя в ночь, девушка пропала, возможно, погибнув в пасти хищников. Или же — осталась жива? Почему меня это сейчас интересовало?

Мимо проскочила Пума, держа за руки Зою и Карину. Девчонки весело смеялись, разговаривая о чем-то своем. Пума бросила на меня взгляд, но сразу его отвела, увлекая подружек к огню. Я проводил ее, пряча лицо от Наты с Элиной — мои девушки могли всерьез заревновать…

Как бы ни хотелось, но возможность принять участие в охоте я пока не мог, и вместо меня туда напросилась Ната, которой уже невмоготу стало сидеть в четырех стенах. Мы с Элиной отпустили ее, дав возможность развеяться. Но и самой Элине, уже тошно было смотреть на ближайшие травы со стен форта — и она вымолила у меня разрешение хоть краем глаза посмотреть на охоту. Пришлось разрешить, поручив охрану нашей будущей мамы чуть ли не всему мужскому населению форта, прежде всего — шаману. Бедный индеец! Мы с Натой понимающе переглядывались — Сова, по-прежнему, вздыхал, глядя на Огненноволосую, едва ли, не краснея при каждом ее появлении. Зорька, видевшая это, шепталась с Натой, но Сове ни говорила, ни слова. Она была так рада, что индеец вернулся, что предпочитала молчать. Да, нужно главное, что для нас было едва ли не столь важно, чем моя победа надо львом — индеец, пока караулил мое недвижимое тело, трижды ночевал подле него, а на четвертую ночь, ушел спать в свой дом… Зорька светилась от счастья — а мы, наконец, вздохнули спокойно!

Они вернулись довольные, громко распевая песни, которые придумывал на ходу Чер. Девятнадцать овцебыков, взрослых и телят, более пятидесяти джейров и коз, четыре свинорыла, один олень — что вообще считалось редкостью! — и неисчислимая куча кролов. Кроме того, была убита и оказавшаяся в загоне, стая волков. Даже несмотря на то, что часть добычи полагалась Лешему и его клану, опять поддержавшим нашу идею, мяса и шкур должно хватить всем. Теперь охоту устроили в скалистых отрогах, между реками Тихой и Дальней. Давным-давно мы уже пытали счастья в этих землях, тогда никто не разделял себя на кланы и селения. Даже Святоша, еще не помышлявший о создания своего ордена и притязании, на власть.

Я распорядился выделить немалое количество в Озерный поселок — их участие в загоне было самым минимальным, но мне следовало думать о будущем… Теперь — будущем всех людей прерий. Святоша имел свое влияние на этих людей, и я не упускал момента, выбить почву у него, из-под ног. Порой казалось, что эта грызня не имеет конца…

Чер создал настоящее подразделение из конных лучников. После урагана, погубившего двоих коней из прежнего стада, он, стиснув зубы, вновь задался целью осуществить свою мечту — посадить весь форт в седло. И, надо признать, настойчивость и терпение следопыта были вознаграждены. За считанные дни Чер опять выловил несколько одиноких самцов, потом парочку кобыл и жеребят, а вскоре ему удалось заманить в ловушку целое стадо — семь пхаев во главе с сильным и красивым самцом, какого-то серого оттенка. Поначалу они насмерть сшиблись с Хорсом, но Чер разделил стадо на две части, и мир был восстановлен. В стаде — или стае? — пхаев, его усилиями, сведенных воедино, насчитывалось двадцать восемь лошадей. Парочка из них отличалась весьма злобным и неуживчивым нравом, и к ним боялись просто подходить. Зато остальные, привыкнув к людям, давали себя объездить и носили своих седоков, как будто всю жизнь этим и занимались. Мы только поражались, как быстро дикие создания, которых боялись все бродяги степей, стали ручными. Док уверял, что это генетическая память, оставшаяся в перерожденных животных, и что, благодаря этому явлению, у нас есть возможность таким же образом завести и коз, и свиней, и даже чудовищных туров. Я не спорил — очень хотелось верить, тем более что в чем-то он мог быть полностью прав…

Нас навестил и Змей. Он пришел не один — сразу пятеро бывших зэков сопровождали своего вожака. Вместе с ними пришли три молодых женщины — все, кто сам, добровольно, присоединился к живущим на отшибе, уголовникам. Змей не терял надежды увеличить численность женщин в становище — и именно за этим направлялся в Озерное селение, по дороге сделав немалый крюк к форту. Он появился не с пустыми руками — все мужчины несли увесистые мешки. Туча, узрев долгожданный продукт, всплеснула руками:

— Ах, ты ж, боже мой! Соль!

Она радостно обхаживала уставших мужчин, словно позабыв о том, кто они есть… Стопарь не вмешивался — он скрылся у себя на кузне и не вышел, пока последний из их числа не покинул стен форта. Так же поступила и Анна с Ладой — и их можно понять… Волкобой, заприметив таких гостей, вначале изменился в лице, но потом выпрямился и твердым шагом подошел к нам.

Змей увидел приближавшегося охотника и слегка побледнел…

— Дар… Это, зачем он?

— Думаешь, счеты сводить будет? Надеюсь, ты им не пользовался?

Змей вскинул на меня широко раскрытые глаза:

— Я? Да ты за кого меня держишь? Я — вор, а не пид… Извини, смолчу при женщинах. Нет. Западло это. Даже общаться с таким… такими.

— А сейчас?

Он понял и сумрачно отвернулся, буркнув под нос:

— За руку здороваться не стану. Меня ребята не поймут…

— Навсегда не отвернешься. Прерии, хоть и немаленькие, а порой и тесные становятся. Теперь часто встречаться будем. Вот только Чер скажет — пора! — так и прочешем всю долину, от края до края. Как раз, перед зимой, все селения навестить не помешает.

Волкобой встал подле меня и в упор посмотрел на замолчавших зэков. Я видел — его помнили, и отношение уголовников к бывшему опущенному, было неоднозначным…

— Что тебе?

— Череп просил узнать — когда женщины выйти могут?

Вопрос охотника был ясен только мне и Нате — Змей и его спутники недоумевающее переглядывались, старательно не смотря в лицо Волкобоя. Тот, наоборот, очень внимательно смотрел на своих бывших хозяев, переводя взгляд с одного на другого. Змей не выдержал, и зло спросил:

— Кого высматриваешь? Ни Мухи, ни Циклопа здесь нет. Сдохли давно.

— Знаю! — Волкобой был немногословен и взгляда не отводил.

— Тогда, чего?

Волкобой не ответил. Он в упор уставился на одного из присутствующих, потом резко повернулся и пошел прочь.

— Что он? — Змей нервно закусил губу. — Что хотел?

— Не догадался? Волкобой стал человеком.

— Человеком?

Я холодно бросил:

— Я в камере не был, но кое-что слышал. У вас как с порога спрашивают — типа, люди есть? Так?

— Ну, так… — Змей нехотя отвечал за всех.

— А все, кто не люди… они, кто?

Он отмолчался. Ната жестко произнесла:

— Ты сам все понял. Прежнего… который вам вместо прислуги был — нет. Есть — Волкобой. Уже ничего и никого не боится. А главное — вернул себе честь и приобрел имя. И теперь…

— Что?

— Теперь никому не позволит усомниться, в том, что носит его по праву. Мне кажется, одному из твоих друзей более не следует сюда приходить.

Змей тоже посмотрел на того, на ком задержался взгляд Волкобоя. Тот отвел глаза в сторону…

— Ясненько. Но и мы не пальцем деланные. Захочет повидаться — встретим.

— Не грози, — я вмешался. — Ты раньше один приходил. К тебе у него ничего нет. А раз на этого… интерес имеется, значит, и причины есть. Я с Волкобоем поговорю — но и ты не зевай. Постараемся все решить… миром.

Он кивнул. Утром зэки ушли, оставив принесенное добро. Стопарь выделил взамен соли мешок с наконечниками и несколькими ножами, Ната собрала одеяла и связанные женщинами, свитера. Я проводил Змея до ворот:

— Ты узнал причину?

— Узнал. Они вместе в одной камере парились. Ну и… мой при бугре был. Сам не трогал, но старший… тот любитель мальчиков был. Ну и, баловался… А он, мой, то есть… держал. Пока этот… не смирился.

— Я понял. Волкобой узнал его, и теперь хочет стереть эту память. Как быть?

Змей взвился:

— Я своего не отдам! Мне ребята доверяют, тебе — тоже. Мне крови не надо, но и на предательство не пойду. Да ты бы сам, так поступил?

— Нет. Давай так… Мне жизнь Волкобоя, тоже дорога. И его понять я тоже могу. Этот, твой, чтобы у нас больше не показывался. Если судьбе угодно — встретятся, когда-нибудь…

Время шло. Раны, полученные при схватке с чудовищным львом, подживали. Я учился управляться с пхаем, посвящая этому все свободное время. Этого хотел Чер, доверивший мне второго из вожаков — того самого, Серого. Он дал ему прозвище — Вихрь. Совладать с ним было непросто. Серый, вполне соответствовал имени, носясь, словно бешеный, едва попадала такая возможность. Но уроки бывалого укротителя — новая грань нашего скромного учителя! — не пропали впустую. Вихрь слушался поводьев, а я сам — Чера. Следопыт нещадно гонял нас в поле возле форта, приучая по одному свистку разом поворачивать пхаев в сторону, выстраиваться в колонну, или ложится на землю. Все, кто вместе со мной тренировался, терпели и во всем слушались указаний Чера — мы понимали, что обученный и подготовленный конный отряд, способен заменить собой целую сотню бойцов. Никто не ждал повторного прихода новых врагов, вроде банды, но быть к нему готовыми хотели все…

Однажды мы с Натой остались одни — и девочка плотно прикрыла дверь, для надежности подперев ее поленом.

— Ты что?

Она села подле меня. Я был возле очага — грел ноги у живого огня.

— Нам надо поговорить.

— ?

Ната чуть помолчала, собираясь с духом.

— Дар, родной мой… Ты ничего не помнишь?

— Ты, о чем?

Она поворошила поленья.

— Схватку. Как ты убил льва.

— Да так… честно говоря, не очень. Так немудрено — не до того было, чтобы подробности запоминать. А что?

— Ты превратился в него.

На этот раз я онемел. То, что произнесла Ната, смутным подозрением витало в моих собственных мыслях. Что-то вырывалось клочками, темное и жуткое, пугая своей очевидностью. Я гнал эти воспоминания, но они упорно возвращались — и вот, оказалось, что это было наяву.

— Говори…

— Это произошло внизу. Ты вошел в загон, вслед за львом. Началась битва, а потом… Нет, ты не стал обращаться в нечеловека — во всяком случае, так, как это бы показали в фильме про оборотней. Или, как это произошло с Угаром. Но ты стал им. Внутренне, если можно, так сказать. Я не уверена, одна ли я это поняла. Может быть, что и одна — люди были поглощены сражением, а не твоим видом, к тому же все произошло достаточно быстро.

— Мне так не показалось.

— Конечно. Это ты был участником, а зрителями — мы. На самом деле, все заняло не более пары минут, если не меньше. Да, не удивляйся…

Огонь в очаге сильно разгорелся — мы забыли поправить дрова, и они угрожали вывалиться на пол. Но мне стало не до них…

— Как ты это поняла?

— Не знаю… почувствовала. Я не забыла, что произошло в лесу. И во время схватки, увидела в твоих глазах зрачки зверя, которые так испугали меня тогда. Только на этот раз твоей добычей стала не я.

— Значит, это он его убил…

Ната вздрогнула:

— Не говори так! Это был ты, и только ты! Что там случилось в твоем воображении, как ты смог на время приобрести такую силу и ярость — пусть останется между нами! Но ты остался человеком! Дар, я уверена — когда-то, когда ты блуждал по развалинам Мертвого города, ты подвергся тому самому излучению… Назовем его этим словом. И только чудо не дало ему окончательно завладеть твоим сознанием. Временами это возвращается, когда ты подвергаешься наиболее сильной опасности, например, сейчас. Так же действует и выпивка… она будит в тебе это. Но ты, все равно — человек!

— Ты сама, веришь своим словам?

Она обняла меня, прижав голову к своей груди:

— Родной мой… единственный. Верю ли я? Я не верю — я живу этим. Мне только и остается, что молится небу и всем духам Земли, чтобы они оставили тебя мне. Мне и Элине. И нашему сыну, чье сердце уже так сильно бьется в ее чреве.

— Надеюсь, хоть она не в курсе.

— К сожалению, ты не угадал. Мне приходилось отлучаться, форт стал таким большим, а без тебя все словно забывают о своих обязанностях. Я напоминала… Ну, не в этом дело. Пока я моталась к рыбакам, да спорила с Тучей, Элина слышала, как ты бредил.

— Еще и это? Хорошо же, меня эта кошка зацепила.

— Хорошо. Но ты не дослушал. Она слышала… Ты с ними общался.

— С ними? С кем, ними?

Ната очень внимательно посмотрела мне в глаза:

— Значит, не помнишь… С Ними. С нелюдями. А еще — имя называл. Странное такое… Урох? Урах?

— Урхор…

— Урхор?

— Да, — мне словно прочистили мозги — я сразу вспомнил те голоса, которые звучали в моей голове. — Его зовут Урхор. Он — тот самый, кого мы преследовали в предгорьях, когда шли уничтожать Беса. Тогда он смог уйти… хотя это невозможно. Но Змей тоже подтвердил — он смог от нас оторваться среди скал. А потом… Потом я стал слышать, как он разговаривает.

— С тобой?! Но как?

— Не со мной. Мне кажется, даже не с себе подобным. Может быть, у него есть пленник, из числа людей. Женщина…

Ната смотрела на меня, словно на сумасшедшего. Она будто потеряла дар речи, услышав невероятное признание. А я и сам не мог твердо сказать — было ли это правдой, или же — воспаленная фантазия, усиленная настойкой нашего лекаря? И, все же, скорее, правда…

— С ума сойти… Но, как?

— Не знаю. Я будто находился рядом. Видел тени, слышал обрывки слов… Они говорили обо мне. Самое страшное — этот… Урхор. Он уверен, что я — такой же, как он сам.

Ната сглотнула, взяла мою руку, в свою, и крепко сжала.

— Значит, ты… можешь стать… таким?

На этот раз я долго молчал… Что ответить? Раньше, услышав такой вопрос, я бы просто рассмеялся. Но за эти года, увидев столько преображенных созданий, а среди них — и бывших людей, я уже ни в чем не мог быть уверен до конца.

— Не думаю. Пока, по крайней мере, я считаю себя человеком. А Сова? Он заметил?

— Нет. Не знаю точно — кто еще смог увидеть то, что увидела я. Правда, Док как-то странно осматривал тебя после боя. Обычно он быстро все делает — а тогда возился возле тебя больше трех часов. Хотя слишком серьезных ранений ты не получал — бывало и хуже.

— Дело в том, что он знает. И тоже мог увидеть… или, искал последствия.

— Значит, не нашел. Во всяком случае, шерсть у тебя не выросла, и зубы не превратились в клыки. Было только, вот… кое-что.

Она смутилась. Я подозрительно посмотрел в ее глаза:

— Не темни.

— Ну… ты практически все время был в напряжении.

— Это как?

Ната еще больше покраснела, потом решительно тряхнула гривой своих пушистых волос:

— Ладно. Не девочка, в самом деле. Член у тебя стоял. Колом!

— Что?

Она улыбнулась — в первый раз за время нашего разговора.

— То самое. Как каменный. Элина даже пошутила… вроде, самое время воспользоваться. Я ей вставила, как следует, но факт имел место быть. Стоял.

— Это могло быть следствием лекарства.

— Надеюсь, что так. Впрочем, это единственное, что меня пугает меньше всего…

Я сгреб ее и привлек к себе:

— Ты никогда не станешь взрослой женщиной… Бесенок!

Ната мягко увлекла меня на пол…

— А зачем? Достаточно, что на нас троих имеется взрослый мужчина. И, раз он вполне может в один прекрасный день превратится в страшное чудовище, то, пока подобного не произошло, я очень хочу его сейчас заполучить… в себя.