Меня нагнали ночью.

Я надежно скрылся на дне глубокого лесного оврага, притаился среди камней и поваленных деревьев. Затаился как пугливый дрожащий зверек, посверкивающий глазами из-за переплетения корней. Никакого костра, никакого шума. И пришел я сюда по воде — по корявому дну оврага с боем и плеском пробивался ручей, стремящийся донести свои воды до реки. Я не оставил следов, а запах надежно скрыл при помощи вонючей грязи из встреченного по пути болота. Но меня нашли.

Ясной звездной ночью раздался тихий шорох, затем послышалось сдавленное собачье поскуливание, на гребне оврага мелькнул темная фигура врага одним прыжком обрушившегося вниз, упавшего в шаге от скрывавших меня деревьев. А вот и охотник явившийся по мою душу… я начал вставать, когда кентавр еще был в воздухе. Но я не сделал ни шага вперед. Ни к чему. Ведь я не просто так остановился здесь на ночлег. У меня оставались силы, но я решил задержаться, зная, что нежити не нужен отдых и ночью для нее лучшее время. Большую часть сил я бережно сохранил, а малую потратил на приготовление всего необходимого…

Кентавр прыгнул с кромки обрыва, тяжело упал на землю и… провалился дальше, с древесным хрустом проломив, казалось бы, твердую почву. Во все стороны полетели листья, сломанные ветки и куски грязи, послышался всплеск воды, а затем ночную темноту разорвал дикий крик нежити. И в крике была не ярость — в нем звучал самый настоящий страх темного мерзкого создания почувствовавшего… словами этого не описать, это надо видеть, чтобы понять…

В этом месте оврага была большая и глубокая яма заполненная проточной водой — раньше ее занимал своим телом большущий валун, но во время одной или нескольких зим с чередой оттепелей и заморозков лед выдавил каменюгу прочь. Весной лед растаял, и образовавшуюся яму заполнило водой — она стала частью русла. В таких бочагах обычно водятся щуки…

Это меня и привлекло — проточная быстрая вода. Я потратил немало времени для обустройства ловушки, зная, что Истогвий обязательно пошлет несколько разведчиков вперед, дабы не дать мне затеряться в лесах и оторваться от погони. И чтобы не дать мне времени на отдых.

И вот моя добыча с шумом рухнула в воду и тут же начала пронзительно вопить и ворочаться, стараясь как можно быстрее выбраться наружу. Но это нелегко — вбитые в мягкое дно остро заточенные колья почти не встретили сопротивления, когда пронзали изрядно прогнившую плоть нежити.

Убедившись, что тварь не выпрыгнет одним махом из ловушки, я шагнул к тому самому валуну, что был безжалостно изгнан водой ручья из родной ямы. Настало время вернуться ему назад, благо для этого не требовалось почти ни малейших усилий — лишь слегка нажать на заранее вбитое под его каменную тушу бревнышко опертое на камень. Рычаг хрустнул, но не сломался, валун тяжело заворочался на склоне овраг и перевернулся. Отходя в сторону, берясь за меч, я только сейчас заметил, что в яму угодил не только кентавр — там же, между кольев молча дергался неудачно упавший ниргал, прижимаемый к стене ямы воющей от ужаса нежитью. Железные перчатки упирались в грязь, ниргал медленно, но верно отодвигал кентавра и вскоре должен был освободиться. Вода перехлестывала шлем, заливалась в смотровые щели, булькала внутри, но воина это не беспокоило. У него бы обязательно получилось. Но тут их придавило огромным валуном…

Стоя у края ямы, я завороженно смотрел на необыкновенное зрелище — в ручье шел звездопад. Десятки и десятки пульсирующих ярких звезд летели и летели вниз по течению, быстро затухая через несколько шагов. Красивейшая завораживающая картина — темная вода заполненная несущимися искрами звезд…

Жизненная сила — вот что это были за искры. Энергия, наполнявшая и оживлявшая тело громадной нежити, сейчас буквально изливалась наружу. Вернее вымывалась — проточная вода вымывала из дергающейся туши темной твари искры жизненной силы с необыкновеннейшей легкостью. Кентавр умирал у меня на глазах — его жизнь уносилась вниз по течению ручья и растворялась в его водах. Жизнь возвращалась к матери природе… вскоре искр стало меньше, нежить перестала выть и затихла. Теперь по течению несло ошметки разлагающейся плоти, разводы крови, мелкие кости — чудовище распадалось на куски, ведь энергия, ранее сдерживающая все тело вместе, уже ушла…

— Звезды в воде… — пробормотал я, глядя на плывущую искру мигнувшую еще разок и потухшую…

Валун еще дергался. Ниргал агонизировал, ему нечем было дышать, вода заполнила его шлем, а может быть и грудь, но живучий воин продолжал сражаться за жизнь. Но он бился не ради того чтобы жить дальше, как повелевают нам высшие силы — ибо жизнь свята — ниргал пытался выжить лишь по одной веской для него причине — он хотел выбраться и убить меня, ибо так гласил приказ его хозяина. Я поднял бревно и вбил его так, чтобы валун нельзя было откатить. Я давно перестал недооценивать чудовищную силу ниргалов. Через несколько мгновений я продолжил свой путь на север, вновь двигаясь вниз по течению ручья.

Я бежал вместе со звездами — ликующе сияя, они праздновали свое освобождение из оков гнилой плоти, радостно несясь в воде и подмигивая мне на прощание, прежде чем исчезнуть навсегда.

За моим плечом слышалось жадное причмокивание и постанывание — тесак жаждал поглотить каждую искорку жизненного света. Сейчас он сетовал, что столь много вкусной пищи пропадает втуне, рассеиваясь в противной проточной воде. Я не прислушивался к его жадным ноющим словам.

Какой сейчас день погони?

Я сбился со счету. День летит за днем, но все же их не могло миновать слишком много. Однако теперь мы очень далеко к северу от пустотелой Горы заполненной первородной страшной темнотой. Не думаю, что Истогвий мог предвидеть, что его ожидало столь долгое путешествие. Впрочем, у него нет выбора. Он продолжит следовать за мной до тех пор, пока не погибнет или же не заберет древний каменный тесак обладающий собственным разумом, а может и душой.

Мертвое озеро…

Оно изменилось и осталось прежним.

Снег и лед растаяли, берега зазеленели. А вода осталась прежней — темной и мертвой. И соленой — я навсегда запомнил ее мерзкий вкус, когда каменный саркофаг Тариса Ван Санти утянул меня ко дну. Вкус этой воды прожигает глотку словно пылающий факел.

Что ж… вот он двойник дядюшки Истогвия — Мертвое озеро. Ведь они почти ровесники и прожили больше двух столетий, практически не изменившись внешне и внутренне.

План почти созрел в моей голове, осталось лишь оглядеться, продумать некоторые мелочи. И добраться до еще одного памятного мне места — до древнего жертвенного зиккурата, до вздымающейся из воды каменной пирамиды, видевшей так много смертей, что еще несколько оборвавшихся жизней никак не потревожат холодную громаду. Именно там я решил дать бой преследователям. Здесь подходящее место для смерти — чьей бы она не оказалась. К тому же здесь я уже однажды умирал. И это знание добавляло мне сил и уверенности.

Неожиданные встречи начались, когда до цели моего путешествия оставалось меньше лиги.

Шурды. И гоблины.

Жалкие, поникшие духом, истощенные, обессиленные.

Чаще всего они даже не скрывались, сидя в нескольких шагах от берега и бездумно смотря на торчащие из мертвой воды почерневшие останки некогда величественных зданий — все, что осталось от огромного города Инкертиала разрушенного во время страшного катаклизма.

Шагая по злорадно хрустящему песку, я проходил мимо шурдов и гоблинов, что смотрели на меня столь же мертвыми и пустыми глазами, как и озеро что в них отражалось. Помимо бескрайних просторов не могущей даровать жизнь озерной воды в их глазах отражалась вершина далекого мрачного зиккурата.

Зачем пещерные гоблины явились сюда?

Они пришли следом за шурдами — своими хозяевами правившими ими на протяжении двухсот с лишним лет. У некогда многочисленного и плодовитого народца гоблинов исчезла самостоятельность в принятии решений. За годы рабства они привыкли к тому, что им постоянно отдают неоспоримые приказы определяющие их жизнь и судьбу. Впрочем, гоблины живучи, легко приспособляются к любым тяготам — у их народца есть шансы возродить былую численность, если исчезнет самая главная для них угроза — темные шурды.

Ну а сами шурды?

Что ж… между торчащими из воды каменными обломками и жалкими остатками шурдов разбросанных по берегу, можно легко найти схожесть — там и там остались лишь руины. Развалины некогда процветающего города и ничтожные обломки шурдской цивилизации. Они очень похожи в своем безмолвном оцепенении. Их будущее скрыто черной пеленой безнадежности. И все они — город и шурды — уничтожены одним единственным человеком. Тарисом Некромантом, безжалостным безумцем жаждущим власти.

Я молча проходил мимо съежившихся гоблинов и шурдов. Те провожали меня безучастным взглядом. Судя по всему, шурды попросту боялись возвращаться к расположенным на востоке родным горам, где находился их главный подземный город. Они дезертиры предавшие своего бога, ослушавшиеся его приказа. Им некуда возвращаться. Их везде ждет незавидная участь — пытки, смерть, обращение в нежить. Исковерканные с рождения жестокой некромантией тела сковало оцепенение, умами темного народца овладело уныние.

Однако удивительно, что шурды явились именно сюда — на берег мертвого огромного озера окруженного почти со всех сторон просоленными пустошами с редкими больными деревьями, а с севера безбрежным морем. Темные гоблины не могли не понимать, что никто иной как Тарис стал причиной опустения их столицы и гнездовищ разбросанных по Диким Землям. Это он согнал шурдов в плотную толпу и словно овец на бойню погнал их в неведомые дали, по пути избавляясь от самых слабых и крикливых, не дрогнувшей рукой перерезая глотки старцам, шурдским детишкам и просто недовольным. Из обожаемого бога породившего новую расу Тарис Ван Санти превратился в ужасного демона явившегося по их души, жадно пьющего их кровь и рвущего их плоть на куски. Но они все равно пришли сюда, к гробнице Некроманта, к месту, где на продолжении долго тянущихся столетий молили о пробуждении своего бога ото сна, о его восстании из узилища-гробницы. И вот Тарис восстал… и дети его шурды умылись собственной кровью. Крах всех надежд…

Шаг за шагом я проходил мимо кучек шурдов, я насчитал не меньше четырех десятков недругов, позволивших мне пройти около сотни шагов, прежде чем они окончательно осознали, что в их владения заявился одинокий человек с усталым щетинистым лицом и потрепанной одеждой. Шурды начали медленно вставать. Вскоре здешняя гнетущая тишина ненадолго будет прогнана…

С дрожащим криком на меня бросился трясущийся от голода и старости шурд. На плешивой голове трепещут раздуваемые ветром редкие пряди испачканных в грязи седых волос. Плечи прикрыты обрывком белой толстой шкуры украшенной разноцветными ленточками и ожерельями из мелких птичьих черепов. Раздутые колени с величайшим трудом удерживают вес темного гоблина и грозят подломиться в любой момент. Искореженные ступни скользят по соленой грязи, из хрипящей груди с надрывом исходит крик ненависти. В ладони зажат дрянной железный нож, почти ничего не видящие глаза залиты старческой влагой. Шурд смотрит на меня сквозь пелену слез…

Старик, почему же ты ненавидишь меня? Я убил десятки шурдов, мои люди — тоже. Но Тарис изничтожил сотни таких как ты и продолжает безумную пляску смерти. Ненавидеть надо его, а не меня! Я мечтал стать тем, кто уничтожит вашу проклятую расу темных уродцев, но Тарис украл мою мечту.

Мягкий удар моей ладони выбил из дряхлого шурда крохи оставшейся жизненной силы. Его тело упало в едва слышно чавкнувшую темную грязь. Разрезавший воздух каменный тесак с глухим звуком врезался в захрустевшую грудь следующего гоблина, переломав ему ребра и разорвав сердце. С тонким воплем к моим ногам кинулся оскаливший клыки тощий недоросль. Ликующе воющий тесак проломил ему череп. На темную грязь брызнуло красным. Растекающиеся разводы крови походили на вязь непонятных букв складывающихся в слова пророчащие беду. Каждый мой новый взмах добавлял все больше красного. Соль, кровь, грязь и вода. Быть может такое сочетание оживит мертвую землю? Сомневаюсь — на берегах этого озера уже много раз проливалась кровь, и слышались крики умирающих. Но жизнь и не вернулась…

Вооруженный каменным тесаком я кружился в странном танце, одного за другим уничтожая бесстрашно подбегающих шурдов. Я рубил их беспощадно. И темные гоблины приветствовали мою жестокость громкими криками. Никто из них не захотел отступить. Никто не побежал в попытке сохранить жизнь. Даже израненный каким-то зверем или врагом, неспособный стоять на ногах истощенный «поводырь» тащился ко мне ползком по грязи, держась единственной рукой за костяного недобитка паука. Эту парочку я добил последней, вбив сломанные кости нежити в землю и накрыв их телом шурда. Короткая, но на редкость ожесточенная схватка завершилась. Стирая ладонью кровь с уже затянувшейся раны на левой руке, я смотрел на трясущихся поодаль гоблинов.

Безобидный народец с совершенной памятью и отсутствием амбиций. Все их мечтания сосредоточены на простейших вещах — рожать детей, копить припасы, чтобы, не голодая прожить суровую зиму. А затем снова пройти годовой круговорот тем же путем, усердно пополняя запасы еды и увеличивая число новых жизней… и снова… и снова… Прекраснейшие качества и стремления для тех, кому суждено жить в таком месте как Дикие Земли. Создания со столь высокими и одновременно приземленными душевными качествами не должны умирать. Они должны процветать и плодиться. И раз уж они не могут жить своим умом — надо найти тех, кто подскажет гоблинам правильные решения…

Моя рука с зажатым в ней окровавленным тесаком вытянулась и указала на юго-восток. Далеко вдали виднелись темнеющие холмы и зеленеющие леса. Еще дальше лежала река Элирна, потом шли долины и рощи, затем начинались новые холмы …

— В той стороне, далеко отсюда, есть высокая гранитная скала — произнес я так громко, что меня услышал каждый из четырех десятков несчастных гоблинов лишившихся хозяев — Скала стоит посреди холмистой долины. Имя той скалы — Подкова. Ее видно издалека, она поднимается к небесам. В скале есть ущелье ведущее вглубь. И там, в самом сердце горы, находится огражденное стеной поселение добрых людей и гномов. Они защищают слабых. Уважают сильных. Они бесстрашно дают отпор любому, кто посмеет посягнуть на их жизни и добро. Они сильнее шурдов! Они друзья белых сгархов! Там уже живут гоблины, что не знают притеснения, не ведают избиения, освобождены от страха и рабского ига.

Обведя взглядом внимательно слушающих гоблинов, я продолжил:

— Идите к скале Подкова, маленький народец! Следуйте лесами и оврагами, избегайте врагов, будьте настороже, не жгите в пути костров, дружно помогайте ослабевшим, отбивайтесь от зверей и упорно продолжайте свой путь. Шагайте до тех пор, пока не преодолеете ущелье и не упретесь в высокую стену. Там терпеливо ожидайте. А как окликнут вас — дайте правдивый и полный ответ на каждый заданный вопрос. И не забудьте сказать, что послал вас барон Корис Ван Исер. А если спросят вас — зачем пожаловали? — скажите им смело: мы хотим жить с вами, помогать во всем и ждать помощи от всех. Хотим без страха растить детей, зная при этом, что им суждена пусть тяжелая, но свободная доля и жизнь на равных с любым из прочих, будь он человек, гном или гоблин. Скажите так и ожидайте ответа от них.

Снова тишина повисла над берегом …

— Я все сказал и больше мне нечего добавить. Разве что последнее предупреждение — по следу моему идут враги лютые и нежить голодная. Скоро они появятся. Останетесь здесь — разорвут вас в клочья. Уходите прочь и поспешайте.

Переглянувшиеся гоблины чуть постояли в нерешительной и непривычной для них задумчивости, затем пришли в движение. Обходя меня и лежащие в грязи трупы, они медленно собирались в ручейки, что затем перетекли в тонкую речку уносящую свои «воды» прочь от Мертвого озера. Гоблины шли на юго-восток, направляясь в сторону указанную лезвием каменного тесака. С собой они несли скудные пожитки, кое-какое оружие, завернутых в шкуры детей. Гоблины ступали бесшумно, вскоре последний из них бесследно растворился в искореженных зарослях деревьев. На берегу остался лишь я… и мертвые тела…

Перешагнув через тело старого шурда остекленевшими глазами смотрящего в далекое синее небо, я направился к воде. Там, у самой кромки берега, находилось несколько неказистых небольших плотов наполовину вытащенных на берег. Мне не потребовалось много времени, чтобы выбрать самый крепкий из них и столкнуть его в воду, что с плеском облизнула мои ноги и отступила — мне показалось, что соленая жижа попробовала меня на вкус и сейчас задумалась над тем, почему я так ей знаком. Да, ты уже убивала меня однажды, уже врывалась в мои горящие огнем легкие, лишая воздуха и надежды на новый вдох. Не трогай меня озеро смерти. Ведь сегодня я не с пустыми руками — я принес тебе щедрые дары. Вскоре дары прибудут и сами войдут в твои воды…

Старый шест набух от воды, гнулся в руках, норовя выскользнуть. Его прочности хватило, чтобы оттолкнуть плот и направить к мрачному жертвенному зиккурату. У меня еще было время в запасе. Но я не собирался проводить его в воспоминаниях. Нет. Я проведу плот мимо каменной пирамиды. Я держал курс к торчащим из воды остаткам зданий находящих на удалении от берега и на большой глубине.

Они не заставили себя ждать. Звери избегали здешних мест. Тут нет пропитания и нет годной для питья воды. Изредка налетающий ветер лениво гнал по воде мелкие волны, да ворошил гнилые ветки на берегу. И это все движение поблизости. Поэтому, несмотря на большое расстояние, я сразу заметил быстро двигающихся всадников и гротескные очертания кентавров. Погоня мчалась по моему следу. Я знал, что их задержало до этого — широкая мелкая река, которую я пересек вброд. Нежить себе подобной вольности с текущей водой позволить не могла. Им пришлось искать способ переправиться посуху.

Я не прятался. Стоял на покачивающемся плоту в полный рост, размалывая зубами последний кусок вяленого мяса. Меня хорошо видно на озерной глади. Если не заметят — мне придется помахать шестом с привязанной к нему рваной рубахой.

Но не пришлось — скачущий Истогвий резко осадил коня, всадник замер в угрюмой неподвижности, следом остановились и прочие. Что ж… вот он я. Никуда не прячусь. Не убегаю. Стою и спокойно жду врага. Теперь ваш черед сделать свой ход.

От берега меня отделяло расстояние в два полета стрелы. Мои силы не безграничны и я не желал собирать в своем теле вражеские стрелы, превращаясь в подушечку для игл. Когда они приблизятся, им ничто не помешает стрелять, но я кое-что приготовил на этот случай. Пусть стреляют — даже если попадут, я буду рад потерпеть боль от глубокой раны. Ведь к тому времени мои противники окажутся не на земной тверди, а на озерной глади.

Я смотрел только на Истогвия. Как ты поступишь? Сам пойдешь ко мне? Пошлешь дочь? Отправишь нежить? Или оставшихся двух ниргалов? Кто именно будет отправлен твоей волей на первую битву с жертвой вдруг переставшей убегать и решившей дать последний бой?

Не дочь. В этом я был уверен. Первой пойдет не дочь.

И вряд ли это будет нежить. Мертвое озеро это все же не болото, хотя со временем превратится в соленые топи. Сейчас над озером гуляет медленно набирающий силу ветер. Вскоре он станет быстрее и порывистее. Мои ноги уже захлестывают мелкие волны. Эти же волны ударят и по кошмарным кентаврам. Намочат их гнилые туши, смоют протухшую кровь, слизь и копошащихся червей. А заодно «вымоют» из их тел немного жизненной силы. Ослабят тварей. Природа на моей стороне.

Противник совещался недолго. И еще до завершения короткого и жесткого, судя по жестам, разговора со своей дочерью, дядюшка Истогвий отдал приказ сооружать плоты.

Ниргалы.

Вот первые и возможно последние посланцы.

Я невольно усмехнулся с мрачностью, глядя, как сильные и тяжелые воины встают посреди большого крепко связанного плота из полусгнившего дерева. Истогвий ошибся. Ему следовало атаковать всеми силами сразу, включая в их число собственную дочь и самого себя. Но он послал по мою душу ниргалов, а сам остался на берегу.

Наделенные почти бесконечной выносливостью войны слаженно работали шестами, быстро приближаясь ко мне. Я дал им сократить разделяющее нас расстояние вдвое. А затем поднял с бревен собственный шест и продолжил путешествие вглубь Мертвого озера. Со стороны могло показаться, что я убегаю, но, думаю, Истогвий прекрасно понимал, что я действую согласно заранее продуманному замыслу.

У него все еще был шанс — ему лишь надлежало прямо сейчас последовать за двойкой ниргалов. Мыслится мне, что именно так он и собирался поступить с самого начала. Я видел, как измерял взглядом размеры плота, как снимал с себя лишнюю тяжесть, как разминал плечи и отдавал отрывистые приказы застывшей неподалеку нежити. Но дальше этого дело не пошло. Истогвий остался на берегу. Он испугался. Не за себя — за дочь. Мое написанное кровью послание сделало свое черное дело — отравило ему душу. Он очень умен, но угрозы на то и угрозы, что сильнее всего пугают умных, а не глупых людей. Глупец подумает: «он хочет ударить меня камнем — но я буду настороже». Умный же придумает так много всего, что запугает сам себя.

Мое послание — лишь легкий толчок к краю бездны подозрения, недоверия и нерешительности. А столкнет в нее себя он сам. Вот и сейчас Истогвий остался на берегу потому что подозревает наличие некоего коварного плана, благодаря коему Истолла, плоть от плоти его, драгоценная дочь, будет атакована неизвестным врагом засевшим в засаде где-то поблизости. Вот почему он так долго оглядывался и посылал нежить совершить разведку по ближайшим окрестностям. Возможно кентавры отыскали следы торопливо ушедших прочь гоблинов. Это укрепило подозрения еще больше. Затем Истогвий увидел убитых шурдов и растекшиеся вокруг их тел лужи крови заставили его испугаться за дочь еще сильнее. Он не хотел посылать ее в атаку на меня и не хотел оставлять ее на берегу без присмотра. Он загнал себя в мысленную ловушку, он проиграл. Они остались на берегу оба. В атаку пошли последние ниргалы.

Я вел плот между двумя длинными песчаными островами. На самом деле это крыши устоявших во время катаклизма домов. На крыши нанесло песок и мелкие камни. Затем сюда начали садиться перелетные птицы. Они немного отдыхали, восстанавливали силы, а затем отправлялись дальше, оставляя после себя помет и семена.

К чему это я? Жизнь… на сером песке трепещут первые зеленые ростки. Жизнь снова побеждает смерть, медленно завоевывая Мертвое озеро. Быть может, когда-нибудь в его водах появится первая рыба. Тарис возродился здесь. Так может глупому мальчишке стоило задержаться здесь подольше и посидеть на таком вот островке, наблюдая за растущими зелеными ростками? Но едва освободившись, он вновь начал думать лишь о смерти.

А вот остатки некогда величественного здания — уцелел лишь фасад, все остальное обрушилось. Я провел плот через широкое окно и «потерял» дно — шест уже не доставал до него. Меня это не обеспокоило. Уцепившись руками за торчащую из воды каменную руку неизвестной статуи, я подтолкнул плот дальше и позволил ему уткнуться в покрытую песком груду камней и кирпичей. Здесь я сошел на берег.

Я не стал стирать уже подсохший след грязной ладони отпечатавшийся на камне нависшем над отверстием ведущим внутрь почти целиком затопленных развалин. Знак отмечал нужный мне проход и я не имел ничего против, если его увидят ниргалы. А вот и они… как всегда бесстрастные и незыблемые в стремлении исполнить приказ господина. Они видели меня — наполовину скрытого камнями, по грудь погруженного в темную расщелину устланную песком. При помощи мерзких ритуалов в ниргалов превращают опытных и умелых воинов. Они не могли не сознавать, что я заманиваю их в ловушку. И по прежним моим ударам ниргалы понимали, что скорей всего их ждет смерть в подземной тьме под камнями, что так сильно похожи на могильные надгробия. Но ни у одного из них даже не дрогнула рука…

Оттолкнувшись последний раз, я позволил плоту медленно идти вперед. Сам же наклонился и, зачерпнув немного воды, смысл с лица остатки чужой крови. Последний ниргал оказался достойным противником, едва не отрубившим мне руку по плечо. Умывшись, я выпрямился и, заложив руки за спину, взглянул на далекий берег. Стоя у самой кромки берега, на меня смотрел Истогвий. Внешне спокойный, даже бесстрастный, на лице выражение безразличия. Будто его ничуть не обеспокоила пропажа последних ниргалов. Он не мог не понимать — посланные им воины мертвы. Иначе бы я не вернулся сюда.

Как ты поступишь сейчас? Мы играем в удивительную и страшную игру. Сравнение наших злоключений с игрой льстит моему самолюбию — ведь изначально Истогвий был полководцем, а я лишь разменной фигурой, одиноким солдатом. Но с каждым новым ходом — моим и противника — расклад на игровой доске меняется. Его силы поредели. Из полководца мой враг превращается в такого же солдата, как и я — усталого и грязного. Пока он не столь одинок. И у него все еще есть выбор, который давно отсутствует у меня. И снова его ход. Давай же, клятый дядюшка Истогвий. Делай выбор. Делай свой ход…

Они пошли все вместе.

Наконец-то он принял здравое решение. Но поздно, Истогвий, слишком поздно. Я не уверен в том, что переживу эту атаку, мои шансы уцелеть невелики. Но одно лишь осознание того, что в твоей несокрушимой броне мудрости и силы есть слабые места, наполняет меня радостью. Если не я — однажды другой сокрушит тебя, дядюшка Истогвий. Ты не совершен! Ты всего лишь человек.

Без ниргалов Истогвию и его дочери потребовалось гораздо больше времени для спуска на воду имеющихся плотов и связывания их воедино. Но они справились отменно, то и дело поглядывая на меня, будто желая показать — смотри, нам совсем не нужны ниргалы, мы справимся с тобой и без них. Как мило видеть столь сплоченную семью занятую совместным трудом. Это было просто идиллическое зрелище, если бы не колышущиеся мерзкие туши кентавров позади них.

Проклятье… опять мой разум затопляет жестокость порождающая не менее жестокие шутки и толкающая меня на опрометчивые поступки. Я с трудом удержался от желания направить плот к берегу, чтобы покончить с врагом раз и навсегда.

Гнилые плоты протяжно заскрипели и глубоко просели в воде, когда на них взошла нежить. Лошади остались на берегу. Это я ожидал. А вот чего я не смог предвидеть, так этого того, что Истолла и ее отец оседлают кентавров! Они взобрались на их спины огромных существ так же спокойно, как в свое время я усаживался на спине белого сгарха. Что ж, как я убеждался уже не раз, чем чаще имеешь дело с мертвой плотью, тем безразличней к ней относишься. Нежить сама взялась за шесты — рук у этих тварей хватало, распухшие мертвые конечности свисали с боков ужасными отростками, почерневшие пальцы беспрестанно шевелились и дергались.

На этот раз я привел свой плот в движение раньше. И двигался я куда быстрее, часто поглядывая через плечо. Мне нет нужды бояться, что противник может передумать и отказаться от преследования. Но у меня есть причина опасаться, что меня настигнут до того, как я доберусь до нужного мне места, столь подходящего для моей затеи.

Ветер стал еще сильнее. Плот покачивало на поднимающихся все выше волнах. Такого королевского подарка от судьбы я не ждал, но она мне его даровала. Холодная мертвая вода омывала мои ноги до колен, легко перехлестывая через бревна плота. За моей спиной слышалось испуганное и недовольно всхлипывание нежити, ненавидящих любую воду кроме тухлой и стоячей. Да и ту обходящих стороной.

— Может просто умрешь? — зычный и уверенный окрик прозвучал так близко, что я невольно дернулся и едва не упустил шест.

Над водой звуки разносились иначе. Мне показалось, что дядюшка Истогвий стоит у меня прямо за спиной и уже готовится вонзить мне нож в спину.

Я продолжил толкать плот, стараясь не вслушиваться в ехидный женский смех — Истолла заметила мою заминку и быстрый взгляд назад. Правильно истолковала и теперь потешалась, восседая за полуразложившимся мужским торсом кентавра. Надо мной смеется разъезжающая на трупах…

Истогвию я не ответил. И сосредоточился на том, что осторожно обойти почти незаметную преграду скрытую водой — утонувшее здание уцелело и конек его крыши всего в половине локтя от поверхности воды. Сейчас я вел плот несколько в иную сторону. Туда, где из воды выступало еще несколько узких рукотворных отмелей. Все те же крыши домов погребенного под водой несчастного города. Когда добрался до первой отмели преградившей мне путь, я не стал ее огибать. Я оставил плот, легко перепрыгнув отделяющее меня от мелководья расстояние. И разбрызгивая доходящую до середины голеней воду побежал вперед. В десяток шагов пересек островок и прыгнул в воду. Хватило несколько гребков, чтобы добраться до следующей отмели. Выбравшись на нее, я побежал дальше, дыша уже несколько спокойней — теперь меня отделяла от охотников не только вода, но и препятствия посолидней. Даже я не мог проплыть над мелководьем, а их плоты сидят в воде куда глубже.

Свистнул разрезаемый стрелой воздух. Позади послышался тихий плеск упавшей в воду стрелы. Я невольно пригнулся и тут же снова послышался переносимый водой женский злорадный смех. Это напрочь выбило из моей головы остатки милосердных мыслей о том, что несчастная девушка лишь жертва той тьмы, что окружала ее жизнь и выдавала себя за обыденную действительность. Кем вырастет ребенок, когда ее отец обращает людей в слизь одним прикосновением и повелевает ордами нежити? Уж точно такая девочка не пойдет в храм Создателя. Я потерял остатки жалости к молодой дочери Истогвия, видя, как она по-настоящему наслаждалась охотой за мной, принимая все за веселое приключение.

Нога провалилась, в икру впилось что-то острое, я молча упал ничком в воду, чтобы тут же вскочить и побежать дальше, оставляя за собой мутные пятна крови хлещущей из неглубокой, но обширной раны. Острый камень распорол мне кожу. Смешно — будто бы не хватало того, что догоняющие видели мою фигуру, и я решил приманить их еще и собственной кровью.

Еще прыжок. Так далеко в озеро я не заходил и действовал сейчас интуитивно, во все глаза вглядываясь в волны, стараясь определить, где меня поджидает очередной островок. И пока мне удавалось угадывать. Пару раз песок дрогнул под моими ногами, выдавая ту страшную пустоту что сокрыта под его слоем. Еще в одном месте земля закрутилась жадной воронкой, всасывая в себя все подряд и отправляя в недра утонувшего дома, на чьей крыше и расположилась отмель. Если я провалюсь в такую дыру с головой, и меня утянут глубже… враги успеют подоспеть и им останется лишь заняться тем же промыслом, каким занимаются рыбаки зимой на льду, сидя возле небольшой проруби. Создатель миловал. И продолжал миловать дальше — в во время каждого особо размашистого шага или прыжка у меня замирало сердце, но пока что я еще не провалился. И больше не падал.

Преодолев еще четыре мелководья, я остановился и позволил себе небольшую передышку. Пусть преследователи видят мою крохотную фигуру виднеющуюся вдали. Пусть видят, как я стою и наблюдаю за их мучениями. Судьба словно только этого и дожидалась, выступив на моей стороне и предоставив мне шанс насладиться незабываемым зрелищем.

По понятной причине нежить осталась на плотах, не собираясь спускаться на отмели и идти тем же путем что и я. Но это не спасло их от волн, что легко заливали бревна плотов и награждали кентавров мягкими шутливыми шлепками. Шутливыми для всех, но только не для нежити. Огромные твари дергались, жалобно ворчали, порой походя не на гнилостные трупы, а на живых созданий. И когда я остановился и обернулся, то увидел, как одна из тварей встает на дыбы и буквально сбрасывает с себя своего властелина Истогвия. Дядюшка канул в воду молча и быстро. А выбрался обратно еще быстрее. И наградил своего «скакуна» легким ударом кулака. И нежить окаменела. Превратилась в уродливую статую замершую посреди плота. Спустя пару мгновений осторожно и точно зашевелились конечности держащие шесты и старые доски выполняющие роль весел. Плот неуклюже повернул и начал обходить первую отмель. А волны продолжали налетать на гнилые бревна и продолжали «вымывать» из огромных туш жизненную силу.

Легко получить, но тяжко удержать — эти слова про чужую жизненную силу.

С каждой новой волной нежить теряла капли силы, становилась слабее и дряблее. А когда подобная нежить обессиливает, она не просто останавливается. Это справедливо лишь к обычным мертвякам или костяным паукам, что падают на землю и замирают в неподвижности. Если же это пожиратели или кентавры, что слеплены из множества кусков плоти… эти мерзкие существа попросту развалятся на части. Но вряд ли Истогвий допустит этого. Хотя… а что он может сделать?

Мой замысел воплощался в жизнь медленно, но верно. Враг приближался — я удалялся. И двигался я не рядом с берегами, я смело уходил все глубже, к самой середке Мертвого озера. Туда, где, наверное, еще никто не бывал из разумных созданий — шурды боятся воды будто нежить, гоблинам там делать нечего, людей и гномов в этих местах не бывало, а если и забрел кто, то уж не стал бы плавать по мертвым водам.

Истогвий не мог вернуться на берег и следовать за мной по суше. Ведь я уходил прочь от берегов. За гигантским Мертвым озером — море! Живое и холодное соленое море. Вот куда лежал мой путь. И я не намеревался этого скрывать. Им придется послушно идти за мной. Или же они попытаются догнать меня раньше, коли им представится такая возможность и кою я им давать не собирался. Мой враг слабеет при каждом шаге — что может быть лучше? Пусть так и продолжается!

— Я превращу твою смерть в череду неизбывных мук! — переполняемый злостью голос Истогвия ударил меня как гарпун.

А вот и твоя гордыня, Наместник Горы, как я стал тебя называть после того, как убедился, что ты не настоящий Хозяин. Вот и проснулась твоя спесь, твое бешеное желание быть тем, кого все боятся и кого все уважают. Я заставил тебя почувствовать себя ободранным псом. И я продолжаю рушить твои замыслы, продолжаю ускользать из твоих рук. Что ж — я верю тебе, дядюшка Истогвий. Мне лучше умереть до того, как я попадусь.

— Я вырежу тебе сердце! — дочь решила поддержать отца.

Семья жестоких тварей. Надеюсь, она еще не успела порадовать отца внуками? Боюсь и представить насколько бессердечными детишками они окажутся. Одного я добился точно — содрал с них шелуху внешней холодности, спокойствия и бесстрастности. Вот они настоящие — во всей красе!

Повернувшись, я побежал дальше, давая понять, что не стану их дожидаться и не собираюсь давать им бой. За моими плечами недовольно ворчал каменный тесак, успевший хлебнуть крови и силы ниргалов, но уже вновь проголодавшийся. Он тихо и вкрадчиво шептал мне свои советы, предлагая остановиться и воспользоваться его силой, его древней мощью, его способностью глотать чужие жизни так же легко, как человек глотает мелкие лесные ягоды. Я слушал вполуха, как делал это уже не первый день. Его речи были полны удивительной мудрой кровожадностью и ненасытностью.

Я преодолел еще четверть лиги, отмелей становилось все меньше, берег отдалился, глубина увеличилась. Вскоре мне придется плыть — но повсюду хватало покачивающихся деревяшек, большей частью полусгнивших, но еще держащихся на плаву. Они поддержат меня. А глубина — что ж, я радовался тому, глубина растет. Ведь если меня все же догонят охотники и если я пойму, что жить мне осталось недолго, то попросту брошу тесак в воду, и он быстро канет к далекому дну, где возможно навеки скроется в густой грязи.

Если мне посчастливится добрать до моря и придется войти и в его холодные воды, я поступлю так же в случае опасности — отправлю каменный тесак на дно. Последняя гордая насмешка над врагом. Почему нет? Гордость и упорство — это все что у меня осталось.

Остановившись, я уселся на выпирающий из воды земляной бугор, стараясь не раздавить произрастающие на нем робкие зеленые ростки. Расстояние между мной и преследователями увечилось. Ведь им приходилось отмели огибать, они делали крюк за крюком. А волны налетали и налетали на их плот…

Кто знает? Быть может благодаря утекающей из нежити жизненной силы в этих водах вновь зародится настоящая жизнь? Какая странная и глупая мысль…

— Отдай что украл — и уходи! Мы не станем тебя преследовать! — это предложения поразило меня до глубины души, я даже привстал и приложил ладони к ушам.

Не послышалось ли мне? Неужто и впрямь была проявлена такая великая щедрость?

Вместо обещания лютой смерти мне предложили жизнь?

Может Истогвий просто устал? Опасается за дочь? Подумал о том же — что я могу отправить тесак на дно?

Уверен, что коли понадобится, тот проклятый Темный может приказать осушить все озеро! И это вполне окажется ему по силам — размах его деяний я уже успел заметить. Каменоломни, дороги, пустотелая гора, громадное подземное сооружение выложенное особыми гранитными блоками, ледники заполненные сотнями мертвяков… ему удастся осушить Мертвое озеро, а затем он пошлет людей и нежить перелопатить донную грязь и вернуть пропажу. Но на это потребуется время. Очень много времени.

Или Истогвий боится, что я отправлю тесак в море? Ведь море не осушить никому — это по силам разве что самому Создателю.

— Оставь, что украл на том островке — и уходи! Мы не пойдем за тобой! — щедрое предложение повторилось, и я в изумлении покачал головой. Вот уж неожиданный поворот.

Началась торговля. И это говорит о том, что одну победу я уже одержал. Вынудил пойти их на сделку. Хотя судя по напряженному и жутко недовольному лицу девушки, дочурка Истогвия не слишком обрадована словам отца. Ну да — она бы предпочла освежевать меня живьем.

Не ответив им ничего, отвернувшись, я продолжил путь, нацелившись на виднеющееся в воде впереди черное обширное пятно. Суша? Очень большая отмель? Она покрыта неглубокой водой, если судить по мелким волнам. Будет очень мне на руку, если это так — я продолжу пересекать озеро с той же скоростью, и мне не придется делать это вплавь. Не хотелось погружаться в ледяную воду полностью — слишком уж много сил потребовало бы это. Так можно и закоченеть. Ведь я уже давно не тот ледяной мертвяк, я вновь из живой плоти и крови, я снова обычный человек — ну или почти.

— Стой!

Каким же разговорчивым ты стал, Истогвий. Тебя не может заткнуть даже мое холодное безразличие.

Но что это за темные пятна впереди? Что они сулят мне? Облегчение пути? Или же увеличение моих невзгод?

Скоро я это узнаю…