Глава 14

Мы давно не понимали, в какое время года живем. По всем известным и привычным для нас срокам, давно наступила весна, прошло лето, снова началась и закончилась зима, и вновь повторился весь природный цикл. Но, это относилось только к прежнему исчислению времен года - а, на самом деле, никто не знал истинного положения дел! Мы считали, что сейчас поздняя осень и должны наступить серьезные заморозки - а, вместо этого, цветами покрывалась вся, доступная для растительности, поверхность земли. Погода, и раньше не отличавшаяся постоянством, менялась по несколько раз за день. На смену часто набегавшим тучам, заливающим землю потоками воды, устанавливалась яркая, до рези в глазах, «синь» безоблачного неба. «Синь» - потому что, по-настоящему, синим, его назвать никто не отважился - скорее, полный набор из всей палитры. Однако, воздух, особенно после дождей, становился чист, в нем дышалось легко и приятно. Не имелось на земле более ни единого завода или фабрики, не дымили доменные печи и обогатительные комбинаты, и некому было выпускать в атмосферу те неисчислимые клубы ядовитого смога, убивающего все живое. Но, так же, как не было того, что сотворила рука человека, почти не осталось тех, кто все это строил… На громадных просторах бродили малочисленные группки и кланы людей, отделенных друг от друга сотнями километров, добывающих себе пропитание и одежду охотой на животных, которые в изобилии появились на всем протяжении прерий. Это буйство жизни было странно и необъяснимо, казалось, они должны погибнуть так же, как люди, но нет, их численность намного превосходила нашу и продолжала увеличиваться с каждым днем. Док, часто говоривший о том, что теперь земля принадлежит не нам, оказался отчасти прав - те разнообразные формы и виды животных, появившихся в долине и раскинувшихся лесах предгорий, оказались приспособлены для этой жизни лучше людей. Мы не успевали замечать всех перерожденных - только самые многочисленные животные, с кем сталкивались охотники прерий, получили общие названия - такие, как овцебыки, кролы, джейры. Свинорылы - прозвище, данное нами для подземного жителя, укоренилось среди охотников, так же, как «Пхаи» - за характерный звук, издаваемый этими потомками лошадей при ржании. Бурые и просто крысы-трупоеды, почти не появлялись в долине, предпочитая совершать набеги на низины и на окраины болот. Иногда налетали Вороны - за ними тоже осталось их наименование. Только теперь люди стали ставить ударение на первом слоге, как и следовало называть летающие черные крепости из мощных клювов и загнутых когтей... Птиц в прериях хватало, но величины и злобности первых, почти ни один вид не достиг, и, чем стала вызвана подобная избирательность, мы не знали… Док считал, что резкое увеличение роста именно падальщиков, связано с огромным количеством не погребенных трупов - кому, как не им уничтожить останки прежних властителей планеты? Столь же большими, раз в пять крупнее прежних, стали появляться редкие лебеди, дрофы, и, достигшие уж совсем чудовищных размеров - горные орлы! Последние считались опаснее любого из новых порождений природы. Беззвучная тень, жуткий клекот и стальные когти - это было последнее, что мог увидеть и услышать каждый из бродяг прерий…

Больше всего в разнотравье паслось Джейров, ланей, косуль и степных Козорогов, в просторечии называемых просто козлами. Они, напротив, практически не изменились в росте, но стали более массивными, что не лишило последних подвижности. В беге джейрам, или косулям, а также козорогам, не имелось равных - даже втрое превосходившим их по росту, пхаям, нелегко было догнать стремительно несущегося над травой, остророгого козла. Очень часто незадачливому охотнику, попытавшемуся попасть стрелой или копьем в это рогатое подобие козы, джейрана и сайгака, вместе взятых, оставалось только видеть, как его добыча, буквально в последний момент, ловко ускользает от смертоносного жала и огромными скачками уносится прочь. Встречались гигантские олени и туры, говорили даже о зубрах - и тут замолкал любой, представляя себе величину и мощь этих великанов. В Низине, недалеко от Каменных Исполинов, облюбовали себе место стаи диких собак, чем-то походившие на нашего Угара, но сильно разнящиеся по комплекции и расцветке окраса. Они не боялись людей - сами, порой, преследовали одиночек, и тогда от охотника оставались только окровавленные останки, поломанное оружие и обрывки одежды… Но, даже, если кому-то удавалось ускользнуть от хищников, полученные раны почти не оставляли шансов на выживание. Если человек не мог покинуть место сражения, на запах крови мгновенно сбегались многочисленные трупоеды. Из подземных нор, расщелин и провалов выползали свинорылы, прибегали крысы, или, более мелкие, но не менее кровожадные зверьки, нападавшие на раненого скопом… Даже насекомые, внешне не казавшиеся грозными, при большом скоплении становились опаснейшим врагом. Они достигали порой устрашающих величин - как пауки-мохноноги. Эти охотились даже на кролов - и не без успеха! Они не жалили, но имели острые жвалы, которые без труда прокусывали самую крепкую обувь. Достаточно нескольким десяткам навалиться на тушу убитого животного, как через час-другой, от нее оставались лишь обглоданные кости.

И, все-таки, как ни быстро менялась природа - так же быстро спешили за ней и мы, приучаясь жить по новым для себя, законам. Не осталось магазинов, в которых можно приобрести что-либо, без особого труда. Все, в чем нуждались люди, приходилось изготавливать самим, либо, выменивать или искать среди руин. Приход Дока был не случаен. Люди нуждались во всем, но, как выяснилось, самой острой необходимостью стали лекарства. Если, худо-бедно, обеспечить себя пищей многие могли самостоятельно, то вылечить перелом или страшный след от укуса - почти нет. На счастье, прочих, Док, по мере своих поисков, методом проб и ошибок, обнаружил множество трав и растений, пригодных для этой цели. Он, не смотря на вовсе не профильное образование ветеринара, превратился во всеми признанного целителя, прихода которого с нетерпением ждали во всех селениях и стойбищах долины. А те, кто знал про старуху-прорицательницу из жилища индейца, обращались к Старе. По слухам, она тоже помогала многим нуждающимся, причем ее снадобья иной раз оказывались лучше мазей и отваров лекаря. Мы же, обеспеченные счастливой случайностью, могли не заботиться об этом - по крайней мере, хоть какое-то время…

Мы редко пересекались с остальными. Мне не хотелось лишний раз посещать долину, а те, кто отважился, искать что-либо, в городе, не желали здесь долго задерживаться - все-таки, жизнь в прериях проходила веселее. Там люди могли общаться меж собой, хотя для этого приходилось пребывать по несколько дней в дороге. Кроме того, в городе просто не хватало еды - за мрачными могильными холмами редко попадались случайно забредшие сюда живые существа. Овцебыки, считавшиеся самой лакомой, хоть и опасной добычей, в руинах не появлялись, предпочитая более обширные травой степи и берег Синей. Еще сложнее было увидеть среди вздыбленных обломков прежних мостовых оленя - животные, бывшие дикими до Катастрофы, и вовсе избегали прежних владений человека. Зато много попадалось более мелких зверей, что помогало нам обеспечить себя и Угара достаточным количеством мяса для пропитания. И, если я видел следы Кролов, либо мелькнувшую тень сайгака - старался не упустить возможность разнообразить наш рацион. В такие дни девушки веселились, как дети, и я радовался вместе с ними. Со временем, как я и предполагал, все холмы полностью покрылись травами, молодыми побегами кустарника и деревьев. Пройдет еще немного - и уже никто не вспомнит, что здесь стоял город… Но, пока этого не произошло, район, отделенный от остальной части долины почти непреодолимыми скалами и водами Синей - с юга и запада, чудовищным разломом и громадным болотом - с севера и востока, был так же пуст и тих, как в первые дни. Оставалась угроза нарождающегося вулкана - но об этом мы старались не вспоминать.

Гораздо чаще я вспоминал об ином… После того, как увидел Элину обнаженной, прикасался к ее бедрам - покой был потерян безвозвратно. Я больше не мог спокойно смотреть в ее сторону. Каждый раз, когда она проходила мимо, сидела рядом за столом, рассказывала что-либо - у меня начинало биться сердце. Я желал ее и старался скрыть это желание. Взрыва не произошло - Ната, которой, к моему стыду, ничего не требовалось объяснять, молча и безропотно ожидала, чем все закончится. А я не находил себе места, сознавая, как сильно это обижает девушку, едва нашедшую в себе силы довериться мужчине…

Мы проводили дни в заботах, по хозяйству, иногда уходили в степи, иногда, рыбачили - в этом Элина оказалась искуснее всех. Где бы мы ни садились - у озера Гейзера, или, любого иного водоема, на удочку, сделанную собственными руками, она умудрялась поймать несколько съедобных рыбин, тогда как мы с Натой, за многочасовое сидение, не вытаскивали ни одной! Девушки даже сшили плотные куртки-анораки, наподобие тех, какие были у нас с Натой до встречи с обитателями долины. Куртки предназначались для ночных бдений возле берегов озер, где мы коротали время в ожидании улова, и должны были защитить от укусов зловредной мошкары, или заморозков. На самом деле, надобность в них практически отсутствовала - комары и прочий гнус, в изобилии роившийся у берега болота, практически отсутствовал в других местах, кроме того - опять настали очень теплые дни. Лето, не лето, осень не осень… Пусть даже зима, для которой настало самое время - но тепло вступило в силу в полной мере, и мы наслаждались им, убрав подальше надоевшие одеяла. Спать в подвале стало совсем уж тяжело - воздух внутри прогрелся как в печке и стал невыносимо сухим. Я всерьез подумывал о том, что нужно перебираться наружу. Хоть дымка над холмом, где зарождался вулкан, и исчезла, но страх перед внезапным проявлением его мощи, все еще оставался… Мы все очень хорошо помнили, какой жуткой и неуправляемой может оказаться стихия! Уходить в подвал на ночь, нас заставляла только одна причина - я также не забывал о нападении грозного противника, Бурого, схватка с которым, за малым, едва не закончилась в пользу зверя...

Элина, уловив перемену в моем к себе отношении, переменилась. Она перестала подшучивать над Натой, став гораздо серьезнее относится к ее словам. Со стороны могло показаться, что разговаривают мать и дочь - так внимательно, и без возражений, исполняла рыжеволосая девушка то, чему ее учила младшая по возрасту, подруга. След от удара об плиту у Элины почти сошел, оставив небольшой шрамик над ухом. Он был не виден под роскошной гривой, но девушка все равно огорчалась, когда расчесывала себя перед зеркалом. Иногда она просила сделать это Нату, и моя подруга бралась за гребень, вырезанный из кости, и принималась приводить в порядок великолепные волосы Элины. В такие минуты я подолгу наблюдал, как огненные пряди принимают ухоженный вид и одна за другой, ложатся на спину девушки. Однажды я не выдержал…

- Дай мне!

Ната протянула гребень и встала рядом. Я прикоснулся к голове девушки. Она еле уловимо вздрогнула. Я провел пальцами по волосам - шелковистые, приятные на ощупь, они расплавленной магмой струились по ее плечам, спине, спадали на пол... Мне до безумия захотелось коснуться их губами! Я еле удержался от того, чтобы не осуществить это желание и, отдав гребень, без всяких объяснений вышел прочь.

…Угар, протоптавшись возле меня, понял, что его хозяин никуда не собирается и просто стоит на вершине холма, рассматривая окрестности. Он зевнул, показав свои саблевидные клыки, способные прокусить шею овцебыку, и улегся на камни. Здесь было не так жарко, как в нашем убежище, и пес часто предпочитал ночевать на поверхности, впрочем, не удаляясь далеко от подвала. Я присел рядом с ним.

- Эх, приятель…

Угар ответил недоумевающим взглядом.

- Ната говорит, ты у нас сверхпес. Все понимаешь… Только, этого понять, увы, не можешь. И посоветовать, тоже. И что мне делать, суперпес? - я тяжело вздохнул.

На горизонте, там, где небо сливалось с дальними холмами, тянувшимися вдоль Синей реки, солнце садилось, уступая время ночи. Ему на смену выходила Луна - бледная и холодная. Она вернулась к нам в те же дни, когда мы в первый раз увидели светило, после долгих месяцев затянутого хмарью и невесомой пылью небосвода. Отсюда, на расстоянии в тысячи километров, мне казалось, что на небе ничего не изменилось и останется таким же еще миллионы лет. А на земле, напротив, изменилось все… И, так получилось, что, потеряв собственную семью, я обрел иную, в виде двух прелестных созданий, каждая из которых годилась мне в дочери - но менее всего воспринимались мной в этом качестве! Сейчас они обе живут в одном доме со мной, под одной крышей и с одной судьбой… Судьбой? Мог ли я знать, что жизнь сведет меня вначале с одной - такой юной, такой желанной…и, настолько умной, и, по-женски, мудрой, что это не вязалось с ее возрастом? И что именно она станет тем лучом света, той надеждой, ради которой стоит жить? А теперь, не менее сильно, я хотел другую! Я представлял, как целую ее губы, и закусывал свои до крови, все смешалось в моей голове, и не было ни на что ответа... Ни в коем случае, я не хотел потерять Нату - я любил девушку! И, всей душой, я не хотел ухода Элины - это выше моих сил! Где искать выход?

Ната неслышно поднялась к нам и села напротив Угара. Она ничего не говорила, но я понял, что девушка пришла не для того, чтобы посмотреть на закат и, начинавшие появляться, звезды.

- Вы закончили? - я не узнал своего голоса.

Ната кивнула, рассеяно перебирая лохмы собачьей шерсти.

- Ложись. Я сейчас приду.

Она снова кивнула, но осталась сидеть недвижимо…

- Дар...

Я вымученно улыбнулся:

- Да?

- Тебе плохо?

- Нет. С чего вдруг?

- Я вижу, - она спокойно дотронулась до меня рукой. - Ты стал другим. Более замкнутым, грубым со мной… Это она, да?

Я промолчал - отвечать, что-либо, бессмысленно…

- Ведь я предупреждала… Ты очень этого хочешь?

- Не спрашивай меня, Ната.

- Значит, хочешь. Знаешь, я и не надеялась, что будет по-другому. Глупо ждать от тебя святости - ведь не мальчик, способный приходить в умиление, только от одной улыбки. Я не ревную… Ну, а мне что прикажешь с этим делать?

- Она уйдет в долину… - я положил ладонь на пса и тот немедленно перевернулся вверх брюхом, предлагая почесать ему живот.

- Ты сам веришь этому?

Стало совсем темно. Луна поднялась высоко над руинами и темнеющим вдалеке краем степи. Ее лучи отразились от глаз Наты - в них заблестели слезинки…

- Ната!

Она ринулась в мои объятия.

- Дар! Родной мой!

- Я отправлю ее… Отведу сам, в поселок - только не плачь!

Она отрицательно мотнула головой, вытирая слезы.

- Я не плачу… А что потом? Совсем перестанешь спать ночами, думая о ней? И перестанешь любить меня…

- Ты спросила, что тебе делать? А что делать мне, Ната? Для тебя я сейчас просто кобель… так? Самец, возжелавший случки и молодого тела?

Она горько, как мне показалось, усмехнулась в темноте.

- Я никогда так не говорила. Для меня ты всегда - мужчина. Взрослый, сильный, намного старше меня, и потому - знающий, что ему делать, и как поступать. Решай… Только, если захочешь ее увести, на меня не рассчитывай. Я - против.

Я не поверил своим ушам…

- Как?

- А вот так! Пусть это будет Линка, которую я знаю, чем любая другая! И пусть мой муж - мне можно еще это утверждать? - не таит обиды на ту, которая любит его до безумия... Настолько, что готова разделить свою постель с соперницей - лишь бы ее муж был с ней рядом!

- Ошалеть… Не думаю, что хоть один мужчина в мире такое слышал! Более чем странное самопожертвование… Я не верю этому.

- Да. - Ната сжала мне запястья. - Я хочу этого, Дар! Сама хочу. Чем видеть, как ты теряешь голову и неприкаянно бродишь по развалинам - лучше согласиться с тем, что все равно, случиться. И знаешь, ты немного слепой... - она поднялась на ноги.

- Ты не видишь, как Линка смотрит на тебя. Не только ты не можешь спать спокойно в нашей постели. Наверное, так и должно было произойти - мы живем в одном доме, сидим за одним столом. Ты, не раздумывая, бросился на ее защиту, так же, как не столь давно встал на мою. Такое не забывают... и благодарят, как могут. Может, она не любит тебя, как я… Или, любит... но не так. Но она готова отдать тебе то, о чем ты мечтаешь! Свою молодость и красоту, свою нежность… И даже - невинность.

Я остался сидеть, ошеломленный и растерянный - Ната уже спускалась вниз, в подвал.

- Мне не нужна такая плата! Слышишь? Не нужна плата!

Она не ответила.

- Мне ни от кого не нужна плата! Ната… Элина… Что вы со мной сотворили?

Новые обстоятельства давно приучили рано ложиться - с уходом солнца, просторы становились небезопасны, и все живое стремилось укрыться в норах или землянках. Люди, хоть и имевшие возможность коротать вчера подле костра, довольно быстро привыкли к такому порядку - ни, зомбоящик телевизора, ни экран монитора, уже не могли повлиять на того, кто ранее предавался подобному времяпровождению все свободное время. Я знал, что в долине в моду вошли долгие разговоры, кто-то вспоминал и декламировал стихи, у кого-то прорезался талант рассказчика… Ну, а кто-то предавался иному времяпровождению - это не находило осуждения. Вообще, вопросы морали стали в чем-то весьма условными. Проще…

Но не для меня. Я и раньше стеснялся Элины, и не мог, как прежде, откровенно предаваться любви с Натой. После разговора, на вершине, мы больше не возвращалась к этой теме. Чтобы не лежать в тоске и неутоленном желании, я придумывал для себя, какое-нибудь, занятие, и возвращался в постель тогда, когда обе спали глубоким сном. Или, делали вид, что спали… Но, не раз и не два, я встречал укоризненный взгляд Наты, и мокрую подушку в изголовье - она терпела молча… А Элина еще более замыкалась в себе и предпочитала не встречаться со мной глазами.

Вместе с Угаром я сделал вылазку в то место, где мы подверглись нападению стаи. Но, уже ни что не указывало на то, что здесь случилось, даже костей не осталось на месте сражения… Более удачливые собратья уничтожили их. Возможно, это сделали Бурые, но мы ни разу не встречали, ни их самих, ни их следов в пределах города. Хотя, только мощные челюсти последних были способны разгрызть самые крепкие и толстые кости убитых хищников… Встреча одному, с такими монстрами, не оставляла никаких шансов.

Я пожалел об брошенных шкурах - в долине они ценились высоко, за крепость и носкость. У многих в долине уже нечего не осталось от прошлого, их одежда износилась, а обзавестись новой стало далеко не просто - не всем так повезло, как нам с нашим подвалом и спрятанными в нем тюками ткани. Худо-бедно, люди научились шить из шкур и кожи, становясь все более похожими на первобытных обитателей земли…

После страшного ливня, когда мы чуть не замерзли под ледяными струями, я зарекся ходить в походы без непромокаемого плаща и запасной тетивы - одного испытания оказалось достаточно. Нет, в руинах нельзя расслабляться ни на секунду! Как-то незаметно, я все чаще стал уходить из дома, оставляя девушек в подвале, несмотря на их возражения и уговоры. Покидая наше общее убежище, у меня словно становилось легче на душе - иные заботы вставали на первое место. Я вспоминал, как впервые бродил здесь, вначале, один, голодный и замерзший, ища пристанища. Потом, уже успокоившийся и готовый к неожиданностям, а еще позже, вместе со щенком, превратившимся во взрослого, могучего пса. Теперь я мог продвигаться по руинам гораздо быстрее, чем тогда - сыграло ли то, что я стал значительно сильнее и крепче, или просто привык преодолевать большие расстояния. Я мог идти весь день и не чувствовать особой усталости.

Девушки нервничали. Я видел это, когда возвращался обратно. Они ждали меня, выражая свое недовольство всем своим видом, но не словами! Больше горячилась Элина - она пыталась вызвать меня на объяснения, которых я избегал… Но и сама девушка не рисковала переступать грань, за которой могла начаться ссора. Ната молчала, позволив подруге ругать меня за двоих. А потом я снова уходил и опять оставлял их одних. Похоже, я начал понимать, почему Белая Сова, наш интересный знакомый, предпочитал охотиться и бродить по долине в одиночку… Но мне казалось, что уж у него все в порядке, и его женщины не делят его, как и он их! Индеец давно не появлялся - у меня возникла идея самому нагрянуть в гости к этому человеку, чей образ жизни был столь необычен и так вписывался в сузившийся, до размеров долины, мир. Но уйти в прерии один, я уже не рисковал - мои девушки взвились бы на дыбы, скажи я им об этом. Они и так начали поджимать губы и обходиться в разговоре со мной односложными фразами, а я не знал, что сделать и как разрешить возникшую между ними отдаленность. Все шло к разрыву…

- Дар, останься, - Ната положила мне руку на плечо, заметив, что я снова собираюсь подхватить мешок и выйти прочь. - Останься, прошу тебя. Достаточно. Ты уже и так нас наказал. Мы не видим тебя целыми днями. Успокойся.

- Я спокоен.

- Нет. Ты мечешься по городу, сам не зная - зачем? Тебе плохо с нами? А нам - плохо без тебя.

- Вас двое…

- Но мы - разные, Дар! Мы - только женщины, которые молчат целые сутки, потому что не знают, что сказать друг другу. Ты сделал нас из подруг чуть ли не врагами. Разве так можно что-то доказать? Однажды ты можешь вернуться в пустой дом...

- Вы решили уйти вместе?

Она вздохнула:

- Нет. Никуда мы не уйдем... Глупый. Ты выражаешь свою нерешительность тем, что оставляешь нас наедине. Зачем? Ведь я уже сказала тебе - пусть будет так, как ты хочешь! Не хочу видеть, как воин, способный в одиночку справиться с громадным зверем, ходит потерянный и робкий, словно мальчишка… Ты можешь даже не говорить с ней, я сама все давно сказала Элине…

- Зачем?

Я поднял на Нату усталые глаза:

- Как? Какими словами ты смогла ее… И о чем вы говорили?

- Ты наивен... А настолько старше меня. Какие, по-твоему, нужны слова? Она все чувствует так же, как и я. Она хочет жить с нами, Дар. Она не хочет уходить в поселок.

- Выходит, я вынуждаю ее… Так?

- Ты ведь хотел правду.

- А я не напоминаю тех, кто покупал твоих подруг?

Я с болью посмотрел на Нату. Она резко развернулась и пошла к выходу. Я догнал ее и подхватил на руки:

- Ну, прости, прости меня! Я сам не знаю, что на меня находит…

- Не смей! Не смей так больше! Слышишь? Не смей никогда мне напоминать об этом!

Она забилась у меня в руках, захлебываясь в беззвучных рыданиях. На шум подбежала встревоженная Элина:

- Что случилось?

- Оставь нас.

- Но…

- Выйди прочь! - я рявкнул со злобой, внезапно почувствовав, как начинаю ненавидеть эту ослепительную красавицу. Из-за нее я мог потерять Нату, без которой не представлял себе жизни. Элина охнула, и, закрыв лицо, выскочила наружу.

- Ну что ты делаешь? - Ната, сквозь слезы, целовала мои губы и лицо. - Ты опять все испортил! Иди! Иди сейчас же к ней!

- Нет. Мне нужна ты! Я люблю тебя!

- Да иди же! - она с силой оттолкнула меня, вставая на ноги. - Ну, какой же дурак, честное слово... Да что бы ты мне не говорил - я никогда тебя не покину! Лучше умру… Нет, не трогай меня! Иди к ней, или она сейчас убежит, куда глаза глядят! Да беги же!

Я, вконец потерявшись, бросился вслед за Элиной. Девушка стояла на коленях, недалеко от входа, и судорожно размазывала слезы по щекам. Увидев меня, она вскочила и бросилась бежать. Я еле нагнал ее вдалеке от нашего холма и то, только потому, что она споткнулась и упала на землю.

- Не надо, Дар. Не надо, прошу тебя!

Я, не слушая ее возражений, поднял девушку на руки. Она, безвольно опустив руки, жалобным голосом спросила:

- Что ты хочешь со мной сделать?

- Сделать? …

- Не надо! Не надо, пожалуйста! Или… Все равно… - Она закрыла глаза и сжала кулаки в ожидании того, что представила себе неизбежным…

Я, недоумевая, посмотрел на нее. Элина отвернулась.

- Разве я сказал, что… тьфу, точно сказал! Слушай - я напомню, раз ты все забыла. Я не собираюсь тебя насиловать! То, что сейчас происходит - мои проблемы. Я с ними справлюсь. Больше никаких уходов не будет. Будем жить по-прежнему, понимаешь? Ты согласна? И, не надо со мной ложиться… Понимаешь, о чем я? Не надо платы. Не надо благодарностей, в виде себя самой, и нет никакого долга. Я не хочу жертвы. Просто, прошу тебя остаться с нами… Ну, как мне тебе еще объяснить?

- Не надо...никак. Спасибо.

Она, вдруг решившись на что-то, робко обвила мою шею…

- Я буду твоей…

У меня самого подкосились ноги… Элина, не разжимая рук, тихо произнесла:

- Только не торопи меня, ладно? Я не могу...вот так, сразу. Мне страшно и стыдно…

Мы вернулись в подвал, оба смущенные ее признанием. Ната встретила нас у очага. У нее в глазах застыл немой вопрос.

- Все будет хорошо, - я поспешил ее успокоить. - Лина останется с нами. И…простите меня. - Я обнял их обеих, прижав к себе.

- Ты рада?

- Очень!

Она бросилась к подруге и горячо ее поцеловала.

- А теперь - ужинать! Дар, ты такой молодец, мы так давно не ели мясо - все рыба да рыба!

Она уводила нас в сторону, от набившей оскомину темы, а мы, благодарно, старались не проронить случайное слово, способное нарушить наш, чуть было не рухнувший, союз. Элина, попрощавшись, ушла на свою половину. Ната, осторожно прилегшая с краю постели, была сразу привлечена мною к себе. Я искал ее губы, а она тихо шептала:

- Я так устала, милый мой… Я так устала!

Мы уже не думали о том, что Элина может нас услышать. Я брал Нату со всей силой и страстью изголодавшегося, по женскому телу, охотника и мужчины, и она отвечала мне тем же... Наше ложе отчаянно скрипело и тряслось, угрожая развалиться в самый неподходящий момент. Ната искусала себе губы, чтобы не кричать, с силой впиваясь в мою спину своими пальцами, оставляя длинные борозды от ногтей... Мы кончили одновременно, не сдержав стонов! Ната, благодарно и обессилено легла на мое плечо, шепча губами:

- Любимый… Как хорошо было!

- Мне тоже! Я так соскучился по тебе!

Чуть слышно скрипнули доски в углу, где спала Элина. Ната приподняла голову.

- У тебя остались силы?

- Нет… Я как выжатый лимон. Ты хочешь еще?

- Нет. Побереги оставшиеся…

- Почему? Я истосковался по твоим ласкам!

Она зарылась лицом в мои волосы:

- Я тоже, муж мой… Я очень хочу быть твоей! Но, сегодня хватит - теперь ты должен уснуть!

- Но, поче…

Она закрыла мне рот поцелуем…

- Ты еще не понял? Какой же ты еще… Ты должен быть в форме, завтра, или через день… Но я думаю - завтра!

- Элина?

- Да…

- Я не могу поверить, что ты…так спокойна.

- Вовсе нет! - она беззвучно засмеялась. - Вовсе нет, любимый! Но я не стану никуда убегать. И, меня не удивить этим, Дар. Нет тут ничего особого, из ряда вон выходящего. Это ты, выдумал и нам, и себе, головную боль, заставив нас мучиться… А на самом деле, все очень просто.

- Просто?

- Просто. Есть две женщины, которые…которым не безразличен один мужчина. Один - на двоих. И есть мужчина, который их хочет. И тоже - обеих. Не делая предпочтений. Наверное, так не должно быть. Но мне все равно - можно или нет. Если ты любишь и ее и меня... Что ж, пусть так. И не надо больше проблем…