Глава пятнадцатая
Зверь в клетке. Зверь за клеткой
Яростное буйство ищущих меня вражеских воинов нельзя было не заметить.
Трудно проигнорировать громкий треск и сухой хруст разбивающихся сундуков, выбиваемых дверей и отбрасываемых лавок. Добавить к ним частый стук по каменным стенам и свет множества разом вспыхнувших факелов… от такого шума и света проснется даже мертвый.
Не сложно догадаться, что с таким рвением ищут именно меня. Даже больше не ищут, а стараются выгнать прочь из укрытия, заставить помчаться прямо на загонщиков. Во мне видят волка? Если так, то они схожи со стадом буйных овец, позабывших, что я уже успел убавить их число и меня не остановил вид их обнаженного оружия.
Да, моя мысленная бравада во многом смешна — ведь я вжался в стену и затих словно крохотная пугливая мышь. И я понимаю, что, несмотря на мою силу и живучесть, мне вряд ли суждено вырваться из гигантской каменной мышеловки. Но и по моему следу идут далеко не те, кто счел бы меня просто добычей. Они видят во мне грозного врага. Я отчетливо это слышу по их голосам — в них ощущаются отзвуки напряженности и страха. И при этом они не теряют и мига перед тем как круто свернуть в очередной неосвещенный отнорок или же заглянуть за угол. Они действуют очень быстро. Даже слишком быстро — к чему столь безрассудная спешка? Зачем рисковать шеей ради того, чтобы найти чужака на несколько мгновений раньше? Ответ может быть только один — кого-то они боятся так сильно, что предпочитают глупо рискнуть жизнями, но не промедлить лишний миг. Хозяин вернулся домой. И увидел беспорядок. Дым, прах, лужи грязной воды и тающий иней на закопченных стенах. Есть отчего прийти в бешенство…
Первый враг не стал для меня неожиданностью. Сначала я услышал шум шагов, а затем и увидел несколько жизненных искорок быстро направляющихся по широкому коридору, от которого отходил тот узкий проход, что скрыл меня в своем мраке. Следом за ними двигалось еще больше вражеских воинов. Они шли столь близко друг к другу, столь тесной цепью, что убийство одного означало начало большой схватки. Что ж… вот и настал наверное тот миг, когда вывернуться больше не удастся…
Они подходили все ближе. Первый выставил перед собой руку с ярко пылающим факелом, чей свет тут же осветил мой шлем. Еще один шаг и покажется его лицо… я уже готов вонзить в его шею свой меч…
И тут…
— Враг у ворот! Враг у ворот! — далекий звенящий крик раскатился эхом по коридорам. И на миг под Горой воцарилась глубокая тишина, чтобы тут же смениться громким всеобщим шумом.
Крик повторился и на этот раз в нем звучало еще больше нервного напряжения.
— Враг у ворот! Все сюда! Сюда! Проклятье… кто же это? Что это?
Спустя несколько мгновений я остался в одиночестве, если не считать вернувшуюся темноту опять принявшую меня в свои объятия. Неминуемая казалось смерть в бою была отложена. И теперь мой разум был занят размышлением над тем, кого же увидел тот воин, что своим безумным криком поднял тревогу? Почему его голос показался мне таким потрясенным? Кто же пожаловал к вратам Горы? Неужто сам Тарис Некромант решил явить свой прогнивший мерзкий лик?
У меня было время на размышления — пока я не торопился покидать убежище. Подожду, послушаю. Надо убедиться, что это не уловка служащая для того, чтобы выманить меня наружу. Я терпелив.
Но разум был поглощен другим. Я невольно представил себе двух молодых старцев стоящих друг против друга. Истогвию и Тарису уже очень много лет. Больше двух столетий прошло с момента их рождения! Они пришли из одной эпохи, что давно минула и вряд ли уж вернется. Они родом не из разрозненных земель обескровленных дворянскими распрями, а из великой Империи.
Они очень похожи и очень разны.
Тарис из самой верхушки, выше просто некуда, он из рода Ван Санти! Императорская династия. Один из претендентов на императорский престол. Младший законный принц.
Истогвий же из деревни, если верить россказням. Обычный крепкий крестьянин. Мыслящий лишь о хозяйстве и людей оценивающий со стороны их полезности и здоровости. Больных на убой, здоровых на расплод. В деревне иначе мыслить и нельзя — а то вмиг по миру пойдешь. Но дядюшка Истогвий тот еще безумец. Просто умело это скрывает.
И раз уж Тарис здесь, то Истогвий может и выйти против знаменитого некроманта. А почему нет? Ведь дядюшка Истогвий прекрасно знает, что молодой и дурной принц послужил всего лишь разменной фигурой на игровой доске. И всем было плевать, что Тарис Ван Санти возлегает в тюрьме-гробнице, гния там заживо. А вот Истогвия на убой никто не отправил. Наоборот — бывшего крестьянина возвысили, дали ему власть большую и доверие оказали великое. И потому у бывшего крестьянина не может быть ни малейшего благоговения или даже простого почтения перед тем, кого сбросили со счетов в этой их странной Игре.
Вопрос только в силе.
Кто сильнее?
Истогвий или же Тарис?
Вершки или корешки?
Один из них могущественный некромант познавший древнюю темную волшбу посредство изучения запретных книг. И не пренебрегавший советами загадочного Наставника — еще одной темной фигуры. И Тарис преуспел. Он создал новую расу — пусть уродливую, насквозь больную, но живучую.
Истогвий же… про него я не знаю почти ничего. Он очень быстр, очень силен, умеет превращать людские тела в расползающийся студень. Он куда сильнее меня.
Оба противника стоят друг друга.
И теперь я даже жаждал их битвы — пусть она свершится!
А еще сильнее я хотел оказаться свидетелем грядущей схватки — если я правильно понял происходящее. Если Тарис у ворот и дядюшка Истогвий выйдет ему навстречу — я хочу увидеть дальнейшие события собственными глазами. Кто бы не вышел победителем, я смогу увидеть приписываемые им умения и магию воочию. Может узнаю о парочке слабых мест. Или же окончательно смогу убедиться, что ни с тем, ни с другим мне не стоит сходиться в прямой драке.
Но как мне влиться в ряды защитников проклятой Горы? Да так, чтобы они вновь приняли меня за своего. Знают ли они, что я в обличье ниргала? Если да, то меня обязательно раскроют — достаточно десятка пристальных взглядов и моя игра будет раскрыта.
Я горяч. Порой чрезмерно горяч. Но некоей рассудительностью все же оделен. И стал исходить из худшего — моя личина раскрыта. Враги знают, что их враг ходит в облике союзного ниргала. И тогда пора избавиться от ставшего опасным обличья и превратиться в…
В кого?
Здесь крепкая и надежная община. Все знают друг друга. Большая часть наверняка состоит в родстве близком или дальнем. Обученные для защиты воины тем более знают друг друга в лицо. Я могу скинуть с себя доспехи, поймать одного их оставшихся в коридорах воина, удавить его и, содрав с него одежду, переодеться. И превращусь в обычного стрелка, мечника или же еще кого. Знакомая одежда и… лицо незнакомца. А если напорюсь на небрежный взгляд Истогвия и его дочки-змеи…
Отыскать вражеского ратника в шлеме похожем на шлем ниргала?
Нет. Сейчас все в напряжении. Меня тут же заставят содрать шлем и показать лицо. И снова все рухнет.
Надо что-то другое. Что-то обычное, пусть бросающее в глаза, но вызывающее понимание, а не подозрение. Позволяющее подойти к врагам и смешаться с ними. Сейчас, благодаря истошному тревожному кличу все подряд спешат к выходу, там толпа, там давка, кого-то пошлют вперед в бой, кого-то оставят позади на охране, кого-то отправят назад — для проверки тыла и флангов. Это азы военных действий при осаде. Особо важных и недееспособных отошлют в самое безопасное место. Там они смогут отсидеться, не подвергая жизни опасности.
И тут меня осенило…
* * *
— Ох… — глухо простонал я, прижимая к животу израненную руку покрытую толстым слоем окровавленных бинтов.
Оханье мое было глухим и слабым из-за перебинтованной головы. Открыта лишь нижняя часть лица, от носа до челюсти. Над переносицей нависает край бинта, бросающий густую черную тень на мои глаза. Открытые места скрыты густой щетиной и пятнами древесной сажи. Голова чуть опущена, что смотрится естественно — попробуй походи с гордо поднятым челом при такой-то ране. Левая рука покрыта повязкой от пальцев до локтя. В правой руке зажат короткий меч. На теле обычная кольчуга поверх грязной рубашки. Пояс стягивает широкий кожаный ремень с четырьмя большими железными бляшками. От меня исходит запах пота, гари и целебной мази.
— Ты-то куда прешь, болезный? — раздраженно и в то же время виновато буркнул задевший меня воин, освобождая путь — Иди приляг.
— Я в порядке — невнятно пробормотал я, стараясь не переборщить с выказыванием слабости. А то вдруг отправят в лечебницу приказным порядком.
Перевоплотиться в обычного раненого, одного из многих, труда не составило. Перехватить в коридоре мужчину с перевязанной шеей и плечом, сломать его и без того больную шею, содрать одежду и доспехи, размотать бинты. А затем спрятать тело и доспехи ниргала в очень подходящем месте — под наспех сооруженным укреплением в одном из больших проходов. Груда лавок и столов должная задержать неприятеля, коли тот ворвется внутрь Горы. Под лавки я и затолкнул труп и отслужившую свою броню. С моей силой это было легко. И ведь место действительно удачное — кому придет в голову растаскивать укрепление? Особенно в такое вот нехорошее время…
Медленно шагая, я осторожно шел следом за спешащими к выходу припоздавшими воинами, позволяя себя обгонять и нарочито идя посередине широкого прохода, не прижимаясь к стенам. Шаг раненого, но сохранившего силы бойца, могущего продолжать бой. Доспехи на мне, оружие при мне. Чего еще?
Воинов Истогвия не могли не потрепать. Каждый меч на счету. А там, в низине перед Горой, явно произошло нечто очень плохое, раз это вызвало такую тревогу, граничащую с великой паникой. Никто ни к кому особо не присматривается, если это не человека в броне ниргала и с головой скрытой глухим шлемом.
— Он-то куда идет? — снова донеслись до меня непонимающие слова. На этот раз я услышал в них недоумение смешанное с завистью. Произнесший фразу уж точно желал бы оказаться на моем месте — получить достаточно тяжелое ранение, чтобы отлежаться в безопасном месте подальше от того, что происходит там, впереди.
Жизнь. Вот самое ценное из того, что находится в твоем обладании. Вот только не всегда именно ты распоряжаешься столь ценным имуществом. Почти всегда найдется тот, кто одним словом может послать тебя на смерть. Здесь им являлся клятый Истогвий, вершитель судеб. Он и на мою жизнь оказал немалое влияние…
Я поспел к мигу, когда тревожный исход почти завершился. У полуоткрытых врат почти не было толпы. Я легко влился в нее и, подталкиваемый в спину незнакомцем с топором, быстро оказался снаружи. На чистом вольном воздухе. В лицо ударил ветер и я невольно подставил ему лицо, желая вдохнуть свежего воздуха. И тут же судорожно закашлялся.
Песок…
Мелкий песок ударил в лицо, залетел в глотку и оставил странный привкус на языке.
Кашлял не я один. Много кто сотрясался от неудержимого едкого кашля, закрывая лицо ладонями. Другие, те что поумней, поспешно заматывали лица первыми попавшимися под руку тряпками. Так же поступил и я. Оторвал низ рубахи и замотал и без того прикрытое бинтами лицо. Теперь скрыта и челюсть. И по-прежнему я не вызываю своим видом подозрения — вокруг много воинов с повязками и почти все замотали головы тряпками.
Но что это за песок? Откуда в зеленой низине и сосновом бору мог взяться сухой песок? Здесь не пустыня.
И почему песок такой белый и чем-то мне знакомый?
— В тот отряд — жесткий командный голос вывел меня из раздумий.
Поспешно кивнув, я затрусил в указанную сторону и через несколько шагов оказался в составе довольно большого отряда занявшего позицию слева от врат. Здесь было много таких как я — перевязанных раненых могущих стоять и худо-бедно сражаться. Те, кто поцелее были отправлены в другие отряды — со своего места я прекрасно видел, как один за другим припоздавшие ратники занимают позиции. Отрядов было несколько. Но они не двигались. Продолжали стоять у самой Горы. По пути я незаметно оглядывался, впиваясь взглядом в фигуры мужчин подходящего роста и статности. Но Истогвия нигде не видел. Куда подевался дядюшка Истогвий? Где, лютый зверь в обличье хозяйственного крестьянина? Лишь бы он не заметил меня первым.
Что тут вообще происходит?
Заметив небольшую гранитную глыбу — видать один из притащенных сюда гигантских блоков раскололся на части — я поднялся на нее. К чему скрывать любопытство? Все вытягивают шеи и таращат глаза. Не буду выделяться. Взбираясь на кусок камня, я с трудом удерживался от того, чтобы удивленно покачать перевязанной головой — настолько я был поражен собственной хладнокровностью. Нахожусь среди врагов и совершенно не переживаю.
Из-под повязанных вокруг лба бинтов я вгляделся вдаль и меня тотчас посетил всплеск страха, разом не оставивший и воспоминаний о казавшейся столь непоколебимой хладнокровности.
Совсем недавно земляная чаша раскинувшаяся вокруг горы была заполненными мертвяками. Их тут были сотни, этих кукол слепленных из плоти и костей, во всем послушных воле хозяина. Тут же были разбиты многочисленные военные лагеря, пусть небольшие, но оживленные. Вокруг лагерей бродили расседланные лошади и некоторая другая живность предназначенная для скорого убоя ради прокорма воинов.
Так было раньше.
Сейчас от всего мною вспомненного осталось куда меньше. Лошадей и скотину я вовсе не увидел. Со стреноженными ногами далеко не убежишь. Это же касалось безразличных мертвяков, не обладающих чувством страха перед смертью — они и так мертвы. Поэтому их уничтожило в первую очередь. А затем нагрянувшее сюда чудовище занялось теми, кто пытался спастись бегством более успешно.
Тарис не пришел сюда сам. Он предпочел послать к Горе того самого ужасного дымного монстра.
Кошмарный сгусток дыма беззвучно носился над землей, порой растекаясь ковром сотканным из смертельного дыма, а затем вновь сжимаясь в более плотную форму. Вылезшее из ада облако настигало разбегающихся людей, накрывало своей бестелесной тушей, тут же следовало дальше. А от не сумевшего спастись человека оставался лишь полностью чистый скелет, лишенный плоти, но облаченный в доспехи и держащий в руках оружие. Порой скелет умудрялся сделать еще один шаг — тело не поняло, что оно уже умерло. Однако потом человеческий костяк превращался в бесформенную кучу мелкой костяной пыли и чуть более крупного крошева, оседающего на траву или летящего по воздуху. Падали на землю мечи и броня, высыпались из колчанов бесполезные стрелы.
Вот что залетело в мою глотку — костяная пыль. Человеческие останки осели на моем языке и оставили гадское послевкусие. Они же запорошили мои глаза и вызывали острую боль. Костяной прах скольких людей и животных осел на моей одежде?
Дымная тварь носилась из стороны в сторону и продолжала пожирать все живое, что попадалось на ее пути. Но вот что странно — к нам это создание не торопилось. Оно больше походило на голодного зверя, а не на послушного воина. Навело хаос у Горы, а затем принялось жадно пировать, насыщая утробу.
Стоя на куске камня, старательно баюкая ничуть не раненую руку, вдыхая воздух через грязную тряпку, я смотрел на дым несущий смерть и думал лишь об одном — как сражаться с ЭТИМ?
Ударивший порыв резко усилившегося ветра покачнул меня, но я устоял. Однако заметил, что прочие воины невольно сделали шаг вперед, не удержав равновесие. Поспешно исправившись, я так же шагнул вперед, сойдя с камня, глухо выругался, преодолевая напор взбесившегося воздуха, вернулся обратно.
Это не природа.
Начинающий уже реветь порывистый ветер шел от Горы. И словно невидимая воздушная стрела ударил точно в цель — в большое облако серого дыма, что порой темнел почти до черного. Загадочная тварь тут же среагировала — растеклась по земле тонким покрывалом, пропуская ветер над собой. Странно… мне показалось, что в тот миг, когда ветер ударил в чудовище, часть дыма отлетела в сторону и стал виден силуэт словно бы некоего зверя скрывающегося в дымном облаке… но ведь тварь бестелесна…
Повернув голову, я чуть повел глазами и быстро обнаружил «призывателя» ветра. Еще один боевой маг. Повелевающий воздушными стихиями. Страшный противник. Я уже имел возможность убедиться в этом. Но это не умудренный опытом муж. Я увидел темноволосого паренька, чей возраст едва достиг двадцати лет. Юношеское лицо напряжено, худые руки вытянуты перед собой, глаза впились в грозного противника. Ему явно страшно, но он не отступает. Делает все, чтобы защитить отступающих соратников, пытается отвлечь и замедлить дымный кошмар явившийся по их души.
Будь он на моей стороне — я бы возгордился и возрадовался, поблагодарил бы судьбу, что подарила мне столь отважного воина. Сейчас же я зло скрипнул зубами и задумчиво смерил расстояние между нами расчётливым взором. Как бы достать этого храброго юнца… да так достать, чтобы разом насмерть. Ведь я воспринимал заявившееся чудище как дар божий, что старательно выпалывает ряды врагов наших. Пусть все они погибнут. И как можно быстрее.
Растёкшаяся дымным ковром тварь устремилась к Горе — сообразила, откуда посылается неестественный ветер и решила добраться до обидчика. Тем более что помимо него там столько вкусной и еще живой плоти…
Я невольно ощутил холодок страха. Снова. И снова задался вопросом — как сражаться с этим? Если только постараться забрать жизненную силу врага. Но он явно очень силен. И быстр. И как прикоснуться к дыму?
— Прекрати! — резкий окрик заставил вздрогнуть не только мага, но и прочих. А меня заставил съежиться в напряженный до предела комок и медленно отступить за спины своего отряда.
Магически призванный ветер тотчас утих. Мигом воспрявшее чудовище снова собралось в плотный сгусток дыма и, словно позабыв о нас на время, ринулось следом за перепуганным воином пытающимся сдуру догнать расседланную лошадь скачущую прочь. Кажется твари нравится когда от нее убегают. Любит догонялки?
Этот приказной голос я знал. Помнил эту донельзя властную хрипотцу. Этот тон не терпящий возражений.
Истогвий.
Наконец-то ты появился.
Голос доносился сверху, что было удивительно. Поправив скрывающие лицо повязки, я исподлобья взглянул на Гору, надеясь, что мой переполненный кипящей яростью взор тут же не выдаст меня с потрохами.
Несколько фигур, стремительно спускающихся по заросшему травой и кустарником склону, нельзя было не заметить. Равно как и не испытать невольное почтение перед таким зрелищем — вниз шагали четверо ниргалов с развевающимися за плечами черными плащами, а перед ним шли Истогвий в черной простой одежде и полностью закутанный в черную мантию с большим капюшоном еще кто-то. Этот последний привлек особенное мое внимание. Высокий. Очень высокий и очень худой. Руки и лицо скрыты черной материей, она же стелится по земле, не давая увидеть ноги.
Это еще кто?
Высокий гость?
Настоящий Хозяин? Тот, кто поставил здесь наместником дядюшку Истогвия.
Да. Наверное. Но я не был уверен.
Потому как черная фигура держалась очень прямо, очень неестественно. Ничуть не похоже на разгневанного хозяина заметившего беспорядок в своих владениях. А вот по Истогвию это заметно было. Он буквально кипел от едва сдерживаемого бешенства. Лицо хоть и спокойно, но губы плотно сжаты, а кулаки стиснуты столь крепко, что пальцы побелели. Но нет… все же не он был здесь главным. А тот «черный».
Как бы то ни было, их внимание было приковано к пирующей вдали дымной твари. По сторонам они не смотрели. Лишь окрикнул Истогвий юного мага и тут же забыл о нем. Это даровало мне незаметность. Я осознал, уж не знаю как, но осознал, что даже удайся мне укрыться от в з о р а Истогвия, мне бы не удалось избежать пронзающего взгляда «Черного». Нет… не черного… Темного… вот как я невольно называл становящуюся все страшнее фигуру скрытую черным плащом. Темный.
Они прошествовали мимо нас без единого слова. Все стоящие вокруг воины как один опустили головы, уставились в землю. Я поступил точно так же и не забыл чуть согнуть колени, чтобы казаться незаметным. Если кто из обычных ратников и заметит мои потуги, то ничего не заподозрит — я отчетливо видел, как у взрослых и порой седовласых мужчин тряслись колени. Они боялись. Страшились до жути. И мои чуть согнутые колени здесь выглядели верхом храбрости.
Пройдя сквозь наши ряды черные фигуры двинулись дальше — прямо к нагрянувшему чудовищу. Они явно собирались его остановить. Моя душа запела в надежде — вдруг поганого Истогвия сожрут одним махом, превратив в несколько горстей мелкой костяной пыли. Ужасная тварь не обращала на шагающих к ней воинов ни малейшего внимания. Равно как и на приказы Истогвия, отсылающего уцелевших назад к Горе. Кажется пирующему ужасу вообще плевать на происходящее. Он не оценивает картину боя. Он просто наслаждается трапезой…
А я…
В мой разум внезапно закралась очень странная и неожиданная мысль, поглотившая меня целиком. Очень не ко времени. Но я никак не мог отделаться от нее. Она буквально захватила меня эта мысль, начала выворачивать мою шею, заставляя отвернуться от удаляющихся врагов и снова взглянуть на Гору, на тот крутой склон, по которому спустились Истогвий с Темным.
Поглотившая меня мысль была проста и облечена в вопрос.
Что они делали на Горе?
Вот что захватило мои мысли.
Что они делали на Горе?
Не видами же наслаждались?
Нет, возможно, они разглядывали разбитые в земляной чаше военные лагеря, оценивали количество медленно оттаивающих мертвяков, прикидывали свои силы и обсуждали грядущие военные действия. Может быть с вершины Горы они смотрели на древний сосновый бор изрядно пострадавший от начатого мною лесного пожара. Это вполне естественно для лидеров занять господствующее по высоте место и оттуда строить жизненно важные планы.
Прикинуть направление откуда может ударить засевший в лесу Тарис Некромант.
Подумать над тем, куда послать новые боевые отряды.
Понять, где разместить несколько десятков лучников, чтобы они неожиданно попотчевали сотней стрел ни о чем не подозревающего врага.
Но мне почему-то так не казалось. Однако не было и уверенности в своей правоте.
Чутье?
Да, наверное. И только благодаря ему, а так же большой толике везения, я все еще держался на плаву, а не превратился в безжизненный гниющий кусок мяса.
А еще новый всплеск страха.
Страха невольного, инстинктивного. Говорят, что некоторые звери не дерутся за свое место обитания. Им хватает инстинкта, чтобы определить, когда вступление в схватку бессмысленно. И тогда они просто уходят, желая спасти себе жизнь. Вот и сейчас. Стоило мне взглянуть на закутанную в черную материю высокую фигуру, как мне стало ясно — в этом бою я потерплю поражение. А этого я боялся больше всего. Поражения. Бесславного проигрыша.
Я согласен обменять собственную жизнь на нечто важное. Но не хочу оказаться глупым смельчаком ринувшимся на главного врага и тут же убитого. Нет уж. И ведь враг не один — их двое. Простых воинов я мало принимал в расчет, делая упор на свою силу и живучесть. Само собой они могут меня убить и разрубить на куски. Недооценивать их нельзя. Но если я успею добраться до главного врага и прикончить его, то можно и умереть. Но вот сбрасывать со счетов Истогвия я не спешил. Бывший крестьянин уже разок показал мне свою ужасную мощь. Этот успеет перехватить мой удар…
Однако чутье преобладало над страхом смерти. Я вновь взглянул на горный склон. Что там?
Поистине мудрым поступком будет предоставление Истогвию и Темному возможности сразиться со страшной дымной тварью. Может кто-нибудь из них падет в этой битве. А я должен воспользоваться подвернувшимся шансом. Сейчас всеобщее внимание приковано к бушующему в низине чудовищу. Мне надо лишь немного отойти в сторону. Достичь той линии кустарника, а затем уже приступить к восхождению.
* * *
Содрав с лица грязную и припорошенную костной пылью тряпку, я полной грудью вдохнул свежего воздуха, не обращая внимания на лежащий у моих ног скрюченный труп.
Добраться сюда было плевым делом. Сначала я отступил неспешно, а затем и пошел себе потихоньку, двигаясь по направлению к стоящему дальше другому отряду. Двигался я под углом и в скором времени оказался за спинами вражеских воинов, чье внимание было намертво приковано к громадному дымному пожирателю. Еще бы — там металась их возможная смерть, хочешь, не хочешь, а глаз не отведешь.
Выгадав подходящий момент, я поднялся по склону шагов на двадцать и нырнул в кустарник. И вот здесь мой план едва не рухнул. Вернее я так подумал в тот миг. Дело в том, что в кусты уже были заняты. Только не лазутчиком и убийцей вроде меня, а обычным дезертиром — перепуганным мужичком с бегающими загнанными глазами. Щуплый, в криво сидящих кожаных доспехах, в слишком большом для него шлеме. Но это я уже разглядел потом. После того как свернул ему шею. Я ведь с перепугу решил, что он меня там поджидал и сначала вонзит мне в шею меч, а затем поднимет тревогу. Впрочем, его участь так и так была решена. Я бы не стал оставлять в живых противника, пусть даже и не желающего сражаться. А попади он в руки дядюшки Истогвия — ему бы пришлось еще хуже. А так хотя бы умер очень быстро, что даже как-то чересчур милосердно по отношению к жалкому трусу.
Для верности выждав еще немного, я убедился, что мой подъем либо остался незамеченным, либо же на него не обратили внимания. Никаких окриков не последовало, следом за мной не поднимались любопытные или подозрительные стражи. И все по-прежнему смотрели вдаль — туда, где несколько черных фигур почти добрались до страшного гостя.
Я бы с удовольствием взглянул на схватку. Вдруг бы увидел чего интересного. Жажду, но не могу. Если я хочу осмотреть вершину Горы, мне надо торопиться. Сомневаюсь, что подобный случай может подвернуться еще раз.
Поднявшись, я, не покидая прикрытия кустов, пригибаясь, продолжил подъем, старательно выбирая куда ставить ноги. Гора не так уж велика. Это не каменный величественный и гордый исполин с посеребренной снегом вершиной теряющейся в облаках. Это жалкий и притом рукотворный карлик пропитанный мерзкой тьмой. Гнилое яблоко с цельной на вид кожурой. А сожмешь такой плод в руке и во все стороны брызнет гнилая вонючая жижа переполненная белесыми корчащимися червями…
Мое тело переполнено чужой жизненной силой. Мне неведомо чувство усталости. Я могу оббежать каждую пядь склона, могу множество раз спуститься и вновь подняться. Заемная сила рвет меня на части, дарит чувство эйфории и непобедимости.
Но мне не приходится так уж сильно искать — я прекрасно запомнил тот участок горного склона, по которому спускались ниргалы и Истогвий с Темным. Если последние два ступали достаточно мягко, то вот закованные в железо рыцари легким шагом похвалиться не могли.
Едва подобрался чуть ближе, как сразу же заметил глубокие борозды на земле, вырванные пучки травы и содранный дерн. Эта «колея» шла от вершины к подножию прямой линией. Что боле чем разумно — в земляной чаше внезапно поднялась тревога, закричали люди, показалась ужасная дымная тварь начавшая всеобщее истребление. Истогвий с Темным не могли не заметить происходящего и уж точно не могли не броситься на помощь собственным воинам. И поспешили вниз по прямой, взрывая землю и вырывая траву. Теперь же я последую по их пути в обратном направлении…
Когда я поднялся еще выше, что-то заставило меня обернуться и взглянуть на дно земляной чаши.
Удивительное зрелище…
Облако смертоносного дыма замерло на месте, в нескольких шагах от него стояла высокая и худая фигура в развевающейся черной мантии. Они словно бы общались — так мне показалось. Именно что общались, а не сражались. Я могу поверить, что с тварью можно поговорить и что она обладает неким разумом, но ни за что не поверю, что чудовище, превращающее живых существ в костяную пыль за одно мгновение, можно убить одной лишь силой мысли. Может Темный был еще и боевым магом, быть может, он пытался уничтожить дымное облако, но нет — слишком уж оно спокойно висело над землей. Я и многие другие стали свидетелем не битвы, а разговора. Беседовали два кошмара. И кто знает, о чем они сейчас болтали…
Развернувшись, я продолжил подъем, стараясь подниматься как можно быстрее. Время решало все.
Израненная железными сапогами земля привела меня к удивительному месту. Из ставшего еще более крутым горного склона выдавался громадный камень размером с дом. Выдавался лишь частично, не больше четверти этого велика было обнажено и подставлено ветрам. У самого края зияла глубокая вертикальная трещина. Высотой в полтора человеческих роста. Шириной достаточной, чтобы пройти не поворачиваясь боком. И это не прихоть природы — на камне были отчетливы видны следы инструментов. Кто-то добросовестно стесал камень, убрал лишнее и расширил проход. И это не гномы. За последний год я достаточно насмотрелся на работу коротышек. Здесь работали не гномы. Люди. Кто-то достаточно умелый и старательный.
В шаге от трещины лежало несколько крайне крупных каменных плит. Толстые и большие. Весьма тяжелые. Очень старые, покрытые частично сорванным покровом из зеленого и желтого мха. Сомневаюсь, что смог бы поднять одну из плит в одиночку — даже со своей нечеловеческой силой. А вот три-четыре ниргала запросто справятся с таким поручением. И могу спорить, что еще сегодня плиты надежно закрывали трещину, защищая ее от посягательств ветра, дождя и незваных гостей.
Я как раз такой — незваный гость.
И вот какое дело — дверь открыта настежь.
Долго думать я не стал. Время не давало такой роскоши, как спокойное обдумывание следующего шага. Я просто шагнул вперед, затем еще раз и еще раз. И оказался в узком темном проходе. Где и замер, когда до моих ушей донесся булькающий звук наполненный дикой болью, но почему-то слишком уж тихий…
Это не стон. Не сдавленный крик. Не шепот. Не хрип. Нечто иное. Некий звук, короткий и тихий, но настолько наполненный мучительной болью, что не один истошный крик раздираемого заживо человека с ним не сравнится. В ноздри проник тошнотворный запах гнили, разложения и испражнений.
Я продолжил путь вперед. И через четыре шага оказался в небольшой каменной каморке с ровными стенами густо перепачканными чем-то черным и темно-багровым. В центре алтарный камень, занимающий большую часть комнаты. И на нем возлежал нагой человек.
Можно было бы назвать его обычным. Ведь нет никаких щупалец, он не проморожен и он совершенно точно не мертвяк. Живой человек. Мужчина. Ему где-то за тридцать. На лице нет морщин. Но его волосы и борода полностью поседели. Под прикрытыми веками лихорадочно блуждают глаза, крутятся в орбитах.
Но эти детали я заметил гораздо позднее. Не это бросилось мне в глаза с самого начала. Далеко не это. За время жизни в Диких Землях, с того момента как я очнулся после неудачной охоты на свирепого кабана и до сего дня, мне довелось повидать всякого. Много разной жути видели мои глаза. Много страданий перенес я сам и близкие мне люди, а так же и незнакомые. Видел я и разорванных живьем детей, видел перемолотых в кашу женщин и размозженные головы мужчин. А здесь всего лишь нагой мужчина лежащий на каменном алтаре. Чего здесь такого?
Я видел гробницу самого Тариса и то, что осталось от великого некогда портового города погрузившегося в воды Мертвого озера.
Только что в низине подле Горы на моих глазах людей обращало в костяную пыль и лишь Создатель ведает куда в тот миг девались их плоть и души.
Но сейчас меня поразила неистовость мучений одного единственного человека. Ибо страдал он так страшно, если судить по его виду, что муки сильнее, судя по всему, и не придумать.
Для начала у него не было рук и ног. Ровно обрезанные и отлично залеченные культи недвижимо лежали на камне алтаря. У него был перебит хребет — раз уж он лежал столь неподвижно, как кусок мертвого камня. Дальше еще страшнее — в его груди зияла большая дыра и туда, примерно на четверть, была вставлена большая стеклянная сфера на первый взгляд вроде бы пустая, а на самом деле заполненная жизненной силой. Ну и самое ужасное было в следующем — голова искалеченного человека была запрокинута назад, он буквально упирался макушкой в алтарь, словно бы старался увидеть кого-то позади себя. Его челюсти широко раскрыты, а изо рта торчит длинная рукоять. Мне показалось, что это меч… и он очень длинный — шея несчастного неестественно расширена, внутри нее явно что-то помещено — например, лезвие меча проходящего через горло в грудь и дальше. Слышится редкое свистящее дыхание. Воздух с трудом обходит застрявшее в горле препятствие…
Дайте опомниться…
С силой проведя ладонями по замотанному повязками лицу, я вновь взглянул на несчастного, чьи глаза скосились на меня, а глотка издала новый булькающий стон. Меня невольно замутило. Стало еще хуже, когда я представил себя на месте этого бедняги.
Дайте опомниться…
Человеку обрубили руки и ноги, переломали хребет, вырвали кусок грудины и запихнули в грудь большущую сферу, уложили его тело на алтарь, запрокинули ему голову, раскрыли челюсти и вогнали в глотку что-то вроде меча, оставив снаружи лишь темную каменную рукоять.
Проклятье. Я мог представить многое, но до такого додуматься не сумел бы при всем желании.
Для чего?
Впрочем, сейчас мне не до этого. Время! Время летит! В любой момент за моей спиной могут загрохотать чужие тяжелые шаги, может раздаться голос вернувшегося Истогвия. А второго выхода отсюда нет. Я в ловушке. И стало быть решения должен принимать быстрые.
Одним большим шагом приблизившись к алтарю, я ударом левой руки выбил из груди человека жизненную сферу, а ладонью правой схватился за рукоять неведомой штуковины и решительно вырвал ее из раззявленного рта. Я понимал, что могу разорвать ему все нутро. Но так же и понимал, что несчастная жертва мечтает лишь об одном — о смерти.
Раздался стон, становящийся все дольше и громче по мере того как я вытягивал из глотки калеки непонятное оружие — а это было именно оно. Под конец стон перешел в дикий отчаянный крик. И на этот раз в крике преобладали радость и облегчение. Вместе с фонтаном темной густой крови изо рта вылетело несколько почти невнятных слов:
— Спасибо, друг, спасибо… Убей… убей быстрее… убей меня… — истерзанное человеческое тело начали бить жестокие конвульсии. Подступала агония… наконец-то она сюда явилась — ее здесь уже заждались.
Коротко кивнув, я вздел ужасный трофей и с силой опустил его вниз. Горло было открыто, а я не промахнулся. Отрубленная голова докатилась до края алтаря и со стуком упала на залитый кровью пол. Следующим ударом я разбил стеклянную сферу и жадно вобрал в себя каждую кроху разлившейся в воздухе жизненной силы.
Больше медлить было нельзя.
По-прежнему сжимая в руке добычу, я в несколько шагов оказался снаружи, на горном склоне. Вновь вдохнул полной грудью свежий воздух. Разом полегчало. И следующие шаги оказались еще быстрее — я продолжил подъем. Вершина. Мне нужно добраться до вершины, что уже совсем близко. По пути взглянул на зажатую в руке штуковину.
Меч. Это меч. Вернее тесак. Двуручный тесак с не слишком широким лезвием заточенным лишь с одной стороны. Лезвие длиной с мужскую руку. Тесать и рукоять это одно целое. Выточены из хорошо знакомого мне пористого багрового камня. Тяжелый каменный тесак. Вот что зажато в моей руке.
— Я жажду плоти… — шипящий и будто бы сонный голос прозвучал не со стороны. Он просто сам собой появился в моей голове, и я сбился с шага и едва не упал на колено.
Тесак заговорил со мной. Хотя нет… он просто произнес несколько слов вслух. Высказал свое пожелание.
Еще несколько шагов и я оказался на вершине Горы. Ничем не примечательное место. Хотя имеются некоторые признаки того, что некогда здесь был постоянный дозорный пункт. Хороший здесь обзор. Далеко видать все кругом. Вот и я взглянул вниз. Бросил взгляд на пройденный путь и на низину. Фигурки людей кажутся совсем крохотными, ничтожными. Дымное облако превратилось в кольцо, заключившее внутрь себя фигуру Темного. Истогвий — а это может быть только он так близко к страшному чудовищу — стоит в паре шагов.
— Рад был навестить дом ваш — произнес я на прощание, после чего перевалил вершину и перешел на стремительный бег вниз по противоположному крутому склону.
Я снова двигался на север. Как когда-то. В те дни, когда шел к затопленному городу Инкертиал, к тому месту, где над мертвой талой водой возвышался жертвенный зиккурат с гробницей Тариса Ван Санти.
Мне надо было выиграть время. Успеть удалиться как можно дальше до того, как Истогвий и Темный узнают о еще одной постигшей их потере. Я им не соперник. Раздавят они меня. Ладно дядюшка Истогвий. Но вот тот второй…
Лошадь. Мне нужна лошадь. А лучше две или даже три. Уверен, здесь найдется хорошая ухоженная дорога. Ведь дядюшка Истогвий просто верх безумной рачительности. Он не мог не позаботиться об этом. Посмотрим, пошлет ли судьба мне навстречу верховых разведчиков…
* * *
О это давно позабытое дивное ощущение свободной верховой езды.
Когда на тебе нет тяжелых доспехов, когда лицо обдувают потоки свежего воздуха, а одежду рвут порывы ветра. Я без товарищей и мне нет нужды в тревоге оглядываться и смотреть — не отстали ли друзья?
Новое и неизведанное летит мне навстречу.
Стук копыт приглушен — во весь опор я мчусь по широкой и ухоженной песчаной дороге. Следом за мной скачут еще две оседланные лошади без всадников, у лошадиных животов болтаются пустые стремена. Хотя не совсем — в одном из стремян застрял пустой сапог с поникшим пустым голенищем.
Прежние хозяева лошадей не успели осознать происходящее. И умерли в тягостном недоумении смешанном со страхом…
Одинокий пеший беглец, совершенно запыхавшийся, с испуганным грязным лицом и не обладающий оружием, что вывалился из кустов прямо под копыта малой группы дозорных, справедливо вызывал о себе одну мысль — это дезертир. Струсил и побежал прочь о Горы. Причем дезертир свой — ведь у Тариса нет людей солдат. Лица дозорных скривились в презрении. На меня направили копье с толстым древком. Губы первого всадника шевельнулись, но сказать он ничего не успел — я шагнул ближе, отбил копье ударом предплечья, схватил врага за пояс и стащил с седла. Стащил уже мертвое тело — мое прикосновение выпило из него жизнь до капли за долю мгновения. Затем последовала очередь остальных…
Содрав с трупов некоторое оружие, я вскочил в седло и отправился восвояси от столь гостеприимной Горы. Привязанные две другие лошади бежали следом.
Размышляя о гостеприимности Горы я ничуть не кривил душой. С того времени как я увидел это уродливое возвышение в первый раз, я заполучил в свои руки целый гномий род, много лошадей и повозок, некоторый провиант. А еще оружие, одеяла, шкуры. После чего я повел себя весьма разнузданно, учинив немалый беспорядок в чужом доме. Там поджог, здесь смертоубийства и грабеж, а тут просто переполох. Да и сам Тарис сюда не без моей помощи пожаловал.
А хозяева Горы стерпели все. И позволили мне уйти прочь. Пока что, во всяком случае.
Но буквально всей душой я ощущал, уж не знаю почему, что п о с л е д н ю ю проделку мне не простят. То что я забрал из подземной кельи у вершины Горы… за эту вещь, за это оружие мне вырвут сердце из груди. А затем заменят его клубком озлобленных ядовитых змей и похоронят меня заживо. Это самое малое.
Ибо чувствуется — мне досталось нечто крайне особое. Нечто крайне важное.
Настолько важное, что я решительно отмел даже мысль о том, чтобы задержаться в этих местах чуть дольше. Сейчас я должен скакать во весь опор. Направляться точно на север. Постараться идти таким путем, что войска Тариса встали между мной и хозяевами Горы как доспех между телом и топором.
Таинственная находка обладающая собственным призрачным голосом и возможно даже душой, этот уродливый каменный меч, находился за моей спиной — в виде толстого тряпичного свертка из чужого плаща и обрывка одеяла, перевязанного кожаным поясом. Поместить его в седельную сумку я побоялся. Если случай разлучит меня с конем и тот умчится прочь с загадочной добычей, я окажусь последним глупцом. А самая главная причина, по которой я предпочитал нести сверток с мечом сам — кто знает, может эта вещь за долю мгновения выпьет жизненную силу скакуна, окажись она в достаточной близости от лошади. И полетим мы тогда кувырком — я и умерший на полном скаку конь.
Боялся ли я за самого себя?
О да.
Боялся. Это нечто очень и очень старое. Древнее. Возможно моей находке тысячи лет. Это нечто крайне особенное, капризное, голодное и ненасытное.
Достаточно вспомнить, что каменный меч держали в ж и в ы х ножнах!
Меч постоянно пребывал внутри теплого и живого человеческого тела, подпитываемого силой из буквально вставленной в его грудь сферы. Его сберегали в потаенном месте. Держали у вершины, словно подчеркивая его важность.
И потому мне казалось, что каменный меч является частью некоего великого замысла. Частью Игры — которую вел Темный, если я правильно разобрался и оценил.
И если на самом деле так, то за мной обязательно пошлют серьезную погоню. Возможно следом за мной помчится сам Темный. Оттого я и двигался на север, вновь направляясь к затопленному Инкертиалу и удаляясь от родной скалы Подковы. Не собираюсь тащить с собой неведомую скверну, могущую погубить всех моих людей и гномов. Может и ошибаюсь, может меч не настолько страшен, но до тех пор пока не буду уверен хоть в чем-то, к нашему выдержавшему многое форту я не вернусь. Иначе последняя соломинка сломит хребет изможденному поселению.
— Я жажду плоти… — шипящий голос набрал властности, в нем появились гневные нотки, зазвучал отчетливый голод.
Отвечать я не пытался, лишь вздрогнул сильнее и пришпорил коня.
Отступление девятое.
Ужасную весть принесли в миг торжества.
Ветер крутил на земле светлую костяную пыль, смешивая прах с пылью и грязью. Оставшиеся в живых хватали запаленными ртами воздух, стояли, полусогнувшись и упираясь ладонями в колени — игра в догонялки со смертью изматывает до жути.
Вверх по заросшему молодым сосняком склону земляной чаши быстро поднималось облако урчащего серого дыма. Тварь ушла прочь. Ее удалось уговорить отступить, благо, она успела несколько насытиться. И чувство предосторожности возобладало над чувством терзающего ее вечного голода.
Древнее существо, чьи собратья уже успели обратить в прах много других миров, не желало отправляться обратно в то место, откуда пришло, где давным-давно не осталось ничего живого и где обглоданы даже коры.
Мог ли первый Раатхи исполнить свою угрозу?
Возможно. Но слишком большой ценой. Одно дело призвать сюда того, кто не сопротивляется и помогает всеми силами зовущему. И совсем другое, когда могущественная тварь сопротивляется и не желает убирать восвояси. Слишком много сил и человеческих жертв потребуется для успешного и сложного ритуала. И не меньше собственных сил понадобилось бы только для того, что пленить и обездвижить дымного монстра хотя бы на короткое время.
Но обошлось.
Существо ушло прочь.
И Раатхи позволил себе длинный облегченный вздох.
Тарис! Этот обуреваемый местью мальчишка обезумел! Как можно призывать в союзника того, кто пожирает целые миры, заполняя их сухим костяным прахом? Даже тысячу лет назад, когда дела пошли совсем плохо, когда новорожденная клятая Церковь начала теснить приверженцев древнего Искусства, даже тогда погибающие один за другим жрецы великого Морграата не осмелились призвать в мир чудовище, не признающее над собой ничью власть. Ведь это жнец с остро наточенной косой! А что случится, коли ты пустишь в пшеничное поле такого жнеца? Ответ очевиден — рано или поздно на поле не останется ни единого пшеничного колоска.
Раатхи предпочли умереть. Счастливчикам удалось скрыться глубоко-глубоко в старых шахтных выработках, оскудевших и заброшенных, где они впали в долгий непрерывный сон, отгородившись от жаждущих их смерти людей толстыми каменными стенами. Церковь глупа… она очистила поверхность земли, но не заглянула вглубь. То же самое, что снять с яблока подгнившую кожуру, но не заметить гнездящихся внутри очищенного плода червей.
Первый Раатхи медленно стряхнул с рукава черного балахона налетевшую пыль, едва заметно скривил тонкие губы в усмешке. Червь? Он не боялся подобного сравнения. Ибо черви прекрасные создания. Образец выживания и приспособляемости. Моргаат свидетель — за прошедшие столетия он неплохо изучил это умение. В то время как прочие погибали, он сумел уцелеть и сохранил о с о б ы е вещи. А затем услышал звучащий в голове тихий голос, говорящий с ним и рассказывающий, что следует предпринять, дабы вернуть те времена, когда Морграат и Искусство правили миром.
— Т-там… — судорожный выдох говорящего прервался, уже пожилой запыхавшийся воин в богатом плаще, закашлялся, но продолжил указывать рукой вверх, на вершину Горы — Т-там…
— Что там? — громыхнул раздраженно Истогвий, с трудом скрывающий обуревающее его бешенство, пылающее в нем уже очень давно — столько беспорядка в хозяйстве! Столько потерь! И все случилось именно сейчас, когда прибыл сам Хозяин…
— Комната тайная… — выдохнул воин — Разорена… Та куда вы наведывались часто, дядюшка Истогвий. Подчистую разорена. Феколрий мертв, стекло повсюду битое, а меч… меч пропал!
Он произнес эти слова и умер.
Ноги его подкосились, голова упала на грудь, руки бессильно повисли вдоль тело и он мягко упал на засыпанную костяной пылью землю. Умер в мгновение ока. Равно как и остальные, кто стоял ближе, чем в полусотне шагов. А таких было немало — несколько десятков воинов медленно подходили ближе, завидев, как уходит прочь дымная тварь. Некоторые вели с собой лошадей, резонно полагая, что дядюшка Истогвий пожелает отправить их в разведку по окрестностям. И все они молча упали и умерли. Их лица остались спокойны и расслаблены. Ни выражения ужаса, ни боли. Казалось, что из их тел одним рывком выдернули саму жизнь.
Вокруг первого Раатхи образовался огромный круг заваленный трупами. На ногах остался лишь Истогвий — застывший и неподвижный, вздевший лицо к небу, скрививший лицо в гримасе беспомощного гнева.
— Догнать — Раатхи говорил тихо, но его услышал почти каждый — Забрать. Кто? Кто?
— Я догадываюсь — гримаса обычно всегда спокойного Истогвия могла бы испугать любого — Догадываюсь кто. Живучий ублюдок. Я сокрушил его. Но он вернулся… цепляется за жизнь как раздавленное насекомое.
— А ты? — налившиеся мертвенной белизной глаза Раатхи уставились на дядюшку Истогвия — А ты цепляешься за жизнь, мой старый друг? Может ты уже устал дышать? Ведь прошли столетия с нашей первой встречи…
— Цепляюсь. И не забыл вашей милости. Я догоню. Я заберу.
— Догони. И забери. Я же останусь здесь и положу конец играм зарвавшегося мальчишки императорских кровей. Пора вернуть заносчивого никчему обратно в могилу и уже навсегда. Постой!
Дернувшийся к воинам Истогвий замер.
— Пять ниргалов. Десяток лошадей. Двадцать самых ненужных тебе людишек. Приведи их вон туда — тонкий и неестественно длинный палец указал в сторону плотного скопления старых сосен — В погоню за вором возьмешь с собой подкрепление. Особое подкрепление. Что ты знаешь о том, кто похитил душу Горы?
— Он живуч — повторил свои недавние слова Истогвий и чуть подумав, добавил новые — Умен. Решителен. Смел. Очень силен. Мстителен. Хитер. Я пытался убить его, но судьба оказалась не на моей стороне. И вот расплата… — скрипнув зубами, Истогвий продолжил — Для меня не может быть худшего наказания. Моя вина. Я искуплю. Догоню, заберу, убью.
— Ты не смог убить обычного человека…
— О нет! Он не обычен, владыка! Я не смог увидеть, но смог ощутить — над ним кто-то постарался. Кто-то из умеющих обращаться с Искусством.
— Сферы в теле?
— Нет. Ни одной. Чрезмерная сила содержится прямо в его теле. Столь же естественно как вода в сосуде. Я не встречал ему подобных ранее.
— Интересно… можешь взять его живым?
— Нет! — отрезал Истогвия — Я не встречал столь живучих и загадочных, но много раз сталкивался со столь упрямыми. Таких надо убивать сразу. Давить безжалостно.
— Хорошо. Тогда раздави безжалостно и верни вещь принадлежащую мне.
— Будет исполнено. Я отберу людей и лошадей. Отведу их к указанному месту.
Повернувшийся Истогвий широко зашагал прочь.
Кривящий губы в той же усмешке Раатхи смотрел ему вслед и вспоминал их самую первую встречу. Давно это было. В те времена, когда в ныне уже не существующих Западных Провинциях вот-вот должна была разгореться страшная война, чье пламя он старательно раздувал.
В те дни они не знал покоя, колеся по давно исчезнувшим дорогам от одного дворянского родового гнезда к другому. И шептал, шептал, шептал слова в уши всегда чего-нибудь да жаждущих людишек — большей славы, большего богатства, большей власти, большей независимости от могущественного восточного соседа. К его словам прислушивались. По его воле снимали со стен оружие и доспехи, шли войной на бывшего друга или даже родича. Все во имя особой и тщательно скрываемой великой цели, путь к коей он строил на протяжении долгих столетий. Почти никакого Искусства. К чему? Достаточно и простых слов — главное произнести их нужному человеку в нужный миг. Власть простого слова огромна. Слова крушат целые цивилизации…
Тогда-то, на одной из дорог, к концу душного жаркого дня, он и встретил Истогвия.
Забавного карлика росточком в два локтя, только-только разменявшего пятый десяток, посмевшего полюбить первую красавицу деревни и получившего насмешливый отказ.
А как иначе? Другого исхода и быть не могло.
Кособокий карлик с седыми висками, узловатыми руками, бочкообразным торсом, кривыми ногами, мрачным нелюдимым нравом. И юная дева, высокая, с тонким станом и пышной грудью, волоокая и пышноволосая. Подобный союз невозможен. Разве что вмешается сама любовь, столь воспеваемая хриплыми менестрелями в чадных трактирах. Но любви не было и в помине. Согласия не было дано.
Осмеянный и униженный Истогвий в тот день ушел из деревни к проходящему поодаль торговому тракту. То был перст судьбы, не иначе. Так они и встретились, в миг, когда карлик сидел в тени старого дуба у дороги и медленно отрезал уши связанной и визжащей собаке. Он так увлекся, что не заметил приблизившихся путников.
В тот вечер Раатхи остался на ночлег в доме карлика. Они провели за беседой всю ночь. О многом говорили, многое обсуждали. Истогвий и в те времена прекрасно умел вести хозяйство, обладал недюжинным умом и кровожадной жестокостью, тщательно скрываемой в глубине души. Местный изгой добившийся денежного благополучия собственным умом. Построивший слишком большой для него крепкий дом. Сделавший предложение любимой девушке и ушедший от нее осмеянным.
Они беседовали и беседовали. А ближе к утру карлик Истогвий ушел ненадолго, но вскоре вернулся с небольшой тележкой, где лежал связанный отец той самой девушки. Он тоже смеялся над уродливым коротышкой посмевшим сделать предложение его красавице дочери. И он же выставил карлика за порог ударом ноги в поясницу. Отец девушки был крепким мужчиной полным жизненных сил. Он отлично подошел для целей Раатхи…
В следующий раз Истогвий ступил за порог иным человеком. Высоким, крепким, с прямой осанкой. Он вырос втрое, изменился почти полностью — прежними остались лишь его спокойные и будто бы сонные глаза потомственного крестьянина. И мало кто мог бы заметить пылающие глубоко в его глазах огоньки звериной жестокости…
Утром Раатхи покинул гостеприимный дом, увозя с собой согласие нового верного слуги прибыть к расположенному на юго-западе древнему сосновому бору. К исходу того же дня любовно выстроенный дом бывшего карлика Истогвия разом полыхнул со всех четырех углов и вскоре сгорел дотла. Разгребшие еще тлеющие угли селяне среди пепла обнаружили останки двух человек. Скелет мужской и женский. А сам карлик бесследно пропал…
Но довольно витать в облаках — Истогвий уже возвращается, ведя за собой ниргалов, лошадей и людей. Именно в таком порядке. Он всегда умел правильно оценивать важность того или же иного…
Кем бы ни был тот загадочный чужак осмелившийся причинить им столько бед, он будет пойман. И вернет украденное. А затем умрет мучительнейшей смертью…
