Глава 11
Поселок у озера
Отдохнув с пару дней, все разведчики из иных становищ и селений, участвовавшие в походе, поспешили к своим кострам. Весть о возвращении отряда мгновенно облетела долину… Стопарь хмурился — его, совместная с Совой надежда, собрать разрозненные группы воедино, под руководством Форта, рушилась. Проход через горы так и не был найден. По уговору, которому мы должны следовать, такой исход не давал мне права претендовать на роль вождя. Понимая, какую ношу хочет возложить на меня кузнец, я грустно улыбался, и, что скрывать, был этому в какой-то степени, даже рад… Наш верный друг и шаман, вряд ли мог утешить Стопаря, сам отказавшись сыграть роль избавителя от эпидемии. Сова все еще не появлялся, и я совершенно не представлял себе, как буду говорить с ним, о случившемся в предгорье.
Док, расспросив о находке индейца, буквально посерел в лице — он перепробовал все, что мог, испытывая практически на самом себе всевозможные отвары и снадобья. После всех мучений, после такого трудного испытания, представить, что, спасшая долину, удача, улыбнувшаяся Сове, не пришла к нему, было очень обидно… Но я, мало обращая внимания на досаду старика, еще меньше думал, о, чьих-либо, заслугах. Уходящие разведчики получили крохотные мешочки с красной солью, и наказом отыскать самые далеко живущие селения — мы не теряли надежды помочь даже тем, кого не оповестили вовремя другие посланцы.
Оставался только Озерный поселок. Откровенная ярость Святоши, узнавшего об лекарстве, полученном из рук своего злейшего врага, превратила монаха в бесноватого. Он не мог допустить, чтобы с таким трудом приобретенная «паства», будет благодарна индейцу, и, как следствие, станет разбегаться, а его контроль над душами людей ослабнет. Настоящий он монах, или нет — но вел себя новоявленный пастырь, хуже любого язычника… Мы узнали, что посланные им «братья» отобрали весь запас соли у Чайки, присвоив право, кому давать, а кому нет, драгоценное средство. Что и говорить, как отдавалось предпочтение при раздаче средства… Святоша, отдавая должное, покорным его воле, остальных отгонял прочь. Все, кто хоть словом, выступал против монаха и ордена, должны были довольствоваться молитвой… Сама Чайка осталась как бы заложницей — новоявленные монахи не позволяли ей вернуться в форт и принудили жить в старой, покинутой землянке.
Узнав о новых бесчинствах в поселке, я собрал совет. Стопарь, Чер, Череп, Ната с Элиной, Власта, ставшая кем-то вроде летописца и бурно защищавшая право находится при любом, мало-мальски важном событии, Клешня и многие другие — мы все сидели в гостевом, в котором я и огласил эти новости. Мы совещались недолго. Как бы ни относились к форту жители озерного края, бросать их на произвол одержимого монаха не следовало. Чайка, несмотря на угрозу расправы, смогла предупредить нас о деяниях Святоши — и мнение охотников было единодушным. Пора с этим кончать…
По сути, это означало войну. Остановить «патриарха» можно было только через кровь — то есть, именно то, чего я не хотел, и о чем всегда говорил Сова. Но и другого пути я не видел — озлобленный неудачами, Святоша мог просто уморить поселок, лишь бы не принимать помощи от форта, а тем более — злейшего врага, в лице шамана! И, выходило так, что первыми «топор» доставали мы… Тем не менее, выслушав все за и против, общее решение стало единым — бросать поселок в беде, нельзя. Если Святоша попытается помешать — придется раз и навсегда дать ему понять, что, не только именем господа разрешаются все споры на земле… и не всегда вопросы веры превалируют над простыми человеческими понятиями добра и справедливости. Не поймет — ну, что ж…
Отряд готовился выступить, как только к нам присоединится Леший и его люди. Перерожденные не меньше нашего радовались возвращению своих мужчин, понадобилось несколько дней, пока их вожак смог вновь оставить селение и поспешить нам на помощь. Тем временем в форт пришло еще пять человек из предгорий — и принесли с собой уже ставшую знаменитой, целебную соль. На этот раз ее прислал Змей, какими-то путями узнающий все новости в прерии чуть ли не сразу после их появления. Он договорился с переселенцами, что те доставят ее нам, попросив при будущей встрече учесть груз при обмене на наши изделия. И он снова просил о помощи — Кремень и его люди буквально преследовали бывших зэков, кончиться это могло только очередным кровопролитием. Но, именно сейчас, исполнить свое обещание, я не мог — в поселке, куда мы намеревались отправиться, Святоша, распаленный до предела ускользающей «паствой», совсем распоясался, и, кроме меня, остановить его было некому. Собственно, морально готовый к стычке, я откладывал выступление лишь по одной причине. И, одновременно, страшился ее. Иными словами — я ждал появления Совы…
Индеец пришел ночью. Сторожевые, предупрежденные заранее, сразу разбудили меня. Я оставил проснувшихся девушек и вышел во двор.
Сова устало снимал с плеч тяжелую ношу — туша степного козла упала вниз, и рога животного стукнулись о землю. Он махнул мне рукой:
— Мой брат мог бы не встречать шамана. Еще очень рано — луна только встала в полную силу. Сова помнит, где его дом.
— Сова… Пошли в гостевой.
Он недоуменно посмотрел на меня, на руку, которой я указывал на пристанище для гостей форта, вновь на меня…
— Мой брат странно себя ведет… Он хочет поговорить с шаманом наедине?
— Да.
Я пропустил его перед собой, сделав знак одному из сторожевых убрать ношу индейца.
— Сова… Брат мой, мне нужно о многом тебе поведать.
Я пригласил его сесть. Мы были одни — все чужаки уже покинули форт, и дом пустовал, хоть и был убран и приготовлен девушками к приходу новых гостей. В этих стенах нередко раздавались слова благодарности, шуток и смеха, щедро рассыпаемые охотниками в наш адрес. А сейчас я мучительно подбирал иные, понимая, что любая их форма все равно уже ничего не изменит…
— Мой друг хочет что-то сказать?
— Да…
— Тогда, пусть говорит! Сове не терпится увидеть свою юную жену — Ясную Зорьку! Он видел веселые лица охотников иных селений, а весть о возвращении отряда уже несется по прерии, обгоняя даже ветер! Что такого может поведать шаману вождь, что это даже важнее его собственной встречи с любимой — Огненным Цветком?
Комок не прошеным образом подкатился к горлу… Сова весь светился от счастья, предвкушая так долго ожидаемое свидание — и я чувствовал, что сейчас убиваю эту радость… Но выбора не оставалось.
— Дар молчит? Белая Сова начинает волноваться. Он видит неподдельную муку в глаза своего друга! Это касается прерий? Поселка? Или — шамана? Говори!
Я решился…
— Нет, мой брат. Если бы, шамана, Сова. Скорее, это дело просто мужчины и мужа.
Улыбка постепенно сползла с его лица. Он посуровел и коротко бросил:
— Я жду. Вождю и воину не к лицу мяться, как девушке при первом свидании.
Я собрался с духом, и, не найдя сил смотреть ему прямо в глаза, глухо произнес:
— Ты прав. Случилось нечто такое, что я действительно не знаю, как тебе рассказать. Но лучше это сделаю я, чем, кто-либо, другой.
— Сердце индейца исполнено тревоги… Что с Зорькой?
— Почти ничего. Но ты угадал — речь пойдет именно о ней.
Он побледнел:
— Она жива? Невредима? Возвращающиеся разведчики говорили — никто не погиб, все вернулись обратно! С ней что-то случилось? Не томи!
— Да. Тебя не обманули — все вернулись живыми и невредимыми!
— Тогда, в чем дело? Причем тут Зорька?
В глазах моего друга сверкнула молния — он решительно повернулся к дверям.
— Выслушай меня. Сова… Зорька тебе изменила.
Он словно ударился о притолоку и медленно обернулся ко мне:
— Зорька — скво индейца… Она не могла так поступить! Индианку можно взять только силой! Скажи, что это неправда!
— Правда. Ее не брали силком — так, как пытались сделать в Клане, когда лишь наше вмешательство спасло твою и мою жену от расправы. То, что случилось в горах, произошло… по ее собственной воле… и желанию.
Сова судорожно сжал рукоять ножа. Я проследил за движением и торопливо произнес:
— Прежде чем ты решишься, что-нибудь, натворить, услышь всю правду! Руки шамана должны оставить оружие, до тех пор, пока его уши не узнают всю историю!
— Это невозможно! Кто? Кто он?
Я встал рядом с индейцем.
— Я скажу. Но ты сядешь, и будешь сидеть, иначе мне трудно….
— Зачем? Я услышал то, что не мог себе даже представить… и не могу! Зорька не могла так поступить! Не могла! Это ложь… Нет? Мой брат не мог солгать… Теперь, все ясно. Сова видел непонятные ухмылки на лицах охотников, косые взгляды их женщин… Это, действительно, правда?
— Да.
Он внезапно поник плечами, потом выпрямился и жестко сказал:
— Сова готов выслушать своего брата. Но после — пусть он не пытается его остановить!
— Хорошо, я скажу все… по крайней мере, то, что услышал сам — от Элины. Надеюсь, ты доверяешь ее словам, и ее мнению?
— Огненный Цветок… Отправляя обеих девушек в горы, и ты, и я, надеялись, что в минуту опасности они поддержат друг друга. Как так случилось, что твоя жена, не уберегла мою? Но, говори, мой брат… говори, раз начал, и говори до конца — индеец хочет знать все!
Я стиснул зубы — Сова прямо указал на невмешательство Элины, о котором я сам до сей поры даже не задумался. Но могла ли она остановить то, в чем были замешаны практически все участники похода? И опять, ревность, и мучительное чувство, что девушка не сказала всего, змеей вползли в сердце, мешая подбирать слова для разговора с индейцем.
— Это Бугай. Мой брат, Сова… сын кузнеца не брал твою жену силой. Все произошло в предгорье, там, где воды одной из небольших рек проходят по лугу… и, после, питают собой, то самое озеро жизни, которое мой брат показал перед сражением с медведем. Моему брату нужно напоминать, какие последствия появляются после купания в водах этого озера?
— Сова раскрыт для твоих слов. Продолжай.
— Все ли известно индейцу о загадочной силе той воды? Ручей, из которого она попадает в озеро, начинается выше, он течет с ледника — и по пути проходит через несколько глухих ущелий. Путь туда ведет через опасный проход, в котором расположены гнезда диких пчел — ты когда-то показал его Зорьке, но сам не входил — не так ли? Так вот, в одном из них, есть поляна… На ней растут цветы, издающие такой запах, что игнорировать его не может ни одно живое существо. Невероятный запах! И все, кто оказывался хотя бы рядом с поляной, сразу ощущали то, противится чему невозможно. Зов… Зов плоти.
Сова поднял на меня широко раскрытые глаза:
— И этот зов… Ты хочешь сказать?..
— Под него попали все, кто был в отряде. Все! Кто-то оказался далеко, и даже не понял, что с ним происходит. Но были и другие. Они срывали цветы, и пили воду из ручья. А после… Разум их был помрачен, они не понимали, что творят. Люди… Словом, те, кто оказался ближе ста шагов — весь день и последующую ночь занимались лишь одним. Ты понимаешь меня, Сова? Они насыщались друг другом, как если бы это происходило в последний раз! Даже те, кто после вытаскивал их оттуда, и сами едва не попали под влияние запаха. В общем, желание, возникшее в результате пребывания на этой поляне, превысило все запреты, и ему поддались почти все, как мужчины, так и женщины — но первыми — так случилось! — попали они… Твоя Зорька, и Бугай.
— Зорька…
— Да. Твоя жена. Это все — случайность… На ее месте могла оказаться любая девушка отряда. Но, в ту ночь дежурить выпало ей, и…
— Бугаю. Я понял.
Индеец весь подобрался — в его глазах появился знакомый и страшный блеск, я видел такой неоднократно, когда мы в рукопашную сшибались в смертельной схватке с уголовниками Сыча.
— Сова выслушал своего брата. И пусть он не пытается его остановить!
Но я уже загородил собой проход в землянке — пройти наружу Сова мог, только отбросив меня в сторону.
— Сова, ты сам сказал — индианки отдаются только по своей воле… Хоть Зорька и не является ею по крови — ты воспитал ее такой. Кого ты хочешь наказать?
— Если то, что услышал Белая Сова — правда… а твои глаза говорят, что это так! То… Бугай оскорбил шамана долины! И только смерть может смыть позор индейца!
— Зорьку ты тоже убьешь? Тучу? Стопаря? А всех остальных? Здесь только те, с кем ты делил все тяготы нашей новой жизни! Те, с кем ты дрался, бок о бок, с врагами, отбивался от хищников, делил последний кусок? И еще… Мой брат может понять, что смерть одного из жителей форта неминуемо навлечет на убийцу гнев всех остальных его обитателей?
— Вот как… — он иронично усмехнулся и неприязненно произнес: — Значит, мой брат сделал свой выбор. И он, разумеется, не в пользу Белой Совы.
— Выбора я не делал. И не собираюсь выбирать — ни перед ними, ни перед тобой. Я всего лишь не хочу крови и вражды. Если ты убьешь Бугая — она неминуемо наступит…
— И, на чьей стороне выступит Дар?
— Когда-то, один человек сказал Дару — тогда еще никому не известному в прерии! — что ему суждено стать вождем этих людей… Как должен и как может поступить вождь? Вождь! А не только друг Белой Совы…
— Пропусти меня…
Он сумрачно уставился под ноги.
— Мой брат может отодвинуть Дара в сторону. Даже ударить… Здесь никто этого не увидит. Но я не уйду, пока не услышу, что мой друг и брат, по-прежнему, шаман долины. И в ответе за людей, чьи души приобщает к великому небу!
Сова, молча, отошел назад. Индеец смотрел перед собой невидящими глазами, и я всерьез испугался за его рассудок. Он присел на краешек скамьи, после чего глухо сказал:
— Да. Ты стал вождем. И умеешь находить нужные и правильные слова. Но что тогда мой брат может предложить Сове?
— Ты должен обещать мне, что не станешь искать своего обидчика и кровь Бугая, или Зорьки! — в форте не прольется.
— В форте? Сова может дать тебе такое слово!
— Нет, шаман. Я не играю словами — и прошу тебя не играть со мной. Ты не тронешь ни его, ни ее. Не тронешь никого, кто знает об этом и чей взгляд покажется тебе оскорбительным. Даже индейцу не стоит пытаться воевать со всей долиной. И ради чего?
— Ты так и не понял… В моем роду такое оскорбление смывается только кровью!
— Ты — не в своем роду. И здесь — не те прерии, и не та страна, где жили твои предки. Здесь совсем иная земля, и иные обычаи. А главное — совсем иное время… Да и вообще — не будь катастрофы, любое убийство каралось бы по закону!
— Его нет, как нет и его представителей!
— Только это не значит, что каждый волен вершить справедливость, руководствуясь только своими собственными понятиями. Тогда у каждого будет своя правда и свой закон. В долине больше восьмисот женщин — почти все они были недавно чьими-то женами… Предлагаешь убить всех их сегодняшних мужей? Ведь, по твоей логике, получается, что нет ни одной, которая бы не нарушила свой долг? Но тогда, кого мы с тобой спасали от синих?
— Сова не знал, что его брат умеет так хорошо спорить… Его красноречию завидует сам индеец.
— Да опомнись же ты! — я устало присел рядом с ним. — Хоть однажды, пусть и ради такого… случая. Я повторю тебе еще раз, что ты слышал от меня неоднократно. Среди нас нет индейцев! Нет скво! Нет духов и нет тех, кто им поклоняется и приносит жертвы. Единственная, кто лишь в малом похожа на тебя и твой придуманный… прости, принятый образ — это Ульдэ. Но и она, хоть и дикарка, стала такой всего лишь из-за недостатка образования, и, тех условий, в которых выросла. Мы не в прошлом живем, Сова! Цивилизация погибла… но люди, ее создавшие, пока еще живы.
В его глаза промелькнуло неподдельное изумление… Я закусил губу — и получилась гримаса, которая еще больше разозлила приятеля.
— Сова вновь видит — он не ошибся. Мой брат многому научился у шамана. Скоро он сам сможет петь песни и лечить людей. Но пусть вождь не волнуется, так сильно… Индеец не станет искать сына кузнеца. Он уйдет из форта — уйдет, даже не оборачиваясь на смех женщин и ухмылки мужчин. Раз так хочет мой брат…
Сова резко поднялся.
— Я дал слово. Ты доволен? Зорька… Она может остаться в форте?
— Твой дом никем не занят. Она будет ждать тебя там.
Он пожал плечами.
— Сова больше не имеет жены. Дом можешь отдать кому угодно.
— Ты, не друг мне больше?
Он на несколько секунд задержался у выхода…
— Дар задал очень трудный вопрос шаману… Сова будет думать. На прощание он скажет одно — врагом форту и его вождю индеец не станет.
Мы многих теряли. Случалось, это были малознакомые нам люди, в другой раз оплакивать приходилось тех, с кем породнила общая боль. В первый раз я расставался с настоящим другом, встретившимся нам после долгого незнания и скитаний по безжизненным просторам. Я чувствовал, как что-то сломалось. Мы сражались с ним против намного превосходящих нас по силам, бандитов, укрывались одним одеялом, стояли спина к спине — и теперь, оказались в такой ситуации, что только его уход мог спасти форт от неминуемого взрыва.
— Мы собираемся идти в поселок. Святоша не хочет исцеления его людям. Ты… пойдешь с нами?
Он пожал плечами и вышел.
Почти час я сидел возле холодного очага, коря себя за так и не найденную возможность что-то исправить. После, ярость и досада заставили меня выйти прочь из дома. Возле кузни что-то обсуждали Бен и Стопарь, поодаль Туча возилась возле костра, готовя завтрак, кто-то бесцельно шатался во дворе, переговариваясь с дежурившими на вершине скалы, девушками.
Неслышно подошла Ната.
— Ты сказал?
— Да. Он ушел. И вряд ли вернется. Мы потеряли верного друга, Ната.
Она вздохнула, молча прижавшись к моей руке. Из дома напротив выбежала Зорька, смотря на нас с немым вопросом в глазах. Я опустил голову. Зорька тихо охнула, и кинулась к воротам…
— Стопарь…
Кузнец сразу подошел ко мне.
— Бугай, где?
— Дома сидит. Он знает?
— Он — знает. Похоже, все уже знают… Вот что, старик.
Стопарь вскинул глаза — так я его никогда не называл.
— Пусть твой сын уходит. С нами, в озерный поселок, я его не возьму.
— Но…
— Нет, Стопарь. Никаких — но! Будет так… Я скажу пару слов Лешему — пусть он поживет у них.
Он кивнул, не споря.
— Сколько…
Я развел руки.
— Не знаю… Но в форте оставаться — нельзя. Сова мне обещал… Он не тронет Бугая.
— Тогда, зачем…
— Не догадываешься? Затем, что я сам не хочу его здесь видеть. Но дело не во мне. Я не хочу, чтобы Зорька встречалась с ним — форт слишком мал, чтобы в нем затеряться. Им не след оставаться в одних стенах, вместе. А Сова не взял с собой свою жену. Теперь, ты понял? Ее — мне некуда отослать! Короче… хватит попусту болтать. Твое дело — проследить, чтобы он собрался и был готов к уходу. Все…
К вечеру показались охотники, ведомые Лешим. Связь между нашими поселками становилась все крепче, и он сразу откликнулся на призыв. Он решительно заявил, что Бугай останется в селении, до тех пор, пока мы не вернемся, а когда вернемся — заберет его с собой. После этого мрачный сын кузнеца ушел в дом и не показывался, пока мы не вышли за ворота. Отряд выступил ночью — люди не боялись хищников, скорее те сами должны были опасаться нас. Форт я оставил на Элину. Девушка, наравне с Чером прилагавшая все силы в деле руководства отрядом разведчиков, давно хотела попробовать себя в роли Наты, для которой подобное задание являлось привычным. Я не спорил, втайне поручив Салли и Бену приглядывать за порядком. Еще и потому, что не хотел брать ее с собой…
Мы шли с лекарством — драгоценный груз красного песка был распределен между некоторыми из мужчин и женщин. Да, с нами шли и девушки форта. Давно уже стало забыто правило, годящееся для прошлой жизни: Сильный пол воюет — слабый ждет. Наши женщины не считались слабыми, а мужчин в долине оставалось все меньше. И меткая стрела, пущенная «слабым» созданием, поражала ничуть не хуже, чем отправленная крепкой рукой охотника.
На подходе к лесу, Ульдэ подала сигнал тревоги — и сразу подняла ладонь, призывая к спокойствию. Из-за кустов вышел Сова, коротко кивнул и присоединился к колонне.
Некоторое время все шли молча. Я не выдержал и подошел к индейцу.
— Ты с нами?.. Я всегда не хотел повторения той резни, которую мы устроили в Клане. Но, сейчас — все возможно. Будет схватка.
Он отрицательно мотнул головой:
— Нет, не будет. Рясоносцы ушли из поселка.
— Откуда ты знаешь?
Он криво усмехнулся:
— Сова бродил возле леса… Думал. Потом услышал голоса. Двое «братьев» из сброда монаха шли через травы, на север. А выходили из леса. Шаман показался им на глаза — но стычки не произошло. Ты знаешь их — это брат Светлый. Сова говорил с ним.
— И что поведал Светлый?
— Они не хотят воевать… Святоша слишком далеко зашел — это понимают даже в его храме. В поселке пусто.
— Он так сказал?
— Да.
— А если это — ложь? Чайка передала весть, что ее едва не убили, узнав про то, что она перешла жить к нам. И что в поселке монах лютует, словно инквизитор!
Сова пожал плечами:
— Может быть. Вождь решился на войну… а войны опять не будет. И Сова не хочет доставать свою палицу.
Он странно выглядел… Я присмотрелся внимательнее — индеец чуть покачивался, хотя ни разу не запнулся и не сошел с тропы. Он заметил мой взгляд:
— Дар перестал доверять своему брату?
— Я не ошибся? Ты, по-прежнему, брат мне?
— Шаман думал… ноги вели его прочь, руки сжимали томагавк, сердце обливалось кровью. Тогда шаман сам для себя спел танец духов — но голос неба остался глух к его призывам. Нет, индеец не нашел ответа. Но он понял… что не хочет терять друга.
Сова резко остановился.
— Дальше моя дорога идет в иную сторону. Ты вновь оставишь Святошу жить — я знаю. Индейцу нечего делать в Озерном селении.
Ната присоединилась к нам и взяла его за руку. Сова мягко высвободился:
— Куда ты?
— Шаман дальше пойдет один. Не след Белой Сове заходить в поселок — тогда Святоша вновь настроит уцелевших, на вражду…. И вместо помощи этим людям, ты будешь вынужден защищаться.
— До этого ли ему теперь? Вся долина знает о твоей находке — он поостережется.
— Сомневаюсь. Он воюет словом. Мой брат должен управиться, как можно быстрее — ваших запасов может не хватить, и шаман должен узнать об этом заранее. Сова пойдет к красному источнику. Прериям требуется много лекарства. Где мы встретимся?
— Через неделю я поведу своих людей на одно дело…. Если Святоша даст мне это время. Осень наступает, а эта болезнь не дала нам возможности подготовиться к непогоде. Кроме того, я беспокоюсь за Змея — они давно уже ждет от меня помощи. Я буду ждать тебя к указанному сроку, возле скал и обрывов у Тихой реки. Там удобное место для охоты.
— Ты сказал — охоты?
Я подтвердил:
— Да. Если нам повезет… Если в поселке еще есть люди, а прерии не остались без становищ — их всех надо кормить. Люди ослабли, мужчин мало. Многие потеряли надежду. Хотелось бы, чтобы нашелся, хоть, кто-нибудь, способный натянуть тетиву. Вождь я, или нет — но я собираюсь устроить большой загон. Ты помнишь то время?
Сова скупо улыбнулся:
— Помнит ли индеец те дни? Прошло не так много лун, чтобы успеть забыть. Тогда все тоже были напуганы, но долина не знала синеблузых. И Святоша еще не успел завладеть столь сильно овладеть сердцами обманутых… Хао. Я вернусь к этому сроку.
— Мы дождемся тебя…
Ната проводила индейца, с грустью смотря ему вслед… Она, как никто другой, умела ладить с людьми, в зародыше предотвращая вспыхивающие конфликты, но сейчас даже ей было нечего сказать…
Посовещавшись, мы разделились. Раз в поселке отсутствовали рясоносцы, схватки можно избежать. Я отпустил Лешего, дав наказ обойти храм монаха с севера и, предупредив Травника, а также, где-то рядом обитавшую Раду, собираться им всем вместе для загонной охоты. Чтобы не нарваться на случайную группу приспешников «патриарха», в разные стороны ушли по двое-трое человек. Ульдэ, Чер и Док направились прямиком в поселок, а остальные — по указанным направлениям. Делая короткие остановки, и спеша изо всех сил, мы добрались до озера даже быстрее, чем рассчитывали — на исходе третьего дня группа была возле огромных кустарников, этого последнего форпоста перед поселком озерных. Раньше такая дорога могла занять больше времени, но мы спешили. Медлить не следовало — эпидемия, почти закончившаяся в долине, из-за упрямства и злобы монашка, продолжала убивать людей здесь.
Поселок встретил нас тишиной и полным отсутствием жителей. Ни привычных стаек рыбаков, возле пристани, ни кучкующихся на площадке людей, ожидающих общения. Даже тропки, ведущие к берегу и излюбленным местам отдыха, поросли свежей травой и грозили очень скоро затянуть все следы пребывания живущих селян. Соблюдая все меры предосторожности, мы обогнули крайние землянки, и вышли к старой хижине Святоши. Повсюду присутствовали следы давнего запустения…
Ульдэ крикнула, как подраненный крол. Мы насторожились. Девушка указывала рукой на странное облачко на краю поселка. Оттуда шел сильный запах разложения, перемежаемый каким-то гудением…
— Мать твою! — Стопарь прикрыл лицо ладонью. — Здесь кладбище…
Страшная находка объясняла тишину… На земле, в несколько слоев, лежали тела примерно тридцати-сорока трупов, которых никто не убирал. Все выглядело так, словно здесь от души погулял Сыч, со своей сворой. Но причина смерти была иной — на всех мертвецах, без исключения, присутствовали характерные черные пятна…
— Глотни-ка, на всякий случай. И всем поднять повязки на лица!
Приказание Дока было исполнено беспрекословно…
Он протянул фляжку с эликсиром и мне:
— Спасибо. У меня — есть! — Я показал ему свою. — Неужели, мы опоздали? Воздух здесь просто перенасыщен заразой…
— Нет! — Волкобой указал на некоторое шевеление в тени деревьев. — Похоже, есть выжившие!
Мы направились к высившимся соснам, под сенью которых кто-то подавал нам отчаянные знаки. Когда приблизились, Ната ухватила меня за руку и указала на влажные следы на коже некоторых лежащих без движения людей:
— Ближе нельзя…
— Ты собираешься спасать их на расстоянии? — Док хладнокровно опустился на колени возле одной из женщин. — Это Чайка. И она дышит…
— Она же в числе первых принимала лекарство! Почему она здесь? Или… Святоша! — я заскрипел зубами. — Поквитаемся.
— А вот и Трясун! Соплей перебить можно, а ведь тоже… жив, зараза. Ничто его не берет! Но лекарства ему не помогли — он весь в пятнах. И, кажется — уже на подходе. Тоже будем спасать?
— Будем! — я кивнул, — Будем спасать и его, и «монахов», и даже Святошу — если найдем. А потом — будем судить! Но мне кажется, он снова удрал, бросив свою паству на произвол судьбы.
Мы принялись за работу. Мужчины выискивали всех, в ком теплилась жизнь, и переносили их к деревьям, а девушки поили их настоем, после чего обмазывали пораженные места солевой пастой. Около деревьев не так сильно чувствовался этот жуткий запах. Очевидно, самые сильные специально перебрались сюда, спасаясь от невыносимого запаха разложения — здесь дул ветерок с озера, отгоняя трупный смрад…
Я приподнял голову Чайки, и, удерживая ее в этом положении, осторожно стал вливать жидкость в рот. Женщина поперхнулась, невольно сглотнула и открыла глаза. Она покорно сделала несколько глотков и сразу закашлялась. Я поднял ее еще выше — так, чтобы она совсем выпрямилась. Чайка сделала над собой усилие, всхлипнула, задержала дыхание и обвела нас более или менее прояснившимся взглядом:
— Ох…
Я понял ее — практически вся земля вокруг нее была усеяна телами его жителей — охотники продолжали переносить всех живых в одно место.
— Что это?
— То, что мы дали тебе в форте. Лекарство. Док чуть поколдовал, сделал настойку — так что это не только мазь. Ты пей — поможет.
— А… им?
Я ободряюще качнул головой:
— И им. Хватит, на всех. А не хватит — Сова принесет еще. Док, скажу тебе, кое-что придумал, и действие снадобья весьма усилилось.
Я сознательно упомянул Дока — все-таки, доверия к врачевателю в этих вопросах было больше, чем, к кому-либо… Но я меньше всего сейчас думал о приоритете.
— Где мужчины, Чайка? Где Святоша, где ваши охотники?
— Святоша приказал всех крепких мужчин и женщин увести в орден. А нас бросили здесь… умирать. Я не успела раздать лекарство — они отобрали у меня все. Монах перестал появляться в поселке, когда умер первый из заболевших. Он сказал, что должен молиться за наши души… В месте, которое ему указано свыше! А поселок для этого больше не годится. Берегись его, Дар! Мира с монахом у вас не будет — он не простит тебе и Сове спасение долины, без его участия!
— Видимо, на небе его плохо слышали. У вас около сорока умерших, и многие лежат уже давно… Впрочем, вряд ли в других местах положение лучше.
Она попыталась встать. Я подхватил ослабевшую женщину под руку. Чайка благодарно улыбнулась, заметив:
— А твои… девочки не заревнуют?
— Не говори ерунды. Я ведь тебя не обнимаю.
— А что ты делаешь?
Я скупо улыбнулся, несмотря на весь трагизм ситуации — я, действительно, крепко прижимал к себе Чайку, так, что она не могла даже отодвинуться.
— Спасибо, Дар.
Она очень серьезно посмотрела мне в глаза:
— Спасибо. Ты… Вы уже во всех селениях были?
— Думаешь, я специально спасал лишь тех, кого не считаю врагами? Нет, Чайка… Не так. Мы выслали гонцов со снадобьем повсюду, и ваш поселок должен был оказаться первым, в который оно попало. Если бы не вмешательство этого болвана… Так что, делай выводы. Дорога в прерии не безопасна. Хищники распоясались, путь далек и труден, а я не имею возможности в каждое стойбище отрядить по нескольку человек. В травы ушло только семеро — и это очень мало. Но они дошли, и, надеюсь, спасли тех, кого еще можно спасти. Кроме того — вернулись разведчики с гор.
— Вернулись? — в лице женщины затрепетала надежда. — И… Что?
— Нет. Они не нашли прохода через ледник.
— Жаль… А кто с тобой?
— Почти все — жители форта. Ты не можешь знать всех, нас сейчас стало еще больше. Некоторые ушли в прерии, на охоту. Я поручил им убить, хоть кого-нибудь, чтобы накормить всех, способных проглотить кусочек мяса.
— Люди поселка никогда не забудут того, что ты для них сделал…
Я пожал плечами.
— Вряд ли… Память людская коротка и изменчива — предпочитает помнить плохое, и забывает хорошее. Да я и сам такой… А награды мне не нужно. Это даже и не я — снадобье добыл Сова, ты знаешь. Мое дело — лишь принять меры к его распространению. Так что, перед тобой обычный… нормальный вождь, заботящийся о своих людях.
— А нормальный считает, что спасать нужно даже тех, кто лишь с натяжкой может считаться друзьями… даже врагами? Это как? Так нужно?
— Для меня сейчас здесь нет врагов. Все живые лежат возле тебя… Посчитай, сколько осталось от поселка.
Она опустила глаза:
— Святоша уже всем дал понять, кто он и что… Смерть этих людей — на его совести.
— А разве она есть у монаха?
Мы умолкли — разговор уже не получался, да и женщина сильно устала. Мои девушки сбивались с ног, помогая стонущим жителям, да и мужчины притомились — возле наспех устроенного лазарета скопилось не менее пятидесяти тел. Через пару часов, когда обошли все землянки и шалаши, без исключения, мы произвели подсчет — в помощи нуждалось семьдесят пять женщин и двадцать мужчин. Для поселка, в котором ранее насчитывалось около двухсот человек, это более чем страшно… Волкобой, занятый тем, что выполнял самую опасную и тяжелую работу — складывал трупы на наспех сооруженный настил из бревен, в глубине оврага, попросил помощи. Стопарь, Будда и Волос подносили к нему срубленные деревья, устраивая гигантский погребальный костер…
— Где остальные, Чайка?
— Люди давно стали разбегаться в прерии… Со Святошей не менее тридцати ушло, кто решил присоединиться к братству.
Я заметил, что среди выживших опять преобладали в основном молодые — тех, кто перешагнул сорокалетний рубеж, практически не встречались. Док тоже обратил на это внимание и сказал:
— Грубо, но… естественный отбор.
— А у нас?
— А у нас все друг за друга. В форте нет такой грязи, Дар. И такого бардака — если честно. Ты принял меры, они помогли. А здесь… Будь он проклят!
Ближе к вечеру вернулись Ульдэ и Джен. Они принесли на себе то, что им удалось добыть в ближайших зарослях. Это оказались два джейра, что можно считать еще большой удачей — такие осторожные и быстрые животные редко попадались вблизи людских селений. Мы вряд ли могли накормить всех досыта — для такого количества выживших, этого слишком мало. Я пожалел, что с нами нет Тучи — умелая стряпуха, она бы, что-нибудь, придумала… Мы же решили ограничиться мясным бульоном, приправленным различными кореньями.
Через пару часов по площадке поплыл густой аромат. Ульдэ стояла на страже, не подпуская никого слишком близко, и одновременно следила за тем, чтобы каждый получил свою порцию. Завидев мой внимательный взгляд, она насупилась и отвернулась…
Я угрюмо собирал вещи покойников, стаскивая их к месту общего упокоения.
— Думаешь, поможет?
Док пожал плечами:
— А ты сомневаешься? Эпидемия так и попала в долину — с погибшими людьми. Они заболели, умерли и были съедены трупоедами. Если мы оставим, как есть — все повториться. Надо сжечь. Или, их похоронят крысы…
Он вздохнул и замолчал. Я не спорил — запас выживаемости у крыс, по общему мнению, являлся самым большим, из всех сохранившихся и перерожденных существ, которые населяли долину. Но, что тоже точно было нам известно — даже это не помогло им перед неумолимым лицом эпидемии.
Есть вместе с жителями поселка не стали — все устали так, что повалились кто где, прячась от запаха в сени кустарников. Вскоре Ульдэ, едва держащаяся на ногах, поднялась и пошла на околицу — смотреть за подступами к поселку. Я не перечил — время, отведенное на отдых, было минимальным. Оставшихся придется поднимать еще до наступления темноты — следовало собрать всех в одно, более безопасное место, а кроме того — сжечь тела в овраге.
Волос, вернувшись из оврага, молча, кивнул. Все готово…
Ночь провели плохо. В овраге страшный запах соединился с запахом гари, ветер принес его на берег и от него у всех без исключения заболели головы. К тому же, появились незваные гости — около тридцати крыс-трупоедов, лишенных поживы, метались у края поселка, угрожая неосторожным. До самого утра они тревожили сменяющихся караульных, а один раз даже попытались прорваться в сам поселок. Пришлось принять короткий бой — пять серо-бурых бестий осталось лежать со стрелами в хребтах, остальные удрали.
Решив задачу с лечением — наши девушки обошли всех, и каждого заставили выпить настойку Дока и обмазать потемневшую кожу смесью песка и масла! — следовало решать и другую, с питанием. Вчерашние джейры уже были съедены без остатка, а люди, почувствовав себя лучше, стали смотреть на наши мешки голодными глазами. Я велел Свистуну отправиться на берег — там еще остались несколько подтопленных плотов, на которых местные выходили на озеро ловить рыбу. Взяв более-менее двигающихся помощников, из числа опытных рыболовов, Свистун увел их с собой — и мы надеялись, что к обеду он хоть что-то принесет, так как отправляться на охоту я не разрешил. Возле поселка кружили целые стаи хищников, крайне осмелевших за последние дни, и рисковать жизнями своих людей у меня не было никакого желания. Обыскав все землянки и найдя скудные остатки пищи, мы разделили их на порции и выдали тем, кто еще мог жевать. Другим, ослабевшим настолько, что бульон приходилось вливать чуть ли не силой, следовало ждать улова Свистуна…
Док, обойдя поселок по периметру, указал мне на жуткое состояние землянок и сделанных кое-как, шалашей. Я пожал плечами — люди поселка не особо задумывались над жилищными условиями и довольствовались самым малым. Теперь же, эти землянки в большинстве своем обрушились, кое-где даже похоронив под земляными сводами их же хозяев… Что до шалашей и укрытий из шкур, напоминавших типи индейца — многие покосились, погнили или вовсе упали. Только погода пока позволяла людям обходиться таким жильем, но, если наступят холода — все, кто еще жив, замерзнут. А осень, о которой мы все говорили и прихода которой ждали, могла оказаться далеко не мягкой…
Стиснув зубы, мне пришлось отдать приказ подготовить несколько хижин — работа явно незапланированная и слишком хлопотная в данный момент времени. Но те, кто пришел в себя и ждал помощи, не могли сделать этого самостоятельно. Стопарь, матерясь и раздавая подзатыльники еле передвигающим ноги мужчинам поселка, в конце концов, соорудил нечто вроде четырех длинных домов-навесов. Это были крыши, без стен, но уже защищавшие от солнца, или, вполне приличного ливня. На наше счастье и облегчение местных, возле поселка в изобилии росли лопухи, чьи огромные листья заменили собой кровлю. Этого могло хватить на несколько недель — пока не сгниют. Ну а дальше — только сами жители могут создать себе условия для нормальной жизни. Сейчас, пока у них просто не имелось для этого сил, хватит и этого.
На следующий день работа продолжилась. К обеду почти все, намеченное нами, было сделано. Все погибшие сожжены, их вещи тоже, выжившие собраны вместе и среди них даже нашлись те, кто решился взять на себя какое-то управление поселком. А потом, с дальних подступов донесся резкий свист — Волкобой подавал сигнал тревоги!
— Сколько? Кто?
— Около пятидесяти… — Ульдэ быстро собирала разбросанные нами вещи. — С ними Святоша. Это «рясоносцы»! Весь орден, в полном составе! Если они прознали о нас — это война!
Я прикинул наши возможности: Я, Чер, Ульдэ, Ната, Шейла и Джен, находились здесь. С дальнего края уже спешили встревоженные свистом, Волос с Доком, а от озера бежал Будда. На причале вскинулся Свистун со своими рыболовами, и, к общему удивлению, как по команде, редкие и потому сразу заметные мужчины поселка, стали выискивать глазами свое оружие. Ната спросила одними глазами:
— Будем драться?
Я отрицательно качнул головой: Да, мы были готовы к такому исходу, когда выходили из форта, но сейчас… Уставшие от быстрого перехода через лес и прерии, вымотанные за прошлые дни возней с жителями поселка… нет, сражения принимать нельзя! Решив для себя заранее, что битвы не будет, мы разделились, и основная часть ушла на север, готовится к большой охоте. Среди оставшихся, настоящими, испытанными бойцами, среди нас, являлись далеко не все. Не принимать же в расчет пусть и очень храбрую, но, необстрелянную, в кровопролитных схватках Джен, пугливую Милу, или, пацифиста — Дока, который как воин, не годился ни в каком качестве. Что до самих жителей — им, едва передвигающимся на ногах, и вовсе не следовало встревать в эти дела.
— Уходим.
Одна из женщин кинулась вслед:
— Останьтесь! Люди поселка не станут чинить вам зла! И не позволят этого Святоше!
— И что они сделают? Приди в себя… здесь мы чужие. Да и на что способны, едва стоящие на ногах люди? Нет, мы уходим. В помощи нуждается не только этот поселок. А Святоше чужда благодарность… Теперь, пусть он позаботится о том, чтобы накормить уцелевших. Он ведь ваш пастырь?
— Останьтесь! Святоше не нужны люди — только овцы!
— Его слова?
— Да… И не спасать нас он идет — а, пасти!
— Что ж… Это — ваш выбор. Мы — предпочли остаться людьми, а не стадом баранов. Если и вы решите для себя — кем быть? — тогда я вернусь… А уж там, сами думайте — в качестве кого? Духовным лидером я быть не могу — пусть уж лучше Святоша и дальше пудрит вам мозги. Но вот обычным… в качестве вождя — попытаюсь.
Она бессильно опустила руки…
Мы быстро удалялись, не желая показываться Святоше и его приспешникам, на глаза.
— Он подумает, что мы испугались.
Чер недовольно оборачивался назад, сжимая в руках древко лука.
— Нет. Святоша, при всей его самодовольности, вовсе не дурак… К сожалению. Он прекрасно понимает, что мы ушли не из-за страха. Даже сейчас, в таком количестве, мы способны перебить половину его храмовников. Но я хочу, чтобы он увяз в поселке… Понимаешь? Если он не совсем туп — будет вынужден остаться. Людей надо кормить. Вот пусть у него голова теперь болит… Если, конечно, он не объявит, что они должны питаться святым духом.
— Это бы было неплохим уроком для этих, — Чер упрямо указал на тень у деревьев, где оставались больные. — Хорошим уроком! А первый был, когда он их предал — сбежал, оставив без помощи!
— Вот пусть сам и оправдается перед ними… А нам, действительно, нужно спешить.
К вящему облегчению, небо стало затягиваться мрачными, несущими непогоду, тучами. Мало, когда мы радовались им — приходилось искать убежище и пережидать дождь и холод в укрытие, когда оставалось незаконченными столько дел! Но сейчас, предвидя надвигающийся ливень и грозу, я, напротив, чувствовал себя в большей безопасности — ищейкам монаха станет куда труднее отыскать нас, среди потоков воды, смывающей всякие следы среди дремучих трав…
Я кивнул девушкам, помогавшим идти ослабленной Чайке, которую велел забрать, не смотря на ее возражения — женщина выразила желание остаться с жителями, многих из которых она знала и которым хотела помочь.
— Не отставайте. Дурак он, или нет — но сейчас, узнав, сколько нас, даже не смотря на дождь, не упустит случая, пустить своих псов по нашему следу. А нам не нужно давать ему повода для нападения. Прав Сова, или нет — Святоша должен жить… пока.
